Если мы хотим понять антропологический смысл экстравагантности, нам следует отыскать то, что делает возможным превращение экзистенциального подъема в экстравагантный способ существования. Антропология никогда не может ограничивать свои исследования одним лишь только экзистенциальным направлением, а будучи, по сути, антропологической, всегда должна иметь перед собой общую структуру человеческого бытия.
Поэтому основание этого перехода, или превращения экзистенциального подъема в экстравагантность с самого начала будет не просто рассматриваться как движение вверх, но пониматься как часть koinonia[2], или единства других основных потенциальных возможностей человеческого существования. Как я пытался показать в другой работе[3], экстравагантность фактически обусловливается определенной дисгармонией в отношении между подъемом вверх и движением вперед. Если такое отношение, в том случае, когда оно "удачно"[4], называть "антропологически пропорциональным", тогда мы должны говорить об экстравагантности как о форме антропологической диспропорции, как о "несостоятельности" взаимоотношения между высотой и широтой в антропологическом смысле.
Восхождение человеческого существования вверх не следует понимать в рамках контекста его бытия-в-мире[5],[6] и соответствующей его ориентации в пространстве и времени. Скорее его следует понимать в контексте бытия-вне-мира в смысле обретенной обители и вечного присутствия любви, где не существует ни "вверх" ни "вниз", ни "близко" ни "далеко", ни "ранее" ни "позднее". Если же, вопреки этому, человеческое существование, как имеющее пределы бытие, все-таки "остается" и "перенесенным" в плоскости высоты и ширины, тогда оно может "зайти слишком далеко" именно там, где оно покидает обитель любви с присушим ей измерением вечности и целиком погружается в "пространство и время". Ибо только там, где отсутствуют communio* любви и сотmunicatio** дружбы и где простое взаимодействие и общение с "другими" и со своим собственным я становятся исключительным направлением нашего существования, только там высота и глубина, близость и отдаленность, настоящее и будущее могут иметь такое важное значение, что человеческое существование может зайти слишком далеко, может достичь конечной цели и сейчасности, откуда нет хода ни вперед, ни назад. В таком случае мы говорим о переходе в экстравагантность. Это может быть экстравагантная "идея", идеология (идеологии экстравагантны по самой своей сути), экстравагантный идеал или "чувство", экстравагантное желание или замысел, экстравагантное притязание, мнение или точка зрения, простая "прихоть" или экстравагантный поступок или проступок. Во всех этих случаях "экстравагантность" обусловлена тем фактом, что Dasein "застряло" в одном определенном эмприческом местоположении [Er-Fahrung], когда оно уже не может, используя выражение Гофмансталя[7], "свернуть свой лагерь", когда оно уже не может вырваться оттуда. Лишенное communio и communicatio, Dasein уже не может расширять, изменять или пересматривать свой "эмпирический горизонт" и остается привязанным к своей "узости", то есть четко ограниченной позиции. В этом отношении Dasein оказывается "застревающим" или упорствующим, но еще не экстравагантным***, ибо дополнительной предпосылкой экстравагантности выступает подъем Dasein на высоту большую, чем та, что соответствует широте его эмпирического и интеллектуального горизонта, то есть другими словами, непропорциональное соотношение высоты и широты.
Классическим примером этого из области психиатрии служит концепция Блейлера относительно определенного вида психического слабоумия как "диспропорции между стремлением и пониманием"; классическим примером из художественной литературы — строитель Сольнес Ибсена[8], который "строит выше, чем может подняться"*. Однако эту диспропорцию между широтой и высотой ни в коем случае не следует понимать как отношение между конкретными "способностями" или характеристиками и, менее всего как отношение между "интеллектом и потребностью в том, чтобы вызывать восхищение"; скорее мы должны искать антропологические предпосылки, делающие возможными такое непропорциональное соотношение. Мы не рассматриваем экстравагантность как нечто присущее отдельным группам (партиям, кликам, сектам и т.п.), которые явно воплощают односторонний набор "черт", "идентификационных характеристик". Поэтому в целом ее нельзя понимать как черту характера либо же некоего рода поддающееся определению психологическое, психопатологическое, социальное явление или "симптом". Скорее к ней следует подходить в ключе аналитики Dasein[9] — то есть как к чему-то, требующему понимания в рамках общей структуры человеческого существования — короче говоря, как к антропологической, онтологической возможности. Только принимая такой подход, мы можем прийти к подлинному пониманию всей многообразной "симптоматики" экстравагантности. Только тогда мы сможем, к примеру, увидеть, каким образом и до какой степени можно проводить антропологическое различие между так называемыми (отнюдь не правильно) "экстравагантными идеями" маньяка[10], "экстравагантными" ("ненормальными", "странными") жестами, языком или действиями шизофреника[11], и фобиями невротика — хотя мы и психопатологи, и обыватели, называем всех их "экстравагантными". По моему мнению, даже шизофреническое помешательство можно понять[12],только если с самого начала признать его экзистенциальной формой экстравагантности. То же самое верно и по отношению к "массовым явлениям" экстравагантности.
