Сокровище нации

У нас нет оснований оказывать этой обскурантистской и мракобесной доктрине хоть сколько-нибудь уважения. Гораздо важнее и существеннее другой вопрос: насколько корректна такая постановка вопроса с научной точки зрения?

Понятие «нация» имеет в общественных науках много различных определений, не тождественных и даже не всегда пересекающихся по объёму своего содержания. Иными словами, под этим словом понимаются подчас совершенно разные вещи. Поэтому, говоря слово «нация», всегда необходимо уточнять, в смысле какого из определений употребляется данное слово. В течение последних двух лет известный публицист и общественный деятель С.Г. Кара-Мурза опубликовал ряд работ, в которых популярно изложил основные подходы в определении понятий нации и этничности, существовавшие и существующие поныне в науке. Эти работы имеют чрезвычайную важность несмотря на свой реферативный характер потому, что делают доступной для достаточно широкой аудитории ту сферу знания, которая прежде была почти в монопольном владении профессиональных учёных, узко специализированных в соответствующих вопросах.

Всё множество существующих подходов к определению понятия «нация» и к природе самого соответствующего феномена можно разделить на два принципиальных направления – примордиализм и конструктивизм. Примордиализм исходит из того, что нация является объективно и независимо от субъективного восприятия существующей общностью людей. Наиболее радикальные формы примордиализма считают национальную общность, во-первых, «изначальной» и в определённом смысле «внеисторичической», а, во-вторых, имеющей кровнородственную природу. Такой подход к пониманию природы этноса / народа / нации сам по себе имеет глубокие исторические корни и, по-видимому, является первичным человеческим представлением о природе нации. Во всяком случае, и в Библии, и в эпической, и в летописной литературе мы зачастую сталкиваемся с представлением о народе как о совокупности потомков одной семьи. Более мягкие формы примордиализма исходят не из биологической, а из хозяйственно-экономической, культурной, языковой, религиозной или иной социальной детерминированности принадлежности к этносу / народу / нации. Тем не менее, и в этом случае нация понимается как объективно существующая человеческая общность.

Принципиально иной подход у конструктивистов. Они понимают нацию как общность, сознательно и целенаправленно конструируемую элитами с помощью ряда методов и с использованием «примордиалистских» идей в качестве действующих мифов, не отражающих реальность, а формирующих её. С точки зрения конструктивистов первичным фактором возникновения и поддержания национальной общности выступают не объективные биологические или социальные признаки, а субъективное их восприятие, придающее или не придающее им значение. То есть первичным оказывается субъективное коллективное самосознание, которое, овладев массами, становится действующей исторической силой и проявляет себя в качестве «объективного» исторического фактора. Иными словами, не объективная принадлежность к нации порождает национальное самосознание, а инициированное национальное самосознание формирует нацию. Конструктивисты могут привести длинный перечень примеров того, как за несколько десятилетий были сконструированы народы со своими «древними языками» (на самом деле придуманными конкретными филологами) и со своей «древней историей» (точно также придуманной конкретными энтузиастами, а затем обросшей народным мифологическим новоделом). Но, поскольку путём определённых манипуляций нацию можно сконструировать и собрать, её точно также можно и разобрать или пересобрать на иных основаниях, качественно изменив её свойства и характеристики.

Коротко говоря, с точки зрения примордиалистов нация представляет собой скорее организм, который, возможно, и принадлежит историческому контексту, но рождается, живёт и умирает по своим внутренним объективным законам. В крайнем случае, он может быть изуродован или даже уничтожен внешним воздействием, но и в этом случае он остаётся организмом. С точки зрения конструктивистов нация представляет собой скорее не организм, а механизм, который можно собирать и разбирать из деталей и блоков, задавая тем самым ему конкретные «тактико-технические характеристики».

