Встречи с собой прошлым и не совсем настоящим.
Сны. Они часто возвращают меня в одни и те же места. Узнаю людей. Запоминаю дорогу. Мои профессии, как правило, в области образования, туризма (пеший и спелео), летной профессии или церкви. Реже в других.
Сны. Они часто возвращают меня в одни и те же места. Узнаю людей. Запоминаю дорогу. Мои профессии, как правило, в области образования, туризма (пеший и спелео), летной профессии или церкви. Реже в других.
Встречался с известными личностями: Ленин - насквозь больной, на костылях. Сталин - неоднократно. Узнает при встрече. Всегда дружески расположен. Однажды был в его личной охране под фамилией Буйнов. Один из снов полностью описан в повести "Чела": Суворов - подробно смотри там же.
Как-то увидел себя Чайковским. Жаль, не записал по свежей памяти. Окружение помню не четко. Попросили сыграть на рояле. В этой реальности я не читаю ноты. Но там! Я смотрел в партитуру, а руки летали по клавишам, будто не мои глаза, а они считывали звуки с листа со скоростью, много быстрее чтения в слух. Я не смотрел на клавиши. Звук оживал в сознании, объединяя мозг, тело и инструмент в единый осознаваемый порыв. Прошлое, будущее, настоящее; друзья, родственники, увлечения. Для меня происходит одновременно в параллельных мирах по законам, нами непознанным. Измыслить нечто новое, человеку не дано. Все, что мы видим во сне - "я есмь"! Наше бытие!
Католик
Падре тучен телом, и выглядел некогда солидным в своей просторной черной мантии. Я склонился на колено, а он что-то внушительно выговаривал хорошо поставленным увещевающим баритоном. О чем говорил, я догадывался по общему смыслу и проникновенному дружелюбному тону.
Нечто волнующее захватило меня настолько, что падре, в конце концов, заметил мою невнимательность. С хорошо читаемой печалью в потемневших от причиняемого ему огорчения глазах, он слегка коснулся моего прикрытого черной сутаной плеча своими некогда пухлыми, а сейчас просто старческими пальцами
- Поступай, как знаешь! - и растворился в полумраке притвора.
Просторная и мрачная без отепляющего огня свечей зала для богослужений, выложена по стенам выцветающей и не уступающей падре по возрасту крупной мозаикой. Без намека на рисунок, бледными желтыми и неровными салатовыми мазками, мозаика призвана скрасить унылую пустоту зала. Стеклянный купол светлым пятном серого дня над алтарем - намеком на божеское благоволение, серой надеждой выползти из мрака недостойного сознания. Я поднялся с колен и прошел, и встал прямо под куполом, слегка расставив ладони, как, очевидно проделывал не раз и не два, обращаясь с молитвой к небу за прозрачными стеклами в черных штрихах едва различимого переплета.
Неожиданно я увидел себя со стороны. Молодого, рано раздобревшего с упитанными щеками под короткой щеткой округло стриженых волос. Нет, вру! Я уже видел сегодня себя со спины. Коленопреклоненным, с пробритой тонзурой, в черной рясе, обтягивающей сгорбленную поклоном спину. Падре ушел. Я стоял под куполом с высоко откинутой головой, испрашивая совета у неба, и вдруг в унисон моих мыслей прямо из купола потянулось к низу басовитое гудение колокола.
- Бу-у-м! - Не ожидавший ответа от равнодушного неба, я вздрогнул, но тотчас воспринял торжественное гудение меди одобрением и, помнится, лишь удивился непривычной басовитости колокола. Колокольня вытягивалась к небу над входом. Звучание её колоколов значительно выше по тону, да и направление услышанного "бу-у-м" шло как бы «поперек» направления их каждодневного звучания. Привычный звон обычно переполнял казавшуюся просторной площадь, единственным высоким строением которой был этот католический храм с готической крышей колокольни. Звон, перетекая неприметные крыши улиц, сходящихся перед дощатой забегаловкой, что выделялась высоким каменным фундаментом напротив входа в храм, уходил и возвращался, вливаясь в его открытые двери воистину божественными аккордами.
Православная церковь слева от входа в собор - не в счет. Ее неокрашенный потемневший купол плыл среди сучьев траурных лип над массивными стенами приземленного облака. За православным храмом угадывалось кладбище. Площадь перед обоими храмами буро-желтая, не мощеная и безлюдная. Это обстоятельство объединяло оба храма, как и понимание того непреложного факта, что предки наши, храмов от нечего делать не ставили, и отсутствие людей еще ни о чем ни говорит..
Отец "Николай"
Отец "Николай" худ, высок и строг лицом истинного аскета. Во сне он напоминает того "сегодняшнего", что недавно перешел к тем, кому служил всю свою сознательную жизнь. Моя семья благодарна ему за помощь. Его цветные фотографии в каждой комнате. У фотографий изменяется выражение глаз, с ними можно "вести диалог". Невозможно объяснить!
Крошечный православный храм отца Николая с золотыми звездами по пяти синим луковицам стоит выше по улице и напротив скромной церквушки, где хозяйничаю я: темный купол под крестом, черная крыша оторочкой простого узора над сливающейся со снегом приземистой полоской стен. Внутри, в старательно выбеленном углу, икона Богоматери, а справа в нише горит малиновым светом чудотворный огонь. От чужого глаза ниша укрыта также вкрутую побеленной доской. Когда прихожан не было. Отец Николай приходил, мы убирали доску и молча смотрели на чудо, погруженные в свои мысли. Мой наставник из сна верил в меня. Незадолго до своего перехода он перепоручил чтение проповедей мне, убедив в мысли, что верующим нравятся мои духовные рассуждения. Он не укреплял моих сил, высказывая желаемое за действительность. Я помню, как верующие заходили за мной, и мы перепахивали снег, проваливаясь по пояс, на крутом взгорке перед храмом, торопясь к службе. Они хотели слышать меня, и я, напоминающий худобой и ростом хозяина собора, послушно вышагивал впереди переполненный неизъяснимым чувством духовного родства с каждым.
Опытные в службе пожилые помощницы, оказались для меня той опорой, что позволяли моей неуклюжей молодости справляться с тонкостями службы в строгом исполнении церковного устава.
Несколько ниже по улице стояла еще одна церковка, много моложе моей по возрасту, буде дозволено таким образом выразиться. Я, помнится, дивился количеству храмов на непримечательной деревенской улице, но в "молодую" церковь не заходил. Службы велись в соборе.
