Капля мёда

А на дворе опять весна,
Набухли, распускаясь почки.
Расцвёл куст жёлтый, яркий у окна,
И на берёзе первые листочки.

А небо чистое сегодня, голубое!
И мир ожив, ликует и поёт.
Весенний воздух нас пьянит собою,
Хмельной как бражка, сладкий словно мёд.

И кровь бежит опять быстрей по жилам,
И взгляд опять, задорный и шальной.
И в жизни всё, как в юнности, по силам,
И только Бог и Небо надо мной.

Ведь только Бог и Небо изменяют,
Без спроса жизнь, случайности послав.
Всё без меня...

Потому что нельзя... но ведь ты уже стала,
И ничем не убрать красоты твоих форм.
Очертанья твои не испортят лекала
Модельеров, рисующих всяческий вздор.

Все колени попоной прикрыть невозможно,
За корму я ваще ничего не скажу.
Косметолог, как много бы лет он ни прожил,
Лиц таких и не видел, понятно ежу.

Не сравнится с тобой никакая алкашка,
Оценить, правда, это могу я один,
И не мёд пить с лица, а лизать простоквашу
(Мне врачами прописан ацедофилин).

Красотою своею...

Да, медведь никогда не летает,
Если только он тучкой не станет.

Всё в берлоге о том лишь мечтает,
Что когда вдруг он тучкою станет,
Проследит, что все пчёлы на поле,
Подлетит к их дуплу, как на шаре,
Будет мёда есть сколько захочет
И никто ему не помешает.

Сергей Прилуцкий, 20.04.2012, Алатырь

Я не поклонник круглах дат,
Мне лет сегодня пятьдесят.
Всего полвека — ерунда,
Вот стукнет сто — напьюсь тогда!

А пятьдесят — ведь это мало,
Их незаметно жизнь сожрала.
Они ушли прочь навсегда,
Быстрее чем в песок вода.

За эти годы всяко было:
Жизнь то ласкала, а то била,
То сладкою была как мёд,
То горькой, полною незгод.

Бывало всякое, но всё же,
Я не пропал — спасибо Боже!
За то, что Ты мне помогал,
И мне грехи мои прощал.

Люблю, любим и жизни рад,
Плевать на то что...

Твоя нежность раскрылась в моей ладони цветком декабря –
вот он, пророс алебастровыми снежинками ледяных облаков.
Моя любовь – горящее по наитию пламя, вылитое, словно нагая заря,
раскаленной сталью на полотно-платье дорог,
освещенных импровизацией. Твоё сердце – мёд золотой, тающий под лучами
моих осколочных глаз, моих непрошенных губ.
Моя надежда – брошенная на задворки свеча,
ей бы лучше молчать, но она расплескала тени вокруг,
несмотря на уголь стен и углов, копоть рук и печаль...

«Пустое лето и осень и зима», весна
всё пусто? кристалла грани, вершины
пустоты, свободы, инерции предел?
удел счастливых? доступных ко всему?
порыва ради, потребности и трепет и старанья
на задний план? а перспектива яви? (где нави
нет и правь в одно сольются и столкновения
и трения пустяк?), скольжение по плоскости, а
как? паренье, в «вакууме», джем молитв,
где горечь слаще мёда? а горе, образ главный?
сошествия, внимания, и скорби о днях,
наполненных и суетных, увольте, расстройте...

«Не отягчай ненужным грузом дух,
Но плоть не утончай анорексией,
И, если мысль и чувство не в ладу,
Помедитируй, брат, – коан осилишь»…

Так роши говорил мне, и сопел,
Пузатый роши, властелин Сатори,
И дело было в полночь, на тропе,
А может, утром, где-нибудь, у моря…

Голодный волк лизал его ладонь,
И рядом трижды ухнул мудрый филин,
А мне вдруг захотелось – за кордон…
Подальше от соседей-некрофилов.

И груз тяжёл, но бросить невдомёк,
И ближе к телу кимоно своё же…
Слетелись...

Что жарко? застарела рана, края обветренны
и стон, не вызывает перевязка? а промывания?
развязка, мозгов, не ускоряет откровений?
медуза, мёд, варенье, стан, обвит и лозы,
плюща след, улиток, бабочек, жуков, укроют
крыльями подков, и изумрудные свирели не
выведут из тени ели, что скрыто, стёрто, амб-
разура, закрыта, вот какая дура.

Желе шагреневое ляжек,
Обвисшее тряпьё грудей,
Зубов желтеющая каша,
И на подпевках хор бл…дей.

Она ласкает жадным жалом
Холодной плоти тленный мёд.
У впало-бледных глаз – скрижали,
В скрижалях срок – день, месяц, год.

Гнилой туман – дыханье девы,
На ржавых кудрях – мёртвый бриз.
Незваная, она средь первых.
Ей имя смерть; а может – жизнь…

дьявольский orange закатного шара
рдеет над ухом огненной сферой,
раненой ласточкой бьется кривая
горизонтальной дали; примерно

на расстоянии – дланью подать –
тёмное море, волны-сирены,
тенью сиреневой пенная рать,
гребней сапфировых рваные вены.

месяц заточенный режет равнин
облачно-карих, небесно-дремучих,
сумрак прожаренный, и исполин
влажный утёс отливается тучей.

бег сатанинский плеяд и пожар
кедров кудрявых; с аллей-одиночек,
в алых следах поцелуев, скрижаль –
течь...