Об отчествах наших родителей

Об отчествах наших родителей

(или как отказ от святцев обеднил палитру наших имён)

Часть 1. Почему после Октябрьской революции имён стало меньше

Как-то уже в зрелом возрасте, я пересматривал виденный ещё в детстве фильм «Служебный роман» и подумал, а почему у главных героев такие необычные отчества — Анатолий Ефремович, Людмила Прокофьевна? Поначалу это даже показалось неким стёбом сценаристов.

Но потом начал вспоминать отчества ровесников героев «Служебного романа». По сценарию Людмиле Прокофьевне Калугиной — 36 лет. Анатолий Ефремович Новосельцев немного старше. Фильм был снят в 1977 году. Значит герои — дети войны, родились в конце 1930-х или в начале 1940-х. Артисты примерно соответствуют возрасту своих героев. Андрей Мягков, играющий Новосельцева — практически ровесник своего героя. Алиса Фрейндлих, играющая Калугину — всего на несколько лет старше своей героини. Получается — это поколение родителей моего поколения (я родился в 1967). А мою маму зовут Людмила Ефимовна, тестя — Анатолий Игнатьевич. Мою классную руководительницу — Евдокия Гавриловна, классную руководительницу моей бывшей супруги — Людмила Митрофановна. Моего дядю — Александр Панкратьевич.

Заглавие статьи — «Об отчествах наших родителей» касается моего поколения. Для наших детей — это отчества их дедушек и бабушек, а для наших родителей — это имена их отцов. А отцы их, как правило, родились до Октябрьской революции 1917 года. Как мне рассказывала бабушка, имена тогда давались по святцам (месяцеслову) — церковной книге с указанием дней памяти святых. На день какого святого приходилось рождение или крещение ребёнка — то имя он и получал. Но чаще давали имена в честь святого, память которого отмечалась в восьмой день после рождения ребёнка. Понятно, что мальчики получали имена, которые носили персонажи мужского пола, а девочки — женского.

Сразу хотелось бы отметить, что не все имена до революции давали по святцам — в образованных слоях общества иногда, крайне редко, бывало по-другому. Но там, где жили мои предки, в сельской местности на Донбассе — имена давали исключительно по святцам. Причём крестьяне прислушивались к мнению священника о том, какое имя выбрать, если месяцеслов предлагал несколько вариантов. Так казалось надёжнее, придавало уверенность, что дальнейшая судьба человека, названного правильно, в соответствии с традициями, сложится хорошо. Именуя ребёнка по святцам, его как бы вручали на попечение Господа Бога.

Да и юридически церковь не была отделена от государства, поэтому ведала регистрацией новорождённых.

Также хочу отметить, что здесь я описываю восточнославянскую православную традицию. Понятно, что это не относится к лютеранам, католикам, мусульманам или буддистам. Хотя до революции представители практически всех народов Российской империи называли своих детей, подчиняясь требованиям своей религии.

Разумеется, те имена, которые здесь отмечены, как нетрадиционные, редкие, непривычные для нашего времени — встречаются и сейчас. Но не столь часто как раньше.

Важно подчеркнуть, что и в святцах было множество привычных для нас имён. Например, моя бабушка Шура — Александра Алексеевна Аксёненко (в девичестве Тищенко), родилась в 1906 году (умерла в 1993) — как видим её отчество вполне привычно для нашего времени. А вот её отца, моего прадеда, звали Алексей Аверьянович. Отчество не самое распространённое в наше время. Отца моего прадеда, моего прапрадеда, звали Аверьян Федосеевич. Также не совсем типичное ныне отчество. А моего прапрапрадеда звали Федосей Васильевич. Как видим, отчество ныне вполне привычное. Чтобы дать понятие о времени о котором идёт речь, добавлю, что отец Федосея Васильевича — Василий, по семейному преданию был солдатом и мобилизовался из армии в 1807 году. Он был ранен, на войне с Наполеоном, ещё до вторжения французской армии в 1812. Отчества моего прапрапрапрадеда Василия, я не знаю.

Если говорить о женских именах, то моя бабушка застала свою прабабушку, которую звали Пелагея, а в просторечии — Палашка. Она прожила 105 лет, в старости тяжёлой работы делать уже не могла, поэтому пасла гусей.

Кстати, моего дедушку звали Ефим Карпович.

