Костя

Лисицей дым серебряный крадется.
Ночь воскресает шоколадным лоском.
Взорвавшись черным горизонтом,
холодный поцелуй Венеры
тлеет вдалеке.
Сломанные кости
городских ущелий.
Призрачные сферы
фонарей.
Льдом пробивается в руке
осенний трепет.
Сбивает ноги листопада
сочный вихрь…
Мне на рассвете
снова о тебе
печаль хранить,
сгорать свечой желаний,
говорить
молчанием
аллей нагих.

Он решил, что мы потомки мартышки,
Похотливой вороватой кривляки,
И нашёл учёный мир, что сей мистер
Есть оплот всех атеистов; (собаку
Хорошо хоть не назначил нам в предки…)

Он гипотезу придумал такую:
Всё развилось от «блохи» наименьшей,
Черепаха с моря вышла на сушу,
И в итоге выживает сильнейший –
Это вкратце. (Краткость чья там сестричка?)

Археологам наказ был конкретный:
Раскопать в слоях земной эпидермы
Доказательство – скелетик заветный –
Главный козырь...

А намедни, у соседа,
Бобик сдох.
Перехода к рынку, бедный,
Бобик вынести не смог.

Сколько с ним сосед ни бился,
Объяснял - сам нищ живу,
Бобик с ним не согласился,
Бобик есть не мог траву.

Бобик не был демократом,
Бобик был дворовый пес,
Для него, была бы хата,
То бишь, будка, рядом кость.

Что еще для счастья нужно,
Не понять его уму,
Пища, кров, соседка Жучка,
Скучно все же одному.

Бобик был дитя застоя,
Он родился с ним, с ним жил,
Но явилась...

Беру роман я с книжной полки,
Культуры нашей яркий свет,
Зачитанный до самой корки,
Былиной стал прошедших лет,
Прошёл проверку в поколеньях,
Внёс память в кольца на деревьях,
Они хронометры живые,
Дубы из сказки вековые.
Вёл гений Пушкина всех нас,
Формировал сознанье наше,
И с ним мы становились старше,
Из года в год, из класса в класс,
Чтоб либералам2 рассказать,
Чью и почто3 ругаем мать4.

1.Carthago delenda est – Карфаген должен быть разрушен.
2.«Русский либерализм потерпел...

Бредёт уныло караван,
Несут венки, кошёлки, сумки.
На угощенье каждый зван,
Без звона осушают рюмки.
Одну, другую пропустить,
На миг связать с ушедшим нить.
Хорошим словом помянуть,
Сказать о человеке суть.
В тот мир, куда уйдём мы все,
По постоянной кривизне1,
К родне вернувшейся, извне,
Чтоб стать героями эссе.
Свет полон скорби в этот день,
В онлайне давит смерти тень.

1.В своих известных работах, посвященных общим космологическим вопросам, Эйнштейн и Де-Ситтер приходят к двум...

Когда творит гипоталамус,
Молчат и Кант и Настардамус…
Гремит гормон. Срывает крышу.
И с корабля сбегают мыши.

Когда гипофиз с гиппокампом
Решили штамповать эстампы,
Срубить слегка бабла на шаре…
То вышла – пара полушарий…

Всем напоказ, нарастопырку,
Как третий глаз прищурив дырку…
На что решился мозжечок…
Не ловко, право…. Все, молчок!...

Лишь только попа, что прикрыта,
Костями, кожей и прической.
Творит!... Шевелит целлюлитом!!!...
О! «Дон Жуан»!.. «Аида»!.. «Тоска»!..

Соплеменники и товарищи,
Все, кому я был ко двору,
На Ваганьковском меня кладбище
Схороните, когда умру,

Чтобы талой водою вешнею
Мне б горланили свою песнь
Старожилы, кутилы здешние,
Столь любимые даже здесь.

С глаз долой едва схоронившийся
От капели, что март сложил,
Видел вновь бы себя родившимся,
Точно вовсе ещё не жил.

Ну, а если могильной братии
На желанье моё плевать
Или снобов аристократия
Не захочет меня принять,

Вы, друзья мои и товарищи,
По мытарствам моя...

Война.
Кровавая земля,
Смрад гари, мяса, грязи, пота…
Война.
Горящие дома
И вновь оплакивать кого-то…
Война.
В сукровице бинты,
Мольбы и стоны, раны, культи …
Война…
Каталки, костыли,
Гангрена, жар, агоньи муки…
Война.
Сожжённые мосты,
Снаряды, бомбы, мины, пули…
Война.
Дозоры и посты…
Молись, чтоб часовые не уснули…
Война.
Сирены по ночам,
Бежать, укрыть себя и близких…
Война.
Страданья матерям,
И счастье мародёрам низким…
Война…

Ивано-Франковск
октябрь 2009г.

Сижу один и слушаю Хвостенко.
Выходит некто в черном из простенка.
И говорит, к груди прижавши вилку:
"Негоже мне червей давить затылком.
Мне надоело молча спать в могиле.
Хотя меня мои стихи убили,
Застряли в нежном горле рыбьей костью,
И умер я сраженный черной злостью,
Всему виной - один румяный критик,
Своей строки кастрат и паралитик.
Зато хотел меня на путь наставить...
Ему хочу я эту вилку вставить!
За все года немой могильной жути
Хочу дойти я в нем до самой сути,
До...

Бог землю сотворил и создал твердь.
На день седьмой почил Господь без дела,
И было любо-дорого смотреть,
Как воинство чирикало и пело.

***

(Я не знаю как вас, а меня красота не боится
На полях среднерусской до боли родной полосы.
Вот ещё одна бабочка рядом со мною кружится,
Грациозно садясь на мои выходные трусы.

Яркий цвет лепестков городской суетой не загажен
И опасен для женских сердец как ночная свеча.
Впрочем, гостья моя, может статься, не бабочка даже,
А самец бабочковый...