Однако вернемся к экстравагантности, рассматриваемой как структурное смещение антропологических пропорций. Горизонталь, как смысловой вектор, "выход в широкий мир" — в большей мере соответствует "дискурсивности", опытному постижению "мира", осмыслению его и овладению им, "расширению поля зрения", расширению понимания, перспективы и открытости навстречу "разноголосице" внешнего и внутреннего "мира". Аналогичным образом, вертикаль, как смысловой вектор — подъем вверх — в большей мере соответствует желанию преодолевать "земное притяжение", подняться над "тревогами земными" и давлением, а также желанию обрести открывающуюся "с большей высоты" перспективу, "возвышенный взгляд на вещи", как выражается Ибсен,— точку зрения, позволяющую человеку формировать, подчинять себе или, одним словом, использовать "познанное". Такое освоение мира в плане становления и реализации самости означает выбор самого себя. Выбор, будь то отдельного действия или же дела всей жизни, предполагает подъем или самовозвышение над конкретной земной ситуацией, а следовательно над сферой знаемого и видимого. Но что означает это "над"*? Как красноречиво описано у Ницше в предисловии к произведению Человеческое, слишком человеческое, это не означает "кругосветного плавания" искателя приключений, то есть земных переживаний; скорее это означает напряженное и многотрудное восхождение по "ступеням лестницы" проблемы оценивания**, то есть определение порядка предпочтения.
Таким образом, подъем вверх — это не просто познание своего пути, знание в смысле опыта, кроме того он подразумевает "обретение собственной позиции", выбор самого себя в смысле самореализации или достижения зрелости. Однако мы должны быть осторожны и не путать этот подъем вверх с собственно волей, в смысле психологического разграничения понимания, чувства и воли*. Скорее мы должны понимать (как намекает термин Блейлера "стремление"), что при подъеме человек, увлекаемый ввысь ("на крыльях" страстей, желаний, настроений, а в конечном счете "фантазии", воображения) плавно переходит к решительному** "выбору позиции". Тем не менее, антропологически мы должны четко проводить различие между определяющим настрой состоянием влекомости желаниями, идеями, идеалами и напряженным, многотрудным действием подъема по "ступенькам лестницы", позволяющего сравнивать эти желания, идеи и идеалы друг с другом в жизни, искусстве, философии и науке, переводить их в слова и деяния.
Эта концепция проливает свет на диспропорцию высоты — широты, лежащую в основе самой возможности "маниакальной идеации". Мы скоро увидим, что эта форма диспропорции настолько отличается от лежащей в основе экстравагантности, что мы даже не можем говорить о ней как об "экстравагантной идеации", но скорее как о "полете идей" (термин, также используемый в психопатологии). Диспропорция высоты — широты присущая тому типу бытия-в-мире, который выражается в полете идей, отлична от той, примером которой служит экстравагантность. В первом случае диспропорция заключается в том, что вместо продвижения вперед размеренным шагом происходит скачок "в бесконечное". Горизонт, или поле видения "безгранично расширяется", но в то же время подъем вверх остается исключительно "vol imaginaire", влекомостью на крыльях желаний и "фантазий". В результате невозможно ни общее видение, как эмпирическая мудрость, ни проникновение в проблемную структуру конкретной ситуации (подъем в своей основе — это одновременно и проникновение, так как altitudo по существу относится как к высоте, так и к глубине), ни, таким образом, какая бы то ни было решительная позиция. Эта диспропорция высоты — широты уходит своими корнями в "чрезмерное" расширение рамок маниакального мира, с его всепроникающей изменчивостью; чрезмерное именно в том, что сфера подлинного одновременно подвергается процессу "уравнивания"[13].[14] Под "подлинным" мы подразумеваем те высоты (или глубины), которые могут быть достигнуты, только если Dasein пройдет через многотрудный процесс собственного выбора и созревания. С точки зрения аналитики существования, о диспропорции, наблюдающейся в образе жизни человека, страдающего манией, можно говорить как об "изменчивости ". Это означает невозможность достижения подлинно устойчивой позиции на "лестнице" человеческих проблем, а значит, кроме того, невозможность подлинного принятия решения, действия и достижения зрелости. Обособленный от любовного communio и от подлинного communicatio, слишком далеко и стремительно увлекаемый вперед и возносимый вверх, страдающий манией человек парит в иллюзорных высотах, где он не может занять позицию или принять "самостоятельное" решение. В этих "нереальных" высотах любовь и дружба теряют свою силу. Человеческое общение низводится до уровня психотерапии.
