В последнее время в Рунете с новой силой нарастает волна призывов к активизации поиска собственного философского пути для российской мыслящей интеллигенции. Насколько оправдана постановка такой радикальной и масштабной задачи?
По почти общему печальному признанию, всходы теологического и теософского духовного опыта российской интеллигенции были невосполнимо вытоптаны в эпоху коммунистического террора. Да и актуальность религиозно-мистической темы в современном духовном пространстве России, приходится констатировать, уже совершенно не та, что век или два назад. С надрывом отвергнут интеллигенцией и выпестованный за годы социалистической идеологической селекции пресловутый диалектический материализм. Так что российская философская мысль после нескольких веков, казалось бы, интенсивных интеллектуальных трудов сегодня растерянно обнаруживает себя опять-таки стоящей «в чистом поле». Давайте же самостоятельно двигаться вперед – эпизодически призывают друг друга патриоты-интеллектуалы. Практически все демонстрируют готовность к этому, однако реального движения пока не наблюдается, по-видимому, потому, что еще не определены нужные ориентиры, не утверждены способ и стиль, не нащупаны вехи актуального направления, в духе накопленных положительных традиций и в то же время адекватного эпохе и ситуации.
Пока понятно лишь одно: нас не устраивает слепое заимствование плодов западного рационализма или восточного мистицизма, попытавшихся было заполнить у нас «послеперестроечный» духовный вакуум. Волна увлечения импортными штучками прошла, а вопросы, как говорится, остались. Даже из уст молодой философской поросли теперь можно услышать, что «… русская самобытная философия возможна как реализация иной, отличной от европейской стратегии работы сознания»[2].
Что касается восточного мистицизма, последний, надо признать, все-таки весьма основательно замешан на национальных духовных традициях стран своего происхождения. Поэтому, сколь бы ни был он эмоционально близок нашему человеку, достаточно глубоких корней в сознании ему оставить, по-видимому, не суждено. Для большинства россиян он так и останется всего лишь занятной пришлой диковиной.
Опыт западной философской культуры, при всем его прагматизме и детальной проработанности, очевидно, также не может полностью устраивать специфическое российское философское мышление. Чем больше мы углубляемся в детализацию рационализированных учений западных мыслителей, тем острее общее ощущение дискомфорта от узости, тенденциозности и ущербности этого заимствованного знания. Все-таки прав был Николай Бердяев, когда подчеркивал, что "русская душа стремится к целостности, она не мирится с разделением всего по категориям"[3]. Это обстоятельство рельефно проявилось, по его мнению, в XIX веке, в эпоху расцвета философской мысли в России, когда "целостность …Востока" активно противополагалась "рационалистической раздробленности и рассеченности Запада" [там же, С.24]. Действительно, «исторически сложилось, что в Европе и России доминировали разные стратегии восприятия мира – одни понимали мир как бесконечную множественность, другие - как сверхрациональное Единство, соответственно, сознание одних строилось как сознание, дробящее мир на эти множественности, а других, напротив, как преодолевающее эту множественность»[2, там же].
Говоря современным языком, россиянам от природы присущ, причем в ярко выраженной форме, образный, холистический стиль мышления. Поэтому поиски своего способа философского осмысления реальности, своей особой стези на ниве любомудрствования следует признать вполне оправданными.
Подобные искания, надо отметить, уже предпринимались в отечественной философии в эпоху, предшествовавшую драматическим революционным событиям. Ф.А. Степун прямо указывал на явно ощущавшуюся в начале XX века в философской среде страны великую тоску "по философии конкретной, целостной и синтетической"[4]. Было найдено и происхождение этой «тоски»: «Первозданное единство иррациональных переживаний превращает она [философия] в идею единой научной системы.» [1, С.427].
Опыт синтетических построений к тому времени в российской философии уже имелся.
