Грустные сихи

Когда покину свет родимый?
И обрету ль в душе покой?
И что я родине любимой
Оставлю лютою зимой?

И где семейное застолье?
Прошло „каких-то“ пару лет,
И я терзаюсь жуткой болью,
Моих родителей уж нет.

И не они ведь прочитали,
С дрожащей складкой на устах,
О том, что русские печали
Хранятся в наших именах.

И мне кладбищенская почва
Теперь твердит упрямо вслед:
«Ну что, допрыгался „сыночек“?
Тебя оставим на десерт!»

Задумчиво глядя в окошко,
Где тихая сежная крошка
Из синей пучины вселенной,
Кружась опускалась на землю.
Я словно очнувшись на миг,
Великую тайну постиг...
Снежинку поймал и спросил:
Какой тебя ветер носил,
Зачем опускаясь в печали,
Покинула синие дали?
Ответила льдинка шепча:
Когда-то и я горяча,
Была и когда закипела,
Я каплею в небо взлетела,
И там в голубой вышине,
Прекрасное встретилось мне.
Я времени счет не вела -
Покуда летела-жила.
Но есть у полета предел,
Тот, за...

регу глубокого пруда,
Где холодна прозрачная вода,
Стояла величава и красива
Еще совсем не плакавшая Ива.
От ветра заслоняя и от гроз,
Высокий Тополь с нею рядом рос,
И за его могучими плечами,
Она, не зная горя и печали,
Разбуженная к жизни новым днем,
Сверкая в листьях зоревым огнем,
Росой умывши каждый свой листок,
Глядела в ожиданьи на Восток,
Откуда чудотворное Светило,
Без опоздания для Ивушки всходило.
И, рассыпая золото в скольженьи,
Мир приводило в вечное движенье.
И...

Стремленье к низменным страстям,
Стремленье к низким наслажденьям,
К тому, что дух не обручал
И что убил без сожаленья.

Все это в свой придет черед,
Если судьбе угодно будет, -
Великий демон, - наперед
Ты знаешь, что народ забудет

Равенство всех перед Судьей,
Которого ты презираешь,
Дух лицемерья над тобой
Витает, - ты о нем мечтаешь.

Митрополит черных идей,
И всадник в черном облаченье, -
Ты – бог воинственных людей
И повелитель царских мнений.

Нет, ты не молод и не стар...

Неспешно музыки начало…
И дождь смывает все следы
Осенней тяжести печали…
Прозрачны мокрые сады.

И с нежностью слезы ребенка
Стекают капли по окну…
Тревоги тонкая воронка
В себя вбирает тишину…

Последний лист уснул на ветке…
Но миг, и он уже летит…
Роскошный, желтый, теплый, редкий…
А сердце глупое болит…

А пруд в тумане полусонном
Под лодкой трепетно дрожит…
А дождь все льет. И город темный
Светлеет, светится, блестит…

Рояль поет ноктюрн Шопена,
С Души смывая тяжесть...

Ей только семнадцать было
И надо же было влюбиться
Так смело, так вольно, так сильно,
Как в небо влюбляется птица.
Они неразлучны были:
Всегда только вместе и рядом,
Так сильно друг друга любили,
Радуясь каждому взгляду.
Не долго продлилось их счастье,
Вот он уже ходит с другою,
Любовь их сменилась ненастьем,
Разбитое сердце наполнилось болью.
И вот последние мысли,
Последние чувства, страданья.
Она как свеча угасает,
Все реже стало дыханье...
Слово за словом ложится
На белый...

Возмущапся когда-то товарищ Бухарин,
Что Есенин, грубо говоря, бухает.
Сколько сияния серебряного месяца
Люди русские потеряли!
Есенин, не выдержав травли, повесился.
А Бухарина расстреляли.

Вселилась пустота в моё сознанье,
Вонзила когти безысходность в бок судьбе,
И даже камня не найти на камне
От замка счастья на любви крутой тропе.

Я лезла вверх, о камни режа руки,
Ползла, измазавшись о сплетни и смешки,
Не видеть бы теперь руин разлуки,
Попав навеки в одиночества тески.

Всё множится, блестит седин пороша,
Всё тоньше и слабее молодости нить.
Гнёт вниз греха пожизненная ноша,
Её уж точно мне ни с кем не разделить.

Чем старше я – труднее пониманье
Того, что...

Гляжу скорбя в бокал с вином,
Судьбы крушенье вижу в нем.
И молвит мне о том Сивилла,
Недалека моя могила,
Не знать мне счастья в этом мире,
И верю в этом я Сивилле.
К чему искать, страдать метаться,
Чтоб повстречавшись расставаться,
На сердце оставляя раны,
От встеч, затерянных в тумане,
От поцелуев сладких губ,
От пения зовущих труб.
Довольно! Хватит! Я не стоик,
Моя любовь знать их не стоит,
Но мне не надо юных гетер.
Бросать не буду чувств на ветер.
Все чувства я берег лишь...

Бывает время: в звуках без границ,
Стремящихся в неведомые грани,
Вдруг отразится яркий блеск зарниц
Проникнутых тревожными стихами,
Что пропитались ядом неземным,
Летя сюда с равнин венерианских,
Где царствует лишь сумеречный дым,
Что вряд ли мы сочли бы самым братским,
Который вряд ли среди наших дней
(Казалось бы, уже осточертевших),
Нашел себе огонь без сверх идей,
И потому тут был бы обалдевшим.
Я много раз в повышенных тонах
Беседовал с тем дымом про земное,
В ночной тиши...