Последнюю встречу с отцом "Николаем" запомнил хорошо, и она произвела на меня гнетущее впечатление. По моим ощущениям было мне лет двадцать пять-тридцать. Рост средний, серый цивильный костюм с пиджаком нараспашку. По какому то наитию мне пришло в голову посетить некий монастырь, судя по стечению народа, в праздничный день. Пришел я рано, посетителей пропускали без очереди, и я был удивлен, увидев широкую колонну прихожан, втягивающуюся в низкие ворота внутреннего храма в доброй сотне метров от входа. Не раздумывая, я занял место в шеренге, неприятно поразившей меня одинаковой бледностью лиц и какой-то отрешенностью, вернее безразличию ко всему. Никаких поворотов головы или переговоров, каждый смотрел перед собой пустыми глазами, и на меня решительно никто не обратил внимания, из-за чего, собственно, я и постеснялся спросить: куда идем?
Другие посетители словно и не видели отчужденного шествия. Они сворачивали в широкую аллею кладбища, переговариваясь между собой, не выказывая к нам тени любопытства. Словно не видели. Пополнение молча примыкало к колонне и уже образовало очередные шеренги за моей спиной. Разницу в лицах посетителей кладбища и соседей по шеренге я видел, не придавая ей ровно никакого значения до тех самых пор, когда шедший несколькими рядами впереди меня высокий монах в черном капюшоне вдруг обернулся! Я моментально узнал лицо наставника. Неожиданный гнев в его глазах вышиб меня из очереди быстрее пробки от шампанского. Я понял и бледность лиц, и общий смысл. Детали, не испугав, вдруг "резко" не заинтересовали… Сегодня я пришел не к ним!
Летчик
Много раз. От курсантских лет, с училищем похожим постройкой на то, что окончил в теперешней жизни и классами, где меня хорошо знали, но где я никого не рискнул бы назвать по имени. До летной работы на вертолетах, реже на бомбардировщиках дальнего действия незнакомой конструкции и приборами, которые я обязан был знать, но совершенно для меня не понятных.
Иногда я видел себя в госпитальных палатах. Видел и сам госпиталь, в котором сносно ориентировался, попадая туда с проблемами респираторного характера.
Изредка встречался с друзьями летчиками по сегодняшней жизни. Мой друг, Заслуженный штурман России Эдуард Шагиахметов (слава Богу, ныне здравствующий) неизменно в форме военного летчика похожей на современную представляет меня сослуживцам как опытного штурмана. Аппараты (самолеты) бомбардировщики и транспортные. Знакомый по снам аэродром. Но стоит сесть в кабину, приборы незнакомые, с трудом разбираюсь в их предназначении. Бывает, и лечу сквозь ночь на немыслимой скорости с сомнительными вариантами на благополучное выполнение задачи.
Показалось странным, что командир (царствие тебе, Голубцов Алексей), о котором писал в своей первой повести, почему-то меня не узнал. Снится время от времени седой генерал, что всегда помогает в затруднениях по службе в пику неким личностям, провоцирующим мое досрочное увольнение, не из армии, так с летной работы.
Полеты на самолетах и вертолетах днем и ночью над какой-то полузнакомой местностью. Меня считают знатоком, а я ориентируюсь с трудом. Бывали и перелеты на Дальний восток, в знакомый военный городок, одновременно узнанный и неузнаваемый. Летал над синей от дымки зеленой роскошью Сибири и ее, почему-то, неизменно песчано-желтом юго-востоке, но с известным до мелочей рельефом. Вон под той острой вершиной в долине рукотворная пещера, в которую я не заходил, опасаясь явного избытка серы в породе. А на гору поднимался. Знакома и утоптанная тропинка вдоль похожих на сады кустарников по пологим склонам. Зеленые южные склоны без признаков леса пологи и удобны для восхождения, не в пример отвесным северным, высоким и таким рыхлым, - не один крюк не удержит.
Часто снится огромное поле аэродрома гражданского и военного одновременно. Мне приходилось бывать на нем и пассажиром, и летчиком. Однажды летел с одноклассником Генкой в командировку. Генка в моих глазах остался мальчишкой, а командировку организовал его отец - лицо влиятельное, готовый ради сына свернуть горы. Генка не произнес ни словечка, сидел без эмоций, не выказывая радости от общения через бездну лет. Но в кабину пилотов мне командировочному летчику войти не позволили. Не показали даже издалека! А, бывало, и такую самолетную фантастику зрил, в уме не укладывается!.. (См. повесть "Чела").
Турист
Видел себя со стороны. Крым. Вечер. Я с группой ребятни поднимаюсь в горы по лестнице с обветшавшими перилами, построенной специально для отдыхающих возле Гурзуфа. Города не видно, но я знаю, он внизу, притулившийся к скале "Генуэзская крепость" и укрытый зеленью голостволых деревьев с лиственными кронами по верху.
Я - руководитель. Строен, высок, на щеках черная щетина, продолговатое с крутым сбегом скул к подбородку лицо под вязаной шапочкой с горизонтальной белой полоской. Одет в глухой черный комбинезон в стиле "Черный альпинист". В том походе я ненадолго потерял группу.
Не пройдет месяца в этой реальности, неподалеку от Ялты я вспомнил сон вещим предупреждением. Увлеченный разговором с местными ребятами из службы спасения, я проворонил тропинку сквозь узкую полоску кустарника и долго бродил потом один по дороге, не понимая ее, уводящего в сторону от группы направления.
Из области спелеологии. Снится одна и та же пещера подземным продолжением поселка на отшибе от больших дорог. Тесный лаз вверх сразу после входа и цепочка относительно больших залов. Судя по беспорядку внутри, посещается часто. Я приходил сюда не раз с разными группами. Иногда выбирается другой маршрут, используя ориентиром поиска входа отдельно стоящее дерево. Под ним вход в цокольное помещение некогда стоящего здесь здания, довольно большого. Лаз в пещеру у дальней стены, но есть возможность отыскать путь в подвал под ногами, а там лабиринт с лестницами, выводящий к незнакомой станции метрополитена, реже к наземной станции Кунцево: очень зеленой, без моста и автострады под ним.
Родственники и друзья живые и оттуда, известные личности…
Узнают и в курсе моих дел в обеих реальностях. Там, знакомые и прочие, - все-все, как у нас. Пейзажи снов похожи до узнавания различий, реже незнаком, иногда фантастический. Те, кто ушел, знают, что я отсюда. Мой брат даже бросил, уходя по неведомым для меня делам: - Живи пока! А отчим в другом сне смотрел сквозь меня, не узнавая. И мама, и отчим снятся исключительно редко, как-то стороной. Общения не было, как и с моим комэска Лешей Голубцовым, и учительницей сына Ниной, перед которой я стоял юным мальчишкой-школьником. Умершая родная тетка Женя значительно помолодевшая, как-то вернула ключ от "моей" квартиры (там) и убежала, ничего не объясняя, в своем черном купальнике моды тридцатых годов 20-го века.
Недавно приснился дом и квартира, где нас поселили после освобождения Пскова от немцев. Я рассказываю совершенно незнакомым людям о тех днях, попросившись на ночевку в какой-то музыкальный коллектив, что снимал помещение. Утром не нахожу рядом стоящего с домом спортивного магазина «Ракета». Да и центральный Октябрьский проспект перейти сложно из-за невысоких построек типа газового распределителя при общей похожести иных современных построек.
