14 февраля

Белая березка мерзнет на ветру,
Холодно ей, милой, ждет она Весну.
Ждать совсем недолго, потерпи чуть-чуть,
Солнышко пригреет и растает грусть.

Белая березка, белая краса,
Серебрятся ветки прямо в небеса.
Белая березка, белая краса,
Серебрятся ветки прямо в небеса.

Белая березка, светлые мечты,
Знаю, что ей снятся о тепле лишь сны.
Пусть еще морозы, все-таки февраль,
Но уже Весною дышит календарь.

Белая березка, белая краса,
Серебрятся ветки прямо в небеса.
Белая березка...

Снегопадом февраль рассыпает морозное утро,
Легкий, белый снежок освежает дорожки дома...
На востоке заря улыбнулась в тонах перламутра,
И не спорте со мной--мне рисуется в зорях зима!.

И еще наведу в фиолетовой-розовой дали
Всполох рыжих ресниц--удивлением лика глаза,
А за дальней горой, за вершиной жемчужных сияний
Тает бледной свечой, в понимании полном, луна.

И мосты возведу от земной скоростной магистрали
К изумрудной звезде на сапфировом ложе небес.
Что еще нарисую в картине...

Давай перекроим весь календарь
(Не тронув летнего многоголосья),
Чтоб по четыре месяца у осени
И у весны! И лишь один январь.

Тогда бы тьма декабрь не занавесила.
Тогда б февраль не мёл снега свои.
Тогда бы было больше на два месяца
Стихов и песен, дружбы и любви!

Долой поэзию любви ,
Опять тут муза обуяла ,
А то, что вся душа в крови ,
Но мы начнём опять сначала …

Но ничего что сейчас февраль ,
И рыбаки сидят в заливе ,
То было раньше , как и встарь ,
Тот караул без перерыва …

Весь день деньской на льду сидеть ,
На поплавок морозно глядя ,
Тут важно не закоченеть ,
Ну не клюёт совсем у дяди …

Надежда двигает дела ,
В душе ведь теплится наверно ,
Вот рыбина пуда на два ,
Ну, клюнет завтра непременно …

В феврале разгулялись метели,
Запорошено всё серебром...
И стоят молчаливые ели
Под изысканным белым ковром.
Снег кружиться, сияет играя,
Снова ткёт уникальный узор.
Белоснежной долине - нет края
И сюда устремится мой взор.
Я увижу - застывшие реки,
Необъятные просторы полей.
Здесь себя ты очистишь навеки,
Скинь же пыль с души уставшей своей.
И увидишь, как вновь возродишься,
Ты впитаешь в себя белый свет
И с тоскою извечной простишься
Осознай, что тревог уже нет.
Этот снег...

Считаю дни, как мелочь по карманам,
На пыли времени завариваю чай,
Тасую ожидания, все рано,
Срок нахожу, но говорю – прощай.
Седой февраль шипит из подворотни,
Весна придет, все обратит водой,
Растянет день и будет воздух модный
Хмель орошать над ветреной главой,
Считай лишь дни, но циферблат балластом,
Как у Дали стекает в мысли крен,
И ожидания становятся опасны,
За сроком давности нет дел до перемен.
Я загадал, а время воплотило
Постскриптумом – когда уже не в масть.
И пробую...

Мечтал попасть я в Колизей –
Я полон разных был идей:
Себя я видел Спартаком
И вымещал всё зло на том,
Кто был слабей, кто был рабом,
На том, кто к смерти был готов –
Он был противником, врагом,
Убить его – мой долг и честь.
Убью – хвала мне, почесть, лесть,
Убью – и буду я живым –
Живым – и вечно молодым,
Бойцом, готовым бить врага,
Колоть, рубить и жить пока,
Бойцом, забывшим обо всём:
И даже Родину, и дом,
Где я воспитывался, рос,
Где первый задал я вопрос
О том, что есть я...

Сжимаясь до состояния пустоты,
Ступаю по дну неба.
Опустошение вносит ясность, четкость
На призрачную свободу передвижений.
Февраль латает зимние бинты
Промозглым мелом.
Какая легкость,
Господи, и с тем, какое жжение
От недосказанности.
Лица, те же лица на монотонной
Чешуе попутных кадров.
Седое солнце греет будущими винами.
Луна потягивает праздность
Сном, иллюзией полночной смерти.
И что-то ускользает тенью алой
Закатных нимбов.
Мир сдавлен, стиснут, сжат
До состоянья комнаты...

Куда уходит время,
Не скажет нам никто.
Один вопрос мне в темя
Врезается винтом:

«Эй, Жизнь, скажи на милость,
Что завтра меня ждёт?»
Но Жизнь проходит мимо
И на меня плюёт.

И если вновь дотошно
Посмею я спросить,
Жизнь завопит истошно,
А может и побить.

А то, в развратной позе,
Покажет мне язык.
Или швырнёт, вдруг, оземь,
Но я уже привык.

У Жизни моей, братцы,
Характер никуда.
Но с нею обвенчаться
Готов я навсегда.

Февраль 2006 г.

Ревет пурга, притушенные фары
Выхватывают лоскутки флажков.
Не встретят нас гремящие фанфары,
Приветствуя мой сотый из бросков.

В глазах туман и на пределе нервы,
Клокочут радиаторы и кровь.
Я должен жить, чтоб совершить сто первый,
Смертельный рейс и не вернуться вновь.

Проводим ночи в ледяной пустыне,
Не ради денег бьемся и наград.
Банкует смерть, но страха нет впомине,
Нас ждет непокоренный Ленинград.

Смеясь плюем в лицо судьбе капризной.
Сейчас надежда лишь на нас одних...