В подтверждение приведу начало одной краеведческой статьи «Имена основателей станицы Гостагаевской»:

«В историко-краеведческом музее Гостагаевской средней школы №15 имеется поимённый список казачьих семей, основавших ст. Гостагаевскую. Что-то древнее звучит во многих именах: Авксентий, Агафия, Веремей, Дорофей, Евлампий, Евстафий, Феоктиста, Харитина. Но были имена, которые и сейчас на слуху: Андрей, Александр, Алексей, Анна, Анастасия, Дмитрий, Екатерина, Елена».

В дореволюционной деревне бытовали, как, привычные нам, имена, так и малоупотребительные ныне. Например, лучших подруг моей бабушки звали София Константиновна (бабушка Соня) и Марфа Корнеевна (бабушка Марфа).

Как видим, привычные нам имена были и раньше, но раньше использовались многие подзабытые ныне антропонимы и палитра была гораздо шире.

Например, моя фамилия — Аксёненко происходит от имени Авксентий. Нельзя сказать, чтобы фамилия была особо редкой; ещё более распространён вариант — Аксёнов; да и фамилия Авксентьев на слуху. Всё это говорит о том, что в старину было много людей с именем Авксентий, но сейчас этот антропоним встречается крайне редко, как и масса других подобных позабытых имён.

Правда появились и новые имена, неиспользуемые до Октябрьской революции 1917 года, но их немного, употребляют их редко и, как говорится, погоды они не делают. Об этих поговорим ниже.

Есть ещё одна категория антропонимов, придуманных, не совсем нормальными родителями. Злоупотребляя своим правом, они дают новорождённым всякие нелепые, вычурные, порой просто издевательские имена. Например, мальчиков называли — Буржуй, Лимон, Океан, Салат-Латук, Хорошо-Авенир; девочек — Византия, Выборина, Империя, Луна, Луналика, Океана. И это я ещё выбрал самые приличные среди других наименования. А имя БОЧ рВФ 260602 даже отказались регистрировать в загсе.

Но таких родителей, к счастью, мало. К тому же дети, покалеченные нелепым именем, как правило, меняют его на нормальное, получив юридическую возможность сделать это — то есть достигнув возраста, который даёт право менять имя (обычно это 14-16 лет, в зависимости от страны проживания).

Совсем нетрудно понять почему, когда детей называли по святцам, палитра имён была шире чем сейчас. Просто за долгую историю церкви появилось множество людей, внесённых в месяцеслов, среди которых было немало представителей других народов, причём не просто иноземцев, а древних иноземцев. Поэтому образовался громадный запас имён, среди которых было немало диковинных для нашего слуха.

Но, главное, что родители имели совсем небольшую возможность для манёвра. Разве, что выбирать среди святых, которых поминают в этот день (обычно на один день приходится несколько святых), да выбирать между днём рождения младенца, крещения или восьмым днём после рождения. Хотя выбирать можно было не всегда. Согласно Библии (Лк. 2:21) Иисус получил имя «по прошествии восьми дней» после рождения. Ряд источников сообщает, что в руководстве для сельских священников давать имя младенцу предписывалось в восьмой день после рождения — «сообразно с тем, что Господь наш наречён святейшим именем Иисуса в 8-й день».

Таким образом можно констатировать, что именование зачастую проводилось как бы насильно. И если бы люди сами выбирали как называть своих детей, без авторитарного давления церкви, они бы резко сузили палитру имён, оставив лишь привычные в их кругу. Что и произошло после Октябрьской революции 1917 года, когда церковь была отделена от государства.

Ведь люди, что ни говори, существа социальные: они почти всегда оглядываются на окружающих; очень сильно зависят от мнения общины, в которой обитают; крайне редко выходят за общепринятые рамки; к тому же любят придерживаться устоявшихся традиций. И делают это порой неосознанно, подчиняясь внутреннему влечению. Поэтому, вольно или невольно, люди, оказавшиеся в новых условиях, резко сузили количество используемых имён.

