Аркадий

Её дыхание – движенье облаков
над карими глазами Сан-Марино,
туман над дремлющей аркадой Альп,
ноктюрн адриатической лазури;
в нём, больше, чем могли вместить ладони
гиперборейских ветров и холмов.
Я чувствую скульптурный тонкий мрамор
её изогнутой спины
на кончиках своих озябших пальцев,
как чувствуют безумцы с мудрецами
крадущуюся смерть.
Она царит над возбуждением зрачка
последнего художника природы,
как сакуры опавшая листва,
несомая водой прозрачно-медной.
Её дыханье...

Приближение к зеркалу

Весна твоей жизни совпала с весною,
Венцы филармонии Бах осеняет,
И плачут над каждой органной трубою
Заздравные свечи, и воск их не тает.

Над пурпурной тяжестью бархатных кресел
В сребристо-линейном ристалище зала
Горящею радугой реквием взвесил
Электроорган векового накала.

Он помнит величье и свечки иные,
Ручейную сладкую негу вотуне,
Бессмертие любит изыски свечные,
Червовые искусы в черном июне.

Давно извели бедных рыцарей дивы,
Какие спасать их...

будьте прошу я вас ласковы
возьмите меня в лета сказку,
где люди и звери и тени,
где счастье гуляет в сирени

где песни поют домовые
и пляшут цветы полевые,
где радуги бродят аркадой,
где радость цветет среди сада

Пред горящей водой

Вновь согроздья Божеские тают,
Гасится ночной небесный свод.
Были зелены -- и облетают
Липы над слюдой дремотных вод.

Прель в осадке, мраморность покоит
Хор светил, к паденью их клоня.
«Ран» ли выжег скорбный целлулоид:
Линза пленки свилась в желчь огня.

Будто август милованным летом
Умер и в аркадиях воскрес,
Чтобы заварить их крепким цветом
Спитый блеск термических небес.

Музы эти гроздия хранили,
Свечки для помазанных блюли,
Золотом сирийским...

Я не люблю июль. Мне душно в нём безмерно.
По милости «светил» на час продлили день.
Москиты достают характером прескверным.
А урезонить их нет сил… и даже лень.

Меня не завлекут ни волн морских прохлада,
Ни быстрый бег реки в тени плакучих ив;
И лес не соблазнит зелёною аркадой,
В нём впору запекать на ужин чернослив.

А мысль, что гончий пёс, чуть свет и в лес несётся,
Там ягоды в соку, там воздух свеж и чист.
Но по такой жаре корова не пасётся,
И ветер не поёт, не...

О, родина, жемчужина, принцесса,
Ты город мой, красавица-Одесса!
В потоках слез любовь моя не тонет.
Я помню площадей твоих ладони,
Извивы улочек, брусчатку, как мозоли,
Все шрамы, родинки, знакомые до боли,
Все «рыбные места» твои - от Центра
До дальнего Седьмого километра,
Овраги помню, впадины, обрывы, -
Они в моих воспоминаньях живы.
Я мысленно пройду от каждой малой кочки
До самой дальней, милой сердцу точки,
От самого Поскота до Петровки,
И от Чубаевки до Бугаевки,
До...

Прекрасный  портик  с  балюстрадой, 

Двойная   лестница   в  миры,

Красивы   арки   и  аркады; 

Пир   Левия...   Вино...   Дары...

.

Я  здесь,   я   Твой ,   среди  призвАнных,

Недалеко,  в  ряду  ,  где  Ты.

Сейчас,  потом  и  в  прошлом  мире...

Твой  лик  печален.  Тленны  мы.

.

Три  ряда  полотна:  Всевышний,

Хозяин,    гости   и  ученики.

Как  бесконечен  мир,  как  скуден

Надеждой,    верою   любви.

.

За   веком  век  уходит  в  Лету...

Яков Есепкин

• Из книги

«Архаика»

Марс

Из главы «Эпилог на небесах»

Читатель милый, внемли: времена
Иные чью-то юность искушают,
Груба земная будущность, она
В грядущее манит, провозглашают

Губители судеб святое, им
Лепечущие Парки вторят, Лета,
Меж тем, готова чрез Ерусалим
Приять, холодной тьмою грани цвета

Спокойно угасить и заплести
Хоть косы мертвоимные с венками
И розами совместно, им цвести
Одно в парафьях смерти, плыть веками

По волнам, никуда не исчезать...

Время исп’олнится –
тает.

Формы движения, смыслы

сменой события плавят,

не_обратимостью дышат.

Мир изменяет бурлящий

час, неподвластный для глаза.

Замер хронометр уставший,

старый… Рождается раса.

Нет, кроме духа, опоры.

Вдребезги догмы понятий.

Кончены глупые споры.

Первый, достигнувший власти,

матрицу эры возглавит.

Всё предначертано.

Давит

время безудержно, тает;

новым ростком прорастает.
.
.
.
.
.

Золотая лоза винограда

На...

Суббота, город, бурная весна...
В кафе увидел я, за чашкой чая,
Роскошную красотку и она,
Одна сидела, вовсе не скучая.

Украдкой я смотрел как сладко,
Пирожное ела осторожно,
И шоколадку съела без остатка,
Изящно, жаль я не художник.

На алый цвет её помады,
Лёг белый крем и чёрный шоколад.
Разжатых губ её аркады,
Дороже будет всех наград.

По жизни хоть не ловелас я,
Но как юнец проникся к ней
И заболел любовью страстной,
К той, что в два раза тяжелей.

И преисполненный...