Снятся сыновья, сегодня, слава Богу, живые…
Сын Сергей часто: в горах, пещерах или при делах… Недавно приснилась совместная армейская служба. В любой ситуации отношения отца и сына сохраняются, о чем окружение не всегда догадывается. Недавно это обстоятельство позволило мне своевременно предупредить сына о готовящейся против него провокации мелкого начальника в форме старшего лейтенанта 80-х годов. (Сергей в этой реальности 1976 г.р.)
Сын Алексей снится редко. Недавно он отдавал денежный долг за выполненную работу по устройству полосы для ожидаемого мной приема самолета. Долг отдавался при мне, я посчитал процедуру необходимой и только сказал: - Да, долги надо платить. Деньги (похожие на современные сторублевки) у сына еще оставались, что меня успокоило, поскольку их ценовое достоинство было раз в десять выше сегодняшнего. Помню, удивился еще, почему на полосу для самолета потребовалось столько соли, которая тянулась высокой извилистой насыпью, выровненной по верху, словно на нее собирались уложить рельсы. Потом мы компанией незнакомых пассажиров шли по готовой полосе плавно скользящей книзу под крышей ангарного типа, пока не уперлись в непрозрачную стену. Выход дневным светом звал куда-то влево. Я, очевидно, опекал некую даму, прежде чем направится к выходу, еще успокоил ее, говоря, что все выглядит точно так, как ей было предсказано. Ощущение прилета…
Встречу с А. Суворовым я описал в повести «Чела». Здесь упоминаю, потому что я в том сне по приказу Александра Васильевича был отряжен на поиск залежей соли, в полном согласии с моим выпускным (из военного училища) рефератом.
А вот со Сталиным свиделся, без малого, подряд дважды. В первом сне он сидел за непривлекательного вида окошком, возвышаясь усами над прилавком уставленным упаковками пива с черными и желтыми этикетками по пять шкаликов в каждом пластике. Сталин брал пиво (с черными), сбрасывал пробки и пил сразу изо всей упаковки. Редкая публика ненавязчиво толкалась неподалеку, но подходить за пивом не спешила. Я подошел и взял упаковку с желтой этикеткой.
- Не боишься, - спросил Сталин, впервые взглянув на меня строго.
- Чего мне боятся, - я удивился ненарочитой его строгости, но не более того…
- Ну, ну…
О вкусе пива ничего сказать не могу, едва успел приложиться.
Следующий сон охватывает, куда больший период, соответствующий нашим тридцатым. Сталин много моложе. Мысли его заняты подготовкой страны к неизбежной войне. Мы приехали на какой-то завод. Нас привели в цех готовой продукции… Суть обсуждаемых вопросов для меня осталась за кадром, ребята умели говорить иносказательно, а сама продукция оказалась запечатанной в ящики, один из которых краном вытаскивали для предъявления… Неожиданно из-за штабелей выскочил средних лет работяга и, выкрикнув Сталину в лицо несогласие с его политикой по отношению к рабочим бросился бежать.
- Куда ты убежишь, - с грустной ноткой в голосе вздохнул Сталин даже не взглянув в сторону убегающего работяги.
Мне когда-то рассказывали о тотальной слежке, но в действия охраны я посвящен не был. Не скажу точно, что побудило меня выйти за убегающим. Задний двор завода жил своей жизнью. На грузовики грузили длинные желтые ящики. Перед воротами без створок и жидкой колючкой по сторонам стоял один из джипов Сталина с открытым верхом. Водитель, в довоенной форме и при фуражке с синим околышем, увидев меня, суетливо выскочил для встречи:
- Товарищ капитан, разрешите съездить до того ларька? – Вскинутая в приветствии рука оторвалась от виска и показала на два-три ларечка метрах в пятидесяти от ворот. Негустая толпа мельтешила за разбитой вдрызг дорогой, что возле ларьков расползалась в стороны разводами грязи.
- Ты же знаешь, что это запрещено, – других аргументов у меня не было.
- Очень надо… - Я читал по напряженному лицу это его «очень!»
- Поступай по своему усмотрению, - сказал, отворачиваясь к корпусу, где оставил Сталина. – Я тебя не видел.
Сбежавшего работягу я так и не нашел, лишь горько пожалел бедолагу, предполагая для того крутые неприятности. Сталин отыскался возле ларька с другой стороны корпуса, где до того я его оставил. Обернувшись ко мне, он дождался, пока несколько рабочих не отошли на приличное расстояние…
- Я слышал, что торпеды помогают. Буду вшивать… - Сталин отошел от ларька, и меня поразила беззащитная детскость его прозрачных зрачков под крутой округлостью век.
- Правильно решил… - начал, было, я…
- Заметно? – Сталин направился к заводским корпусам. Лицо его вполоборота стало наливаться краской. Краску я тотчас отнес к игре своего воображения.
- Нет, - ответил я, продолжая представлять знакомое лицо «опосля приема вовнутрь», на котором глаза вождя продолжали жить своей детской жизнью. - Чужие не заметят.
- Машина скоро? – тема изменилась на задачи, мне подчиненные. Вождь ожидал легковушку.
- Пока двести верст с дачи пропилит…
- Поближе не нашлось? – Сталин спрашивал машинально, думая о чем-то своем.
- Сталин у нас один, для него и за тысячу километров пригнать нужный транспорт не жалко.
Я не льстил, Сталин знал о моей искренней к нему привязанности.
- За тысячу пятьдесят, - неожиданно поправил он меня.
- Почему за тысячу пятьдесят? – не понял я.
- Крупа надо сделать! А так, что у нас лучше, кроме «калашниковых»? – в голосе вождя таяли льдинками неподдельные усталость и грусть.
Перед моими глазами вдруг поплыла Красная площадь с цистернами ракетных комплексов.
- Хочешь, предскажу будущее?
Очевидно в моих глазах прочиталось нечто, заставившее Сталина согласиться без промедления.
Я говорил, одновременно видел его глаза, очень серьезные, и Красную площадь, в красных пятнах кумача, но совершенно не слышал себя.
- Значит не зря… - резюмировал вождь, зажигая в прозрачных детских зрачках свечи непередаваемой гордости не за себя…
Получается, мы существуем одновременно в бесконечном количестве миров при бесчисленном количестве вариантов, и где Я, - это ТЫ или наоборот. В них одно Эго, разделенное Духом на самостоятельные части, бесконечно развивается: возрождается, живет, проходит обновление и снова возрождается, протискиваясь сквозь миллиарды лет без пространства и времени, оплачивая страданием личности радости пребывания. Мы не уходим в какие-то обособленные места очередного пребывания. Мы уходим в соответствии со своим духовным развитием в один из своих снов, где снова продолжаем жить и развиваться. Мы и сейчас находимся в таком своем же сне в силу Божественных Законов, постижение которых, изменяя качество снов, и есть Путь возвращения в Отчий Дом.