Кроме всего прочего, косность общества, осторожность родителей тут объясняется тем, что речь идёт о таком важном, экстраординарном, для любой, даже многодетной семьи событии, как рождение ребёнка. Речь идёт о судьбе человека, которая в той или иной степени связана с его именем. Если и не связана напрямую, то нестандартное имя может доставить человеку определённые неудобства, особенно в раннем возрасте, когда он попадает в детский коллектив. В этой ситуации, при выборе имени, нередко случается, что люди в остальном нестандартные, люди оригинальные по жизни — становятся закостенелыми и тривиальными. Наверное, такое поведение в чём-то оправдано. Но изнанкой этого становится ситуация, когда имя перестаёт выполнять одну из своих главных функций – перестаёт помогать различать людей (например, в классе все десять девочек – Светы, а все десять мальчиков – Серёжи). В такой ситуации имя не помогает отличать одного человека от другого. Это как в мультфильме «Игорь», где всех мужчин угнетённого сословия зовут Игорями.

Я, например, хотел назвать своего сына Степаном. Сначала в шутку. Своеобразно общался с ним, когда он был в животе у мамы. Кричу ему: «Степан!!!», а он ножками в ответ стучит. А потом привык, имя мне понравилось — Степан, Стёпа, Стёпка. Наверное, сейчас, это моё любимое мужское имя. Но окружающие не дали Степаном назвать, были категорически против. Не удалось мне переубедить супругу, её и мою родню. Назвали Димой.

Через десять лет у меня родился ещё один сын. Супруга была уже другая. Я было снова заикнулся о Степане. Да, куда там! Ни в какую! Новая супруга, её родственники (да и мои по новой) не принимали такого нестандартного в нашем кругу имени. Назвали Сашей. Так и не стал я отцом Степана.

А ведь речь идёт об имени, которое и к редким-то причислить нельзя. Просто в тех краях где я жил в те годы (соответственно тридцать один и двадцать один год назад), в том окружении где я обретался — имя Степан было непривычным.

Кстати, из женских антропонимов мне нравилось (и сейчас нравится) имя Бланка. Я в детстве увлекался историей, много читал, и среди прочих исторических персонажей запомнилась мне французская королева Бланка Кастильская. Имя Бланка — сильное, ясное, безукоризненно-красивое; напористое, с ударением на первом слоге и доминированием буквы «а», стремительное как молния — Бланка, Лана, Ланочка... Но я бы не назвал свою дочь Бланкой. Я понимаю, что в том обществе где живу это имя непривычно и будет ассоциироваться скорее не с французской королевой, а с канцелярскими бланками. Если выбирать из королевских имён… разве что Анна, палиндромное имя. Но это имя очень широко распространено в нашем обществе. А выбирать имя, когда вокруг масса людей с таким — подруг, приятельниц, родственниц, сотрудниц — конечно же проблематично. Но передо мной не стоял вопрос о выборе имени для дочери, потому что у меня не было дочерей. Имя моей внучки выбирал уже мой сын...

В процессе работы над данной статьёй, я проанализировал, встречающиеся в различных справочниках, имена политиков, военачальников, писателей, учёных и других деятелей, родившихся в конце XIX или в начале ХХ века. И получилось, что непривычные сейчас антропонимы чаще встречаются среди выходцев из крестьян и рабочих, то есть из низших слоёв общества — Климент Ефремович Ворошилов, Сидор Артемьевич Ковпак, Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко, хотя далеко не всегда. У выходцев из дворян и разночинцев чаще встречаются привычные для нас антропонимы — Анатолий Васильевич Луначарский, Николай Иванович Бухарин, Андрей Александрович Жданов, хотя и это далеко не всегда. Конечно беглый анализ справочников не претендует на какие-то статистические выводы. Но, мне кажется, что высшие слои общества были более свободны в выборе имени от мнения священника, от случайного распределения при помощи месяцеслова. Ведь месяцеслов, как правило, давал возможность выбирать из нескольких имён (о чём уже говорилось выше), и у сельского священника было больше возможностей насильно навязать крестьянину то или иное имя для ребёнка, чем навязать его помещику или другому высокопоставленному лицу. Бывало, что по просьбе родителей имена православным давали в честь католических святых.

Но здесь были определённые препятствия. Например, в «Санкт-петербургском духовном вестнике» в 1895 сообщалось:

«Православным имена должны быть даваемы исключительно в честь святых православной церкви, и строго воспрещается давать имена римско-католические, протестантские и проч.».

Уже само появление такого документа свидетельствует о том, что реальная практика далеко выходила за границы, очерченные православным месяцесловом.

Но, как уже говорилось выше, всё же известны случаи, когда люди получали от церкви разрешение на имена для своих детей не имеющиеся не только в православном месяцеслове, но и в католической христианской традиции. Обычно это были горожане. Например, зафиксированы люди получившие до революции имена Светлана и Олег, хотя этих антропонимов в святцах не было.

