Проблема отчуждения

Соответственно и общественные отношения таковы, что не могут способствовать становлению действительного человека. Напротив, в этом отношении прогресс до настоящего времени осуществляется путем его неосуществления, и история человечества предстает лишь как процесс его движения от едва заметных форм социального перерождения человека до его высшей формы — отчуждения.

Реакционные и пессимистические подходы к проблеме самоутраты человека еще более усугубляют и без того незавидное положение как в сфере общественных отношений, так и в исследующих их закономерности отраслях науки. Так, провозглашая отчуждение результатом цивилизации или рассматривая его как врожденное, неотъемлемое качество человеческой природы, теория подогревает в человеке порожденные противоречиями жизни настроения безысходности. Проявления же такого настроения могут быть многообразными и весьма опасными.

Однако, прежде чем приступить к рассмотрению некоторых из этих проявлений, вкратце остановимся на самой сути явления.

Проблема отчуждения сложна и многогранна. И не случайны наличествующие в социально-экономической литературе смешения, связанные с данной проблемой. Ведь начало этим смешениям было положено Гегелем, а источником, питающим их, стало нечеткое различение Марксом понятий «Entfremdung» и «Entäußerung». Мешает раскрытию проблемы и то обстоятельство, что данные понятия в русском языке покрываются одним термином «отчуждение». По этим причинам понятия «Entfremdung» и «Entäußerung» социально-философской мыслью нередко воспринимаются как синонимические [1].

На наш взгляд именно четкое различение указаных понятий способствует правильному прочтению «Экономическо-философских рукописей 1844 года», что, несомненно, является ключом к разгадке проблемы.

По самому общему определению, отчуждение — это крайняя форма социального перерождения человека, потеря им своей родовой сущности.

Общеизвестно, что субстанцией человека является «свободная осознанная деятельность». Поэтому именно характером отношения человека к труду определяется степень его отчуждения или очеловечения. Точно так же от того, какие условия труда имеются в тех или иных конкретно-исторических условиях, зависит то, насколько человечны общественные отношения того или иного исторического этапа, насколько достойно человека соответствующее данной эпохе общество. Следовательно, исследуя проблему отчуждения необходимо установить, как изменялись роль и место человека в сфере предметной деятельности по мере развития общества.

Отношение к труду как к нормальному проявлению жизнедеятельности [2] стало меняться по мере роста производительности труда в первобытном обществе и появления излишка или избытка, который развивается в двух направлениях: в одном случае он (излишек) превращается в товар, в другом — в частную собственность. Здесь-то и возникает необходимость размежевания понятий «Entfremdung» и «Entäußerung».

На наш взгляд, «Entäußerung» (обозначим его условно словом «отсвоение») выражает объективный феномен экономического порядка, обозначающий переход объекта от одного субъекта к другому. Поэтому «присвоение» надо рассматривать как категорию парную именно «отсвоению» («Entäußerung»), а не «отчуждению», так как последнее касается лишь субъекта и, как нельзя лучше, выражает процесс самоутраты человека. Что же касается вопроса о категории парной «отчуждению», большинство авторов, касаясь данного вопроса, предлагают категории, парные не самому «отчуждению», а «отчужденному труду» или «отчуждению труда». Мы же считаем, что выражения «отчужденный труд» и «отчуждение труда» неправомерны, так как труд — это процесс, а процесс не может быть ни отчужден, ни отсвоен (если, конечно, авторы в указанных случаях слово «отчуждение» используют в значении «Entäußerung»). Дело в том, что причина утверждения в социальной литературе выражений «отчужденный труд» и «отчуждение труда» заключается опять-таки в нечетком различении понятий «Ehtfremdung» и «Entäußerung», а так же в том, что в «Экономическо-философских рукописях 1844 года» Марксом еще не установлена категория «рабочей силы». Поэтому там, где он говорит об отчуждении труда, наверняка, имеет в виду, с одной стороны, «отсвоение» («Entäußerung») рабочей силы (а точнее права ее использования) и результатов труда, воспринимаемых непосредственным производителем чуждой, враждебной ему силой. С другой стороны, под выражением «отчужденный труд» или «отчуждение труда» Маркс подразумевает и характер самого процесса труда. Если процесс носит монотонный, изнурительный, обессиливающий характер, если он не развивает имманентных способностей человека, а производит слабоумие и кретинизм, то его не следует называть трудом. Ведь труд, как субстанция человека, представляет собой не только средство удовлетворения внешних материальных и духовных потребностей, а является его сущностным призванием и внутренней потребностью. Деятельность, деградирующая человека, адекватно выражается категорией «работа» [3]. Такую трансформацию содержания труда Маркс называет «отчуждением труда». Но, так как труд — это процесс, выражения «отчуждение труда» или «отчужденный труд» так же бессмысленны, как и выражения «перерожденный труд» или «перерождение труда». Подобно тому, как, скажем, прибыль есть превращенная, а не отчужденная форма прибавочной стоимости, работа является принудительной, а не отчужденной формой труда.

