Грубый

Прости, долина, дом и сад,
Река, во льду глухонемая,
Что в холодеющих лесах
Я покидаю вас до мая.

Цветок чугунный в городской
Ограде льнет к пальто под локтем,
Дыша проезжею тоской:
Резиной, мглой, бензином, дегтем,

Окурком, снегом, колесом,
Копытом, прочерком, трамваем,-
Во всем, воистину во всем,
Свободный гений узнаваем.

Одежды стали тяжелеть,
Крупней раскрой, грубее ткани,
И нежно розовеет медь,
Перчатку чувствуя в кармане.

Ознобом скулы обвело,
И губы обметало сушью...

Брать меня – 5 минут на
споры,
Ноги в руки – и мчать без
устали.
Брать меня – на коня и в
горы! -
И не спрашивать, чтО я
чувствую.
Без разведки – в карьер да с
места,
Боем брать – и в багажник
«Боинга»,
Не в прокат – насовсем - в
невесты –
На алтарь главарю
разбойников!
Не рассчитывая на чудо,
Без стыда обнажив желание,
Брать меня, понимая: буду
Не подарком – завоеванием.
Всю и сразу, в охапку, грубо,
Возраженья пресечь без
жалости!
Будешь брать?.. Я накрашу
губы -
5...

Дурак всегда найдёт причину для печали.
И всё ему не так и всё ему не то:
Отец к нему суров, начальник аморален,
Сосед его болтун и пьяница при том,

Жена растит бока и с кем-то изменяет,
Ребёнок разгильдяй и курит втихаря
И сердце барахлит и денег не хватает
И верных нет друзей и жизнь проходит зря.

Дурак всегда найдёт для грусти важный повод:
То ливень льёт с утра, то солнце сильно жжёт,
Не нравится жара, туман густой и холод,
Весенняя капель и зимний гололёд.

Не нравится...

Сказку хрупкую, стеклянную сломали,
Наступив с размаху грубою ногой.
Молотком ударив, гвоздь в ладонь вогнали,
За мечту и красоту души святой.

Беспокоил он людей мечтой и верой,
Не давая жить во благо живота.
Неприятен яркий сердцем толпе серой,
На Земле, всегда распятье ждёт Христа.

И в любые времена у всех народов,
Ждут гонения тех, кто душою чист.
Знать такими создала людей природа,
И их суд жесток, неправеден и быстр.

Только сказки дух, в мечтателе живущий,
Не удастся как...

- Если честно смотреть без прикрас,
Часто реальность выглядит грубо,
Ведь улыбаться, - даже у вас,
Это - немного показывать зубы!

Накрыло облаком и темень,
И звёзд не видно и луны.
И ели чёрной стала зелень,
И листья на дубах черны.

Печаль накрыла душу также,
И тёмным всё вдруг стало в ней.
Всё грустью вымазав как в саже,
Тоска скулит в душе моей.

И тёмным мир мой сразу станет,
И он жесток со мной и груб.
Обида в сердце зубы скалит,
Шипит, не разжимая губ.

Мир чёрно-белый с небом серым,
В нём нет тепла и грустно в нём.
И вялость скуки в плен взяв тело,
Велит не думать ни о чём.

Но нрав мой буйный и...

Чтоб понять сей мир земной, опечалиться,
Я должна идти в миру, словно странница,
Пропускать через себя потрясения,
От начала до конца – в невезении…
Я должна познать в дороге отчаянье,
Я должна припасть к Владыке в раскаянье,
Я должна познать друзей и противников,
Я должна испить и чашу насильников.
Отпускает Бог мне мало терпения,
Я должна взрастить сама, да в смирении,
Я должна умом ту жизнь пораскладывать,
Я должна терпеньем боли оправдывать.
Я должна привыкнуть к грубым явлениям...

Омела вниз смотрела,
Смотрела и немела.
Там люди лес валили.
Омела шелестела:
- Беда, беда, беда.
С деревьев сок сочился
Прозрачней, чем вода.
И дух лесной молился,
Неужто навсегда?
Беда, беда, беда.

Не тупы лесорубы,
И люди не все грубы,
В них светится душа.
В них онемели струны,
Обманутые люди
Покорнее вола.

Омела вниз смотрела
И тихо шелестела:
- Смотрите вверх, сюда.

И если час расплаты
Нечаянно придет,
Не больничные палаты,
Не уколы и оплаты -
От опухолей, люди...

Уныло, голые стволы, бредут
Сквозь взгляд, рассеянно скользящий в память,
В причину горечи. И снова муть,
Сегодняшняя, грубо гасит пламя,

Окрасившее, ярко, лик мечты -
Вернуться, вместе, в чудный сад Эдема.
Лечу, в окно. И вслух шепчу:
«Простить?! Измену?!».
Лист последний.
Мёрзнет тема.

И кажется, что рыжий лист - письмо,
Из прошлого утраченного рая,
Пробившееся через плотный смог,
В разгар душевного непокаянья.

Не делай из меня чужого…
Я жил с тобой –
пять тысяч лет.

И не удастся без поджога -
за пять секунд стереть мой след.


Мы хлеб разламывали
вместе.
Мы жизнь варили сообща.
И ты была моей невестой…
Судьбой и матерью… И сча…


И сча… стьем… тонким…
спелым… грубым…

Как страшно знать, что мы враги.
Никак… не слушаются губы…
И не шагаются шаги…


Не делай из меня чужого!

Я врачевал
сквозь простынь дым –
твои укромные ожоги
Христовым семенем своим…

И я был больше...