Каменеющий

Лица - каменные маски,
Жизнь застыла в их глазах.
Не живут в душе их сказки,
Поселился там лишь страх.

Страх, что вот сейчас обидят,
Или не дадут чего.
Света Божьего не видят
И не ведают того.

Лица - каменные маски,
Угасает жизнь в глазах.
Алчут только плотской страсти,
В души вполз животный страх.

Страх, что что-то вдруг отнимут,
Что-то станет - не "Моё!".
Но придёт пора, и сгинут,
Страхи все в небытиё.

Только каменные маски,
Как и мёртвые тела,
Не проводят души к...

Поглощающий трепет горящей лучины,
В его цвете бездонном ифриты и джинны.
Не имеющий правды своей отражения,
Его цель все цвета поместить в заключение.

Он в природе своей будет скользкий как угорь,
Но оставит следы каменеющий уголь.
Там где скорбь и печаль, очертание погоста,
Без ответа живут в его пасти вопросы.

Восхваляющий мрак и ночей обаяние,
Привлекающий ужас и страх в подсознание.
Он попутчик бойкота, лицо саботажа,
Покрывающий истину бархатом сажи.

Продвигающий...

Яков Есепкин

На смерть Цины

Пятьсот двадцатый опус

Мрамор любят пустые сады,
Расточимся по тусклым аллеям,
Яблок жаждать ли, мертвой воды,
Выйдем хоть к бледномрачным лилеям.

Желть запомни, холодных лепнин
Темность гордую, негу подпорок,
Черных роз каменеющий сплин
Облечет еще гипсовый морок.

Станет матовый яд кисеей,
Чернью батика золото спрячет,
И над каждой тлетворной змеей
В цвете палом царевна восплачет.

Пятьсот двадцать первый опус

Днесь златое на красном...

В земных параметрах предельно-тонкий Мир,
Стерильно-честный и невидимо-упругий,
Имея, не даёт ориентир, -
Где он снаружи, где внутри Округи.
Имеющим, - там дарится ещё,
Кому потребуется жизненно-насущно
Вздохнуть сердечностью душевной горячо,
Стремленьем Духа, лишь ему присущим!
В людской среде насильственно-больной,
Среди различных, разновекторных напутствий
Твой юмор, Сатья, нежно-озорной
Спасает от ненужности сочувствий!
"Всё справедливо! - Чувства говорят, -
Всё наилучшим...

Дыши, древняя память ютится тишью безбрежного первозданного леса, океанами зелени;
сосновыми склонами гор Аркадии; густыми вязами и каштанами севера Апеннин;
одиночеством, тьмой и молчаньем Герцинского леса к востоку от Рейна;
кипарисами в святилище Эскулапа; древесными демонами и могилами
с вечнозелёными соснами и кипарисами в Поднебесной; бракосочетаньем
дерева Манго с жасмином в индийских садах; жертвенными пирогами
и винами на грудах камней в Корее; душами мёртвых предков в деревьях...

Тяжесть золотой руды
в каменеющих аллеях.
Солнце путает следы.
Уголёк заката тлеет.

Вдоль дождливого стекла
стынет взгляд потухших домен.
Нежность в сердце умерла,
чтоб взойти луной бездонной.

Осень сердце обожгла,
прорастая в сердце ветром.
Вдоль дождливого стекла
пустоту роняют ветви.

Грязь осенняя в душе.
Серебром ласкают свечи.
Нежность гонит боль взашей,
камнем падая на плечи.

I

Когда у ночи вкус
бессонницы и ветра,
когда сквозь шапки сосен
льётся влага звёзд,
и в памяти ладоней –
теплота песка,
а на крыльце –
ленивый хор цикад,
я прикасаюсь,
словно к девственной прохладе,
к полночной тишине,
набросив тень на сердце,
и нахожу в луне –
печать Джоконды,
и жду рассвет,
боясь пошелохнуться,
чтоб не спугнуть туман
седой реки.

II

Вечер
разбросал сто дорог.
Солнце качнулось на ветке.
Саван рубиновой пыли
лёг закатом на берег.
Птицы, лесные...