Там, где разрешения добиться не удавалось, внедряли практику, когда реальное имя человека не было зафиксировано официально. То есть в быту его называли одним именем, а другое, данное в церкви использовалось только для официальных документов.

Между прочим, такая практика была традиционной на Руси сразу после принятия христианства. Например, князь Олег Романович Брянский был канонизирован церковью, но крестили его под именем Леонтий, а иноческий постриг он принял под именем Василий. Поэтому были определённые проблемы с тем, чтобы ребёнка назвать Олегом до отделения церкви от государства. Хотя, как уже говорилось влиятельные люди эти проблемы, успешно преодолевали. Например, великий князь Константин Константинович Романов назвал Олегом своего сына, родившегося в 1892 году. Те, кто не были столь влиятельными — довольствовались тем, что у ребёнка было два имени — реальное, которым его звали родственники, друзья, знакомые; и официальное, зафиксированное в метрической книге. Так в XIX веке возродилась традиция, бытовавшая за тысячу лет до этого.

В 2006 году, работая над повестью «Нет ничего невозвратимого» я ввёл в это произведение персонаж с антропонимом — Пантелеймон Михеевич. Имя специально не придумывал, оно пришло само, на интуитивном уровне. Сейчас я понимаю, что не случайно — мой Пантелеймон Михеевич родился до Октябрьской революции и в селе.

Итак, святцы давали более широкую палитру имён. И когда после отделения церкви от государства перестали называть по святцам, эта палитра сузилась до привычных — Саш, Серёж, Наташ, Марин.

Часть 2. Некоторые издержки месяцеслова

Хотя именование по месяцеслову порой приводило к казусам. Например, был в царской армии высокопоставленный генерал Николай Иудович Иванов. По национальности русский, по убеждениям монархист. А вот отчество у него странное — сын Иуды. Неужели отца генерала его родители, будучи в трезвом уме и твёрдой памяти назвали Иудой?

Да, именно так. Но разумеется не в честь предателя Иуды Искариота, а в честь, другого апостола, носившего это имя — Иуды Фаддея. Да и одного из братьев Иисуса Христа звали Иудой. Причём этот Иуда долгое время отождествлялся с апостолом Фаддеем. Вообще, имя Иуда было очень распространено среди древних евреев и носили его множество библейских персонажей, начиная с четвёртого сына праотца Иакова, от которого пошло колено Иудино, а от него — Иудейское царство, название религии иудаизм и само слово «иудеи», ставшее синонимом слова «евреи». Хотя строго говоря, иудеи — потомки лишь одного из двенадцати израильских колен. Но остальные, либо не вернулись из ассирийского плена, растворившись среди других народов (десять потерянных колен), либо растворились в колене Иуды (колено Вениамина и часть колена Левия, хотя иудеи изгнали большую часть живших у них левитов). Даже Иисус Христос, происходил из колена Иуды.

Так, что существовало русское имя — Иуда. Но при всей многочисленности разнообразных Иуд, библейских персонажей, носивших это имя, ассоциировалось оно в первую очередь с предателем Иудой Искариотом. Поэтому понятно, что, когда исчез диктат месяцеслова, имя Иуда перестало употребляться в восточнославянской традиции.

А теперь давайте представим, какие проблемы мог испытывать православный христианин с именем Иуда. Не будешь же ты каждому доказывать, что имелся ввиду не тот, а другой Иуда.

Сам факт появления такого имени (как и других имён, приведённых в этом разделе статьи) показывает, что возможно у священников была какая-то отчётность. Возможно у них требовали, чтоб давали поменьше одинаковых имён и старались охватить как можно большее количество святых. Ведь святым молились, воспринимали их как защитников, возможно не хотелось «обижать» того или иного святого, не называя людей в его честь.

А возможно всё было гораздо проще. Поссорился, например, священник с родителями будущего Иуды, например, оттяпали они у него половину огорода — вот и назвал так в отместку их сына.

По крайней мере, русское имя Иуда встречалось крайне редко. Но всё же встречалось.

