Как отмечал Эммануэ́ль Левина́с /фр. Emmanuel Lévinas/ (1906 - 1995), ученик Эдмунда Гу́ссерля /нем. Edmund Husserl/ (1859 - 1938), объективизм и субъективизм оказались тщетными в исчерпывающем осмыслении «личностного бытия», обратившись к «феномену общения».
В ситуации кризиса классической метафизики в целом, и классического субъекта - в частности, самотождественность Я, понимавшаяся ранее, имплицитно (скрыто или неявно) или эксплицитно (явно или открыто), как единство Я эмпирического и Я трансцендентального, не выдерживает испытания на прочность и более не может служить гарантом идентичности субъекта. Представления о трансцендентальном сознании, питавшие философию вплоть до феноменологического проекта Гуссерля, по словам Левинаса, иллюзорны. Единственная, по его мысли, возможная форма трансцендентального - диалог. Таким образом, Другой для меня - единственный мыслимый гарант моего Я.
Мартин Хайдеггер /нем. Martin Heidegger/ (1889 - 1976), с которым Левинас в части его онтологической концепции Присутствия (Dasein или «вот-бытие», «здесь-бытие») не очень-то солидарен, в книге «Бытие и время» ("Zein und Seit”) говорит, что «Присутствие экзистенциально определено событием и тогда, когда другой фактично не наличен и не воспринят. Одиночество присутствия есть тоже событиé в мире. Не хватать другого может только в событии´ и для него… » и продолжает далее: «Фактическое одиночество ... снимается не тем, что «рядом» со мной случился второй экземпляр человека или возможно десять таких… И в бытии «среди них» они тоже соприсутствуют; их соприсутствие встречает в модусе безразличия и чужести» ("Z.u.S.”I. 4. 144.)
Сам способ бытия индивида, а значит и его Я, артикулируется Сартром /фр. Jean-Paul Charles Aymard Sartre/ (1905 - 1980), как «быть видимым Другими». Как говорит Жан-Поль Шарль Эма́р Сартр: «мне нужен другой, чтобы целостно постичь все структуры своего бытия». С позиции атеистического экзистенциалиста, это логично, но как постичь собственное Я если по Хайдеггеру некто рядом в состоянии безразличия и чужести? То есть, наличие другого на горизонтальном уровне (в социуме) не гарантирует полноты и истинности самоидентификации Я. И, только ли «видимость другими» определяет способ Бытия человека? Получается, что если нет «других», то и нет самого Я?
Ма́ртин Бу́бер /нем. Martin Buber/ (1878 -1965), будучи разработчиком и популяризатором фундаментальной ситуации сосуществования Я с другой личностью, отстаивая позицию двойственности мира, которая, по его мнению, обусловлена двойственностью соотнесенности человека с ним, считает что Я не есть онтологическая (субстанциальная) данность, но конституируется лишь в качестве «отношения с Ты». И с этим нельзя не согласиться, памятуя опять же о хайдеггеровском посыле в «Z.u.S.» к Dasein и его позиции, что все сущие обретают значение не данности (дефективный модус бытия), а прежде всего «подручности», то есть в различных модусах не «что», а «как». Самоидентификация Я и снятие Одиночества присутствия, по словам Хайдеггера, возможно через экзистенциальный основофеномен определяемый им как забота. Однако он предупреждает, что его, этот основа-феномен, ни в коем случае не следует отождествлять с такими феноменами, как: воля, желание, влечение и позыв. Мартин Бубер, представил концепцию отношений иначе своего тёзки и несколько отлично от весьма идеалистических воззрений своего учителя Вильгельма Дильтейя /нем. Wilhelm Dilthey/ (1833 - 1911). Он предположил в работе «Я и Ты», что: «Позиция человека двойственна в соответствии с двойственностью основных слов, которые он может произносить. Основные слова, суть не единичные слова, а словесные пары. Одно основное слово - это пара Я-ТЫ. Другое основное слово - пара Я-ОНО… Тем самым Я человека также двойственно. Потому что Я основного слова Я-ТЫ другое, чем Я основного слова Я-ОНО» ("I.u.D.”, ч. I). По Буберу, Я постоянно в связке и не может быть самостоятельным. Всё тут изложенное Бубером понятно и может быть верно, когда Я представлено с позиции феномена, как присутствие с кем-то или присутствие с чем-то, когда Я есть явление существующего порядка, но не порядка сущностного. Когда существующее исчезает и нечто переходит в состояние ничто, то нельзя сказать, что сущность тоже исчезла. Сущность