«Познай самого себя!» - В который раз мысль о том, что слова Иисуса надо принимать буквально, не зацикливаясь на вариантах трактовки в угоду невежеству, заставила чаще забиться сердце. Мироздание предстало вдруг совершенно понятным по своему непостижимому устройству, где бесконечно малое умудряется перетекать в бесконечно большое, которое, в свою очередь, оказывается бесконечно малым в своем бесконечно большом, как бы выворачиваясь для этого наизнанку.
Каждый атом тела – бесконечный мир, в бесконечном количестве вариантов, где человек непостижимым образом сохраняет свою индивидуальность, оставаясь частью Единого Мира, который в нем и вокруг.…
- Господи Иисусе, как ты прав и в своей Нагорной проповеди, где тебя надо понимать тоже буквально. Но есть ли предел у нашей индивидуальности… Сохраняется ли она в той праэнергии, в которой рано или поздно раствориться материя, чтобы через миллиарды лет проявиться вновь. - Вдоль позвоночника стало жарко.- Тот, кто сегодня принимает свое развитие, - будет его продолжать. Кто, остановится или начнет пятиться, будет продолжать деградировать, создавая «отрицательный полюс» развития. «…который со временем плавно перетечет в другой», - хрюкнул насмешкой внутренний голос. - Так даже интересней, - ответил я ехиде внутри, закрывая дискуссию. – В сновидении сегодняшней реальности, мне ближе Свет!
Перечитал написанное. В ушах мягкими толчками расшалились изношенные сосуды. Разыгравшиеся живчики подергивают левую бровь. Я потер бровь пальцами, предупреждая срыв в нервный тик. Тик предупреждал крупное недовольство собой. Так было всегда.
В лес идти не хотелось. Лес выручал не раз и не два, но сегодня перемешивать ногами талый снег с грязью. Б-ррр! Я вышагивал навстречу просушившему асфальт ветру, радуясь солнечному мартовскому дню и, казалось, ни единой мысли не шевелилось под ежиком меж крутых пролысин на месте некогда богатой шевелюры. Дома реалии иного бытия незаметно перетекли в строки.
Чудеса
Первое и само-самое – мое рождение к этой земной жизни. Само собой разумеющийся факт, мы принимаем его как должное, тем не менее, любое рождение – чудо непознанных Законов Мироздания, при переходе из одного состояния в другое. Если мы остаемся в своем третьем измерении, то уходя в иную реальность (сон), память об этой жизни остается в подсознании, и в избранной жизни мы продолжаем один из тех вариантов, что избраны для нас Богом (или не понятыми законами Мира). Продолжение жизни всегда в той видовой ячейке, что мы понимаем под словом «человек» из квинтильонов других вариантов разумной жизни, о которых знаем, потому что присутствуем одновременно во всех измерениях с ограничениями своих знаний в каждом из них. Изменить что-либо в любой реальности не получиться с нашими знаниями законов изменений. Мы не в состоянии ни отнять, ни прибавить. В мире иллюзий все привносимые нами «изменения» неизбежно иллюзорны. Все явления во Вселенной сбалансированы. Для людей, способных видеть и прошлое, и будущее, более понятно отсутствие времени, о котором пишут, рассказывая о четвертом измерении. Но видят то они реальность! Иную, потому как в данный момент ее просто еще нет.
И все же Мир развивается по тем же аналогиям. Для Мира далеко не безразлично духовное состояние человечества. Оно – кирпичик его будущего здания.
4.10.88г. - 1993г. Тучковское кладбище, полночь… Звук колокола со стороны лагеря. Тепло и холод от могил, ощущаемый ладонями. От одной тепло, от другой холод. Провел пять групп. Осечек нет, - «показания» ладоней устойчивые.
Гранитный крест в два человеческих роста в 15-ти метрах от разбитой снарядами церкви. Я стою рядом, прикуривая сигарет… Почему не подошел, не дотронулся до полированной поверхности?!! Не предполагал, что утром на его месте окажется невзрачная могилка с примитивной проволочной оградкой и крестом из той же, окрашенной в позеленевшую синь проволоки… А упустил иную реальность.
Световые эффекты на том же кладбища в разное время: 4-х - 5-ти метровый Мальтийский крест, изменяющий очертания с каждым шагом на удалении 30-ти - 40-ка метров. Вначале видна вертикальная полоса, потом мерцающие по кругу огоньки-звездочки. Всего 3 три точки наблюдения через шаг.
Блуждающие огни величиной с кулак, яркие, без ореола или лучей, иногда несущиеся со скоростью велосипедиста над могилами и поперек основных аллей.
"Перекатывание" черного и белого "тумана" из могилы в могилу. Ребята смотрели, пока не надоело. Для меня же явление показалось на полминуты и пропало, задержавшись на пределе угла зрения в уголках глаз.
Девочка с косой и гном - наблюдения детей, участников походов. Сам видел нечто бледное, напоминающее старуху с мешком.
НЛО 25.07.90 г. - 18 человек свидетелей. Шар или диск диаметром метров сто, с золотистым обводом по краю. Внутри: растушеванным грифелем простого карандаша серый фон в левой половине, и… цвета закипающей стали справа. Есть описание в газете "Белорецкий рабочий" от 4 августа 1990 года в двух заметках "НЛО над Белорецком". Второго варианта, похожего на склеенные по широкому ободу обеденные тарелки, мы не видели. Истина скрыта. Но с этого дня: ощущение ведущей силы на мое духовное просвещение стало ощутимым.
Октябрь 1991г. Кунгур. (через год). Дом пионеров и кружок геологов. Рисунок НЛО на склейке из двух листов ватмана соответствует увиденному годом ранее. Рассказы руководителя и ребят о встречах с НЛО у дер. Малебка (80км восточнее Кунгура: проезд туда по ж.д., далее через реку перевозчиком) Газета М-ский треугольник конца 80-х об этих же явлениях, храню несколько №№.
Начало 80-х г.г. и конец 90-х г.г. Иногда мы видим и слышим то, что привыкли видеть и слышать. Дважды (возле станции Кубинка и рядом с мебельной фабрикой Одинцово) при подходе к ж.д. путям я, думая о посторонних делах, "на автомате", просматривал рельсы до горизонта. Видел и платформы, и людей на них, но не видел приближающейся электрички вплоть до пронзительной сирены. В обоих случаях мой мозг разглядывал картинку памяти. Эта наша особенность, создавать устойчивые мыслеформы, по-моему, хорошо объясняет видения наяву.