Совсем не случайно именно в российской философии получила ранее достаточно масштабное развитие системообразующая идея тотального «всеединства». «Концепт «всеединство» в русской философии …выражает интуицию синтеза множества различных начал. На основе этого концепта русская философия всеединства сознательно ставила перед собою цель разработки философии и методологии синтеза как центральной задачи философии.»[5]
Основоположником российского варианта «всеединства» заслуженно считается Владимир Соловьев. Бытует мнение, что он избрал в качестве своей идейной опоры учение о соборности славянофилов. В его работах "Философские начала цельного знания", «Критика отвлеченных начал», "Чтения о Богочеловечестве", "Оправдание Добра" "предпринимается не только синтез различных онтологических, гносеологических, этических, эстетических и социальных идей, но и попытка органически соединить все эти идеи в рамках всеобщего категориального философcки-системосозидающего синтеза"[6]. В итоге "Вл. Соловьев явил собою беспрецедентный в нашей интеллектуальной истории пример философского "собирания", воссоединения и синтеза духовных ценностей не только отечественной, но и мировой культуры"[там же, С.43]. При этом "Соловьеву была присуща "кумулятивность, стремление "оправдать" практически любую философскую систему, включить ее лучшие, с его точки зрения, элементы в "метафизику всеединства" [там же, С.9].
Продолжателями его идей стали Сергей Трубецкой и Евгений Трубецкой, Сергей Булгаков, Павел Флоренский, Лев Карсавин, Семён Франк, Алексей Лосев, Николай Лосский и некоторые другие. В целом все сформулированные ими системы сложились в особое направление в философии, что позволило говорить о «метафизике всеединства», как самобытном российском явлении.
В те заповедные времена, когда исступленная набожность считалась чуть ли не одной из характерных черт русского народа, базовая идея для осуществления духовного синтеза вполне ожидаемо черпалась философами в области теологии или теософии. Со временем актуальность таких источников стала угасать, и к началу XX века, похоже, появилась тоска по «мирскому» синтезирующему началу. На том пока все, по-видимому, и остановилось.
Бурно-технологичный XX век весьма основательно продвинул человечество по пути естественно-научного знания. Казалось бы, открылись самые широкие возможности для отыскания нового синтезирующего начала. Однако «воз», как говорится, «и ныне там». Что же «тормозит» нас в этом благородном деле?
Извечная битва «физиков» и «лириков»: свежий взгляд
Отмеченная выше разница в способе «западного» и «восточного» восприятия бытия наталкивает на следующее интересное соображение. Как хорошо известно, для человеческого мозга характерен факт асимметрии, особой специализации двух его полушарий. Если левое полушарие считается средоточием рационализма и отвечает за анализ, логическую детализацию и упорядочивание потока сознания, то правое полушарие является оплотом холизма и предпочитает оперировать цельными нераздельными образами и консолидированными чувственными и интуитивными паттернами.
Согласно опытам и наблюдениям ученых, в клинических случаях, когда одно из полушарий лишается поддержки другого, человеческий мозг демонстрирует явные черты функциональной ущербности. Поэтому вполне справедлив вывод, что именно благодаря конструктивному взаимодействию и взаимодополнению этих двух полушарий в итоге и имеют место эффективная деятельность мозга в целом, адекватность и успешность человеческого поведения.
Если под этим углом зрения рассмотреть современную ситуацию в мировой философии, то пример безнадежных тупиков, в которые уперлись ныне в своем развитии западный рационализм и восточный мистицизм, показывает, что может получиться в том случае, когда право- или левополушарные доминанты развиваются сами по себе, без должного взаимодействия и взаимообогащения. Лишний раз подтверждаются слова классиков, утверждавших, что рассудок без чувственного опыта пуст, а чувственность без осмысления слепа.
А чем в этом отношении могут сегодня похвастаться россияне? Похоже, ситуация здесь тоже не самая здоровая: философское поле ныне четко поделено между «лириками» и «физиками», те и другие развиваются, практически не пересекаясь и не смешиваясь. Небезоснователен в связи с этим сквозящий в ряде статей пессимизм по поводу перспектив сколько-нибудь плодотворного развития отечественной философии. В частности д. филос.н. Юрий Ротенфельд [7] считает, что чисто гуманитарному философскому мышлению «продуктивное социальное творчество недоступно». «А это, - констатирует он далее, - является свидетельством исчерпанности творческих потенций философии, как и всей гуманитарной культуры, способной лишь на повторение уже однажды сказанного». Поэтому выход из тупиковой ситуации ему видится следующим: «Чтобы исправить положение, нужно… стимулировать… жрецов [философии] осваивать логику естественных наук».[там же].
Думается, нужно попытаться все-таки взглянуть на ситуацию несколько шире. Кроме «чистых лириков», которые пока доминируют на отечественном философском поле и, по мнению «технарей», по большей части лишь бесконечно-бесполезно упражняются в изящной словесности, имеется целый слой «естественников» - выходцев из разнообразных специальных и прикладных наук. Последние активно генерируют идеи, но не понятны, не интересны и не обладают достаточно изысканным слогом и витиеватостью стиля для страниц рафинированных литературно-философских журналов. Их потенциал пока остается нереализуемым.
