и тает на рассвете млечность
не бойся я тебе мерещусь
как больно милая как странно
всего лишь буквы на экране
не дрейфь хотя поймал ты глюка
и полночь близится нагая...

Влажный голыш луны
падает медленно за.
В синей траве шуршит
стайка веселых ежат.
В тине густой пруда,
сбившись в неясный комок...

Одуванчиков время - парашюты раскрылись не все,
и меня пригвоздит притяженье - земля не отпустит на небо.
Стрекоза над водой ищет солнце, а солнце в воде.
Ветер плещет ветвями и одуванчики сеет.
Память намертво встала и так прикепела, что нас
мудренее и ночь, и любой муравей-трудоголик...

твоя голова квадратна
моя же весьма треугольна
иди-ка ты милый обратно
потешился тут и довольно
тебя не понять и не надо
глухая стена да и ладно...

Останься здесь пустым звонком,
фантомом пуха одеял...
Мне не знаком печальный тон -
я ничего не потерял.
Лишь дым мечты сусальных труб,
лишь невозможный поцелуй -...

Песочных замков башни зототые.
Воздушных замков кружева,
все как всегда, но будто бы впервые
вот так кружится голова.
Глаз синева мерцает точно звезды -
в них утонуть навеки, на года...

Воздух взбешен электричеством.
Сны всё сбиваются в прошлое.
Горло саднит пересохшее.
Тянет читать текст эпически.
Дело в деньгах - в их количестве.
Чувства разъяты на пошлости...

Можно ходить по тонкому льду,
что покрывает лужи,
слушать печаль, что твердит поутру:
" ты никому не нужен."
Солнца невзрачный зрачок из-за туч
мне не заглянет в душу...

Беспододобно и безобразно -
не талантлив ты видно, darling,
и мараешь зазря бумагу,
и корежишь слова зазря.
Все погасли в многоэтажке
окна...

Затаилось в темноте и зреет
чувство неприкаянной тоски.
На луну порою вою зверем.
И сжигаю мятые листки -
неотправленные письма тихо тлеют
на фарфоре белом и зола...

И под землей тоже кто-то живет,
ест и пьет, огород мой окучивает.
Дождевой червь, куда ж ты ползешь,
по дороге тело свое выкручивая?
Жук навозный катит свой кругляшок
и в небо глядит глазами смородиновыми...

"Любить иных - тяжелый крест",
вот и тащу сей груз печальный.
Придумано так изначально,
но кем - не разгадать секрет.
Едва лишь зазвучит капель
и птицы нам расскажут звонко...

В пустующей квартире гуляют сквозняки,
гоняются пушинки друг за другом.
Сюда мы не вернемся, пусть даже вопреки
всему, что стало смыслом... И по кругу
не станем мы кататься в трамвайчике, - зачем
нам ворошить нелепые обиды?...

история
повторяется фарсом
только для сильно ученых,
профаны же незнакомые
с фактами
трагедь развернут...

То вьется нитка букв, сплетясь узором,
то чернотой зияет точки блик.
Приблизить к сути наших разговоров
так хочется порою твой двойник.
Чтоб он из своего глухого зазеркалья
смог высмотреть безумцев на краю...

И маятник все чертит пустоту,
стекая в мир расплавленных иллюзий,
где солнца апельсин лежит на блюде.
И мы берем послушно дольку ту,
что вероломно нам дает судьба,
лишь для того чтоб дальше мучить жаждой -...

Верили, не верили, а пришла зима.
Только очень теплая - вместо снега дождь.
Праздники смываются с моего окна.
Серость давит, давится. Туча слезы льет.
Листья смяты, втоптаны в черные мешки.
Неприлично голая улица дрожит...

сумерки сиреневые
где вы
мир мой затопила
серость тлена
глухо ударяется
в предсердье...

И как упрямая волна
все биться, биться в этот берег
за горизонтом сентября,
уже я не боюсь поверить.
Когда по лезвию ножа...
Душа так любит лабиринты...

Ты красным отчертил мои ошибки -
мучительна наука отторженья.
И в зыбком приближении приличий
мне не сыскать готового решенья.
Какою мерою вину мою ты мерил,
коль распинаешь темноту проклятьем?...