Скептический подход, беспристрастный анализ сменяются заинтересованностью исследователя, внутренним личностным усилием. Реальность, живая окраска процесса интуитивного познания, на наш взгляд, оказываются ярче так называемой научной непредвзятости, в которую мы не верим потому, что научные исследования проводятся живыми людьми.
В этой ситуации в философию приходят люди с музыкальным образованием, своеобразным философским чутьем. Нельзя не отметить их интереса к восточной традиции. Это другое видение мира, иное понимание феномена интуиции. Но здесь же возникают противоречия в определении самой интуиции. (И не только интуиции.) Теперь главным достоинством интуитивного познания становится его непосредственность. Однако не учитывать влияния рациональных рассуждений на выбор собственной позиции как интуитивистской, так традиционно-научной было бы нечестно. И все-таки сила, с которой порой захватывает нас некая необъяснимая уверенность в чем-либо, заставляет нас склониться к интуитивному познанию, как к более живому способу постижения действительности.
Музыка и интуиция вообще обладают рядом родственных свойств: текучесть, живость, непосредственность, эмоциональная окраска, наконец, интенсивность, т. е. определенное воздействие музыки формируется силой и концентрацией ее потока, как в физике силой поля, которое невидимо, но действенно.
А. Бергсон пишет: «Интенсивность всегда заключается во множестве простых состояний, которые наше сознание смутно различает. Крайне интенсивное ощущение мы узнаем по неопределенным движениям автоматической реакции, которые оно в нас вызывает, или по бессилию, которым оно нас поражает».
Другими словами, либо безудержная активность, либо мертвое оцепенение — вот то, в чем иррациональная сфера неоднократно себя демонстрирует. Уместен пример из «Братьев Карамазовых» Достоевского, когда старец Зосима буквально падает на колени перед Дмитрием. Он не может не упасть, находясь под воздействием некой силы и одновременно предвидя его дальнейшую судьбу. В этом смысле интуиция как бы связывает воедино прошлое, настоящее и будущее; для нее их просто не существует.
По Бергсону, внезапное вмешательство воли — словно государственный переворот, и его предчувствует наш рассудок, который заранее оправдывает его с помощью точного рассуждения.
Где кроются корни такого рода предчувствий? На наш взгляд, бессмысленно искать ответ на этот вопрос в рамках жанра рассуждений, пусть и научных. Всякое обращение к личному опыту в данном случае просто не авторитетно. Другими словами, на фоне современной научной картины мира подобные заявления будут вызывать лишь ироничную улыбку. Они не вписываются в рациональную доктрину. Вопросы, которые они затрагивают, почти невозможно решить в заданных условиях. Какое-то оформление на языке «атомов и молекул» — всегда очередная интерпретация.
Все же стоит заглянуть в себя. Действительно, в чем мы уверены, так это в нашем собственном существовании сомневающегося либо мыслящего субъекта. Человек еще далеко не познал себя, а так многое уже успел изменить в природе. Почему же он считает себя вправе преобразовывать окружающий мир, оказываясь не в состоянии преобразовать внутренний? Такой подход делает иным в глазах обывателя образ «ученого», т. е. вырисовывает не абсолютность его авторитета, а лишь наличие определенного опыта в конкретной сфере действительности.
А. Бергсон пишет: «Чем глубже мы проникаем в сознание, чем более наше «я» вновь становится самим собою, тем в большей степени наши состояния сознания перестают рядополагаться, тем больше они начинают взаимограничить, так, каждый из нас по-своему любит и ненавидит, и эта любовь и эта ненависть отражает всю нашу личность».
В качестве резюме заметим: интуитивное, иррациональное, чувственное познание, на наш взгляд, все же богаче и искреннее научного. Логические подтверждения или опровержения не всегда соответствуют действительности. Уже только поэтому интуитивное познание достойно более пристального внимания. Но главное — достойна внимания и усилий сама личность. Только живой человек способен оценить человеческое в человеке.
Музыка и интуиция вообще обладают рядом родственных свойств: текучесть, живость, непосредственность, эмоциональная окраска, наконец, интенсивность, т. е. определенное воздействие музыки формируется силой и концентрацией ее потока, как в физике силой поля, которое невидимо, но действенно.
А. Бергсон пишет: «Интенсивность всегда заключается во множестве простых состояний, которые наше сознание смутно различает. Крайне интенсивное ощущение мы узнаем по неопределенным движениям автоматической реакции, которые оно в нас вызывает, или по бессилию, которым оно нас поражает».
Другими словами, либо безудержная активность, либо мертвое оцепенение — вот то, в чем иррациональная сфера неоднократно себя демонстрирует. Уместен пример из «Братьев Карамазовых» Достоевского, когда старец Зосима буквально падает на колени перед Дмитрием. Он не может не упасть, находясь под воздействием некой силы и одновременно предвидя его дальнейшую судьбу. В этом смысле интуиция как бы связывает воедино прошлое, настоящее и будущее; для нее их просто не существует.
По Бергсону, внезапное вмешательство воли — словно государственный переворот, и его предчувствует наш рассудок, который заранее оправдывает его с помощью точного рассуждения.
Где кроются корни такого рода предчувствий? На наш взгляд, бессмысленно искать ответ на этот вопрос в рамках жанра рассуждений, пусть и научных. Всякое обращение к личному опыту в данном случае просто не авторитетно. Другими словами, на фоне современной научной картины мира подобные заявления будут вызывать лишь ироничную улыбку. Они не вписываются в рациональную доктрину. Вопросы, которые они затрагивают, почти невозможно решить в заданных условиях. Какое-то оформление на языке «атомов и молекул» — всегда очередная интерпретация.
Все же стоит заглянуть в себя. Действительно, в чем мы уверены, так это в нашем собственном существовании сомневающегося либо мыслящего субъекта. Человек еще далеко не познал себя, а так многое уже успел изменить в природе. Почему же он считает себя вправе преобразовывать окружающий мир, оказываясь не в состоянии преобразовать внутренний? Такой подход делает иным в глазах обывателя образ «ученого», т. е. вырисовывает не абсолютность его авторитета, а лишь наличие определенного опыта в конкретной сфере действительности.
А. Бергсон пишет: «Чем глубже мы проникаем в сознание, чем более наше «я» вновь становится самим собою, тем в большей степени наши состояния сознания перестают рядополагаться, тем больше они начинают взаимограничить, так, каждый из нас по-своему любит и ненавидит, и эта любовь и эта ненависть отражает всю нашу личность».
В качестве резюме заметим: интуитивное, иррациональное, чувственное познание, на наш взгляд, все же богаче и искреннее научного. Логические подтверждения или опровержения не всегда соответствуют действительности. Уже только поэтому интуитивное познание достойно более пристального внимания. Но главное — достойна внимания и усилий сама личность. Только живой человек способен оценить человеческое в человеке.
Обсуждения Феномен интуиции