Вспоминаются в связи с этим обескураживающие результаты одного открытого конкурса работ по общефилософской теме, который в пору «перестроечной» эйфории был организован ИФАН. В итоге анонимного отбора среди призеров конкурса, к ужасу организаторов, тогда оказались одни никому не известные специалисты-естественники. Только у них оказались свежие интересные идеи.
С другой стороны, обнаруженные и акцентированные тонкими художественными натурами новые своеобразные чувственные нюансы, откровения неизведанных закоулков души совершенно бесполезно повисают в духовном пространстве, быть может, лишь единожды поразив кого-нибудь своей свежестью и глубиной. Их некому инвентаризировать, систематизировать, включить в глобальное развивающееся целое, органично приобщить к сокровищнице духовного знания.
Итак, с одной стороны – есть идеи, которые не наполняются духовным содержанием, и есть аморфный духовный континуум, который не подвергается полезному структурированию. Приходится с сожалением констатировать, что в условиях продолжающегося раздельного развития право- и левополушарных доминант для отечественной философии ничего принципиально нового «не светит». Мечтам о собственном пути в философии просто не суждено сбыться.
Если уж серьезно говорить о перспективе синтеза, по-видимому, необходимо в первую очередь переломить сложившиеся тенденции. Нужно начинать основательно обустраивать особое поле, где «физики» и «лирики» могли бы плодотворно сотрудничать, взаимостимулировать друг друга, работать на одну системо-созидающую идею. Одни из них могли бы созидать и совершенствовать форму, конструкцию системы, другим по плечу было бы наполнять ее ниши глубоким содержанием. Господа литераторы-эссеисты и естественники-технократы! По-видимому, пришла пора подать друг другу руки!
У нас уже был в истории достаточно весомый опыт созидания всеобъемлющих философских систем по восточному образцу (теософская «метафизика всеединства») и по западному (квазирационалистический «диалектический материализм»). Теперь время ставит перед нами задачу становления здорового комплексного «евразийского» подхода, который должен характеризоваться активным системным взаимодействием рационалистов и сенсуалистов.
Продуктивный опыт прошлого доказывает возможность совместной коллективной работы отечественной интеллигенции на одну общую идею. Следует все-таки признать, что даже в самые заидеологизированные эпохи зачастую имели место и честный творческий научный труд, и активный обмен идеями.
Чтобы не ограничиться одними лишь голословными призывами, дерзну представить на суд читателя подходящий пример «собирающей» концепции. Кроме логического обоснования исходных принципиальных аспектов этой будущей системы я попытался отыскать конструктивное зерно – специальный научно-методологический ключ, который был бы способен дать жизнь ростку системного древа будущего всеобъемлющего философского знания.
Концепция синтезирующего реализма
Не знаю, как другим, а лично мне греет душу вера в реальность всего происходящего на свете, в реальность окружающих вещей, людей, событий. Равно как и в реальность собственных мыслей, эмоциональных переживаний, стрессов, актов воли, душевных порывов, настроений и прочих проявлений тонкой духовной материи. Потому мой выбор – это реализм в широком его понимании. Это не надо ни в коем случае путать с пресловутым воинствующим материализмом. В отличие от последнего я не склонен элиминировать свой заповедный духовный мир либо сводить, редуцировать его к абстрактному качеству всеобщей материи-субстанции. Моя система должна стоять на том, что мой духовный мир, хотя, может быть, и не всецело автономен, пусть и включен в некую всеобъемлющую систему, пусть и является ее особым «закутком», однако при этом «закутком» вполне суверенным, то есть представляющим собой полноправную локальную реальность со своими неповторимыми особенностями. Такую же локальную реальность, как и масса других подобных внутренних миров, обладатели которых плотно населяют нашу Землю.
Человеческое сознание так устроено, что в редких случаях может себе представить существование большого средоточия реальных вещей без хозяина. То есть человек обязательно должен вычленить и обозначить для себя то объединяющее начало, которое всем этим вокруг руководит. Мир уже полновесно вступил в XXI век, и заниматься поисками такого начала в неких внешних нематериальных сущностях, как я уже говорил, как-то уже не слишком актуально. И хотя в душах многих все еще присутствуют известные иррациональные, мистические мотивы и суеверия, новый синтез, нацеленный на перспективу, думается, следует начинать не с этого.
