Перед выбором пути

При рассмотрении названной проблемы, пожалуй, первостепенное значение имеет опыт крупнейшего систематика в философии ХХ века Н. Гартмана, который поставил задачу структурирования философского знания с учетом специфики и субъекта, и объекта, соединив традиции трансцедентального идеализма и новой онтологии. «Логика чистого познания» соотносится им с таким модусом бытия, как «сущее», «Этика чистой воли» — с бытием «должного», «Эстетика чистого чувства» — с «возможным» бытием. Назвав «возможное» бытие собственной сферой безграничной свободы эстетического субъекта, феноменология в концепции Гартмана в определенном смысле предвосхитила движение философской мысли к постмодернизму, снимающему противопоставление художника и зрителя, мастера и дилетанта и, в конечном счете, утрачивающему критерии оценки художественных достоинств произведения. Хотелось бы обратить внимание на возникшую таким образом беспредельную диффузию категории возможности в эстетике и в искусстве рубежа столетий, когда речь идет вообще об отсутствии различий между возможным и невозможным. Поэтому представляется симптоматичным обращение уже самого Гартмана к философским предшественникам, в концепциях которых категория возможного занимает центральное место. Из ближайшего прошлого, конечно, это — прежде всего Лейбниц, которым впервые в Новое время была предпринята попытка представить мир как совокупность непрерывно изменяющихся индивидуальностей (монада — живое зеркало вселенной), каждая из которых не могла быть подведена под какое-либо общее правило, но не исключает необходимости и закономерности в эволюции мира. Монадология Лейбница предполагала чрезвычайно тактичное отношение между индивидуальным и всеобщим даже в этической сфере, где традиционно безусловный приоритет принадлежит нравственному закону. Рассмотрение человека не с точки зрения активности и всеобщности его сознания — трансцедентального субъекта, а как индивидуальное бытие — субстанциальный субъект, исследование многообразия эстетических феноменов в их индивидуальной неповторимости и все же в контексте некоторой всеобщей связи форм бытия, делают несомненно актуальным новое прочтение трудов великого предшественника Канта. Об этом свидетельствует нарастающий интерес к Лейбницу в зарубежной философии, в частности, Жиля Делеза или Умберто Эко. Нельзя в то же время не отметить, что отечественная мысль несколько опередила западноевропейскую в возвращении к наследию Лейбница, прежде всего в творчестве Н. Лосского, который использовал идеи монадологии для решения эстетических проблем ХХ века. Поэтому выбор ориентиров в дальнейшем движении эстетической мысли, вероятно, предполагает внимательное изучение философии Лейбница в диалоге их западноевропейской и отечественной интерпретаций, продолжение и обновление традиций серебряного века современной зарубежной эстетикой. Отношение эстетики к философии сегодня, пожалуй, можно увидеть, рассматривая эстетику не столько в качестве звена философской системы, сколько как ракурс (модус) целостности философского знания, в ориентации на исследование мира в его индивидуальности, процессуальности, возможности.