Другим казусом является имя Моисей среди русских костромских крестьян или донских казаков. Этот казус я обнаружил, читая интернет-форумы, на которых люди обсуждают свои генеалогические линии. И бывают в недоумении, когда узнают, что их прапрапрапрадеда звали Моисеем. В то время как этот Моисей жил за сотни вёрст от черты оседлости и однозначно ни коим образом не мог принадлежать к еврейскому народу. А потом выясняется, что причиной такого именования является всё тот же месяцеслов. Православных христиан называли Моисеями в честь одноимённого пророка.

И после исчезновения диктата месяцеслова Моисей, в вариантах Моше, Мойше традиционно используется как еврейское имя, но среди восточных славян оно практически вышло из употребления (разве, что украинское — Мусий, но и оно сейчас крайне редко).

Ещё один казус месяцеслова, который я приведу здесь, связан с моей вышеупомянутой бабушкой Шурой. Бабушка мне рассказывала, что вначале ей дали имя Соломонида. Священник объяснил родителям бабушки, что Соломонида это женщина, которая имела много детей. И они не посмели ослушаться. Кстати, пророчество священника насчёт детей сбылось — у бабушки действительно их было много, даже по меркам села того времени.

Соломонидой бабушку звали до тех пор, пока она не пошла в школу. Она имела образование четыре класса, скорей всего закончила земскую школу с четырёхлетним учебным курсом. И в школе дети стали её дразнить, называя «Соломкой» и другими подобными словами. Бабушка (в те годы ещё маленькая девочка) плакала, тогда родители переименовали её в Александру. Мы называли её Шурой, но некоторые старые приятельницы — Сашей (или Саней), что меня всегда коробило.

Как в юридическом плане произошло переименование ребёнка до революции мне неизвестно. Официально по всем документам она была Александрой. Но работая над этой статьёй, я нашёл косвенное подтверждение данной истории. Под имя Соломонида попадают три персонажа и у всех трёх, это имя не основное, а диалектный вариант. Это — Соломония (Саломия) Маккавей, мать семи братьев ветхозаветных мучеников; Саломея-повитуха (Соломонида, Соломония) — упоминаемая в христианских апокрифах повивальная бабка, присутствовавшая при рождении Иисуса Христа; также этим именем называли иногда Софию (в миру Соломонию) Суздальскую. Один из дней памяти Софии Суздальской, а также Соломонии Маккавей приходится на 14 августа. А моя бабушка родилась 6 августа. Значит 14 августа — это восьмой день от её рождения. Мы всей большой семьёй праздновали 6 августа день рождения бабушки, когда летом к ней в село Круглик съезжались её дети, внуки и правнуки.

Сейчас я думаю, что родилась она 6 августа по старому стилю. Дело в том, что после того, как ввели григорианский календарь в январе 1918 года, многие люди отмечали дни рождения в ту дату, к которой привыкли – по юлианскому календарю. Без учёта того, что реальная дата рождения теперь приходилась на другой день. Я читал, что именно так делал Михаил Булгаков. Для знаменитостей потом даты перевели — в энциклопедиях обычно приводят и старый и новый стиль в скобках для лиц, родившихся до революции, по крайней мере, если они родились в XIX или в начале XX века. А большинство простых людей отмечали без учёта нового стиля, и никто дату им не перевёл. Особенно это касается тех, кто родился во второй половине года, когда к новому календарю в 1918 году уже привыкли. А бабушке моей в августе 1918-го было всего 12 лет. Но так или иначе, день памяти бабушки Шуры для меня всё равно 6 августа. Тем более, что я точно не знаю, переводили её день рождения на новый стиль или нет. То, что не переводили подтверждается историей с Соломонидой. Но это косвенное подтверждение, а, чтобы знать наверняка, надо найти соответствующую метрическую книгу, если она сохранилась.

Говоря о казусах, надо вспомнить также имя Акакий. Разумеется, это не совсем казус, но для носителей русского, а также украинского и белорусского языков, имя Акакий звучит несколько комично. Хотя среди Акакиев немало достойных людей — епископов, святых и мучеников.

Кроме Акакия, можно вспомнить и других персонажей, чьи имена могут вызвать у нас ненужные, в контексте их исторической роли, ассоциации. Это — микенский царь Агамемнон, афинский тиран Писистрат, регент македонской империи Пердикка. К ним можно прибавить ещё вавилонского царя Навуходоносора. Его имя вошло не только в Библию и светскую историю древнего Востока, но и в фильм «Джентльмены удачи», именно в контексте непривычного для русского языка звучания. Главный герой фильма, притворяющийся вором Доцентом, использует имя Навуходоносор в качестве ругательства. Но Агамемнона, Писистрата, Пердикки, Навуходоносора в святцах нет. А Акакий — есть.