Останавливаю дождь! Никогда не подозревал в себе подобной способности, но в походах дождь останавливался, стоило обратить ладони к небу и произнести простую фразу: - Верхние люди, мне нужно накормить детей. Дождь мешает! - Причины назывались разные, в зависимости от обстоятельств. Дождик переставал поливать в течение минуты. (Помню на Урале, при многократных повторениях "на спор" заболела голова). Один из моих знакомых повторил опыт в сильнейший проливной дождь. Надо было видеть его глаза, когда рассказывал…
Иремель. Потрясающе. Невероятно! Нашел "общий язык с горой", как это описал в одноименном рассказе. Я бы назвал тот рассказ очерком. И не надо бояться, невероятное сбывается непостижимым образом…
Как-то увидел себя Чайковским. Жаль, не записал по свежей памяти. Окружение помню не четко. Попросили сыграть на рояле. В этой реальности я не читаю ноты. Но там! Я смотрел в партитуру, а руки летали по клавишам, будто не мои глаза, а они считывали звуки с листа со скоростью, много быстрее чтения в слух. Я не смотрел на клавиши. Звук оживал в сознании, объединяя мозг, тело и инструмент в единый осознаваемый порыв. Прошлое, будущее, настоящее; друзья, родственники, увлечения. Для меня происходит одновременно в параллельных мирах по законам, нами непознанным. Измыслить нечто новое, человеку не дано. Все, что мы видим во сне - "я есмь"! Наше бытие!
Католик
Падре тучен телом, и выглядел некогда солидным в своей просторной черной мантии. Я склонился на колено, а он что-то внушительно выговаривал хорошо поставленным увещевающим баритоном. О чем говорил, я догадывался по общему смыслу и проникновенному дружелюбному тону.
Нечто волнующее захватило меня настолько, что падре, в конце концов, заметил мою невнимательность. С хорошо читаемой печалью в потемневших от причиняемого ему огорчения глазах, он слегка коснулся моего прикрытого черной сутаной плеча своими некогда пухлыми, а сейчас просто старческими пальцами
- Поступай, как знаешь! - и растворился в полумраке притвора.
Просторная и мрачная без отепляющего огня свечей зала для богослужений, выложена по стенам выцветающей и не уступающей падре по возрасту крупной мозаикой. Без намека на рисунок, бледными желтыми и неровными салатовыми мазками, мозаика призвана скрасить унылую пустоту зала. Стеклянный купол светлым пятном серого дня над алтарем - намеком на божеское благоволение, серой надеждой выползти из мрака недостойного сознания. Я поднялся с колен и прошел, и встал прямо под куполом, слегка расставив ладони, как, очевидно проделывал не раз и не два, обращаясь с молитвой к небу за прозрачными стеклами в черных штрихах едва различимого переплета.
Неожиданно я увидел себя со стороны. Молодого, рано раздобревшего с упитанными щеками под короткой щеткой округло стриженых волос. Нет, вру! Я уже видел сегодня себя со спины. Коленопреклоненным, с пробритой тонзурой, в черной рясе, обтягивающей сгорбленную поклоном спину. Падре ушел. Я стоял под куполом с высоко откинутой головой, испрашивая совета у неба, и вдруг в унисон моих мыслей прямо из купола потянулось к низу басовитое гудение колокола.
- Бу-у-м! - Не ожидавший ответа от равнодушного неба, я вздрогнул, но тотчас воспринял торжественное гудение меди одобрением и, помнится, лишь удивился непривычной басовитости колокола. Колокольня вытягивалась к небу над входом. Звучание её колоколов значительно выше по тону, да и направление услышанного "бу-у-м" шло как бы «поперек» направления их каждодневного звучания. Привычный звон обычно переполнял казавшуюся просторной площадь, единственным высоким строением которой был этот католический храм с готической крышей колокольни. Звон, перетекая неприметные крыши улиц, сходящихся перед дощатой забегаловкой, что выделялась высоким каменным фундаментом напротив входа в храм, уходил и возвращался, вливаясь в его открытые двери воистину божественными аккордами.
Православная церковь слева от входа в собор - не в счет. Ее неокрашенный потемневший купол плыл среди сучьев траурных лип над массивными стенами приземленного облака. За православным храмом угадывалось кладбище. Площадь перед обоими храмами буро-желтая, не мощеная и безлюдная. Это обстоятельство объединяло оба храма, как и понимание того непреложного факта, что предки наши, храмов от нечего делать не ставили, и отсутствие людей еще ни о чем ни говорит..
Отец "Николай"
Отец "Николай" худ, высок и строг лицом истинного аскета. Во сне он напоминает того "сегодняшнего", что недавно перешел к тем, кому служил всю свою сознательную жизнь. Моя семья благодарна ему за помощь. Его цветные фотографии в каждой комнате. У фотографий изменяется выражение глаз, с ними можно "вести диалог". Невозможно объяснить!
Крошечный православный храм отца Николая с золотыми звездами по пяти синим луковицам стоит выше по улице и напротив скромной церквушки, где хозяйничаю я: темный купол под крестом, черная крыша оторочкой простого узора над сливающейся со снегом приземистой полоской стен. Внутри, в старательно выбеленном углу, икона Богоматери, а справа в нише горит малиновым светом чудотворный огонь. От чужого глаза ниша укрыта также вкрутую побеленной доской. Когда прихожан не было. Отец Николай приходил, мы убирали доску и молча смотрели на чудо, погруженные в свои мысли. Мой наставник из сна верил в меня. Незадолго до своего перехода он перепоручил чтение проповедей мне, убедив в мысли, что верующим нравятся мои духовные рассуждения. Он не укреплял моих сил, высказывая желаемое за действительность. Я помню, как верующие заходили за мной, и мы перепахивали снег, проваливаясь по пояс, на крутом взгорке перед храмом, торопясь к службе. Они хотели слышать меня, и я, напоминающий худобой и ростом хозяина собора, послушно вышагивал впереди переполненный неизъяснимым чувством духовного родства с каждым.
Опытные в службе пожилые помощницы, оказались для меня той опорой, что позволяли моей неуклюжей молодости справляться с тонкостями службы в строгом исполнении церковного устава.
Несколько ниже по улице стояла еще одна церковка, много моложе моей по возрасту, буде дозволено таким образом выразиться. Я, помнится, дивился количеству храмов на непримечательной деревенской улице, но в "молодую" церковь не заходил. Службы велись в соборе.
Последнюю встречу с отцом "Николаем" запомнил хорошо, и она произвела на меня гнетущее впечатление. По моим ощущениям было мне лет двадцать пять-тридцать. Рост средний, серый цивильный костюм с пиджаком нараспашку. По какому то наитию мне пришло в голову посетить некий монастырь, судя по стечению народа, в праздничный день. Пришел я рано, посетителей пропускали без очереди, и я был удивлен, увидев широкую колонну прихожан, втягивающуюся в низкие ворота внутреннего храма в доброй сотне метров от входа. Не раздумывая, я занял место в шеренге, неприятно поразившей меня одинаковой бледностью лиц и какой-то отрешенностью, вернее безразличию ко всему. Никаких поворотов головы или переговоров, каждый смотрел перед собой пустыми глазами, и на меня решительно никто не обратил внимания, из-за чего, собственно, я и постеснялся спросить: куда идем?
