Черновики

Камлание фа
Камыша...
Тише, моя душа.
Нас вновь смешают с ветром,
Белая госпожа.
Вылечить воображение
И растегнуть поводок
Этого фавно-скольженья
Сердца под Потолок.
Это тиранство тигля -
Пестрый людской базар.
Я нас писал на запястьях,
Я тебя в них целовал.
Коротко, кротко, камланьем...
Казнью распятого фа
Высохнет ожиданье
В теле черновика.
На горизонте приметы -
Боги земных узлов,
Где обнажаются нервы
Первых влюбленных снов.
Пледом у дрожи коленей...

Музыка, что входит в полную силу,
Не завершаясь смертью,
Она не напрасно прекрасна намеком сильным,
Знающим источник будущего слова...
любить Любовь...
Белыми и черными всполохами,
Где-то в сердцевине зреющего пламени
Горит строка и просится к губам,
Облизывает пламя губы восторженным вторжением,
Волнам подобным...
До самой светлой ноты
Прижмись к моим ладоням маленьким цветком,
Который спать ложится близко к Краю...
Я знаю весь огонь цветения,
Я знаю, как он на верность присягает...

Как поздно ветер, как рано...
Если блаженны кроткие,
то я хочу знать блаженство любви...

Я чувствую себя твоим многоточием, Любовь...
У моего стихотворения нет имени, нет автора,
Я нашел его, споткнувшись и упав...
Я поднял каждую букву, каждую паузу,
Чтобы слова не рассыпались.
Я не написал ни единого стихотворения...
Все мои слова - оригами на шёлке касаний,
Тонкая красота между рассветом и закатом всех жизней.
Я не знаю, написана ли жизнь,
Я знаю, что однажды каждому из нас...

(Стихотворение и его зеркало)


Октябрь.
Мой вензель на крыле пера.
Вновь сквозь глухой кармин
Смотреть на воск;
Воск далеко внизу, где тишина,
Где мой двойник строку к листу поднёс.
Звук подобрал предел -
Чуть выше нот.
Снег. Снег сквозь ночь -
Мне не сравнить ни с чем.
Перекрещу его, и пусть переведет
Шаги мои во временной пробел.
Свободной паузой отделена строфа,
Но в слове слов есть только обертон...
И в белых записях его черновика
Стихи вне тела трогает рука.

Октябрь...

Над тенью ветер посмеётся,
взъерошит волосы рябин,
а в лужице монетку солнца
нашли и делят воробьи.

На волю из ледовой клетки
подснежник рвётся и ручей,
и шепчутся худые ветки -
пора учить язык грачей.

Мотивы нудные метели
сменило пение синиц,
не хочет слушать звон капели
седой сугроб, упавший ниц.

И что вчера казалось важным -
ненужный лист черновика -
плывёт корабликом бумажным
по синей луже в облака.


Валерий Мазманян

Лето. Солнце. Тучи пыли.
Пересохшая река.
Вас когда-нибудь любили
Просто так, издалека?
Вам когда-нибудь писали
Письма на черновике?
Вам когда-нибудь гадали
По натруженной руке?
И, уткнувшись в Вашу руку,
В доброту и духоту,
Говорили, что разлуку
Пережить невмоготу?
И потом, скрывая слезы,
Прибегали к Вам опять?
...А подобные вопросы
Рисковали задавать?

Яков Есепкин

ХИМЕРЫ БЕЛЬКАМПО

• «Сложное, сублимированное письмо Якова Есепкина всегда ассоциировалось с изысканной художественной элитарностью, эмблемной символикой интеллектуальной литературы. Сегодня книги мастера достаточно массово издаются в России, США, Канаде, однако их непросто отыскать на прилавках магазинов.»
С. Каро

I

Волны, волны, плещите у врат
Виноградных иль Сузских о нети,
Черву пьем, с мелой Идам карат
И забросить ли в амфоры эти.

Набегайте, двоитесь, февраль...

Жизнь написать каллиграфически мечтала,
Увы, на этот счет своя стратегия имелась у Судьбы.
Черновиков перевела, трем поколениям хватало б,
Но нет у жизни сослагательного «Если б, да кабы…»
Собрав дожди, и молнии, и грозы воедино
Меня щедро обстреливали они по всем фронтам.
И натерев мозоль в этом любовном креативе,
Себе сказала «Хватит, я. Конец слезам!»
Вложив кирпичики переживаний дружка к дружке,
Построила я крепость неприступную к себе,
И на замке раны сердечной не «ПОТОМ» писала...

время от времени прячу все мысли в стол.
лишь иногда открываю черновиков сопла.
чтобы ушаты стихов вылить на тех, кто шёл
мимо моих вечно зашторенных окон...

месяц пройдёт.
год убежит вперёд.
нечто опять отодвинется на бесконечность.
я, забывая о том,
для чего пришёл,
вновь возвращаюсь к началу,
конечно.

Похитит ночь слова,
оставив лишь пробелы
в черновиках
нордического неба,
слог обратится в прах,
сквозняк рассеет знаки,
и твои влажные глаза,
горя огнём
бессмертным октября
напротив глаз моих,
в тот миг
мне скажут больше
чем вся мудрость
книг,
пылящихся
в осеннем полумраке.