остаётся даже в том случае, когда мы не можем к ней обратиться буквально или фактически, что и характеризует единство и противоположность Сущего. Таким образом, Я-сущность может быть предтечей Я-существующего-в, и это вполне соотносится с позицией Дильтейя. В работе «Введении в науки о духе» он отмечал, что: «В нашем цельном воляще-чувствующе-представляющем существе наряду с нашей самостью нам одновременно и с ничуть не меньшей достоверностью дана заодно и эта внешняя действительность (т. е. независимое от нас ^другое, в полном отвлечении от своих пространственных определений) — дана в качестве жизни, а не в качестве чистого представления. Мы знаем об этом внешнем мире не благодаря умозаключению от следствий к причинам и не в силу соответствующего мыслительного процесса; наоборот, сами эти представления о следствии и причине лишь результат абстрагирующего подхода к жизни нашей воли». В этом контексте важно, что коммуникация несводима лишь к информационному обмену, – она может и должна быть истолкована как экзистенциально значимая, ибо, по Апелю (Карл-Отто Апель /нем. Karl-Otto Apel/ 1922): «является одновременно процессом достижения согласия», а, по словам Гадамера (Га́дамер Ганс-Георг /нем. Hans-Georg Gadamer/ 1900 - 2002) «духовная реальность языка есть реальность духа, которая объединяет «Я и Ты».
Бытует обратная позиция, но мне видится, что и появление способности и возможности выхода индивидуальности за пределы собственного существования (трансценденция за пределы экзистенции), даёт опыт в осознании «Ты». И тут нельзя не вспомнить про мнение Бубера, что отношение Я – Ты совсем иное, чем отношение Я – Ты (Оно) и прав Дильтей, что «внутреннее самоощущение и внешнее восприятие никогда не осуществляются в одном и том же акте, а потому факт духовной жизни никогда не дан нам одновременно с фактом нашей телесной жизни». Собственно и Левинас в своём эссе "Totalité et Infini. Essai sur l'Exteriorité" («Тотальность и бесконечное. Эссе на тему экстериорности» 1961) отмечал наличие двух коммуникативных уровней: «каждый из общающихся взаимодействует одновременно в вертикальном направлении - "человек-Бог" и в горизонтальном - "человек-человек". Эта двойственность и может быть основанием принятия двойственности Я в целостном человеке, как, с одной стороны, Я эксплицитного, проявленного в реальной жизни или фактических отношениях и, с другой стороны, имплицитного Я, имеющего иную или духовную основу. Принятие такого порядка не исключает, что в человеке не только присутствует двойственное Я, но и вполне может быть вообще два разных по уровню Я. В этом данном случае и возникает способность человека к трансцендентальной коммуникации или к способности осуществлять внутренний диалог и совершенствовать свой духовный опыт. Конечно же, не следует путать данный внутренний диалог, выводящий на уровень истинного (имплицитного) Я или сущностный уровень с внутренним рефлексивным диалогом. Известный в психологии внутренний диалог по существу является циклической коммуникативной функцией эксплицитного Я через рефлексию — обращение субъекта на своё собственное психофизическое состояние и опыт. В контексте эзотерических учений и, по мнению уважаемых специалистов, соответствующие «поверхностные», «внешние», «примитивные» или трансактные практики являются рациональными методами понимания себя и своей социальной среды, не полностью, а зачастую и ложно отражают как личность, так и окружающий её мир. Духовная жизнь не может быть рациональной, а, следовательно, методы осознания самого себя и своего истинного Я без учёта этой важной составляющей человеческого существования являются не вполне адекватными. По словам Кастанеды: «Мы непрерывно разговариваем с собой о нашем мире. Фактически, мы создаём наш мир своим внутренним диалогом. Когда мы перестаём разговаривать с собой, мир становится таким, каким он должен быть. Мы обновляем его, мы наделяем его жизнью, мы поддерживаем его своим внутренним диалогом….». Для устранения негативного коммуникативного цикла рефлекторного внутреннего диалога, отхода от иллюзии реальности в процессе выведения эксплицитного Я на уровень Я имплицитного или реального Мира, давно и результативно используются, как пример, техники созерцания, молитвы или медитации.