Другие посетители словно и не видели отчужденного шествия. Они сворачивали в широкую аллею кладбища, переговариваясь между собой, не выказывая к нам тени любопытства. Словно не видели. Пополнение молча примыкало к колонне и уже образовало очередные шеренги за моей спиной. Разницу в лицах посетителей кладбища и соседей по шеренге я видел, не придавая ей ровно никакого значения до тех самых пор, когда шедший несколькими рядами впереди меня высокий монах в черном капюшоне вдруг обернулся! Я моментально узнал лицо наставника. Неожиданный гнев в его глазах вышиб меня из очереди быстрее пробки от шампанского. Я понял и бледность лиц, и общий смысл. Детали, не испугав, вдруг "резко" не заинтересовали… Сегодня я пришел не к ним!
Летчик
Много раз. От курсантских лет, с училищем похожим постройкой на то, что окончил в теперешней жизни и классами, где меня хорошо знали, но где я никого не рискнул бы назвать по имени. До летной работы на вертолетах, реже на бомбардировщиках дальнего действия незнакомой конструкции и приборами, которые я обязан был знать, но совершенно для меня не понятных.
Иногда я видел себя в госпитальных палатах. Видел и сам госпиталь, в котором сносно ориентировался, попадая туда с проблемами респираторного характера.
Изредка встречался с друзьями летчиками по сегодняшней жизни. Мой друг, Заслуженный штурман России Эдуард Шагиахметов (слава Богу, ныне здравствующий) неизменно в форме военного летчика похожей на современную представляет меня сослуживцам как опытного штурмана. Аппараты (самолеты) бомбардировщики и транспортные. Знакомый по снам аэродром. Но стоит сесть в кабину, приборы незнакомые, с трудом разбираюсь в их предназначении. Бывает, и лечу сквозь ночь на немыслимой скорости с сомнительными вариантами на благополучное выполнение задачи.
Показалось странным, что командир (царствие тебе, Голубцов Алексей), о котором писал в своей первой повести, почему-то меня не узнал. Снится время от времени седой генерал, что всегда помогает в затруднениях по службе в пику неким личностям, провоцирующим мое досрочное увольнение, не из армии, так с летной работы.
Полеты на самолетах и вертолетах днем и ночью над какой-то полузнакомой местностью. Меня считают знатоком, а я ориентируюсь с трудом. Бывали и перелеты на Дальний восток, в знакомый военный городок, одновременно узнанный и неузнаваемый. Летал над синей от дымки зеленой роскошью Сибири и ее, почему-то, неизменно песчано-желтом юго-востоке, но с известным до мелочей рельефом. Вон под той острой вершиной в долине рукотворная пещера, в которую я не заходил, опасаясь явного избытка серы в породе. А на гору поднимался. Знакома и утоптанная тропинка вдоль похожих на сады кустарников по пологим склонам. Зеленые южные склоны без признаков леса пологи и удобны для восхождения, не в пример отвесным северным, высоким и таким рыхлым, - не один крюк не удержит.
Часто снится огромное поле аэродрома гражданского и военного одновременно. Мне приходилось бывать на нем и пассажиром, и летчиком. Однажды летел с одноклассником Генкой в командировку. Генка в моих глазах остался мальчишкой, а командировку организовал его отец - лицо влиятельное, готовый ради сына свернуть горы. Генка не произнес ни словечка, сидел без эмоций, не выказывая радости от общения через бездну лет. Но в кабину пилотов мне командировочному летчику войти не позволили. Не показали даже издалека! А, бывало, и такую самолетную фантастику зрил, в уме не укладывается!.. (См. повесть "Чела").
Турист
Видел себя со стороны. Крым. Вечер. Я с группой ребятни поднимаюсь в горы по лестнице с обветшавшими перилами, построенной специально для отдыхающих возле Гурзуфа. Города не видно, но я знаю, он внизу, притулившийся к скале "Генуэзская крепость" и укрытый зеленью голостволых деревьев с лиственными кронами по верху.
Я - руководитель. Строен, высок, на щеках черная щетина, продолговатое с крутым сбегом скул к подбородку лицо под вязаной шапочкой с горизонтальной белой полоской. Одет в глухой черный комбинезон в стиле "Черный альпинист". В том походе я ненадолго потерял группу.
Не пройдет месяца в этой реальности, неподалеку от Ялты я вспомнил сон вещим предупреждением. Увлеченный разговором с местными ребятами из службы спасения, я проворонил тропинку сквозь узкую полоску кустарника и долго бродил потом один по дороге, не понимая ее, уводящего в сторону от группы направления.
Из области спелеологии. Снится одна и та же пещера подземным продолжением поселка на отшибе от больших дорог. Тесный лаз вверх сразу после входа и цепочка относительно больших залов. Судя по беспорядку внутри, посещается часто. Я приходил сюда не раз с разными группами. Иногда выбирается другой маршрут, используя ориентиром поиска входа отдельно стоящее дерево. Под ним вход в цокольное помещение некогда стоящего здесь здания, довольно большого. Лаз в пещеру у дальней стены, но есть возможность отыскать путь в подвал под ногами, а там лабиринт с лестницами, выводящий к незнакомой станции метрополитена, реже к наземной станции Кунцево: очень зеленой, без моста и автострады под ним.
Родственники и друзья живые и оттуда, известные личности…
Узнают и в курсе моих дел в обеих реальностях. Там, знакомые и прочие, - все-все, как у нас. Пейзажи снов похожи до узнавания различий, реже незнаком, иногда фантастический. Те, кто ушел, знают, что я отсюда. Мой брат даже бросил, уходя по неведомым для меня делам: - Живи пока! А отчим в другом сне смотрел сквозь меня, не узнавая. И мама, и отчим снятся исключительно редко, как-то стороной. Общения не было, как и с моим комэска Лешей Голубцовым, и учительницей сына Ниной, перед которой я стоял юным мальчишкой-школьником. Умершая родная тетка Женя значительно помолодевшая, как-то вернула ключ от "моей" квартиры (там) и убежала, ничего не объясняя, в своем черном купальнике моды тридцатых годов 20-го века.
Недавно приснился дом и квартира, где нас поселили после освобождения Пскова от немцев. Я рассказываю совершенно незнакомым людям о тех днях, попросившись на ночевку в какой-то музыкальный коллектив, что снимал помещение. Утром не нахожу рядом стоящего с домом спортивного магазина «Ракета». Да и центральный Октябрьский проспект перейти сложно из-за невысоких построек типа газового распределителя при общей похожести иных современных построек.
Снятся сыновья, сегодня, слава Богу, живые…
Сын Сергей часто: в горах, пещерах или при делах… Недавно приснилась совместная армейская служба. В любой ситуации отношения отца и сына сохраняются, о чем окружение не всегда догадывается. Недавно это обстоятельство позволило мне своевременно предупредить сына о готовящейся против него провокации мелкого начальника в форме старшего лейтенанта 80-х годов. (Сергей в этой реальности 1976 г.р.)