Правда был ещё праотец по имени Гад (в Библии есть ещё один Гад, близкий друг царя Давида), но праотца Гада почитают в сонме других праотцов. По крайней мере я не слышал, чтобы православные восточные славяне именовали кого-то Гадом. Хотя имя Гад встречается у словаков, греков, немцев, шведов, датчан, возможно оно пошло от праотца Гада. Но в этих странах, слово «гад» нейтрально, не является ругательным и не обозначает пресмыкающихся. Уже написав это, заметил, как много всё-таки значит заглавная буква. Фраза «есть ещё один гад, близкий друг царя», где «гад» написано со строчной буквы, смотрится совсем по-другому.

Ещё три библейских персонажа носят имя Берия. После 1953 года, когда был низложен министр, носивший фамилию, совпадающую с библейским антропонимом, имя Берия не может восприниматься в русском языке нейтрально («кстати, вашего соседа забирают, негодяя, потому, что он на Берию похож» — В.С. Высоцкий). Но ни один из библейских Берий в святцы не попал. В Библии есть ещё семь персонажей с именем Миха. Так в просторечии иногда называют Михаила. Но Миха, в отличие от Миши (Михаила) в святцы не попал. Кстати, Миху не стоит путать с Михеем. Что касается Хама и Ирода (точнее Иродов — их было несколько), то в Святом писании эти персонажи были с самого начала отрицательными.

То, что для русского уха имя Акакий звучит комично, было понятно ещё в первой половине XIX века. Недаром Н.В. Гоголь главного героя своей повести «Шинель» назвал Акакием Акакиевичем. Акакий Акакиевич по сюжету серый и забитый человек. Хотя данный Акакий получил имя не совсем по святцам, но его отец скорей всего по святцам исходя из контекста повести. Уже для Гоголя имя Акакий звучало как церковно-лампадное, как если бы вдруг «заговорило… ожившее лампадное масло».

Показательно, что в этом произведении Гоголь с юмором, если не сказать с сарказмом, описывает практику выбора имени младенцу на рубеже XVIII и XIX веков:

«Имя его было Акакий Акакиевич. Может быть, читателю оно покажется несколько странным и выисканным... Родильнице предоставили на выбор любое из трёх, какое она хочет выбрать: Моккия, Сессия, или назвать ребенка во имя мученика Хоздазата. «Нет, — подумала покойница, — имена-то все такие». Чтобы угодить ей, развернули календарь в другом месте; вышли опять три имени: Трифилий, Дула и Варахасий. «Вот это наказание, — проговорила старуха, — какие всё имена; я, право, никогда и не слыхивала таких. Пусть бы ещё Варадат или Варух, а то Трифилий и Варахасий». Ещё переворотили страницу — вышли: Павсикахий и Вахтисий. «Ну, уж я вижу, — сказала старуха, — что, видно, его такая судьба. Уже если так, пусть лучше будет он называться, как и отец его. Отец был Акакий, так пусть и сын будет Акакий». Таким образом и произошёл Акакий Акакиевич».

Понятно, что в этом описании есть художественное преувеличение. Но одновременно мы видим, что практика именования по месяцеслову вызывала критику в образованных слоях общества ещё в первой половине XIX века. С другой стороны, исходя из описаний Гоголя, городские жители, даже не из высших слоёв общества (но и не из самых низов), могли всё же выбирать. Скорей всего речь идёт о том, чтобы записать рождение ребёнка на день раньше, или позже реального, а в крайнем случае, назвать в честь отца. Этой возможности были лишены большинство крестьян, которые тогда составляли большую часть населения. Иначе, не назвали бы мою бабушку Соломонидой, что было странным даже для села начала ХХ века. Иначе не появилась бы масса других, подобных непривычных не только для нас, но и для наших предков, имён.

Между прочим, в 2019 году Синод Русской православной церкви разрешил крестить детей под именами иностранных святых и под созвучными именами «не национального звучания», например, Иоанн — Джон, Иоанна — Жанна.

«Изучив проблематику вопроса, комиссия пришла к выводу, что сложившаяся в Русской православной церкви традиция наречения имени по святцам не всегда учитывает многообразие практик и традиций, сложившихся в других поместных православных церквах» — сказано в постановлении Синода.