Экстравагантность, присущая шизоидной психопатологической личности, и бесчисленные формы шизофренического бытия-в-мире совершенно отличны[15]. Здесь антропологическая диспропорция уже не уходит корнями в чрезмерность широты ("скачков") и высот чистого vol imaginaire, превосходящих (подлинные) высоты "принятия решения". Она обусловлена чрезмерной высотой решения, которая превосходит широту "опыта". Временно абстрагируясь от существенного различия между психопатическим шизоидом и шизофреником, мы можем сказать, что их способ "заходить слишком далеко" отличает их от людей, страдающих манией, именно в том; что они не уносятся в "иллюзорную высь" оптимистических настроений: они в одиночку, "не обращаясь к опыту", поднимаются на некую конкретную ступеньку "лестницы человеческих проблем" и остаются там. Высота этого подъема вверх не имеет никакого отношения к широте или узости и непоколебимости опытного горизонта ("опыт" понимается здесь в самом широком смысле, то есть как "дискурсивность"[16] как таковой). Здесь экстравагантность означает нечто большее, чем просто "остановленность", так как предполагается не просто невозможность эмпирического продвижения вперед, а скорее жесткая привязанность или зависимость от конкретного уровня или ступени человеческого опыта (Problematik). В этом случае широта изменчивости человеческой "иерархии высот" понимается по существу неправильно и одна конкретная идея или идеология становится навязчивой или абсолютизируется. В той мере, в какой "опыт" еще осознается, он не оценивается или не используется в собственных интересах, ибо его "смысл" установлен непоколебимо. Таким образом, экстравагантность означает "абсолютизацию" одного единственного решения. Кроме того, такая "абсолютизация" возможна только там, где Dasein "в безысходности" изгоняется из обители и вечного измерения любви и дружбы, и в силу этого уже не знает или не ощущает "относительности" "верха" и "низа", очевидной на фоне неоспоримой веры в Бытие (Sein), несомненной онтологической защищенности. Это отлучение от бытийной защищенности и от общения или взаимодействия с другими, а значит — от сомнений и поправок, возможных только в ходе такого общения. Таким образом, замкнутый на сообщение или взаимодействие исключительно в себе такой процесс может лишь "истощать себя" до тех пор, пока не превратится в простое лицезрение медузоподобной, психотически жестко фиксированной проблемы, идеала или "ничтойной тревоги"[17]. В результате освобождение из экстравагантной позиции становится возможным лишь посредством "посторонней помощи", как спасение альпиниста, слишком высоко поднявшегося по отвесной скале*.
Невротик также можно "избавиться" от экстравагантности и ограниченности своего существования (например, в случаях фобии) лишь посредством посторонней помощи, в смысле общения и сотрудничества с кем-то другим. Пожалуй, именно по этой причине случаи невротической экстравагантности яснее любых других показывают то, что экстравагантность (в физическом или психическом смысле) всегда основывается на отсутствии понимания или узости кругозора относительно конкретного смыслового контекста, или "области мира", где Dasein пытается превзойти себя. Поднимаясь на гору, человек может зайти слишком далеко, только если общая структура отвесной скалы скрыта из виду, и неизвестна. Аналогично, человек заходит слишком далеко в области ментальной или психической, только когда ему недостает понимания общей "иерархической структуры" человеческих онтологических возможностей, и в силу этого незнания он поднимается все выше и выше. Таким образом, экстравагантность никогда нельзя понять исключительно с субъективной точки зрения, а только исходя из единой перспективы (трансцендентальной) субъективности и (трансцендентальной) объективности. То, что мы называем психотерапией, в своей основе — не более, чем попытка подвести пациента к состоянию, в котором он сможет "увидеть", каким образом структурирована тотальность человеческого существования, и "бытия-в-мире", а также увидеть, в какой из узловых точек структуры бытия-в-мире он взял на себя слишком много. То есть: цель психотерапии заключается в том, чтобы благополучно вернуть пациента из его экстравагантности "вниз, на землю". Только из этой точки возможно всякое новое отправление и восхождение.
Я попытался в общих чертах описать понимание антропологического смысла экстравагантности. При этом я сосредоточил внимание на интерпретации пространственных аспектов и оставил на заднем плане куда более важный временной аспект. Но он, несомненно, подразумевался когда речь шла о "созревании", "принятии решения", "дискурсивности", "скачках", "увлекаемом ввысь" человеке, "восхождении по ступенькам лестницы", "остановленное™" и, наконец, об "антропологической пропорции" и "диспропорции". Экзистенциальная высота и широта в конечном счете означают две различные "пространственные" оси одного временного направления, поэтому они разделимы только концептуально.