Сын Алексей снится редко. Недавно он отдавал денежный долг за выполненную работу по устройству полосы для ожидаемого мной приема самолета. Долг отдавался при мне, я посчитал процедуру необходимой и только сказал: - Да, долги надо платить. Деньги (похожие на современные сторублевки) у сына еще оставались, что меня успокоило, поскольку их ценовое достоинство было раз в десять выше сегодняшнего. Помню, удивился еще, почему на полосу для самолета потребовалось столько соли, которая тянулась высокой извилистой насыпью, выровненной по верху, словно на нее собирались уложить рельсы. Потом мы компанией незнакомых пассажиров шли по готовой полосе плавно скользящей книзу под крышей ангарного типа, пока не уперлись в непрозрачную стену. Выход дневным светом звал куда-то влево. Я, очевидно, опекал некую даму, прежде чем направится к выходу, еще успокоил ее, говоря, что все выглядит точно так, как ей было предсказано. Ощущение прилета…
Встречу с А. Суворовым я описал в повести «Чела». Здесь упоминаю, потому что я в том сне по приказу Александра Васильевича был отряжен на поиск залежей соли, в полном согласии с моим выпускным (из военного училища) рефератом.
А вот со Сталиным свиделся, без малого, подряд дважды. В первом сне он сидел за непривлекательного вида окошком, возвышаясь усами над прилавком уставленным упаковками пива с черными и желтыми этикетками по пять шкаликов в каждом пластике. Сталин брал пиво (с черными), сбрасывал пробки и пил сразу изо всей упаковки. Редкая публика ненавязчиво толкалась неподалеку, но подходить за пивом не спешила. Я подошел и взял упаковку с желтой этикеткой.
- Не боишься, - спросил Сталин, впервые взглянув на меня строго.
- Чего мне боятся, - я удивился ненарочитой его строгости, но не более того…
- Ну, ну…
О вкусе пива ничего сказать не могу, едва успел приложиться.
Следующий сон охватывает, куда больший период, соответствующий нашим тридцатым. Сталин много моложе. Мысли его заняты подготовкой страны к неизбежной войне. Мы приехали на какой-то завод. Нас привели в цех готовой продукции… Суть обсуждаемых вопросов для меня осталась за кадром, ребята умели говорить иносказательно, а сама продукция оказалась запечатанной в ящики, один из которых краном вытаскивали для предъявления… Неожиданно из-за штабелей выскочил средних лет работяга и, выкрикнув Сталину в лицо несогласие с его политикой по отношению к рабочим бросился бежать.
- Куда ты убежишь, - с грустной ноткой в голосе вздохнул Сталин даже не взглянув в сторону убегающего работяги.
Мне когда-то рассказывали о тотальной слежке, но в действия охраны я посвящен не был. Не скажу точно, что побудило меня выйти за убегающим. Задний двор завода жил своей жизнью. На грузовики грузили длинные желтые ящики. Перед воротами без створок и жидкой колючкой по сторонам стоял один из джипов Сталина с открытым верхом. Водитель, в довоенной форме и при фуражке с синим околышем, увидев меня, суетливо выскочил для встречи:
- Товарищ капитан, разрешите съездить до того ларька? – Вскинутая в приветствии рука оторвалась от виска и показала на два-три ларечка метрах в пятидесяти от ворот. Негустая толпа мельтешила за разбитой вдрызг дорогой, что возле ларьков расползалась в стороны разводами грязи.
- Ты же знаешь, что это запрещено, – других аргументов у меня не было.
- Очень надо… - Я читал по напряженному лицу это его «очень!»
- Поступай по своему усмотрению, - сказал, отворачиваясь к корпусу, где оставил Сталина. – Я тебя не видел.
Сбежавшего работягу я так и не нашел, лишь горько пожалел бедолагу, предполагая для того крутые неприятности. Сталин отыскался возле ларька с другой стороны корпуса, где до того я его оставил. Обернувшись ко мне, он дождался, пока несколько рабочих не отошли на приличное расстояние…
- Я слышал, что торпеды помогают. Буду вшивать… - Сталин отошел от ларька, и меня поразила беззащитная детскость его прозрачных зрачков под крутой округлостью век.
- Правильно решил… - начал, было, я…
- Заметно? – Сталин направился к заводским корпусам. Лицо его вполоборота стало наливаться краской. Краску я тотчас отнес к игре своего воображения.
- Нет, - ответил я, продолжая представлять знакомое лицо «опосля приема вовнутрь», на котором глаза вождя продолжали жить своей детской жизнью. - Чужие не заметят.
- Машина скоро? – тема изменилась на задачи, мне подчиненные. Вождь ожидал легковушку.
- Пока двести верст с дачи пропилит…
- Поближе не нашлось? – Сталин спрашивал машинально, думая о чем-то своем.
- Сталин у нас один, для него и за тысячу километров пригнать нужный транспорт не жалко.
Я не льстил, Сталин знал о моей искренней к нему привязанности.
- За тысячу пятьдесят, - неожиданно поправил он меня.
- Почему за тысячу пятьдесят? – не понял я.
- Крупа надо сделать! А так, что у нас лучше, кроме «калашниковых»? – в голосе вождя таяли льдинками неподдельные усталость и грусть.
Перед моими глазами вдруг поплыла Красная площадь с цистернами ракетных комплексов.
- Хочешь, предскажу будущее?
Очевидно в моих глазах прочиталось нечто, заставившее Сталина согласиться без промедления.
Я говорил, одновременно видел его глаза, очень серьезные, и Красную площадь, в красных пятнах кумача, но совершенно не слышал себя.
- Значит не зря… - резюмировал вождь, зажигая в прозрачных детских зрачках свечи непередаваемой гордости не за себя…
Получается, мы существуем одновременно в бесконечном количестве миров при бесчисленном количестве вариантов, и где Я, - это ТЫ или наоборот. В них одно Эго, разделенное Духом на самостоятельные части, бесконечно развивается: возрождается, живет, проходит обновление и снова возрождается, протискиваясь сквозь миллиарды лет без пространства и времени, оплачивая страданием личности радости пребывания. Мы не уходим в какие-то обособленные места очередного пребывания. Мы уходим в соответствии со своим духовным развитием в один из своих снов, где снова продолжаем жить и развиваться. Мы и сейчас находимся в таком своем же сне в силу Божественных Законов, постижение которых, изменяя качество снов, и есть Путь возвращения в Отчий Дом.
«Познай самого себя!» - В который раз мысль о том, что слова Иисуса надо принимать буквально, не зацикливаясь на вариантах трактовки в угоду невежеству, заставила чаще забиться сердце. Мироздание предстало вдруг совершенно понятным по своему непостижимому устройству, где бесконечно малое умудряется перетекать в бесконечно большое, которое, в свою очередь, оказывается бесконечно малым в своем бесконечно большом, как бы выворачиваясь для этого наизнанку.