Таким образом, в человеке, действительно или действенно, есть не два, как это отмечал Левинас, а три уровня коммуникации: горизонтальный – Я эксплицитное на эксплицитном уровне (объективном и субъективном), некий энергоинформационный – на промежуточном уровне (субъективном и метасубъективном) и Я имплицитное на имплицитном уровне (метасубъективном). Тем ни менее, соответствующее разделение на уровни не должно приводить нас к иллюзии разобщённости или представлениям функциональной раздробленности, но лишь к некой определённости и триединству.
Как отмечал Гуссерль, описывая концептуальные перипетии своей трансцендентальной феноменологии в «Картезианских размышлениях» (1931): «Бытие мира, основанное на очевидности естественного опыта, не может более быть для нас само собой разумеющимся фактом, но лишь феноменом значимости…. Естественная почва бытия по своей бытийной значимости вторична, она всегда предполагает трансцендентальную; и поскольку именно к ней приводит нас фундаментальный феноменологический метод трансцендентального εποχή (эпохе), он носит название трансцендентально-феноменологической редукции». Таким образом, именно исходя, а точнее исходя от имени и принадлежности присутствующего бытия, через ступени последовательной трансцендентально-феноменологической редукции, осуществляется ориентация на другое или истинное надлежащее Я. Эта последовательность, то есть следствие деятельности феномена или присутствующего эксплицитного Я, посредством субъективного, образует направленность на определение Другого. Отвечая на вопрос, почему в данном определении такая последовательность, можно вспомнить о некоторых мыслях Эммануила Канта /нем. Immanuel Kant/ (1724 – 1804), который отмечал, что аподиктичность (безусловная необходимость) познания обусловливается только врождёнными законами деятельности познавательных способностей, то есть определяется принципами априорности у субъекта. Как он писал в последнем параграфе своей диссертации «De mundi sensibilis atgue intelligibilis forma et principiis» "О форме и принципах чувственно воспринимаемого и интеллигибельного мира" (1770): «Все в мире происходит сообразно с естественным порядком», что подобно принципу причинности, а, следовательно, и априорности в умопостигаемом. Умом же, как он говорил, мы постигаем то, что не обнаруживаем чувствами, то есть эмпирически. В своём труде по истории философии Скирбекк и Гилье отмечают, что «Кант абсолютно противопоставляет то, что конституирует и то, что конституировано, трансцендентальное и эмпирическое. Для Гегеля /нем. Georg Wilhelm Friedrich Hegel/ (1770 - 1831) это отношение становится более текучем…. Кант часто мыслит в терминах дуалистических противоположностей, а Гегель пытается примирить противоположности, помещая их в диалектический контекст…». Именно диалектика и подводит нас ближе к истине.
Оперирование сознанием в качестве инструмента познания, через переход от эмпирического восприятия, к осмыслению на основе опыта и последующей критической оценке информации - синтезу, происходит на уровне эксплицитного Я. Однако, уже на этом уровне нельзя исключать энергоинформационного дискурса или диалога с имплицитным Я. Истинное Я, как надлежащее, имеет большую возможность влиять на сознание и его расширение, чем Я связанное исключительно с феноменальным миром. Возможно именно подсознание или бессознательное, которое не связано на прямую с миром феноменов и материальными объектами, имеет больше связи с имплицитным Я. Следовательно, возможность человека адекватно функционировать в мире, на прямую связано с расширением и качественной организацией (реорганизацией) сознания, апеллирующего (от лат. appellatio — обращение) или вопрошающего посредством абстрактного мышления и дискурса к бессознательному, а далее и к своему истинному Я. Именно по этой причине изначально коммуникативный вектор направлен от всего проявленного ко всему неявному, от феноменального к ноуменальному или от эксплицитного к имплицитному. По этой же причине эксплицитное Я устремлено дискурсом к трансцендентному Ты (т.е. имплицитному Я - уровню сути и сосредоточения истины).
