Слишком

Введение

«Уже несколько лет различные православные организации пытаются доказать, что в школьную программу необходимо ввести новый предмет – «Основы православной культуры», чтобы учить молодое поколение нравственности и духовности.

В поддержку ОПК они даже собрали более 100 тысяч подписей в Москве и Московской области.

Поскольку с «Основами» пока не выходит, Совет православных молодежных организаций Москвы совместно с представителями Государственной думы и столичной творческой...

Чернокнижник уверен, что борется с Богом и венцом творения   человеком, но, увы, участвуя в делах тьмы, он лишь помогает Творцу очистить землю от грешных, порочных людей. Получается так, что служа злу, чернокнижник творит добро, но почему же тогда после смерти его ждет не рай, а ад?

Где же справедливость? Разве за добро можно наказывать?

Предвижу недоумение многих из вас, уважаемые читатели, и даже гневные высказывания, вроде следующих: «Что он такое тут наплел? Может быть он сам ведьмак...

Всё движение Нью-Эйдж целиком — используя этот термин в его широчайшем и самом общем смысле — находится на крайне амбивалентных условиях со своим собственным умом. Нью-Эйдж попросту не знает, что ему делать с интеллектом, рациональным умом, вербальными и концептуальными способностями, которые имеют назойливую склонность возникать прямо посреди жизни.

Будучи одним из приближённых к сфере Нью-Эйджа интеллектуалов, я бы хотел рассмотреть этот сложный вопрос и, возможно, предложить взгляд изнутри...

Эмоции производят слишком много беспорядка в нашем чистом опрятном рациональном мире, и поэтому мы стараемся их уничтожить. Мы подавляем гнев, печаль, нервность, возмущение, страх, боль, даже любовь, радость, избыток чувств.

(И если кто-то спрашивает нас, как мы себя чувствуем, мы пожимаем плечами и отвечаем: «Да все в порядке.») Мы почти забыли, как чувствовать.

Подавление эмоций не только неправедно, оно просто опасно. «Эмоции»,— говорит Сетх,— текут через вас, как штормовые облака или...

5

Произнесши эти слова, Заратустра снова посмотрел на народ и умолк. "Вот стоят они, говорил он в сердце своем, -- вот смеются они: они не понимают меня, мои речи не для этих ушей.

Неужели нужно сперва разодрать им уши, чтобы научились они слушать глазами?

Неужели надо греметь, как литавры и как проповедники покаяния? Или верят они только заикающемуся?

У них есть нечто, чем гордятся они. Но как называют они то, что делает их гордыми? Они называют это культурою, она отличает их от...

О друге

"Всегда быть одному слишком много для меня" -- так думает отшельник. "Всегда один и один -- это дает со временем двух".

Я и меня всегда слишком усердствуют в разговоре; как вынести это, если бы не было друга?

Всегда для отшельника друг является третьим: третий -- это пробка, мешающая разговору двух опуститься в бездонную глубь.

Ах, существует слишком много бездонных глубин для всех отшельников! Поэтому так страстно жаждут они друга и высоты его.

Наша вера в других выдает...

О сострадательных

Друзья мои! до вашего друга дошли насмешливые слова: "Посмотрите только на Заратустру! Разве не ходит он среди нас, как среди зверей?"

Но было бы лучше так сказать: "Познающий ходит среди людей, как среди зверей".

Но сам человек называется у познающего: зверь, имеющий красные щеки.

Откуда у него это имя? Не потому ли, что слишком часто должен был он стыдиться?

О, друзья мои! Так говорит познающий: стыд, стыд, стыд -- вот история человека!

И потому благородный...

Об избавлении

Однажды, когда Заратустра проходил по большому мосту, окружили его калеки и нищие, и один горбатый так говорил ему:

"Посмотри, Заратустра! Даже народ учится у тебя и приобретает веру в твое учение; но чтобы совсем уверовал он в тебя, для этого нужно еще одно -- ты должен убедить еще нас, калек! Здесь у тебя прекрасный выбор и поистине случай с многими шансами на неупущение. Ты можешь исцелять слепых и заставлять бегать хромых, и ты мог бы поубавить кое-что и у того, у кого...

О духе тяжести

1

Уста мои -- уста народа: слишком грубо и сердечно говорю я для шелковистых зайцев. И еще более странным звучит мое слово для всех чернильных рыб и лисиц пера!

Моя рука -- рука дурня: горе всем столам и стенам и всему, что может дать место для старанья и для маранья дурня!

Моя нога -- чертово копыто; ею семеню я рысцой чрез камень и пенек, в поле вдоль и поперек и, как дьявол, радуюсь всякому быстрому бегу.

Мой желудок -- должно быть, желудок орла? Ибо он любит...

В отставке

Немного спустя после того, как Заратустра освободился от чародея, увидел он опять, что кто-то сидит на дороге, по которой он шел; это был черный высокий человек с исхудавшим, бледным лицом, сильно раздосадовавший его. "Горе, -- сказал он в сердце своем, -- вот сидит закутанная печаль, мне кажется, она из рода священников; чего хотят они в моем царстве?

Как! Едва избег я одного чародея, -- и вот другой чернокнижник опять становится мне поперек дороги, --

-- какой-нибудь колдун...