Примечания:
* В русском языке нет ни одного слова, адекватно передающего -значение немецкого versieiegen.Tnaran sich versteigen означает "подняться так высоко, что невозможно спуститься, затеряться среди крутых горных вершин, высоко взлететь, слишком далеко зайти" и т.п. Поэтому как имя прилагательное данное слово неточно переводится такими словами, как: "экстравагантный", "эксцентричный", "странный", "необычный" или "высокопарный" — ни одно из которых не передает смысл безвыходности. Термин "экстравагантность", выделенный курсивом, целесообразно использовать здесь потому, -по несмотря на несоответствие общепринятого его смысла немецкому, его латинские корни (extm, "вне" и vagari, "блуждать", взятые вместе передают значение "выходить за пределы". — Прим. Изд.
[1] Бинсвангер "Сновидение и существование"; Gaston Bachelard, L 'Air et les Songes: Essai sur 1'Imagination du mouvement (Paris, 1943). В отношении введения в феноменологическую космологию в целом см.: T.Minkowski, Vers une Cosmologie (Paris, 1936). О теории жизненного пространства см. также Erwin Straus, в: Nenvenarzt, No. II (1930); E.Durckheim, "Untersuchungen zum gelebten Raum", Neue psychologische Studien, Bd. 6, No. 4 (1932).
[2] W.Szilasi, Macht und Ohnmacht des Geistes, S.46.
[3] Binswanger, Henrik Ibsen und das Problem der Selbstrealisiemng (Heidelberg, 1949).
[4] W.Szilasi, S. 19.
[5] Martin Heidegger, Sein und Zeit; Vom Wesen des Grundes.
[6] (место шестой сноски неясно)Binswanger, Grundformen und Erkenntnis menschlischen Daseins (Zürich, 1953).
* Общность, единение (лат.). — Прим. ред.
** Со-общение (лат.). Прим. ред.
[7] Binswanger, "Über das Wort von Hofmannsthal: Was Geist ist, erfasst mir der Vedrängte" (Festgabe ßr R.A.Schröder), Schweizer Studia philosophica, Bd. VIII (1943).
*** Из всех известных мне языков четкое разделение здесь проводит только немецкий. В английском и романских языках соответствующие выражения выводятся почти исключительно из сферы земного (aller trop loin, andar troppo lontano или troppo oltre, go too far или so far as to maintain). Исключением является испанский язык. Он признает как irse demasiado lejos (слишком далеко или слишком широко), так и tomar su vuelo demasiado alto (взлететь слишком высоко).
[8] Binswanger, Henrik Ibsen.
* На то, что Ибсен ясно видел ("видением" сам он называет поэзию) значение отношения между высотой и широтой для осуществленности или несостоятельности человеческого существования, указывает тот факт, что он рисует также фигуру, явно противостоящую строителю Сольнесу. Строитель дорог Берггейм представляет собой другой персонаж: он не стремится "строить выше", чем он реально может подняться. Действительно, видно по его профессии, он не строит, как подобно Сольнесу, взмывающие в небо башни с тем чтобы однажды они обрушились на землю. Берггейм строит хорошие дороги на земле. Он не стремится к недостижимому "счастью", не желает больше того, на что способен. Поэтому он достигает того, что ищет, и таким образом развивается.
[9] Binswanger, in: Schweiz. Arch., Bd. 57 (1946), S. 209.
[10] Binswanger, "Über Ideenflucht", Schweiz. Arch., Bd. 27-30.
[11] Binswanger, in: Mschr. Psychiatr., Bd. 110 (1945), S. 3-4.
[12] Binswanger, in: Schweiz. Arch., Bd. 63 (1949)
* Это вознесение себя над земной ситуацией не следует путать со "вне" бытия-вне-мира в смысле любви.
** Гастон Башляр выражает ту же точку зрения (см.: L 'Air et les Songes), когда характеризует вертикальный подъем как оценивание, как постижение и определение значимости. Вспомним, например, решение Антигоны.
* Я полностью согласен с Э.Минковским (см.: "La Triade psychologique", in: Vers une Cosmologie, p.57 IT.), когда он оспаривает эту тройственную классификацию психологических явлений и действительно приводит аргументы против самой возможности подобной классификации.
** В связи с этим следует безоговорочно согласиться с Башляром, когда он пишет: "Il est impossible de faire la psychologie de la volonté sans aller a la racine même du vol imagmaire" [Невозможно создать психологию воли, не добравшись до самого корня полета воображения]. — Прим. ред.
[13] Binswanger, "Über Ideenflucht".
[14] (место 14 сноски в тексте неясно) Binswanger, in: Schweiz. Mwd. Wschr., No. 3 (1945).
[15] Binswanger, Schizophrenie. (PfülUngen, 1957).
[16] Binswanger, Grundformen, I.
[17] Binswanger, Schizophrenie.