Гегель в своей работе «Феноменология духа» отмечал, что критическая рефлексия над эмпирической «воспринимаемой определённостью» показывает нам недостатки чувственного восприятия, а то, что кажется нам непосредственно данным на самом деле опосредовано именно языком. Чувственная определённость сама по себе, говорил он, не является чем-то «неистинным», но указывает на нечто вне себя. Энергоинформационный процесс между бытийным и вне-бытийным, таким образом, образует коммуникативную «текучесть», которая формирует или конституирует существующее. В этом контексте, Dasein (Присутствие) Хайдеггера, которое не связано с субъектом, есть канал, через который как инициируются вопросы о сути, так и низводятся до существования «экзистенциалы», предшествующие категориям и понятиям. Нисходящий энергоинформационный поток лежит в основе феномена понимания, являясь его пред-структурой.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...
Мартин Хайдеггер /нем. Martin Heidegger/ (1889 - 1976), с которым Левинас в части его онтологической концепции Присутствия (Dasein или «вот-бытие», «здесь-бытие») не очень-то солидарен, в книге «Бытие и время» ("Zein und Seit”) говорит, что «Присутствие экзистенциально определено событием и тогда, когда другой фактично не наличен и не воспринят. Одиночество присутствия есть тоже событиé в мире. Не хватать другого может только в событии´ и для него… » и продолжает далее: «Фактическое одиночество ... снимается не тем, что «рядом» со мной случился второй экземпляр человека или возможно десять таких… И в бытии «среди них» они тоже соприсутствуют; их соприсутствие встречает в модусе безразличия и чужести» ("Z.u.S.”I. 4. 144.)
Сам способ бытия индивида, а значит и его Я, артикулируется Сартром /фр. Jean-Paul Charles Aymard Sartre/ (1905 - 1980), как «быть видимым Другими». Как говорит Жан-Поль Шарль Эма́р Сартр: «мне нужен другой, чтобы целостно постичь все структуры своего бытия». С позиции атеистического экзистенциалиста, это логично, но как постичь собственное Я если по Хайдеггеру некто рядом в состоянии безразличия и чужести? То есть, наличие другого на горизонтальном уровне (в социуме) не гарантирует полноты и истинности самоидентификации Я. И, только ли «видимость другими» определяет способ Бытия человека? Получается, что если нет «других», то и нет самого Я?
Ма́ртин Бу́бер /нем. Martin Buber/ (1878 -1965), будучи разработчиком и популяризатором фундаментальной ситуации сосуществования Я с другой личностью, отстаивая позицию двойственности мира, которая, по его мнению, обусловлена двойственностью соотнесенности человека с ним, считает что Я не есть онтологическая (субстанциальная) данность, но конституируется лишь в качестве «отношения с Ты». И с этим нельзя не согласиться, памятуя опять же о хайдеггеровском посыле в «Z.u.S.» к Dasein и его позиции, что все сущие обретают значение не данности (дефективный модус бытия), а прежде всего «подручности», то есть в различных модусах не «что», а «как». Самоидентификация Я и снятие Одиночества присутствия, по словам Хайдеггера, возможно через экзистенциальный основофеномен определяемый им как забота. Однако он предупреждает, что его, этот основа-феномен, ни в коем случае не следует отождествлять с такими феноменами, как: воля, желание, влечение и позыв. Мартин Бубер, представил концепцию отношений иначе своего тёзки и несколько отлично от весьма идеалистических воззрений своего учителя Вильгельма Дильтейя /нем. Wilhelm Dilthey/ (1833 - 1911). Он предположил в работе «Я и Ты», что: «Позиция человека двойственна в соответствии с двойственностью основных слов, которые он может произносить. Основные слова, суть не единичные слова, а словесные пары. Одно основное слово - это пара Я-ТЫ. Другое основное слово - пара Я-ОНО… Тем самым Я человека также двойственно. Потому что Я основного слова Я-ТЫ другое, чем Я основного слова Я-ОНО» ("I.u.D.”, ч. I). По Буберу, Я постоянно в связке и не может быть самостоятельным. Всё тут изложенное Бубером понятно и может быть верно, когда Я представлено с позиции феномена, как присутствие с кем-то или присутствие с чем-то, когда Я есть явление существующего порядка, но не порядка сущностного. Когда существующее исчезает и нечто переходит в состояние ничто, то нельзя сказать, что сущность тоже исчезла. Сущность остаётся даже в том случае, когда мы не можем к ней обратиться буквально или фактически, что и характеризует единство и противоположность Сущего. Таким образом, Я-сущность может быть предтечей Я-существующего-в, и это вполне соотносится с позицией Дильтейя. В работе «Введении в науки о духе» он отмечал, что: «В нашем цельном воляще-чувствующе-представляющем существе наряду с нашей самостью нам одновременно и с ничуть не меньшей достоверностью дана заодно и эта внешняя действительность (т. е. независимое от нас ^другое, в полном отвлечении от своих пространственных определений) — дана в качестве жизни, а не в качестве чистого представления. Мы знаем об этом внешнем мире не благодаря умозаключению от следствий к причинам и не в силу соответствующего мыслительного процесса; наоборот, сами эти представления о следствии и причине лишь результат абстрагирующего подхода к жизни нашей воли». В этом контексте важно, что коммуникация несводима лишь к информационному обмену, – она может и должна быть истолкована как экзистенциально значимая, ибо, по Апелю (Карл-Отто Апель /нем. Karl-Otto Apel/ 1922): «является одновременно процессом достижения согласия», а, по словам Гадамера (Га́дамер Ганс-Георг /нем. Hans-Georg Gadamer/ 1900 - 2002) «духовная реальность языка есть реальность духа, которая объединяет «Я и Ты».