Следует также указать на то, что в ряде теорий понятия «этнос», «народ», «национальность» и «нация» разводятся, а подчас и противопоставляются друг другу. Например, в марксизме формирование наций связывается только с развитием капитализма, а докапиталистические народы нациями не признаются (несмотря на то, что само слово латинское «natio» возникло задолго до появления капитализма и является вполне точным эквивалентом русского слова «народ»). В некоторых случаях нация понимается как конечная фаза развития этноса и т.д. В рамках настоящей работы понятия этнос, народ и нация понимаются как синонимы.

Есть ли ген русскости в русской крови?

Понятно, что нация является феноменом социальным или, говоря точнее, имеет свои проявления в качестве такового. Но значит ли это, что она не проявляется также и как феномен биологический? Утверждать подобное значит, по сути, отрицать биологическую составляющую человеческой природы или, по меньшей мере, биологическое значение связанной с национальным разделением компартментализации и дифференциации человечества как вида.

Если же мы стоим на научных позициях и признаём корректность применения биологической методологии к познанию человека, то и нация как феномен может рассматриваться с точки зрения своей биологической составляющей (что, само собой, не отрицает и не отменяет наличие в ней социальной составляющей, не познаваемой биологическими методами и требующей применения методологии иных наук).

Что же представляет собой биологическая составляющая нации?

Первейшее и простейшее биологическая трактовка нации как размножившегося потомства одной семьи или даже одного рода, то есть как внутривидовой группы, имеющей монофилетическое происхождение, очевидно, не верна. История практически любой нации демонстрирует полифилитичность её изначального субстрата, если только сама эта история достаточно хорошо изучена и не сводится к легендарно-мифологическим источникам.

Вторая биологическая трактовка по существу отождествляет нацию с подрасой, то есть сводит вопрос к наличию генетических маркеров, отличающих данную нацию от других наций. Эта точка зрения имеет свои резоны, но, в то же время, имеет и существенные ограничения.

Действительно, каждая «исторически устоявшаяся» нация имеет свой характерный антропологический тип или, говоря точнее, спектр антропологических типов. Действительно, нации отличаются генетически. Однако генетическое различие наций есть свойство скорее статистическое, нежели индивидуальное. Иными словами, каждая нация характеризуется своей частотой аллелей (дискретных альтернативных генетических признаков), которая отличает её от других наций. У другой, скажем, соседней нации частота встречаемости аллелей будет уже иной. Но при этом, хотя и с другой частотой, они будут присутствовать. Грубо и упрощённо говоря, мы сможем установить генетическую разницу между выборкой из тысячи русских и тысячи поляков, но, скорее всего, не сможем по генетическим характеристикам определить, является ли отдельно взятый индивидуум поляком или русским. Практически любой генетический признак, встречающийся у одного народа, встречается и у соседнего, но с иной частотой.

Конечно, мы всегда по генетическим признакам сможем отличить русского от негра или от японца, но не сможем отличить от поляка, финна или немца. Генетические маркеры расовой принадлежности есть, и они проявлены в фенотипе. Но генетических маркеров, которые бы позволяли дифференцировать представителей биологически близких, относящихся к одной расе наций не существует. Специфического гена русскости в русской крови нет, как нет гена германскости, польскости или финнскости. Есть лишь статистические различия в частоте встречаемости генетических признаков. Если представить нации в виде многомерных генетических полей, то, хотя центры этих полей и будут иметь различные координаты, но перекрывание будет столь велико, что никакой определённой границы между ними исходя из самих только генетических признаков мы провести не сможем.

Нация как человеческая популяция

Итак, мы пришли к выводу, что биологическая трактовка нации как монофилетической группы или как генетически маркированной подрасы не соответствует действительности. Но это не значит, что нация не имеет биологического проявления. В биологическом аспекте нация проявляет себя как популяция внутри человеческого вида, то есть как группа особей одного вида, относительно изолированная в репродуктивном отношении от других аналогичных групп того же вида. В растительном и животном мире основным фактором такой изоляции (и, соответственно, разделения видов на популяции) чаще всего выступают географические преграды, полностью или частично разделяющие ареал вида. Реже факторами разделения на популяции выступают иные причины, например, различие биологических ритмов или поведенческих стереотипов между двумя группами особей одного вида, что создаёт определённый репродуктивный барьер даже в условиях общего географического ареала. Однако обычно формирование таких факторов вторично и само по себе является следствием предшествующего разделения ареалов.