* Пожалуй, здесь нелишне отметить, ссылаясь на формулировку Генриха Вольфлина (Heinrich Wolfflin, "Prolegomena zu einer Psychologie der Architektur", Kleine Schriften (Basel, 1946), S.23), что: "Образы нашего телесного существования" повсюду представляют "стандарт", согласно которому мы оцениваем все другие явления. В первую очередь, это справедливо в отношении " стандарта", следуя которому язык схватывает и именует "все другие явления". Языку это доступно, ибо в отличие от аналитического понимания, ему дано наше существование в его единстве и общности. Это не означает, что язык "материализует" нематериальные "феноменологические формы" нашего существования. Скорее он обнаруживает психическое и духовное в материальных явлениях и наоборот.
Восхождение человеческого существования вверх не следует понимать в рамках контекста его бытия-в-мире[5],[6] и соответствующей его ориентации в пространстве и времени. Скорее его следует понимать в контексте бытия-вне-мира в смысле обретенной обители и вечного присутствия любви, где не существует ни "вверх" ни "вниз", ни "близко" ни "далеко", ни "ранее" ни "позднее". Если же, вопреки этому, человеческое существование, как имеющее пределы бытие, все-таки "остается" и "перенесенным" в плоскости высоты и ширины, тогда оно может "зайти слишком далеко" именно там, где оно покидает обитель любви с присушим ей измерением вечности и целиком погружается в "пространство и время". Ибо только там, где отсутствуют communio* любви и сотmunicatio** дружбы и где простое взаимодействие и общение с "другими" и со своим собственным я становятся исключительным направлением нашего существования, только там высота и глубина, близость и отдаленность, настоящее и будущее могут иметь такое важное значение, что человеческое существование может зайти слишком далеко, может достичь конечной цели и сейчасности, откуда нет хода ни вперед, ни назад. В таком случае мы говорим о переходе в экстравагантность. Это может быть экстравагантная "идея", идеология (идеологии экстравагантны по самой своей сути), экстравагантный идеал или "чувство", экстравагантное желание или замысел, экстравагантное притязание, мнение или точка зрения, простая "прихоть" или экстравагантный поступок или проступок. Во всех этих случаях "экстравагантность" обусловлена тем фактом, что Dasein "застряло" в одном определенном эмприческом местоположении [Er-Fahrung], когда оно уже не может, используя выражение Гофмансталя[7], "свернуть свой лагерь", когда оно уже не может вырваться оттуда. Лишенное communio и communicatio, Dasein уже не может расширять, изменять или пересматривать свой "эмпирический горизонт" и остается привязанным к своей "узости", то есть четко ограниченной позиции. В этом отношении Dasein оказывается "застревающим" или упорствующим, но еще не экстравагантным***, ибо дополнительной предпосылкой экстравагантности выступает подъем Dasein на высоту большую, чем та, что соответствует широте его эмпирического и интеллектуального горизонта, то есть другими словами, непропорциональное соотношение высоты и широты.
Классическим примером этого из области психиатрии служит концепция Блейлера относительно определенного вида психического слабоумия как "диспропорции между стремлением и пониманием"; классическим примером из художественной литературы — строитель Сольнес Ибсена[8], который "строит выше, чем может подняться"*. Однако эту диспропорцию между широтой и высотой ни в коем случае не следует понимать как отношение между конкретными "способностями" или характеристиками и, менее всего как отношение между "интеллектом и потребностью в том, чтобы вызывать восхищение"; скорее мы должны искать антропологические предпосылки, делающие возможными такое непропорциональное соотношение. Мы не рассматриваем экстравагантность как нечто присущее отдельным группам (партиям, кликам, сектам и т.п.), которые явно воплощают односторонний набор "черт", "идентификационных характеристик". Поэтому в целом ее нельзя понимать как черту характера либо же некоего рода поддающееся определению психологическое, психопатологическое, социальное явление или "симптом". Скорее к ней следует подходить в ключе аналитики Dasein[9] — то есть как к чему-то, требующему понимания в рамках общей структуры человеческого существования — короче говоря, как к антропологической, онтологической возможности. Только принимая такой подход, мы можем прийти к подлинному пониманию всей многообразной "симптоматики" экстравагантности. Только тогда мы сможем, к примеру, увидеть, каким образом и до какой степени можно проводить антропологическое различие между так называемыми (отнюдь не правильно) "экстравагантными идеями" маньяка[10], "экстравагантными" ("ненормальными", "странными") жестами, языком или действиями шизофреника[11], и фобиями невротика — хотя мы и психопатологи, и обыватели, называем всех их "экстравагантными". По моему мнению, даже шизофреническое помешательство можно понять[12],только если с самого начала признать его экзистенциальной формой экстравагантности. То же самое верно и по отношению к "массовым явлениям" экстравагантности.