Но сейчас, когда церковь отделена от государства и не ведает официальной регистрацией имён, данное постановление имеет не юридическое значение, как до 1917 года, а лишь регулирует внутрицерковную деятельность. И разумеется, имеет моральное значение для верующих.

Часть 3. Имятворчество после Октябрьской революции

Надо сказать, что после революции 1917-го и вплоть до наших дней несколько раз бывали, если так можно выразиться, всплески, когда в моду входили подзабытые к тому времени имена. Скорей всего, в разных местах это выглядит по-разному. Помню, например, в Ворошиловградской области, где я жил — в 1977 году непривычным выглядело имя Денис. У меня тогда родился двоюродный племянник и его назвали Денисом. Родился он в Ворошиловграде. Мы жили в городе Петровское — час езды от Ворошиловграда на автобусе. Приходит тётя Валя и сообщает новость: «У Ларисы сын родился, а назвали как-то необычно — то ли Давидка, то ли Данилка». Хотя племянника назвали Дениской, все три имени — Данил, Давид, Денис были тогда необычными для наших мест. Не то, что их не было совсем, но они были редкими. Однако вскоре всё больше и больше родителей стали называть сыновей этими именами и Дениски с Данилками, стали такими же привычными в наших краях, как Саши с Серёжами.

То же, только несколько позже, произошло с именами Глеб, Артём, Кирилл. У меня был сосед в селе — весьма пожилой человек Кирилл Ефимович — его имя и отчество в моём детстве казались древними. Невольно вспоминался пушкинский Кирила Петрович Троекуров. Но через три десятилетия имя Кирилл снова вошло в моду, по крайней мере, применительно к тому региону, о котором я здесь говорю.

Надо сказать, что такие всплески возвращения полузабытых имён в широкое употребление обычно носят локальный характер. Скорей всего, потому, что люди, называя своих детей, чаще оглядываются на то, как это делают друзья и знакомые; чем на фильмы, песни, газеты, журналы, книги. Хотя и последние тоже порой имеют значение. Своего сына Денисом, моя сестра назвала, когда прочла книгу о герое Отечественной войны 1812 года Денисе Давыдове.

А популярность песни «Лада» («Хмуриться не надо, Лада…») в конце шестидесятых, начале семидесятых годов прошлого века привела к тому, что в это время новорождённых девочек стали массово называть Ладами. Например, так назвали мою сестру, родившуюся в 1974 году. Кстати, в то время некоторые учёные ещё верили, что у славян была богиня по имени Лада. Хотя многие уже сомневались в этом. Потом, выяснилось, что такой богини никогда не было. Слово «лада», но не в качестве имени, встречается в древнем памятнике «Слово о полку Игореве» и употребляется по отношению к мужчинам. Хотя в живой речи, скорей всего, использовалось, как для мужчин, так и для женщин, и означало близкого человека. Именно так следует понимать его из контекста «Слова о полку Игореве». Но, так или иначе, приятное для славянского слуха женское имя Лада уже более пятидесяти лет пользуется популярностью благодаря одноимённой песне.

Разумеется, такие моды на подзабытые, а порой и никогда не существующие антропонимы, расширяют диапазон имён, но не сильно. Того разнообразия, которое было до Октябрьской революции достичь пока не удалось.

Отдельно надо отметить, что вскоре после революции в двадцатых годах прошлого века на короткий срок появилась мода на новые, придуманные или заимствованные из других языков революционные имена. Например, Ким (Коммунистический интернационал молодёжи), Ленина (женское имя, образованное от псевдонима вождя революции), Велиор (Великая Октябрьская революция), Вилий (Владимир Ильич Ленин), Вил (Владимир Ильич Ленин), Жорес (в честь революционера Жана Жореса), Марлен (Маркс и Ленин). Что касается имени Нинель (слово Ленин, прочитанное в обратном порядке), то оно не только женское, но и мужское. Ректором Ворошиловградского пединститута, где я учился, одно время был Нинель Фёдорович Щербина, родившийся в 1934 году, когда подобные имена были ещё в моде.

Из революционных более-менее прижились только — Октябрина (в честь Великой Октябрьской социалистической революции), Владлен (Владимир Ленин), Владилен (Владимир Ильич Ленин), Рем (революция мировая, хотя это имя совпало с полумифическим Ремом, одним из основателей Рима), Рэм (революция, Энгельс, Маркс) и ещё некоторые немногие.

