Много Будд

Горько она, моя бедная, шла
И, как степной огонек, замерла.
Что же? усни, моя доля суровая!
Крепко закроется крышка сосновая,
Плотно сырою землею придавится,
Только одним человеком убавится...
Убыль его никому не больна,
Память о нем никому не нужна!..
(Иван Никитин)

Буддой может быть как сам создатель учения, так и его последователь, достигший просветления.

Дети небытия, созданные пустотой из ничто, мы призрачные гости в несуществующей гостинице. Мертвые ближе нам, чем живые. Они честнее, потому что не притворяются живыми и потому что знают: жизнь дается только затем, чтобы умереть. Главное предназначение жизни - быть уничтоженной.

Природу жизни составляют страдания (боль, гнев, страх, зависть). Корнем всех страданий является рождение, потому что оно влечет за собой остальные страдания. Поэтому рождение противоестественно и от него нужно избавляться. У рождения всегда есть причина, которая способствует появлению зависимости – глупость, алчность, тщеславие, похоть. От зависимости и страдания можно частично избавиться путем уменьшения желаний. Полностью освободиться от страданий, порожденных рождением, можно лишь после смерти.

Для преодоления зависимостей Будды обычно рекомендуют придерживаться «срединного пути» между абсолютной нищетой и роскошью. Этот путь включает в себя постоянную борьбу с двумя ядами:

- желания и страсти, способствующие усилению страданий (алчность, зависть, похоть, неспособность принять что-либо здесь и сейчас);

- отстранение от истины небытия, которая материализуется через крик боли.

В мире всеобщего отчуждения Бога зовут Одиночество. Рай это наши сбывшиеся желания, поэтому на самом деле это ад, где умирают от скуки. Чтобы понять истину небытия следует выйти из реки обстоятельств, стать невидимкой, созерцать окружающее из материнского чрева и одновременно из могилы. Трусливый конформизм побуждает нас пересидеть жизнь в улиточном домике, но все наши дела это домики из песка, а память - вредная иллюзия. Лучше всего умереть при жизни, превратиться в постороннего, выпав из повседневности. Но сделать это по возможности так, чтобы окружающие призраки ничего не заметили. Иначе уволят со службы с формулировкой "устраняется с производства вследствие роста слабосильности в нем и задумчивости среди общего темпа труда".

Любая социальная озабоченность вредна и с философской и с практической точек зрения. С философской потому что усиливает погружение в повседневность. А с практической общественная зависть вызывает лишь дополнительные страдания. Изменить-то все равно ничего нельзя, потому что "скучен день и ночь пуста, забиты теплые места". Всё уже украли до нас. А вот каторжники на Колыме мыслили мудро и смотрели на тех, кому еще хуже, чем им. Почитаем Варлама Шаламова: "Одно из самых главных чувств в лагере — чувство безбрежности унижения, чувство утешения, что всегда, в любом положении, в любых обстоятельствах есть кто-то хуже тебя. Эта ступенчатость многообразна. Это утешение спасительно, и, может быть, в нем скрыт главный секрет человека. Это чувство… Это чувство спасительно, как белый флаг, и в то же время это примирение с непримиримым".

В пустоте не стоит забивать голову пустяками - их и так предостаточно. Зачем тащить в небытие пивной животик нравственных комплексов, когда смерть простит и примирит всех? Новорожденные и покойники одинаковы, различия создают люди, но смерть легко их уничтожает. Поэтому гроб намного нравственнее коляски. Здравому смыслу и справедливости отвечает лишь одна смерть. Когда мы есть, на самом деле нас нет, и она только лишний раз напоминает об этом.