Однако вернемся к экстравагантности, рассматриваемой как структурное смещение антропологических пропорций. Горизонталь, как смысловой вектор, "выход в широкий мир" — в большей мере соответствует "дискурсивности", опытному постижению "мира", осмыслению его и овладению им, "расширению поля зрения", расширению понимания, перспективы и открытости навстречу "разноголосице" внешнего и внутреннего "мира". Аналогичным образом, вертикаль, как смысловой вектор — подъем вверх — в большей мере соответствует желанию преодолевать "земное притяжение", подняться над "тревогами земными" и давлением, а также желанию обрести открывающуюся "с большей высоты" перспективу, "возвышенный взгляд на вещи", как выражается Ибсен,— точку зрения, позволяющую человеку формировать, подчинять себе или, одним словом, использовать "познанное". Такое освоение мира в плане становления и реализации самости означает выбор самого себя. Выбор, будь то отдельного действия или же дела всей жизни, предполагает подъем или самовозвышение над конкретной земной ситуацией, а следовательно над сферой знаемого и видимого. Но что означает это "над"*? Как красноречиво описано у Ницше в предисловии к произведению Человеческое, слишком человеческое, это не означает "кругосветного плавания" искателя приключений, то есть земных переживаний; скорее это означает напряженное и многотрудное восхождение по "ступеням лестницы" проблемы оценивания**, то есть определение порядка предпочтения.
Таким образом, подъем вверх — это не просто познание своего пути, знание в смысле опыта, кроме того он подразумевает "обретение собственной позиции", выбор самого себя в смысле самореализации или достижения зрелости. Однако мы должны быть осторожны и не путать этот подъем вверх с собственно волей, в смысле психологического разграничения понимания, чувства и воли*. Скорее мы должны понимать (как намекает термин Блейлера "стремление"), что при подъеме человек, увлекаемый ввысь ("на крыльях" страстей, желаний, настроений, а в конечном счете "фантазии", воображения) плавно переходит к решительному** "выбору позиции". Тем не менее, антропологически мы должны четко проводить различие между определяющим настрой состоянием влекомости желаниями, идеями, идеалами и напряженным, многотрудным действием подъема по "ступенькам лестницы", позволяющего сравнивать эти желания, идеи и идеалы друг с другом в жизни, искусстве, философии и науке, переводить их в слова и деяния.
Эта концепция проливает свет на диспропорцию высоты — широты, лежащую в основе самой возможности "маниакальной идеации". Мы скоро увидим, что эта форма диспропорции настолько отличается от лежащей в основе экстравагантности, что мы даже не можем говорить о ней как об "экстравагантной идеации", но скорее как о "полете идей" (термин, также используемый в психопатологии). Диспропорция высоты — широты присущая тому типу бытия-в-мире, который выражается в полете идей, отлична от той, примером которой служит экстравагантность. В первом случае диспропорция заключается в том, что вместо продвижения вперед размеренным шагом происходит скачок "в бесконечное". Горизонт, или поле видения "безгранично расширяется", но в то же время подъем вверх остается исключительно "vol imaginaire", влекомостью на крыльях желаний и "фантазий". В результате невозможно ни общее видение, как эмпирическая мудрость, ни проникновение в проблемную структуру конкретной ситуации (подъем в своей основе — это одновременно и проникновение, так как altitudo по существу относится как к высоте, так и к глубине), ни, таким образом, какая бы то ни было решительная позиция. Эта диспропорция высоты — широты уходит своими корнями в "чрезмерное" расширение рамок маниакального мира, с его всепроникающей изменчивостью; чрезмерное именно в том, что сфера подлинного одновременно подвергается процессу "уравнивания"[13].[14] Под "подлинным" мы подразумеваем те высоты (или глубины), которые могут быть достигнуты, только если Dasein пройдет через многотрудный процесс собственного выбора и созревания. С точки зрения аналитики существования, о диспропорции, наблюдающейся в образе жизни человека, страдающего манией, можно говорить как об "изменчивости ". Это означает невозможность достижения подлинно устойчивой позиции на "лестнице" человеческих проблем, а значит, кроме того, невозможность подлинного принятия решения, действия и достижения зрелости. Обособленный от любовного communio и от подлинного communicatio, слишком далеко и стремительно увлекаемый вперед и возносимый вверх, страдающий манией человек парит в иллюзорных высотах, где он не может занять позицию или принять "самостоятельное" решение. В этих "нереальных" высотах любовь и дружба теряют свою силу. Человеческое общение низводится до уровня психотерапии.