Насколько я могу судить, общаясь с Владленами и Владиленами, эти имена давно оторвались от своих корней и носителями воспринимаются как старинные, что-то типа Владимира или Владислава. Хотя имя Ленина — Владимир и действительно лежит в их основе.

Имя Ким также в какой-то степени прижилось и порой тоже воспринимается как старинное — типа Клим или Яким. А ещё оно несёт дальневосточный оттенок, так как похоже на распространённую корейскую фамилию, которую у нас часто путают с именем — Ким Ир Сен, Ким Чен Ир, Ким Чен Ын.

Возможно, одной из причин моды на революционные невиданные ранее имена было подсознательное ощущение, что после отделения церкви от государства, после того, как имена перестали давать по святцам — их количество резко сократилось. Исчез диктат месяцеслова и уменьшилось разнообразие имён.

С другой стороны, нельзя смешивать моду на революционные имена с вульгарным имятвopчecтвoм, которое существует во все времена, но которому подвержен небольшой процент людей, о чём говорилось выше. Просто до Октябрьской революции такие люди не могли развернуться из-за того, что церковь препятствовала этому, а потом у них появилась такая возможность. Отличие в том, что революционные имена широко рекламировались с использованием СМИ, причём за образец были взяты те же святцы — печатались отрывные календари с популяризацией новых имён на их страницах по датам.

Нельзя сказать, что политика «имятворчества» проводилась государством — нет конечно, но это и не было делом отдельных чудаковатых граждан, как имеет место сейчас. Скорее это можно назвать энтузиазмом довольно широких масс, которому государство не препятствовало. Но не препятствовало и широкой критике данного явления в официальных СМИ.

Вот как ругали внедрение нелепых имён писатели Илья Ильф и Евгений Петров в статье «Мать»:

«По окончании доклада несколько посиневшему младенцу давали имя: мальчика называли Доброхим, а девочку — Кувалда, надеясь, что детей будут так называть всю жизнь. Потом все с чувством какой-то неловкости шли домой... Дома, конечно, всё приходило в норму. Доброхима называли Димой, а Кувалду, естественно, Клавдией. Но чувство неудовлетворенности оставалось ещё долго».

Как видим, люди вводящие революционные имена полностью копировали церковные традиции, через которые в то время прошло всё взрослое население. Имена, приуроченные к определённым дням и печатающиеся в календарях, копировали традиции месяцеслова; к тому же их давали младенцу в торжественной многолюдной обстановке, как видно из статьи Ильфа и Петрова, а это своеобразное копирование церковного обряда.

Важным результатом послереволюционного имятворчества является не только появление немногих прижившихся новых антропонимов, но и популяризация реально существующих в тех или иных странах имён, не встречающихся в святцах — Роза (в честь Розы Люксембург и просто в честь одноимённого цветка), Жанна (в честь Жанны д’Арк), Эрнст (в честь Эрнста Тельмана), Майя (в честь Дня труда, имя созвучное с некоторыми персонажами греко-римской мифологии), Лилия (в честь красивого цветка) и другие, подобные.

К тому же, когда стал неактуален запрет церкви, люди стали шире использовать имена других традиций, в том числе некоторые славянские языческие — Добромира, Светозар и ещё несколько подобных антропонимов.

Подводя итог, можно сказать, что именование по святцам значительно расширяло диапазон имён, особенно в сельской местности, где до Октябрьской революции проживала большая часть населения. Причём в сёлах священник имел больше возможностей навязать крестьянам непривычные имена, которые сами бы они не выбрали для своих детей, так как в святцах, как правило была возможность выбора из нескольких имён. В сёлах такой выбор зачастую делал священник, а не родители младенца.

После Октябрьской революции, когда церковь была отделена от государства, количество имён резко сократилось. Это, в свою очередь, стало одной из причин широкого имятворчества, которое началось вскоре после революции и закончилось к тридцатым годам ХХ века. Наряду с придуманными революционными антропонимами популяризировались и другие имена, не входившие в православные святцы. В результате этой кампании количество имён несколько увеличилось, но достичь уровня дореволюционного разнообразия всё равно не удалось.

Аксёненко С.И.

Месяцеслов издания 1822 года.