Человеческие нации зачастую не разделены существенными географическими преградами и их границы редко определяются неравномерностью плотности населения. Преграды между нациями имеют чаще всего не природную, а социальную причину. Это, во-первых, различие культур и стереотипов поведения, различие языков, затрудняющее межнациональное общение, наконец, наличие политических барьеров в форме границ и дискретного гражданства. Кроме того, в подавляющем большинстве случаев (с древнейших племенных времён и вплоть до настоящего времени) межнациональные браки подвергались общественному осуждению как неравные и нечистые, а смешанное потомство (в особенности, если между нациями имеются заметные антропологические различия) – как неполноценное. Можно найти исторические примеры ослабления или даже полного затухания социального осуждения смешанных браков, но, тем не менее, несмотря на наличие исключений, такое отношение является доминирующим и на бытовом уровне действует и сегодня, несмотря на все усилия пропаганды «политкорректности».

Итак, в случае наций причинно-следственная связь обратна по отношению к обычной: не биологическая база получает социально-культурное оформление, а социально-культурные факторы порождают феномен, имеющий несомненное биологическое значение – разделение человечества на относительно изолированные друг от друга в репродуктивном отношении внутривидовые группы даже в условиях, когда природных (географических) причин для такого разделения нет.

Проявления национализма во всей их совокупности, начиная от самого существования различающихся друг от друга национальных культур и национальных языков, включая национально-культурную самоидентификацию и самосознание и заканчивая политическим национализмом и даже проявлениями ксенофобии и расизма, являются причиной важного биологического результата: разделения человечества на относительно изолированные репродуктивные сообщества. Является ли этот результат с точки зрения биологического состояния человечества позитивным или негативным?

Биологическое разнообразие как проявление адаптации

Естествознание достаточно скептически относится к любым вопросам, имеющим не только «этический», но и вообще ценностный подтекст («лучше-хуже», «полезнее-вреднее», «развитый-примитивный» и т.п.). На самом деле, такая постановка вопроса есть ничто иное, как попытка экстраполяции чисто субъективных оценок и антропоморфных характеристик на природные процессы. Грубо говоря, в природе мы имеем только феномен, а любая его оценка лежит за рамками природы. В большинстве случаев процессы адаптации и процессы патологии неотделимы друг от друга. И, тем не менее, различия признаков приводят к различиям в выживаемости и репродуктивном потенциале. То же самое можно сказать об эффектах тех или иных воздействий. Это даёт основание хотя и с осторожностью и с оговорками, но всё же употреблять такие понятия как «полезный» и «вредный» признак, как «позитивное» и «негативное» значение того или иного воздействия, помня, конечно, об относительности подобных оценок. Сделав эту необходимую оговорку, перейдём, собственно, к обсуждению биологического значения репродуктивной изоляции.

Биологическое разнообразие вида есть результат его биологической эволюции и адаптации к условиям среды. Это в полной мере может быть отнесено и к человеческому виду. Расовые биологические различия, сформировавшиеся, очевидно, на базе общих механизмов внутривидовой эволюции, и связанные с географической, а не социально-заданной изоляцией человеческих групп, имеют очевидное адаптивное, приспособительное значение. Наиболее яркий и очевидный пример – это пигментация кожи, которая защищает негров от избыточного ультрафиолета, а европеоидам, живущим в условиях его дефицита, не препятствующая использовать его для синтеза витамина Д. При этом наряду с очевидными и ярковыраженными адаптивными расовыми признаками имеются и признаки, либо нейтральные в плане адаптации, либо те, адаптивное значение которых не ясно.