Тем более что современная наука уже немало представила и продолжает представлять в качестве достойной замены всем этим иррациональным мотивам вполне разумные «земные» механизмы. Взять хотя бы учение о самоорганизации и синергетику. В наш прагматичный век все больше доказательств самодостаточности реальных механизмов в протекании естественных процессов, все меньше сфер, где еще можно подозревать вмешательство потусторонних сил. Поэтому хочется связать будущий синтез с прогрессирующей сферой наступающей реальности.
Кроме прочего, через мою концепцию красной нитью должна проходить установка на повсеместное собирание конструктивного философского знания, гармоничное включение его в качестве фрагментов общего синтетического единства.
Тут многие философы, систематически изучающие философское наследие, наверняка начнут обвинять меня в эклектическом подходе. Действительно, весьма непросто найти такую готовую философскую систему, которая бы отвечала всем сформулированным требованиям, вмещала бы все установки. Обычно, если уж начинают с материи, то неизбежно выкидывают за борт «душу» и прочую субъективность; если начинают с души и субъективности, то не знают, как обосновать реальность окружающих вещей и событий.
С другой стороны, если бы решение было «на поверхности», им бы давно уже кто-нибудь воспользовался. Очевидно, следует искать новые принципы, которые позволили бы выйти за рамки устоявшихся догм.
В процессе поиска необходимого научно-методологического ключа, который смог бы «запустить» искомый процесс синтеза философского знания, наткнулся на интересное исследование [8]. Что принципиально важное мне удалось там обнаружить? Два новых принципа, которые как раз и позволяют, по моему глубокому убеждению, преодолеть крайности однобоких рационалистических учений и определить здоровую методологическую платформу для будущего системного строительства.
Первый принцип, «кольцевой детерминизм», обогащает привычную схему детерминизма, позволяет «вырваться» отдельной вещи, отдельному индивидууму или социуму из доселе плотных тенет тотальной причинной природной зависимости и обозначить себя в качестве автономной, самостоятельно определяющейся сущности. До сих пор довлевший принцип всеобщей взаимосвязи предметов и явлений не предполагал какой-либо свободы в «звеньях» единой мировой причинно-следственной цепи. А потому было непонятно, как в принципе может существовать в природе нечто отдельное, своеобразное и саморазвивающееся. И как неизбежный итог, в философии доселе отсутствовала здоровая частная онтология отдельных природных образований, будь то кирпич, козявка, индивидуум или мегаполис («Атомы» Демокрита и «монады» Лейбница не в счет, как морально устаревшие).
Теперь, с принятием нового принципа, свой полноценный онтологический статус получает не только каждый отдельный предмет, человек или социум, но и каждое их отдельное характерное качество. Таким образом, появляется возможность на полных онтологических основаниях оперировать такими категориями, как, например, свобода воли, эмоциональный настрой и разум социума или произвол сознания индивидуума.
Кроме того, указанный принцип позволяет обнаружить точки «сшивания» ранее непримиримо противоборствовавших рационалистических философских доктрин. Уже сам факт причинного и онтологического равноправия внутренних и внешних процессов в отдельном природном образовании утверждает необходимость и обоснованность комплексного двустороннего подхода к их исследованию. Другими словами, каждая отдельная вещь и окружающий ее мир должны теперь обязательно быть изучены как «снаружи», так и «изнутри». Оба исследования имеют при этом одинаковый статус, одинаковую познавательную силу и ценность. Более того, они в итоге должны быть сведены в единый комплекс знания об этой вещи.
Чрезвычайно интересен случай, когда в качестве подобного испытуемого объекта выступает человек. Его субъективное внутреннее знание вкупе с внешним объективным способствует рождению целостного синтезированного представления о себе и мире. Таким образом, с применением данного принципа возникает перспектива устранения разногласий и разрушения границ между двумя наиболее глобальными тенденциями в развитии философской мысли – субъективизмом и объективизмом.
Опирающийся на оздоровленный вариант детерминизма другой принцип – «многогранный монизм» – позволяет оправдать, примирить и свести в единую систему все остальные философские тенденции и учения. Каждое из них предстает в рамках этого монизма как частный взгляд на один и тот же предмет со своих узких специфических позиций. Обнаруживая благодаря кольцевому детерминизму естественные источники каждой из таких позиций и определяя их реальные масштабы, реальный баланс их взаимных соотношений и влияний, становится возможным решать задачу созидания комплексного всестороннего знания об этом предмете. Особенно наглядна революционность нового подхода в случаях, когда в качестве исследуемого предмета избираются человек, социум или весь мир. Здесь по-настоящему изживаются все «-измы», и начинается настоящий духовный синтез.