Экстравагантность, присущая шизоидной психопатологической личности, и бесчисленные формы шизофренического бытия-в-мире совершенно отличны[15]. Здесь антропологическая диспропорция уже не уходит корнями в чрезмерность широты ("скачков") и высот чистого vol imaginaire, превосходящих (подлинные) высоты "принятия решения". Она обусловлена чрезмерной высотой решения, которая превосходит широту "опыта". Временно абстрагируясь от существенного различия между психопатическим шизоидом и шизофреником, мы можем сказать, что их способ "заходить слишком далеко" отличает их от людей, страдающих манией, именно в том; что они не уносятся в "иллюзорную высь" оптимистических настроений: они в одиночку, "не обращаясь к опыту", поднимаются на некую конкретную ступеньку "лестницы человеческих проблем" и остаются там. Высота этого подъема вверх не имеет никакого отношения к широте или узости и непоколебимости опытного горизонта ("опыт" понимается здесь в самом широком смысле, то есть как "дискурсивность"[16] как таковой). Здесь экстравагантность означает нечто большее, чем просто "остановленность", так как предполагается не просто невозможность эмпирического продвижения вперед, а скорее жесткая привязанность или зависимость от конкретного уровня или ступени человеческого опыта (Problematik). В этом случае широта изменчивости человеческой "иерархии высот" понимается по существу неправильно и одна конкретная идея или идеология становится навязчивой или абсолютизируется. В той мере, в какой "опыт" еще осознается, он не оценивается или не используется в собственных интересах, ибо его "смысл" установлен непоколебимо. Таким образом, экстравагантность означает "абсолютизацию" одного единственного решения. Кроме того, такая "абсолютизация" возможна только там, где Dasein "в безысходности" изгоняется из обители и вечного измерения любви и дружбы, и в силу этого уже не знает или не ощущает "относительности" "верха" и "низа", очевидной на фоне неоспоримой веры в Бытие (Sein), несомненной онтологической защищенности. Это отлучение от бытийной защищенности и от общения или взаимодействия с другими, а значит — от сомнений и поправок, возможных только в ходе такого общения. Таким образом, замкнутый на сообщение или взаимодействие исключительно в себе такой процесс может лишь "истощать себя" до тех пор, пока не превратится в простое лицезрение медузоподобной, психотически жестко фиксированной проблемы, идеала или "ничтойной тревоги"[17]. В результате освобождение из экстравагантной позиции становится возможным лишь посредством "посторонней помощи", как спасение альпиниста, слишком высоко поднявшегося по отвесной скале*.
Невротик также можно "избавиться" от экстравагантности и ограниченности своего существования (например, в случаях фобии) лишь посредством посторонней помощи, в смысле общения и сотрудничества с кем-то другим. Пожалуй, именно по этой причине случаи невротической экстравагантности яснее любых других показывают то, что экстравагантность (в физическом или психическом смысле) всегда основывается на отсутствии понимания или узости кругозора относительно конкретного смыслового контекста, или "области мира", где Dasein пытается превзойти себя. Поднимаясь на гору, человек может зайти слишком далеко, только если общая структура отвесной скалы скрыта из виду, и неизвестна. Аналогично, человек заходит слишком далеко в области ментальной или психической, только когда ему недостает понимания общей "иерархической структуры" человеческих онтологических возможностей, и в силу этого незнания он поднимается все выше и выше. Таким образом, экстравагантность никогда нельзя понять исключительно с субъективной точки зрения, а только исходя из единой перспективы (трансцендентальной) субъективности и (трансцендентальной) объективности. То, что мы называем психотерапией, в своей основе — не более, чем попытка подвести пациента к состоянию, в котором он сможет "увидеть", каким образом структурирована тотальность человеческого существования, и "бытия-в-мире", а также увидеть, в какой из узловых точек структуры бытия-в-мире он взял на себя слишком много. То есть: цель психотерапии заключается в том, чтобы благополучно вернуть пациента из его экстравагантности "вниз, на землю". Только из этой точки возможно всякое новое отправление и восхождение.
Я попытался в общих чертах описать понимание антропологического смысла экстравагантности. При этом я сосредоточил внимание на интерпретации пространственных аспектов и оставил на заднем плане куда более важный временной аспект. Но он, несомненно, подразумевался когда речь шла о "созревании", "принятии решения", "дискурсивности", "скачках", "увлекаемом ввысь" человеке, "восхождении по ступенькам лестницы", "остановленное™" и, наконец, об "антропологической пропорции" и "диспропорции". Экзистенциальная высота и широта в конечном счете означают две различные "пространственные" оси одного временного направления, поэтому они разделимы только концептуально.
Примечания:
* В русском языке нет ни одного слова, адекватно передающего -значение немецкого versieiegen.Tnaran sich versteigen означает "подняться так высоко, что невозможно спуститься, затеряться среди крутых горных вершин, высоко взлететь, слишком далеко зайти" и т.п. Поэтому как имя прилагательное данное слово неточно переводится такими словами, как: "экстравагантный", "эксцентричный", "странный", "необычный" или "высокопарный" — ни одно из которых не передает смысл безвыходности. Термин "экстравагантность", выделенный курсивом, целесообразно использовать здесь потому, -по несмотря на несоответствие общепринятого его смысла немецкому, его латинские корни (extm, "вне" и vagari, "блуждать", взятые вместе передают значение "выходить за пределы". — Прим. Изд.
