Изумрудный пепел

Моим глазам,видевшим так рано,
Что нежна ты,нежен твой силует,
Проснувшимся,как пепел из вулкана,
Как лучины из рассвет,
Окунувшимся,в аленькие сети,
В хранилище,где звон и мириам,
Моим глазам в юности и смерти
- Неумирающим глазам! -
Зацелованным в любви по картинам
Где их никто не ждал и не ждет.
Моим глазам,как сокровенным книгам,
Настанет свой черед.

Снова ложь, и обман, и предательство вновь.
Снова сердце разорвано в клочья,
И запятнана грязью святая любовь,
И надежда жить больше не хочет.

Этот мир - он жесток, он коварен и зол,
Из обид и предательств он сделан.
Здесь добро и любовь возвели на костер,
На их место поставив измену.

А была ли любовь? Да, наверно была,
Но она растворилась туманом
И надежду, и веру с собой забрала,
Мне оставив лишь пепел и камни.

Где был сад, там теперь лишь пустыня лежит,
Свои земли...

Любовь витает в облаках,
Её лучи сердца пронзают.
Одних они сжигают в прах,
Других лишь только обжигают.

Попав под действие лучей,
Поэт красоткой очарован.
Горел, писал поэмы ей,
Он был судьбою поцелован.

Любовь сожгла его дотла,
Развеял пепел южный ветер.
Её лишь только обожгла,
Ожог любви едва заметен.

Душа поэта вознеслась,
Замолкла пламенная лира.
Крылом коснулась девы страсть,
Она тотчас его забыла.

Изогнувшись под грузом вопросов,
Не от мира, один-одинок,
Шёл по жизни бродячий философ,
Нёс в ладонях живой огонёк.

Шёл по жизни, присушенный с виду,
На пустое совсем не речист.
Верил истинам вечным, а кривду
Перечёркивал взмахом ресниц.

Но нечасто встречали с любовью,
Награждали, порою, плевком.
Шёл он дальше, охваченный болью –
Всё своё находилось при нём.

Хохотали в лицо оголтело…
Принимая природу как храм,
Человека хотел переделать,
Человека по имени Хам.

В ореоле...

Уж не даст тепла костёр остывший,
Только запах гари не живой.
Рвался к свету я, но так вот вышло,
Что сгорел, мир не согрев мечтой.

По степи раздует пепел ветер,
Плешь костра оставив на лугу.
Жизнь прошла, а я и не заметил,
Обронив покой в ней на бегу.

Ночь наступит и на небе вспыхнет,
Среди звёзд, неяркая — моя.
Её скроет туча массой рыхлой,
А у тучи рванные края.

По весне кострища круг травою,
Скроет мир, забыв тепло огня.
Он как я, мир не согрел собою,
И его забудут, и...

- Что такое любовь,
Скажи, для тебя? -
С любопытством взглянув
Ты спросил у меня.

- Это горечь страданий
И пепел разлуки
И на затылке
Сцеплены руки.
Это взгляд в пустоту,
Перемотка сюжета
И мысль в голове:
'' Да за что мне все это?!!''
Это бред, это страх,
Это рвущая сила
Это кровь на губах,
Что я прокусила.
Это боль, это стон
В тишине темной ночью.
А предательский сон
Приходить все не хочет.
Это взлет в вышину,
А там... - наудачу...
Неуверенность в том,
Что сейчас не...

За окном молчит туман,
Ветка трется о стекло.
Позади - один обман,
Отчего ж в груди тепло?

Сосен аромат
Среди мшистых скал
Удивленно рад,
Что я не устал.
Мой рюкзак летит
В хвойную траву,
Чтоб себя найти,
Небеса зову.

Воин побеждать устал,
Робкая флейта звучит среди скал.

Душа моя как белый лебедь
Над Галактикой сияющей летит
Туда, где никогда я не был,
Где ни кому меня уж не найти.
В холодной каменной пустыне
У костра спина немного стынет.
В далеких смутных городах...

Сквозь цепи сонных облаков
скользит, фуникулёром, лето,
а позади, плетётся ветер,
с горячей пылью на зубах,
смешав загар и свежий пот
полуденного света,
в ладошках воровато-худосочных.
Вдоль оспенной обочины –
вал придорожных тополей
скрепляя сухость рощ, полей,
рассеивает пепел
беглых кровель,
и обронив зёлёный пар,
волом вздыхает, он устал
опорой быть пространству встречных глаз.
Травы стихийный перепляс,
где шум воды, как грязь, увяз,
щекочет, стружкой, грузный банный воздух...

Я печь Освенцимского крематория,
Я жру людскую плоть: видать так надо?
И застилаю окружающую территорию
Густым и черным дымом, тошнотворным смрадом.

Я ем замученных, расстрелянных, удушенных,
И обессилевших от голода, живых детей,
И днем и ночью мое чрево равнодушное
Готово в дым и пепел превращать людей.

Мой голос - крики заживо сжигаемых,
Шипение горящих тел, их треск,
Лязг ржавых створок, часто открываемых,
Гул пламени, отбрасывающего злобный блеск.

Из кирпичей я грязно...

Как львица в бронзовой саванне,
крадётся мгла
на рваной ране
неба.
Мы встанем рано,
с первым поцелуем
горизонта,
и обратимся в слёзы
из песка и пыли.
На загорелых спинах пальм,
мы высечем последние слова,
и жёлтый воздух,
огненным приливом,
сожжёт их ветхий хворост,
рассеяв нас
между кустарников степных,
как чистый пепел
погребального костра;
и чей-то голос
будет вторить,
знойным ветром:
“Воистину,
любовь сильнее жизни”.