Дроби

Оливия, не достигнет берега, став, птицей,
долетит до середины, Днепра, станет, рыбой,
доплывёт, в шторм, потому, что он, даёт,
силы, унылость, забирает, таблетки не по-
могут, не хватает слюны, проглотить, зелё-
ных, кружочков, дробь, барабана, трель, птиц,
запах, цветов, помогут, воспрянуть духом,
пошевелить ухом, то, что справа, оправа,
ожерелья, развеселит, как тик, клоуна,
что стоит напротив, на руках, как избушка,
на одной ножке, к лесу, задом, отрадно,
что лето, Средиземное...

Мастер суровых выводов убедится:
По дороге в ад – тенистый сквер,
Пиво, мороженое и пицца,
В новом Ягуаре открытый верх…

Мастер опровержения согласится:
По дороге в рай – сырой овраг,
Смрад лагерей и пустые лица,
Медленный подъём и быстрый крах…

В поисках аналогий проходит время,
Ветер былые мысли дробит о пирс,
Мастер, бредущий к людям, получит "Грэмми",
Мастер, к себе идущий, получит мир.

Хватит, господа, грустить о сале:
кончились все пряники. Есть кнут!
Чем в нас, братцы, только не бросали!
Чем еще в нас завтра не метнут!

Что-то стали жалкие людишки
все злобней, и, кажется, подлей:
Плюшевым уже не лупят мишкой, -
больше дробью с парою нулей,

И снарядом крупного калибра,
минами из «Градов» и «Катюш»…
Тут уже совсем не до верлибра.
Только о спасенье думай душ,

Только бормочи под нос: «О, Отче!
То есть, извините, Отче Наш!
Скверные дела творятся, в общем...

Немало Светочей средь нас бытует где-то,
Их опыта хватило б про запас, -
Но нам темно! Не потому, что мало света,-
Способность малая его принять у нас!

Она приходит, и в своё на это время,
Вбирать в себя, прозрев внутри себя,
Тем Светом, что душе нашей не в бремя,
Объединяющим всецело, не дробя!

Свои ошибки познаются много лучше
Чужих достоинств, что сомнительны всегда,
Когда штурмуем сами жизни кручи,
Приемля суть полезную Труда!

Идти придётся, тропку создавая,-
Готовых нет...

Свеченьем залита душа.
На перекрестках вех зарубки.
А сердце трепетной голубкой
Стремится в дали, в небеса

Исполнить долг, дробясь искрой,
Заполонив собой пространство,
Распространяя благость, стансы,
Любуясь звуком и игрой.

Ах, этот миг в тиши ночной,
Когда дрожит вуаль столетий...
Не хватит слов и междометий,
И рифм, спешащих в звездный рой.





30.08.11

Запомнит сладкая роса
Прошедшей ночи влажный холод,
И облаков, прозрачный ворот
Обнявший жестко небеса.

Оставив мокрое пятно,
Падет в траву, растаяв грустно,
Начало дав седому утру.
Скользнет в открытое окно

Лучей разбуженный поток,
Касаясь стен, дробясь в ресницах.
И трель веселой ранней птицы
Ворвется в сердце, как звонок.

А вереница быстрых дел
Напоминаньем миг источит,
Наполнив смыслом многоточья,
Чтоб день любви осанны пел.


21.08.11

Осенний склеп.
Болезненно-дождливо.
Вода съедает солнечную пыль
и жалит окна дробью влаги серой.
Деревья выбиваются из сил
в неугомонных оплеухах ветра,
разбойного осеннего припева,
холодного узла на шее неба.
И пустота заметно
ширится в пространстве,
душой бесцветной тает
в легких, на глазах,
ладонях,
и пустота в ручьях змеиных тонет,
и отражается на маске
злых фасадов
нотою прощанья.
Кристаллизуется сонливая метель,
что дует из щелей
и подворотен
соломенных картин.
Осенний...

Забытые, кем? нами, крест не одев,
икону заложив, в тот угол, который
дальний, хотим не пропустить и чтоб
оно нас не минуло, а выгнав, не найти
и не поймать, а благодать, им не под-
властна, и снисхождение «участно» во
всём винить себя и тот баран, плутая
меж крестов, покой могил тех не нару-
шит, а камни, валуны, кресты, основа,
метка, и места не забыть? а потерять
возможно? лишь в памяти оставив
штрих, утих и успокоился, покойник,
не пробудить его, к той жизни, повсе-
дневной...

Цыганка Осень – яркая краса!
Янтарные глаза огнём сверкают!
Румянцем сочным щёки полыхают,
Улыбке светлой рады небеса.

Дробь каблучков разносится вокруг –
Унылый дождь красотке вторит тихо.
А Осень пляшет так задорно, лихо,
И всех зовёт в цветной веселья круг.

Ведёт плечами, юбками трясёт,
Монистами звенит, смеётся звонко.
Ах, до чего же хороша девчонка!
Ей ветер песню нежную поёт.

Жаль, кОроток цыганки юной бал.
Пора в дорогу. Дел ещё немало.
И Осень на пеньке грустит устало...

Протрезвеет утренней прохладой
сажа полуночного костра.
Осень, осень –
талым шоколадом
солнце,
прелый воздух в снах-корзинах,
дождь дробится оземь,
проседь горизонта,
лихорадка
и туман в крови.
На ботинки прыгнет листопадом
желтый вальс,
озябший дух огня.
Небо коррозийной маской сшито,
по следам-слезам
слепым лучом веди
октября развод бездонно-лунный,
что на окнах влажных,
где всегда,
пульс застенчив,
взгляд тускней земли,
красноречьем дышат ветра крики,
и любовь – воды...