Клуб

Так вот трудились в советские года!
Девчонки наши, красавицы тогда…
На трассах они никогда не стояли,
Своим телом тогда не торговали.

Пятилетние планы по строительству
выполняли!
Такой спортинвентарь, днями из рук
не выпускали…
Коль влюблялись эти красавицы в кого,
Любили всю оставшуюся жизнь, ого го!

Это сейчас в Фитнес-клубах пропадают…
Да! Летом на морях кое-кого ублажают,
Гутарют, что в зимний период скучают…
Вот в клубах, мышцы они там и качают.

Как будто билась в небесах
Огнём Жар-птица.
Роняла перья на леса,
И дым клубиться
На сухостое начинал,
Взвивался круто.
Огонь гудел, стволы лизал
И смачно, грубо
Хрустел корой, костьми ветвей,
Стелился низом:
И выползал на плешь полей
Драконом сизым.
Жар-птица билась в небесах,
Роняла перья.
Поля дымились и леса,
Спасались звери.

Тянуло гарью в городах,
Асфальт дымился.
Спасались люди в коробах,
Бетон пылился.
В каньонах улиц змей цепной
Автомобилей...

Затаи дыханье – неприятность,
Неумытый, грязный небосвод,
Неприятность – с нею лучше в прятки,
И не видеть неприкрытость вод.

Пусть течет вода серее неба,
Рябь души клубиться над водой,
Кто бы ты ушедший в небо не был,
Станешь словно памятник литой.

Обойду я взглядом грусть земную,
Скорость надо во время сбавлять,
Поворот дороги я миную,
И увижу ровную я гладь.

Господи, шоферы – шоферюги!
Едите: опасно! Поворот.
Не в воде, ни щуки, ни севрюги,
Не пройдете вы дорогу в брод...

Со смиренными глазами,
Как в писаньях вековых,
Человек припал губами
К лику образов святых.

Он пришел к святым иконам,
Где с лампад клубится дым,
Нету здесь мирских законов
,Здесь он с совестью один.

За былые пригрешенья,
Просит Господа простить.
Все тревоги и сомненья,
Дать понять и не судить

Веру сердцем принимает,
Тот, кто в суть ее проник.
Кто душою понимает,
Как он мал и как велик.

М. ВАСИЛЕНКО

Шашлык и красное вино,
не то, что в нашем подмосковьи.
Я не могу понять одно,
а это что, средневековье?

Вулкан, откуда здесь песок
и пальмы стройными рядами?
Откуда взялся уголок,
с его волшебными садами?

Внутри горы горячий жар.
На нём готовится паэлья.
Конечно это - Божий дар,
здесь утром, даже, нет похмелья.

Кальмары, рыба, чёрный рис,
а ночью в клубах вечеринки.
Я здесь, как мачо и маркиз,
здесь и брюнетки и блондинки.

Вокруг безбрежный океан,
прикрытый синим одеялом...

Если Мне суждено остаться
Без Твоего тепла.
Я зажгу все свечи,
Что бы сгорела дотла.
Любовь как старые письма
Пусть клубиться дым.
Я Тебе не нужен
Я стал другим.

Я стал другим.
Стал таким, каким Я был
До встречи нашей
Не знал Я бед и не тужил.
Я стал другим.
И Мне по кайфу это блин,
Никакой другой
Не дам Я шанса на разбой!

Пусть Мне суждено скитаться
В искании чудес.
В мир забавных тайн
Откроет дорогу бес.
Лес подарит влагу,
Дождем омоет кровь.
Играет в сердце брага...

Молю, что пес, скулящий у порога –
Не уходи, ты так мне дорога!
Но давит сердце гнусная тревога
Тяжелая, как талые снега.

А там, за дверью, на границе смерти,
Два сердца догорают, как свеча.
« Все, что могли, мы сделали, поверьте» -
Как приговор звучат слова врача.

Холодный снег сплошной стеной клубится,
Заводит ледяную карусель.
И ветер воет раненой волчицей,
Ломает крылья белая метель.

В студеном мраке выстоять не в силах,
Больничный стынет, стонет старый сад…
У каждого...

Люблю Москву в крещенские морозы,
Когда клубится город паром,
Когда мороз и ветер выбивают слёзы,
Когда всем ясно – русским и татарам,
Что россиянами зовёмся мы недаром

Сияет солнце, небо сине,
Лежит страна в снегах до океана,
Кто послабей, сбежал в другие страны,
А мы с тобой остались жить в России

И гордый малоросс, поляк спесивый,
Вертлявый турок, немец бережливый
Спешат в Москву просить сибирский газ,
А мы не жадные, не жалко нам для вас,
Прощаем прежние вам недоимки...

Саднят глаза сухие, жгут,
А сердце плавится от боли.
Соломы догорает жгут,
Земля черна, чернее смоли.

Иссушенную зелень трав
Покрыл налетом пепел серый,
Надежды на рассвет поправ,
Пытается лишить нас веры.

Горелые пеньки берез
И горький дым клубится в поле.
Глаза, не видевшие слез,
Заплачут сами, поневоле.

Вечерело,
И месяц худой над забором
Свисал новогодней игрушкой, а крыши
Клубились протекторной пылью, и город
На солнышке грелся — весенний и рыжий.

То, жмурясь, толпился у ржавых киосков,
Стократно размноженный в радужной пене,
То вдруг замирал, и, зимы отголоском,
Срывался воробышком на преступленье.

И тотчас, напыщенным сизым комочком,
Обхаживал узкий карниз и неловко
Взрывался тугой тополёвою почкой,
Смущённый и гордый весенней обновкой.

Неистово били челом протежёры...