Издавать

Там, где обилие витрин,
Гудки, мигалки, шум машин,
Стоял малыш и маму ждал,
Что забежала в магазин.

Пред самым носом малыша
Подъехал «транспорт» не спеша…
«Вот это да! Живая лошадь!» --
Сказала кроха, чуть дыша.

А кучер, издавая вздохи,
С телеги соскочив, нырнул
(Едва в витрину заглянул),
В тот магазин, где мама крохи…

Недолго там он побывал.
И на телегу уж взобрался.
Малыш, лишь «Трогай!» -- услыхал,
В недоумении остался.

У крохи был вопрос один:
Какая может быть езда...

Я все еще лежу укрывшись одиночества свинцовым пледом,
В пустой моей квартире, не спросив, хозяйничает тьма,
По комнатам неистово снуют тоска и боль...за ними следом,
Не издавая звука я кричу, закрыв уставшие глаза...
Пытаюсь вырваться из этого судьбой построенного плена...
А в голове моей...еще звучат твои последние слова...

Среди тайги, где человек давно уж не был,
Среди простора красоты
Прекрасный Бог играл на флейте
И сотворял мир по велению души.

Есть то не сказ, а быль святая
И лишь подвластна одному
Кто свет любви в себя впуская
Откроется навстречу дню.

Нюх навострившая волчица
Бежала в сторону воды
Откуда свет небесный лился
И согревал теплом любви...

Улыбка нежная простая
В глазах целой Вселенной свет
И звуки мира издавая
Любовь окутала рассвет.

Небесный Бог играл на флейте
И...

-Резать, не дожидаясь перитонита, - кричал Ни-
кита, оперировал пространство и время (со все-
ми полями, и взаимодействиями, не смотря на
последствия, не терял секунды, действовал быс-
тро и остроумно, как скальпель, тремор рук, ус-
покаивал, вышибал клин клином, вот такая бы-
ла картина, гравюра, а Нюра, не была дурой,
подглядывала, за его проделками, и нам, внут-
ренним органам докладывала, туда, куда надо,
и получала, мармелада и плитку шоколада, лю-
били сладкое, мать родную...

Ты муза ведь моя. Ты мой источник вдохновения.
Откуда ты, скажи, на этот свет пришла?
По что, любимая, мою судьбу ломая,
Совсем ты не играла, не лгала?

Про что шептали губы в долгом поцелуе?
Зачем безумные объятия опять?
Сквозь тернии, как суждено, бегу я,
Хочу успеть к тебе, не опоздать.

А одиночество врывается сквозь вечер,
Заполоняет время, душу, мысли, сон.
Лишь за окном завидует мне ветер,
Почти неслышно где-то плачет телефон.

Вот задыхаюсь, разогнавшись в вечность...

Кусочек счастья - чувствовать тебя,
Когда губами нежными касаешься меня,
И твой язык, по телу моему скользя,
Всю будоражит, в трепет, приводя меня.

Это блаженство быть в объятиях твоих,
Почувствовать всю силу рук таких родных,
Люблю так телом ощущать тебя своим,
И прошепчу на ухо милый ты всегда любим.

Закрою я глаза опять свои на миг,
Чтоб тело снова издавало нежный крик,
Лишь от того, что прикоснулся ты родной,
Губами нежными к груди моей нагой.

И снова всплеск, эмоции...

По профессии я - цирковой.
По натуре я лев. Африканский.
Приручен. Но, клянусь головой,
Надоел произвол. Даже дамский.
Дрессировщица - дама в годах.
Я трехлетка. Ей где-то под тридцать.
Но ведет себя, словно звезда,
И пытается выглядеть львицей.
Я, признаться, легко завожусь,
У нее аппетитные формы,
Но вот запах такой - просто жуть:
Смесь парфюма, еды и поп-корна.
Этот запах способен убить
Вожделение всякого рода,
Как желание страстно любить,
Так и мысли о вкусе породы...

Время ломает дом, выстроенный тобою.
Трещат, разрываясь, по швам,
Зацелованные тобой обои,
Образуя единый и несуразный ком,
Перевязанный красной лентой.

Потолочный линолеум и известковый пол, сливаясь,
Образуют единое «ни-ког-да»
Прочитавши которое, извиваясь,
Превращаясь в тихий и голословный говор,
Убегает от колотых чашек вода,

Лампочка, лопаясь, брызгает стеклопакетом.
Тот, в свою очередь, вмиг образует дым.
И я понимаю, что стул, увезённый тобой этим летом,
Был...

Дело было в тридцать третьем, в том злопамятном году,
Сталин стал над нами с плетью, развязал в стране резьню.
Всех себе он непокорных, несгибаемых бойцов, он отправил ББК
И ещё чертей туда.
А в злопамятном году,
Нужны руки до краю.
Без машин и экскаваторов соорудил канал в захват,
Лишь с одной киркой лопатой,
Силы нету, кровь из раны, как река,
Как забыть могилу эту, ей названье ББК.
Звон скандальный раздавался,
Люди падали без сил,
Надзиратель издавался,
По спине дубинкой бил...

Великого вождя на Дону не забывают...
Даже елку к новому году наряжают.
Знать администрация читала за него...
Как он добился престола своего.
Прадедам и дедам тогда сильно досталось...
Много их без голов в степи лежать осталось,
А сколь в Сибирь казаков сослалось?
Вернулось их ничтожная малость...
Пережил казак все невзгоды тогда!
Началась для него социалистическая страда.
Подняли Родную страну из руин!
Донской край возродили вновь из глубин.
Казачат воспитали на заветах Ильича...