Итак, на суд читателя представлен проект синтезирующего реализма, замешанный на двух новых оздоровляющих принципах. Приглашаю господ философов всех школ и направлений обмозговать сие сочинение на предмет соответствия идее «всеединства» и статусу специфической «российской философской идеи» и высказать конструктивные соображения.
Ссылки:
1. С.И. Гессен, Ф.А. Степун. От редакции. ( Цели журнала "Логос" и задачи современной философской мысли)/ Русская философия. Конец XIX - начало ХХ в. С-П. ун-т. 1993. C. 426.
2. Группа "Анонсенс" .XXI век. Еще раз о русском воззрении
3. Н.А. Бердяев. Истоки и смысл русского коммунизма. М. 1990, C. 19.
4. Ф.А. Степун. Жизнь и творчество./ Русские философы. (Второй выпуск). М. 1994, С. 147.
5. В.И. Моисеев. Логика всеединства как новое прочтение русской философии всеединства.
6. В.А. Кувакин. Философия Вл. Соловьева. М. 1988, С.13.
7. Юрий Ротенфельд. Возродить философию!
8. Равиль Калмыков. Кольцевой детерминизм: ключ к решению проблем научного материализма.
По почти общему печальному признанию, всходы теологического и теософского духовного опыта российской интеллигенции были невосполнимо вытоптаны в эпоху коммунистического террора. Да и актуальность религиозно-мистической темы в современном духовном пространстве России, приходится констатировать, уже совершенно не та, что век или два назад. С надрывом отвергнут интеллигенцией и выпестованный за годы социалистической идеологической селекции пресловутый диалектический материализм. Так что российская философская мысль после нескольких веков, казалось бы, интенсивных интеллектуальных трудов сегодня растерянно обнаруживает себя опять-таки стоящей «в чистом поле». Давайте же самостоятельно двигаться вперед – эпизодически призывают друг друга патриоты-интеллектуалы. Практически все демонстрируют готовность к этому, однако реального движения пока не наблюдается, по-видимому, потому, что еще не определены нужные ориентиры, не утверждены способ и стиль, не нащупаны вехи актуального направления, в духе накопленных положительных традиций и в то же время адекватного эпохе и ситуации.
Пока понятно лишь одно: нас не устраивает слепое заимствование плодов западного рационализма или восточного мистицизма, попытавшихся было заполнить у нас «послеперестроечный» духовный вакуум. Волна увлечения импортными штучками прошла, а вопросы, как говорится, остались. Даже из уст молодой философской поросли теперь можно услышать, что «… русская самобытная философия возможна как реализация иной, отличной от европейской стратегии работы сознания»[2].
Что касается восточного мистицизма, последний, надо признать, все-таки весьма основательно замешан на национальных духовных традициях стран своего происхождения. Поэтому, сколь бы ни был он эмоционально близок нашему человеку, достаточно глубоких корней в сознании ему оставить, по-видимому, не суждено. Для большинства россиян он так и останется всего лишь занятной пришлой диковиной.
Опыт западной философской культуры, при всем его прагматизме и детальной проработанности, очевидно, также не может полностью устраивать специфическое российское философское мышление. Чем больше мы углубляемся в детализацию рационализированных учений западных мыслителей, тем острее общее ощущение дискомфорта от узости, тенденциозности и ущербности этого заимствованного знания. Все-таки прав был Николай Бердяев, когда подчеркивал, что "русская душа стремится к целостности, она не мирится с разделением всего по категориям"[3]. Это обстоятельство рельефно проявилось, по его мнению, в XIX веке, в эпоху расцвета философской мысли в России, когда "целостность …Востока" активно противополагалась "рационалистической раздробленности и рассеченности Запада" [там же, С.24]. Действительно, «исторически сложилось, что в Европе и России доминировали разные стратегии восприятия мира – одни понимали мир как бесконечную множественность, другие - как сверхрациональное Единство, соответственно, сознание одних строилось как сознание, дробящее мир на эти множественности, а других, напротив, как преодолевающее эту множественность»[2, там же].
Говоря современным языком, россиянам от природы присущ, причем в ярко выраженной форме, образный, холистический стиль мышления. Поэтому поиски своего способа философского осмысления реальности, своей особой стези на ниве любомудрствования следует признать вполне оправданными.