Тем не менее, общее расово-антропологическое разнообразие человечества имеет очевидное адаптивно-приспособительное значение к конкретным географическим и климатическим условиям. Но этим приспособительным значением дело не ограничивается. Не менее, а, может быть, и более важно то, что популяционное многообразие создаёт важный запас прочности вида в лице тех «нейтральных» признаков, которые могут стать критическими для выживания в случае резкого изменения условий окружающей среды. Например, те или иные аллели могут оказаться факторами устойчивости к несуществующим сейчас, но могущим появиться в будущем возбудителям заболеваний или к токсическим веществам, которые сейчас не выступают действующими факторами. Однако эти же самые признаки могут в то же самое время иметь и негативное значение, например, быть причиной метаболических нарушений.

Биологическое многообразие человечества, существующее за счёт относительной изоляции его репродуктивных сообществ, является важнейшим фактором таких «резервных» свойств, каждое из которых может при изменении условий оказаться как спасительным, так и гибельным для своих носителей, но их совокупность резко повышает устойчивость вида в целом.

Очевидно, что сформировалось это разнообразие преимущественно в результате географической, а не социально-культурной изоляции, однако в условиях современного уровня развития транспорта эти географические барьеры утратили всякое значение. Единственным фактором и залогом сохранения биологического разнообразия становятся поведенческие, социально-культурные и политические факторы. Важнейшими из них выступают относительная закрытость национальных границ и общественное осуждение межнациональных и, особенно, межрасовых половых связей. Резкое ослабление обоих этих факторов в последние десятилетия приводит к стремительной метисации человечества, что делает его всё более однородным и однообразным, а, следовательно, всё менее биологически устойчивым.

Репродуктивная изоляция как фактор эффективности естественного отбора

Известно, что наиболее быстро эволюционные процессы идут в изолятах, то есть маленьких популяциях, изолированных от основного ареала. Это связано с механизмами изменения соотношения аллелей в популяционном генофонде.

Большинство мутаций рецессивны. Это значит, что в случае, если одна из хромосом нормальна, а вторая несёт мутацию, то мутантный признак никак внешне не проявляется. Доминантных мутаций, то есть таких, которые проявляются даже в случае, если мутацию несёт только одна хромосома из двух, сравнительно немного.

Поскольку большинство мутаций рецессивны, то, возникнув, они никак не проявляются, и естественный отбор на них никак не действует до тех пор, пока частота их встречаемости в популяции столь низкая, что вероятность их выхода в гомозиготу (то есть встречи в одной оплодотворённой яйцеклетке) пренебрежимо мала. На частоту их присутствия в генофонде популяции в это время действуют только такие факторы, как дрейф генов, связанный со случайными колебаниями численности популяции и меняющий частоту аллелей случайным, непредсказуемым образом, перенос генов при контакте с другой популяцией и накопление аллели в результате новых гомологичных мутаций.

Естественный отбор начинает действовать только тогда, когда (и если это происходит вообще!) мутация становится столь частой, что начинает регулярно выходить в гомозиготу и проявляться в качестве признака. И только с того момента, как признак начинает проявляться, естественный отбор может либо подхватывать его, либо подавлять.

Подавляющее большинство мутаций с точки зрения влияния несомых ими признаков на выживаемость и репродуктивный потенциал особи являются вредными. Это и понятно, поскольку мутация представляет собой случайное и нецеленаправленное нарушение наследственности, и вероятность при этом получить положительный результат такая же, как вероятность повысить художественную ценность текста книги путём внесения случайных ошибок при её наборе. Поэтому основное действие естественного отбора проявляется в том, что он уничтожает носителей мутации, тем самым, вновь снижая частоту мутации в генофонде до уровня, который с высокой вероятностью исключает её выход в гомозиготу и проявление в качестве признака. В тех же исключительных случаях, когда мутация несёт признак, положительно влияющий на выживаемость и репродуктивный потенциал особи, проявление этого признака в гомозиготном организме приводит к повышению доли потомства данной особи и, соответственно, к увеличению доли мутантной аллели в генофонде популяции.

