Бархатный сезон

Ты – женщина. Ты – мать. Сестра. Подруга.
Любимая, Хозяйка и Жена.
Ты – солнце. Ты – земля. Ты – мир. Ты – вьюга.
Ты – вера. Ты – надежда. Ты – весна.

Ты – счастье. Ослепительное счастье.
Ты – лучик ласковый. Ты – бархатный цветок.
Нет, лепесток цветочный. На запястье
Ты поцелуй. Ты – взгляда уголёк.

Ты – сон степей. Ты – чистое дыханье.
Ты – сок берёз. Ты – летний быстрый дождь.
Ты – бабочки свободное порханье.
Росинки утренней застенчивая дрожь.

Ты – молния. Ты – жаркая...

Бесценных звезд алмазы и рубины
На черном фоне бархатного неба
Роскошны, словно сказочная небыль!
Но затмевают их глаза любимой!

Изящные березки и рябины
В воздушно-нежной зелени апреля
Пьянят сердца забытым юным хмелем!
Но во сто крат хмельней уста любимой!

При встрече с Ней опасен даже взгляд.
Так колдовски прекрасен этот омут,
Что о грозящих бедах мы не помним.

Ведь мир восторжен, если в нем царят
Красавицы с опасными чертами.
Не уставайте властвовать над нами!

у него – вечная усталость в глазах
у нее – льющая солнце улыбка
у него – вечная судорога жил
у нее – плавность снежного барса
у него – замерзшая сталь языка
у нее – бархатное молоко
у него – ее сердце
у нее – его нежность

Матовым тлением фонарей на морщинистой плоти обочин
рассеяна память погасшего дня. Солнце (спокойствием суфия)
сходит в могильную стужу, принимая пурпурно-лиловую смерть
от руки привратника ночи.
Стекла машины расшиты дождливым пухом,
глотающим теплую гниль мартовских ветров.
Рубиновый след
горизонта плывет в летаргических водах.
На кончиках пальцев
огненный лед и бархатный холод.

Зачем твой взгляд, и бархатный, и жгучий,
Мою волнует кровь –
И будит в сердце силою могучей
Уснувшую любовь?

Встречаясь с ним, я рвусь к тебе невольно,
Но страсть в груди давлю…
Ты хочешь знать, как сладко мне и больно,
Как я тебя люблю?

Закрой глаза завесою двойною
Твоих ресниц густых –
Ты не прочтёшь под маской ледяною
Ни дум, ни чувств моих!

Камнем плывет по волнам пьяной музыки племя неоперившихся скверов.
Ржавые трубы сорванных связок весны, горький светильник утренней мяты,
скомканный воздух в свинцовых тонах, слезы слепого сновидца рассвета.
Преломленное прахом влажной земли ощущенье тяжелой свободы. Вата

туманных цветов, призрачных почек-рун узелки в атмосферной похлебке,
кафель дождливых надрезов. Остаться один на один с мечтою о ласковой смерти
в дионисийской траве, опасть аллергеном столбов тополиных в походку...

Туманность взгляда брызгает сырой волной и тиной,
чешуйками холмистого прибрежного песка,
бутылочно-индиговой прохладой, соленым инеем
святилища заката с престола Посейдона.
И ты идешь, грузнея вкусом рома, глиной
смуглого лица, под зонтом кипарисового сна.
Оранжерея бархатного тлена страстей,
скрип чаек, шипящей пены сода

полощет твои ноги. А у нас, зима…
У нас жжет обнаженность на кремовых полях,
в тряпье дорог простывший зуд авто,
по улицам капель стеклянных взглядов
и вечер...

У розы бархатная нега
И плоть прохладна и нежна
Красней крови, белея снега
Ты символ женского греха


О, сколько раз
Вкушал твой запах
И наслаждался не спеша
Ты таешь вся в мужских объятьях
Так и не раскрывшись до конца

Пусть будет тайна в центре розы
Пусть будет тайна женских глаз
И облегчающие слезы,
Когда открылась в первый раз!

Ничто не предвещало нам беды,
Когда с тобою тайно мы встречались,
Затейливо вились наши следы
На берегу и пеною смывались.

В блаженстве опустилась голова
Мне на плечо, ты тихо улыбалась,
Дурманом разливались все слова
Любви и сердце, замирая, мчалось.

И ветер нежный тихий шепот твой
Подхватывал и уносил куда-то,
И в вышине ночной, кружась с листвой,
К нам возвращался радостью крылатой.

Полупрозрачной бархатною мглой
Ночь у реки присела на колени
С улыбкой засмотрелась над...

И опускалась ночь, и уходили те,
Кто вёл нас по нехоженой дороге,
А мы смотрели вслед, навстречу пустоте,
Пока звучали песни этой строки.

И исчезала тень, и крылья понесли,
И песни к берегам чужим летели:
В тот край, где спит Луна — сестра родной Земли —
На белоснежной бархатной постели.

Теперь закрыта дверь и умерла свеча.
Ну что ж вы?!. — я давно уже не плачу.
Я позабыл про боль, обиду и печаль
И уповаю только на удачу.

А те, кто нас учил, и те, кто нас берёг,
Теперь...