Каждый атом тела – бесконечный мир, в бесконечном количестве вариантов, где человек непостижимым образом сохраняет свою индивидуальность, оставаясь частью Единого Мира, который в нем и вокруг.…
- Господи Иисусе, как ты прав и в своей Нагорной проповеди, где тебя надо понимать тоже буквально. Но есть ли предел у нашей индивидуальности… Сохраняется ли она в той праэнергии, в которой рано или поздно раствориться материя, чтобы через миллиарды лет проявиться вновь. - Вдоль позвоночника стало жарко.- Тот, кто сегодня принимает свое развитие, - будет его продолжать. Кто, остановится или начнет пятиться, будет продолжать деградировать, создавая «отрицательный полюс» развития. «…который со временем плавно перетечет в другой», - хрюкнул насмешкой внутренний голос. - Так даже интересней, - ответил я ехиде внутри, закрывая дискуссию. – В сновидении сегодняшней реальности, мне ближе Свет!
Перечитал написанное. В ушах мягкими толчками расшалились изношенные сосуды. Разыгравшиеся живчики подергивают левую бровь. Я потер бровь пальцами, предупреждая срыв в нервный тик. Тик предупреждал крупное недовольство собой. Так было всегда.
В лес идти не хотелось. Лес выручал не раз и не два, но сегодня перемешивать ногами талый снег с грязью. Б-ррр! Я вышагивал навстречу просушившему асфальт ветру, радуясь солнечному мартовскому дню и, казалось, ни единой мысли не шевелилось под ежиком меж крутых пролысин на месте некогда богатой шевелюры. Дома реалии иного бытия незаметно перетекли в строки.
Чудеса
Первое и само-самое – мое рождение к этой земной жизни. Само собой разумеющийся факт, мы принимаем его как должное, тем не менее, любое рождение – чудо непознанных Законов Мироздания, при переходе из одного состояния в другое. Если мы остаемся в своем третьем измерении, то уходя в иную реальность (сон), память об этой жизни остается в подсознании, и в избранной жизни мы продолжаем один из тех вариантов, что избраны для нас Богом (или не понятыми законами Мира). Продолжение жизни всегда в той видовой ячейке, что мы понимаем под словом «человек» из квинтильонов других вариантов разумной жизни, о которых знаем, потому что присутствуем одновременно во всех измерениях с ограничениями своих знаний в каждом из них. Изменить что-либо в любой реальности не получиться с нашими знаниями законов изменений. Мы не в состоянии ни отнять, ни прибавить. В мире иллюзий все привносимые нами «изменения» неизбежно иллюзорны. Все явления во Вселенной сбалансированы. Для людей, способных видеть и прошлое, и будущее, более понятно отсутствие времени, о котором пишут, рассказывая о четвертом измерении. Но видят то они реальность! Иную, потому как в данный момент ее просто еще нет.
И все же Мир развивается по тем же аналогиям. Для Мира далеко не безразлично духовное состояние человечества. Оно – кирпичик его будущего здания.
4.10.88г. - 1993г. Тучковское кладбище, полночь… Звук колокола со стороны лагеря. Тепло и холод от могил, ощущаемый ладонями. От одной тепло, от другой холод. Провел пять групп. Осечек нет, - «показания» ладоней устойчивые.
Гранитный крест в два человеческих роста в 15-ти метрах от разбитой снарядами церкви. Я стою рядом, прикуривая сигарет… Почему не подошел, не дотронулся до полированной поверхности?!! Не предполагал, что утром на его месте окажется невзрачная могилка с примитивной проволочной оградкой и крестом из той же, окрашенной в позеленевшую синь проволоки… А упустил иную реальность.
Световые эффекты на том же кладбища в разное время: 4-х - 5-ти метровый Мальтийский крест, изменяющий очертания с каждым шагом на удалении 30-ти - 40-ка метров. Вначале видна вертикальная полоса, потом мерцающие по кругу огоньки-звездочки. Всего 3 три точки наблюдения через шаг.
Блуждающие огни величиной с кулак, яркие, без ореола или лучей, иногда несущиеся со скоростью велосипедиста над могилами и поперек основных аллей.
"Перекатывание" черного и белого "тумана" из могилы в могилу. Ребята смотрели, пока не надоело. Для меня же явление показалось на полминуты и пропало, задержавшись на пределе угла зрения в уголках глаз.
Девочка с косой и гном - наблюдения детей, участников походов. Сам видел нечто бледное, напоминающее старуху с мешком.
НЛО 25.07.90 г. - 18 человек свидетелей. Шар или диск диаметром метров сто, с золотистым обводом по краю. Внутри: растушеванным грифелем простого карандаша серый фон в левой половине, и… цвета закипающей стали справа. Есть описание в газете "Белорецкий рабочий" от 4 августа 1990 года в двух заметках "НЛО над Белорецком". Второго варианта, похожего на склеенные по широкому ободу обеденные тарелки, мы не видели. Истина скрыта. Но с этого дня: ощущение ведущей силы на мое духовное просвещение стало ощутимым.
Октябрь 1991г. Кунгур. (через год). Дом пионеров и кружок геологов. Рисунок НЛО на склейке из двух листов ватмана соответствует увиденному годом ранее. Рассказы руководителя и ребят о встречах с НЛО у дер. Малебка (80км восточнее Кунгура: проезд туда по ж.д., далее через реку перевозчиком) Газета М-ский треугольник конца 80-х об этих же явлениях, храню несколько №№.
Начало 80-х г.г. и конец 90-х г.г. Иногда мы видим и слышим то, что привыкли видеть и слышать. Дважды (возле станции Кубинка и рядом с мебельной фабрикой Одинцово) при подходе к ж.д. путям я, думая о посторонних делах, "на автомате", просматривал рельсы до горизонта. Видел и платформы, и людей на них, но не видел приближающейся электрички вплоть до пронзительной сирены. В обоих случаях мой мозг разглядывал картинку памяти. Эта наша особенность, создавать устойчивые мыслеформы, по-моему, хорошо объясняет видения наяву.
Останавливаю дождь! Никогда не подозревал в себе подобной способности, но в походах дождь останавливался, стоило обратить ладони к небу и произнести простую фразу: - Верхние люди, мне нужно накормить детей. Дождь мешает! - Причины назывались разные, в зависимости от обстоятельств. Дождик переставал поливать в течение минуты. (Помню на Урале, при многократных повторениях "на спор" заболела голова). Один из моих знакомых повторил опыт в сильнейший проливной дождь. Надо было видеть его глаза, когда рассказывал…
Иремель. Потрясающе. Невероятно! Нашел "общий язык с горой", как это описал в одноименном рассказе. Я бы назвал тот рассказ очерком. И не надо бояться, невероятное сбывается непостижимым образом…
Обсуждения Несколько глав повести Графоман