Отсюда вывод: чем выше репродуктивная изоляция внутри вида (то есть, чем мельче популяции), тем быстрее новая мутация проявляет себя в качестве признака и, соответственно, тем интенсивнее идёт процесс очищения генофонда от вредных мутаций, а также и быстрее проявляют себя и подхватываются естественным отбором полезные признаки. При этом репродуктивная изоляция, которая практически никогда не бывает полной и абсолютной, служит достаточно надёжном барьером для «утекания» вредных, подавленных естественным отбором и потому сравнительно редких мутаций в соседние популяции, но вполне может пропускать перенос частых, подхваченных естественным отбором и ставших преобладающими аллелей.

Напротив, размывание репродуктивных границ между популяциями приводит к тому, что «вредные» мутации не выходят в гомозиготу, не проявляют себя и потому не вычищаются естественным отбором до тех пор, пока не накопятся в достаточном количестве в генофонде уже не отдельной популяции, а всего вида. Иными словами, в этом случае при той же самой скорости мутагенеза (образования мутации) интенсивность её элиминирования резко снижена, что, естественно, ведёт к росту её частоты в общевидовом генофонде. Но полезная мутация (будем помнить, что это большая редкость) в случае размытых популяционных границ тоже «прячется» в гетерозиготе и не проявляет себя, а потому не подхватывается естественным отбором, до тех пор, пока не накопится в результате случайного мутагенеза в общевидовом генофонде до статистически заметной частоты, что, учитывая редкость такой мутации и объём видового генофонда, если не невозможно, то практически крайне маловероятно.

Итак, чем более вид компартментализован на отдельные малые популяции, тем интенсивнее он самоочищается от вредных мутаций и тем быстрее проявляются и подхватываются мутации полезные.

Наличие процессов видообразования и движущего естественного отбора (то есть вытеснения новыми аллелями прежних) у человеческого вида многими авторами ставится под сомнение. Однако роль стабилизирующего естественного отбора (то есть очищения от постоянно возникающих вредных мутаций в результате ими же вызванного снижения репродуктивного потенциала их носителей) несомненна. В противном случае (особенно с учётом техногенного повышения мутагенеза) человечество обречено выродиться в поголовных физических и умственных инвалидов.

Но стабилизирующий отбор, так же, как и любой другой, тем эффективнее, чем больше барьеров на пути «расползания» мутации по видовому генофонду. А в условиях современного развития транспорта единственный механизм существования таких барьеров – это неприятие обществом смешанных браков и запретительное миграционное законодательство.

Контраргумент: вырождение замкнутых общин

Против перечисленных выше аргументов обычно выдвигается два контраргумента. Первый – это известный эффект вырождения замкнутых, географически или социально изолированных общин. Или, что то же самое, хорошо известный эффект повышенной частоты уродств и врождённых болезней у потомства близкородственных браков (в результате чего целый ряд цивилизаций запрещают близкородственные браки и рассматривают половые отношения между родственниками как недопустимые и преступные). Второй аргумент – это известный как в растительном, так и в животном мире (не исключая и человека) эффект гетерозиса, то есть заметного положительного эффекта метисации на здоровье и репродуктивный потенциал метисов первого, а иногда и немногих последующих поколений.

Оба эти эффекта известны и легко объяснимы. Человек, как и все многоклеточные животные и подавляющее большинство растений, является существом диплоидным, то есть каждая его клетка (кроме половых) несёт двойной набор хромосом. То есть каждый «вид» хромосомы представлен гомологической парой, в которой одна досталась по наследству от отца, а другая – от матери. Чем ближе родство отца и матери, тем более похожи доставшиеся от них хромосомы. Следовательно, тем больше вероятность, что материнская и отцовская хромосомы будут нести мутацию по одному и тому же гену, то есть ребёнок окажется гомозиготным по этой мутации. В этом случае мутация проявит себя в качестве признака. Именно поэтому частота уродств и наследственных генетических заболеваний у потомков родственных браков резко повышена.