Бытует обратная позиция, но мне видится, что и появление способности и возможности выхода индивидуальности за пределы собственного существования (трансценденция за пределы экзистенции), даёт опыт в осознании «Ты». И тут нельзя не вспомнить про мнение Бубера, что отношение Я – Ты совсем иное, чем отношение Я – Ты (Оно) и прав Дильтей, что «внутреннее самоощущение и внешнее восприятие никогда не осуществляются в одном и том же акте, а потому факт духовной жизни никогда не дан нам одновременно с фактом нашей телесной жизни». Собственно и Левинас в своём эссе "Totalité et Infini. Essai sur l'Exteriorité" («Тотальность и бесконечное. Эссе на тему экстериорности» 1961) отмечал наличие двух коммуникативных уровней: «каждый из общающихся взаимодействует одновременно в вертикальном направлении - "человек-Бог" и в горизонтальном - "человек-человек". Эта двойственность и может быть основанием принятия двойственности Я в целостном человеке, как, с одной стороны, Я эксплицитного, проявленного в реальной жизни или фактических отношениях и, с другой стороны, имплицитного Я, имеющего иную или духовную основу. Принятие такого порядка не исключает, что в человеке не только присутствует двойственное Я, но и вполне может быть вообще два разных по уровню Я. В этом данном случае и возникает способность человека к трансцендентальной коммуникации или к способности осуществлять внутренний диалог и совершенствовать свой духовный опыт. Конечно же, не следует путать данный внутренний диалог, выводящий на уровень истинного (имплицитного) Я или сущностный уровень с внутренним рефлексивным диалогом. Известный в психологии внутренний диалог по существу является циклической коммуникативной функцией эксплицитного Я через рефлексию — обращение субъекта на своё собственное психофизическое состояние и опыт. В контексте эзотерических учений и, по мнению уважаемых специалистов, соответствующие «поверхностные», «внешние», «примитивные» или трансактные практики являются рациональными методами понимания себя и своей социальной среды, не полностью, а зачастую и ложно отражают как личность, так и окружающий её мир. Духовная жизнь не может быть рациональной, а, следовательно, методы осознания самого себя и своего истинного Я без учёта этой важной составляющей человеческого существования являются не вполне адекватными. По словам Кастанеды: «Мы непрерывно разговариваем с собой о нашем мире. Фактически, мы создаём наш мир своим внутренним диалогом. Когда мы перестаём разговаривать с собой, мир становится таким, каким он должен быть. Мы обновляем его, мы наделяем его жизнью, мы поддерживаем его своим внутренним диалогом….». Для устранения негативного коммуникативного цикла рефлекторного внутреннего диалога, отхода от иллюзии реальности в процессе выведения эксплицитного Я на уровень Я имплицитного или реального Мира, давно и результативно используются, как пример, техники созерцания, молитвы или медитации.
Таким образом, в человеке, действительно или действенно, есть не два, как это отмечал Левинас, а три уровня коммуникации: горизонтальный – Я эксплицитное на эксплицитном уровне (объективном и субъективном), некий энергоинформационный – на промежуточном уровне (субъективном и метасубъективном) и Я имплицитное на имплицитном уровне (метасубъективном). Тем ни менее, соответствующее разделение на уровни не должно приводить нас к иллюзии разобщённости или представлениям функциональной раздробленности, но лишь к некой определённости и триединству.