Учитывая вышесказанное, вопрос о категории парной «отчужденному труду» и «отчуждению труда» снимается, и нет смысла обсуждать, насколько приемлемы в этом качестве категории «свободный труд» (тавтология) и «экономическая свобода», предлагаемые Т. Субботиной. [4] Этот принцип распространяется и на категориальную пару «отчужденный труд» — «ликвидация частной собственности» [5]. Однако, даже если на месте категории «отчужденного труда» в данном примере представить категорию «отчуждения» в паре с категорией «ликвидация частной собственности», она не составит единства взаимообусловливающих и одновременно взаимоисключающих категорий. И в самом деле, между ними существует лишь односторонняя связь, а именно: ликвидация частной собственности является лишь условием снятия отчуждения. Что же касается категориальной пары «отчуждение — свобода» [6], и она не может быть принята безоговорочно. Дело в том, что категория свободы, во-первых, крайне общо выражает явление, исключающее отчуждение, и совсем его (отчуждение) не обусловливает, и наоборот; во-вторых, и это общеизвестно, она спарена с категорией необходимости.

На наш взгляд, в качестве парной «отчуждению» может рассматриваться категория, адекватно отражающая процесс возврата отчужденного человека к своей родовой сущности, и таковой нам представляется категория «эмансипации».

Вернемся теперь к вопросу развития излишка в двух направлениях.

В первом случае имеется в виду то, что избыточный продукт становится предметом обмена. Обмен же предполагает равноправность контрагентов данного акта: каждый признает за другим право собственности на его вещь. Следовательно, тот, кто отсваивает («Entäußerung») продукт своего труда, в то же время присваивает чужой продукт. Здесь речь идет об относительном характере отношений отсвоения — присвоения. Что же касается частной собственности, она возникает с переходом эквивалентного обмена в свою полную противоположность — безвозмездное присвоение. Теперь уже речь идет о таких отношениях, при которых непосредственный производитель отсваивает результат своего труда, не присваивая взамен продукта другого производителя. Присваивающий же сам не является производителем, и, естественно, ни объективно, ни субъективно не дает производителю ничего. В этом случае, с точки зрения непосредственного производителя, происходит утрата опредмеченного труда и, тем самым, излишек или избыток (а иногда и часть необходимого продукта) становится для него прибавочным продуктом. Но для присваивающего — это необходимый продукт, превращающийся в частную собственность. Частная собственность же, первоосновой которой является избыточный продукт, в дальнейшем сама становится причиной превращения этого продукта в прибавочный. Следовательно, опредмеченный труд, являющийся внешним, вещественным свидетельством сущностных сил непосредственного производителя и социальной сущности человека вообще, противостоит ему как чуждая, враждебная сила. Это значит, что труд приобретает характер нетруда в полярном значении, т.е., если для нетруженика труд превращен во времяпровождение, в досуг и безделье, то для непосредственного труженика труд переходит в свою полную противоположность — работу. То, что является субстанцией человека (труд), в антагонистических обществах воспринимается, с одной стороны, как элемент угнетения (физический труд) и, с другой стороны, как привилегия отдельных лиц (умственный труд). Такой антагонизм труда исключает возможность того, чтобы человек был одновременно и действительной, высшей целью и главным средством ее достижения, т. е. самоцелью. Иначе говоря, реализация человека — труженика происходит путем его нереализации, а это значит, что он является средством осуществления враждебной ему цели — утверждения даром присваивающих. При таком положении дел, внешнее проявление сущностных сил человека, вместо того, чтобы носить в динамике характер положительной творческой деятельности, становится причиной его постепенного перерождения — отчуждения.