Наоборот, если отец и мать несут предельно разные генетические признаки (в предельном случае принадлежат к разным расам), резко повышается вероятность того, что ребёнок будет гетерозиготен по максимально возможному числу признаков. Поскольку мутации в большинстве своём являются вредными (то есть, проявляясь в качестве признака, снижают здоровье и репродуктивный потенциал), но при этом рецессивными (не проявляются в случае, если данную мутацию несёт только одна из пары гомологических хромосом, а вторая нормальна), то чем более различаются отцовская и материнская хромосомы, тем больше вероятность, что генетические дефекты каждой из них окажутся скомпенсированы второй. Если мы в качестве наглядного образа представим мутации в виде «дырок» на хромосоме, то, чем более генетически различаются отец и мать, тем больше вероятность, что дырки на материнской и отцовской хромосомах окажутся в разных местах, и нигде не совпадут. В этом и состоит одна из причин эффекта гетерозиса – то есть увеличения жизнеспособности гибридов первых поколений вследствие унаследования определённого набора различных аллелей от своих разнородных родителей. Вторая возможная причина гетерозиса связана с эффектом сверхдоминирования, когда вредная или даже смертельная в гомозиготном состоянии мутация в гетерозиготе не только не проявляет своего негативного эффекта, но проявляет противоположные свойства – повышает индивидуальную выживаемость или репродуктивный потенциал особи.

С эффектом гетерозиса тесно связан так называемый «эффект редкого самца» – генетически запрограммированная поведенческой программа, в соответствии с которой самец с редкими для данной популяции признаками является более привлекательным для самок, а самка с редкими признаками – более привлекательной для самцов (характерное отражение этого биологического механизма в культуре – сюжет сказки «Красавица и чудовище»).

В отношении к человеку явление гетерозиса означает благоприятность межэтнической и даже межрасовой метисации. Как это соотносится с тем, что было сказано нами выше?

В предыдущих главах речь шла об оценке долгосрочных последствий метисации для вида в целом, а в данном случае речь идёт о непосредственных последствиях для метисов первого, второго и, реже, третьего поколения (положительный эффект гетерозиса в ряду поколений быстро затухает). Но разве не слагается, в конечном счёте, генетическое состояние вида из совокупности генетических состояний его представителей? Как же может явный положительный (пусть и затухающий в ряду поколений, но не сменяющийся на негативный) эффект на генетическое здоровье отдельных особей означать негативный эффект на состояние видового генофонда в целом?

Для того, чтобы ответить на этот резонный вопрос ещё раз обратим внимание на то, за счёт чего достигается положительный эффект гетерозиса. Он достигается за счёт гетерозиготности по максимальному числу генов, то есть, грубо говоря, за счёт максимального сокрытия имеющихся негативных мутаций. Но сами-то мутантные аллели при этом ни из генотипа метиса, ни из общевидового генофонда никуда не исчезают! Более того, за счёт того, что вредный признак скрыт, метис получает дополнительные преимущества в репродуктивном потенциале, то есть повышает частоту своих как материнских, так и отцовских аллелей в видовом генофонде. Заметим: не за счёт того, что он несёт полезный генетический признак или хотя бы несёт мало вредных мутаций (как в случае обычного естественного отбора), а только за счёт «сокрытия» своих генетических дефектов.

Напротив, в случае близкородственного брака повышается вероятность того, что мутация проявит себя в явном виде, то есть в виде того или иного уродства, которое не позволит его носителю иметь собственное потомство. В этом случае со смертью индивида из генофонда популяции будет выведено сразу две мутантные аллели – материнская и отцовская. То, что для отдельно взятого индивида станет жизненной драмой, то для вида в целом будет генетическим очищением и гигиеной.

Однако на этом моменте необходимо остановится подробнее. Родственные браки (инбридинг) окажутся для популяции и вида в целом полезной генетической гигиеной только в том случае, если высок естественный отбор, то есть в случае, если родители рожают много детей, и только часть из них выживает. Высокая рождаемость в сочетании с высокой смертностью (прежде всего детской) на протяжении веков и тысячелетий поддерживала генетическое здоровье человечества. В этих условиях могли существовать цивилизации, которые не только не осуждали и не запрещали, но и поощряли родственные браки (вплоть до браков между родными братом и сестрой), и при этом не вырождались столетиями.