Как отмечал Гуссерль, описывая концептуальные перипетии своей трансцендентальной феноменологии в «Картезианских размышлениях» (1931): «Бытие мира, основанное на очевидности естественного опыта, не может более быть для нас само собой разумеющимся фактом, но лишь феноменом значимости…. Естественная почва бытия по своей бытийной значимости вторична, она всегда предполагает трансцендентальную; и поскольку именно к ней приводит нас фундаментальный феноменологический метод трансцендентального εποχή (эпохе), он носит название трансцендентально-феноменологической редукции». Таким образом, именно исходя, а точнее исходя от имени и принадлежности присутствующего бытия, через ступени последовательной трансцендентально-феноменологической редукции, осуществляется ориентация на другое или истинное надлежащее Я. Эта последовательность, то есть следствие деятельности феномена или присутствующего эксплицитного Я, посредством субъективного, образует направленность на определение Другого. Отвечая на вопрос, почему в данном определении такая последовательность, можно вспомнить о некоторых мыслях Эммануила Канта /нем. Immanuel Kant/ (1724 – 1804), который отмечал, что аподиктичность (безусловная необходимость) познания обусловливается только врождёнными законами деятельности познавательных способностей, то есть определяется принципами априорности у субъекта. Как он писал в последнем параграфе своей диссертации «De mundi sensibilis atgue intelligibilis forma et principiis» "О форме и принципах чувственно воспринимаемого и интеллигибельного мира" (1770): «Все в мире происходит сообразно с естественным порядком», что подобно принципу причинности, а, следовательно, и априорности в умопостигаемом. Умом же, как он говорил, мы постигаем то, что не обнаруживаем чувствами, то есть эмпирически. В своём труде по истории философии Скирбекк и Гилье отмечают, что «Кант абсолютно противопоставляет то, что конституирует и то, что конституировано, трансцендентальное и эмпирическое. Для Гегеля /нем. Georg Wilhelm Friedrich Hegel/ (1770 - 1831) это отношение становится более текучем…. Кант часто мыслит в терминах дуалистических противоположностей, а Гегель пытается примирить противоположности, помещая их в диалектический контекст…». Именно диалектика и подводит нас ближе к истине.
Оперирование сознанием в качестве инструмента познания, через переход от эмпирического восприятия, к осмыслению на основе опыта и последующей критической оценке информации - синтезу, происходит на уровне эксплицитного Я. Однако, уже на этом уровне нельзя исключать энергоинформационного дискурса или диалога с имплицитным Я. Истинное Я, как надлежащее, имеет большую возможность влиять на сознание и его расширение, чем Я связанное исключительно с феноменальным миром. Возможно именно подсознание или бессознательное, которое не связано на прямую с миром феноменов и материальными объектами, имеет больше связи с имплицитным Я. Следовательно, возможность человека адекватно функционировать в мире, на прямую связано с расширением и качественной организацией (реорганизацией) сознания, апеллирующего (от лат. appellatio — обращение) или вопрошающего посредством абстрактного мышления и дискурса к бессознательному, а далее и к своему истинному Я. Именно по этой причине изначально коммуникативный вектор направлен от всего проявленного ко всему неявному, от феноменального к ноуменальному или от эксплицитного к имплицитному. По этой же причине эксплицитное Я устремлено дискурсом к трансцендентному Ты (т.е. имплицитному Я - уровню сути и сосредоточения истины).
Гегель в своей работе «Феноменология духа» отмечал, что критическая рефлексия над эмпирической «воспринимаемой определённостью» показывает нам недостатки чувственного восприятия, а то, что кажется нам непосредственно данным на самом деле опосредовано именно языком. Чувственная определённость сама по себе, говорил он, не является чем-то «неистинным», но указывает на нечто вне себя. Энергоинформационный процесс между бытийным и вне-бытийным, таким образом, образует коммуникативную «текучесть», которая формирует или конституирует существующее. В этом контексте, Dasein (Присутствие) Хайдеггера, которое не связано с субъектом, есть канал, через который как инициируются вопросы о сути, так и низводятся до существования «экзистенциалы», предшествующие категориям и понятиям. Нисходящий энергоинформационный поток лежит в основе феномена понимания, являясь его пред-структурой.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...