[1] Бинсвангер "Сновидение и существование"; Gaston Bachelard, L 'Air et les Songes: Essai sur 1'Imagination du mouvement (Paris, 1943). В отношении введения в феноменологическую космологию в целом см.: T.Minkowski, Vers une Cosmologie (Paris, 1936). О теории жизненного пространства см. также Erwin Straus, в: Nenvenarzt, No. II (1930); E.Durckheim, "Untersuchungen zum gelebten Raum", Neue psychologische Studien, Bd. 6, No. 4 (1932).
[2] W.Szilasi, Macht und Ohnmacht des Geistes, S.46.
[3] Binswanger, Henrik Ibsen und das Problem der Selbstrealisiemng (Heidelberg, 1949).
[4] W.Szilasi, S. 19.
[5] Martin Heidegger, Sein und Zeit; Vom Wesen des Grundes.
[6] (место шестой сноски неясно)Binswanger, Grundformen und Erkenntnis menschlischen Daseins (Zürich, 1953).
* Общность, единение (лат.). — Прим. ред.
** Со-общение (лат.). Прим. ред.
[7] Binswanger, "Über das Wort von Hofmannsthal: Was Geist ist, erfasst mir der Vedrängte" (Festgabe ßr R.A.Schröder), Schweizer Studia philosophica, Bd. VIII (1943).
*** Из всех известных мне языков четкое разделение здесь проводит только немецкий. В английском и романских языках соответствующие выражения выводятся почти исключительно из сферы земного (aller trop loin, andar troppo lontano или troppo oltre, go too far или so far as to maintain). Исключением является испанский язык. Он признает как irse demasiado lejos (слишком далеко или слишком широко), так и tomar su vuelo demasiado alto (взлететь слишком высоко).
[8] Binswanger, Henrik Ibsen.
* На то, что Ибсен ясно видел ("видением" сам он называет поэзию) значение отношения между высотой и широтой для осуществленности или несостоятельности человеческого существования, указывает тот факт, что он рисует также фигуру, явно противостоящую строителю Сольнесу. Строитель дорог Берггейм представляет собой другой персонаж: он не стремится "строить выше", чем он реально может подняться. Действительно, видно по его профессии, он не строит, как подобно Сольнесу, взмывающие в небо башни с тем чтобы однажды они обрушились на землю. Берггейм строит хорошие дороги на земле. Он не стремится к недостижимому "счастью", не желает больше того, на что способен. Поэтому он достигает того, что ищет, и таким образом развивается.
[9] Binswanger, in: Schweiz. Arch., Bd. 57 (1946), S. 209.
[10] Binswanger, "Über Ideenflucht", Schweiz. Arch., Bd. 27-30.
[11] Binswanger, in: Mschr. Psychiatr., Bd. 110 (1945), S. 3-4.
[12] Binswanger, in: Schweiz. Arch., Bd. 63 (1949)
* Это вознесение себя над земной ситуацией не следует путать со "вне" бытия-вне-мира в смысле любви.
** Гастон Башляр выражает ту же точку зрения (см.: L 'Air et les Songes), когда характеризует вертикальный подъем как оценивание, как постижение и определение значимости. Вспомним, например, решение Антигоны.
* Я полностью согласен с Э.Минковским (см.: "La Triade psychologique", in: Vers une Cosmologie, p.57 IT.), когда он оспаривает эту тройственную классификацию психологических явлений и действительно приводит аргументы против самой возможности подобной классификации.
** В связи с этим следует безоговорочно согласиться с Башляром, когда он пишет: "Il est impossible de faire la psychologie de la volonté sans aller a la racine même du vol imagmaire" [Невозможно создать психологию воли, не добравшись до самого корня полета воображения]. — Прим. ред.
[13] Binswanger, "Über Ideenflucht".
[14] (место 14 сноски в тексте неясно) Binswanger, in: Schweiz. Mwd. Wschr., No. 3 (1945).
[15] Binswanger, Schizophrenie. (PfülUngen, 1957).
[16] Binswanger, Grundformen, I.
[17] Binswanger, Schizophrenie.
* Пожалуй, здесь нелишне отметить, ссылаясь на формулировку Генриха Вольфлина (Heinrich Wolfflin, "Prolegomena zu einer Psychologie der Architektur", Kleine Schriften (Basel, 1946), S.23), что: "Образы нашего телесного существования" повсюду представляют "стандарт", согласно которому мы оцениваем все другие явления. В первую очередь, это справедливо в отношении " стандарта", следуя которому язык схватывает и именует "все другие явления". Языку это доступно, ибо в отличие от аналитического понимания, ему дано наше существование в его единстве и общности. Это не означает, что язык "материализует" нематериальные "феноменологические формы" нашего существования. Скорее он обнаруживает психическое и духовное в материальных явлениях и наоборот.
Обсуждения Экстравагантность