Напротив, современная модель (рожать мало, но выхаживать всех родившихся) фактически сводит если не до нуля, то до минимума фактор естественного отбора. Скорость возникновения мутаций при этом не снижается (а с учётом ряда техногенных факторов она оказывается существенно выше, чем в доиндустриальном обществе), а очищение генофонда от мутаций блокируется. Это ведёт к стремительному накоплению в генофонде мутаций, вызывающих наследственные заболевания самого разного рода – от аллергии до умственной неполноценности. В этих условиях любое репродуктивное замыкание социальной группы действительно ведёт к вырождению, то есть к проявлению в явной форме тех генетических дефектов, которые уже независимо от этого были накоплены, но за счёт притока свежей крови маскировались и не проявляли себя в фенотипе.

Проблема «решается» сегодня за счёт искусственной, поощряемой межэтнической и межрасовой метисации, генетического консультирования в рамках планирования семьи и медицинских мер, направленных на лечение проявлений генетических болезней или профилактики вызванных генетической дефектностью предрасположенностей. В крайнем случае, делаются попытки генотерапии, то есть внесения изменений в генетический аппарат соматических клеток в целях лечения заболеваний. При этом половые клетки не затрагиваются, и «вылеченный» благополучно передаёт своим потомкам все свои мутантные аллели.

Таким образом, все современные методы решения проблемы не только не решают её на самом деле, но и усугубляют, постоянно беря взаймы у будущего. Все эти методы на самом деле лишь скрывают проявление мутации, то есть ещё более блокируют действие естественного отбора и ведут к лавинообразному накоплению дефектных мутантных аллелей в генофонде человечества.

Неполиткорректные выводы

1. Опосредованное социальными, культурными и политическими механизмами разделение человечества на относительно изолированные друг от друга в репродуктивном отношении сообщества имеет важное значение для биологического здоровья человечества как вида. Национальные и расовые «предрассудки», то есть представление о недопустимости смешанных браков, с точки зрения биологического здоровья, многообразия и общей адаптивности Homo sapiens как вида имеют не негативное, а выраженно позитивное значение.

2. Необходимым условием жизнеспособности человечества является действие естественного отбора или адекватная его замена искусственным отбором в форме, например, ранней эмбриональной диагностики явных или скрытых генетических заболеваний.

3. Нынешняя система «борьбы» с генетическими дефектами (включая слом национально-этнических и расовых барьеров и метисацию человечества, генетическое консультирование при создании семьи, генную и медикаментозную терапию генетических заболеваний) нацелена исключительно на интересы отдельно взятого индивида и устраняет лишь внешние фенотипические проявления дефектов, а не сами генетические дефекты. Более того, борясь со следствиями, она существенно усугубляет причину. В перспективе это неизбежно приведёт к гибели всей той части человечества, которая будет вовлечена в данный процесс. Естественный отбор возьмёт своё со всеми набежавшими процентами.

4. Безусловное биологическое преимущество получат беднейшие этносы, не имеющие в настоящее время доступа к «благам» медицины, наименее подвергающиеся метисации (вследствие непревликательности своих стран для миграции) и имеющие высокую рождаемость и высокую смертность.

5. Если цивилизованные страны в ближайшее время не пересмотрят коренным образом самые основы своего существования и свои этические представления, будущее человечества принадлежит диким народам, не охваченным самоубийством цивилизации. Цивилизованные народы имеют три возможных выхода. Или сознательно вернуться в естественное «природное» состояние (высокая рождаемость, высокая смертность, минимум медицины), что, конечно, маловероятно. Или взять на себя ответственность за последствия собственных действий и компенсировать снижение естественного отбора искусственными евгеническими средствами. Или выродиться и погибнуть под ритуальные мантры ревнителей политкорректности и гуманистического морализма.