Таким образом, разграничение понятий «Entfremdung» и «Entäußerung» позволяет установить, что в зависимости от характера отношений отсвоения — присвоения, они могут выступать основой отчуждения, но сами им (отчуждением) не являются. Частная собственность, возникшая в результате развития отношений отсвоения — присвоения, порождает социальное перерождение человека. Однако частная собственность является необходимым, но недостаточным условием отчуждения. Отчуждение — явление, адекватное всеобщему товарному производству, и лишь в его условиях оно принимает всеобщий характер. При этом крайность социального перерождения человека вызвана отношениями всеобщего товарного производства, в условиях господства которых, цель общественного производства реализуется не в естественно — натуральной форме богатства (избыток или излишек, непосредственный прибавочный продукт, феодальная земельная рента), как это имело место в докапиталистических формациях, а в прибыли. При всеобщем товарном производстве действительным богатством признана его абстрактная форма — деньги, а главная закономерность социального движения отражается во всеобщей формуле капитала — Д — Т — Д'. Именно этим детерминировано то обстоятельство, что в обществе денег человек, утратив свою внутренне — качественную сущность, приобретает внешне — количественную определенность в виде неограниченной потребности в деньгах [7] (в этом и состоит суть отчуждения). Поэтому в любом обществе, где денежные отношения являются системообразующими, наличие тех или иных форм отчуждения объективно неизбежно. Подтверждением тому может служить наше «социалистическое прошлое», когда отчуждение существовало в латентной, а, следовательно, в более опасной форме, хотя, исходя из цели социалистического производства, оно вообще не должно было иметь места.

Так как отчуждение, со всеобщей точки зрения, представляет собой явление адекватное всеобщему товарному производству, а в классическом понимании всеобщее товарное производство является основой рыночной экономики, не может не вызывать интереса та ориентация характера человека, которая более всего соответствует современной экономической системе. Ведь, как отмечает Э. Фромм, ориентация, посредством которой человек соотносит себя с миром, составляет самую суть его характера. [8]

Рыночная ориентация характера формируется в эпоху господства меновой стоимости над потребительной стоимостью. Закономерностями рыночной системы детерминировано то обстоятельство, что принцип оценки человека здесь таков же, что и товара. Человек ценится не столько его качественными характеристиками, сколько способностью как можно удачнее продать себя. Так как в подобных условиях успех зависит не от внутренних способностей, а от искусства продавать собственные способности или их предметное свидетельство — товар, человек стремится к развитию не сущностных сил и человеческих качеств, а умения привлекательнее преподать себя рынку. Соответственно, смысл жизни низводится до удовлетворения желания быть выгодно проданным на рынке.Следовательно, если субстанция действительного человека проявляется в положительной продуктивной деятельности, то внутренняя природа отчужденного человека выражается далеко не в продуктивных деяниях.

Примечания

[1] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 42. С. 465.

[2] Как ни парадоксально, такое отношение к труду до определенного момента имело место в первобытном обществе. Этот парадокс, с одной стороны, имеет под собой, опять-таки, парадоксальную материальную основу — примитивные орудия труда; с другой стороны, он обусловлен системой целей и общественными отношениями первобытного общества.

[3] Неоднозначность понятий «работа» и «труд» научно обосновано в грузинской социально-экономической литературе (См.: Пачкория Дж.С. «Экономикс или единая политическая экономия?!» Зугдиди., 1994. С. 36-40, 104-108, 117-119 (на груз. яз.).

[4] См.: Экономические науки. 1987. № 2. С. 19.

[5] Нарский И.С. Отчуждение и труд. По страницам произведений К. Маркса. М., 1983. С. 58-59.

[6] Давыдов Ю.Н. Труд и свобода. М., 1962. С. 45.

[7] Пачкория Дж.С. Самоутверждение человека // Сакартвелос комунисти. 1989. №11. С. 39.

[8] Фромм Э. Психоанализ и этика. М., 1993. С. 59.