Подобные искания, надо отметить, уже предпринимались в отечественной философии в эпоху, предшествовавшую драматическим революционным событиям. Ф.А. Степун прямо указывал на явно ощущавшуюся в начале XX века в философской среде страны великую тоску "по философии конкретной, целостной и синтетической"[4]. Было найдено и происхождение этой «тоски»: «Первозданное единство иррациональных переживаний превращает она [философия] в идею единой научной системы.» [1, С.427].
Опыт синтетических построений к тому времени в российской философии уже имелся.
Совсем не случайно именно в российской философии получила ранее достаточно масштабное развитие системообразующая идея тотального «всеединства». «Концепт «всеединство» в русской философии …выражает интуицию синтеза множества различных начал. На основе этого концепта русская философия всеединства сознательно ставила перед собою цель разработки философии и методологии синтеза как центральной задачи философии.»[5]
Основоположником российского варианта «всеединства» заслуженно считается Владимир Соловьев. Бытует мнение, что он избрал в качестве своей идейной опоры учение о соборности славянофилов. В его работах "Философские начала цельного знания", «Критика отвлеченных начал», "Чтения о Богочеловечестве", "Оправдание Добра" "предпринимается не только синтез различных онтологических, гносеологических, этических, эстетических и социальных идей, но и попытка органически соединить все эти идеи в рамках всеобщего категориального философcки-системосозидающего синтеза"[6]. В итоге "Вл. Соловьев явил собою беспрецедентный в нашей интеллектуальной истории пример философского "собирания", воссоединения и синтеза духовных ценностей не только отечественной, но и мировой культуры"[там же, С.43]. При этом "Соловьеву была присуща "кумулятивность, стремление "оправдать" практически любую философскую систему, включить ее лучшие, с его точки зрения, элементы в "метафизику всеединства" [там же, С.9].
Продолжателями его идей стали Сергей Трубецкой и Евгений Трубецкой, Сергей Булгаков, Павел Флоренский, Лев Карсавин, Семён Франк, Алексей Лосев, Николай Лосский и некоторые другие. В целом все сформулированные ими системы сложились в особое направление в философии, что позволило говорить о «метафизике всеединства», как самобытном российском явлении.
В те заповедные времена, когда исступленная набожность считалась чуть ли не одной из характерных черт русского народа, базовая идея для осуществления духовного синтеза вполне ожидаемо черпалась философами в области теологии или теософии. Со временем актуальность таких источников стала угасать, и к началу XX века, похоже, появилась тоска по «мирскому» синтезирующему началу. На том пока все, по-видимому, и остановилось.
Бурно-технологичный XX век весьма основательно продвинул человечество по пути естественно-научного знания. Казалось бы, открылись самые широкие возможности для отыскания нового синтезирующего начала. Однако «воз», как говорится, «и ныне там». Что же «тормозит» нас в этом благородном деле?
Извечная битва «физиков» и «лириков»: свежий взгляд
Отмеченная выше разница в способе «западного» и «восточного» восприятия бытия наталкивает на следующее интересное соображение. Как хорошо известно, для человеческого мозга характерен факт асимметрии, особой специализации двух его полушарий. Если левое полушарие считается средоточием рационализма и отвечает за анализ, логическую детализацию и упорядочивание потока сознания, то правое полушарие является оплотом холизма и предпочитает оперировать цельными нераздельными образами и консолидированными чувственными и интуитивными паттернами.
Согласно опытам и наблюдениям ученых, в клинических случаях, когда одно из полушарий лишается поддержки другого, человеческий мозг демонстрирует явные черты функциональной ущербности. Поэтому вполне справедлив вывод, что именно благодаря конструктивному взаимодействию и взаимодополнению этих двух полушарий в итоге и имеют место эффективная деятельность мозга в целом, адекватность и успешность человеческого поведения.
Если под этим углом зрения рассмотреть современную ситуацию в мировой философии, то пример безнадежных тупиков, в которые уперлись ныне в своем развитии западный рационализм и восточный мистицизм, показывает, что может получиться в том случае, когда право- или левополушарные доминанты развиваются сами по себе, без должного взаимодействия и взаимообогащения. Лишний раз подтверждаются слова классиков, утверждавших, что рассудок без чувственного опыта пуст, а чувственность без осмысления слепа.
А чем в этом отношении могут сегодня похвастаться россияне? Похоже, ситуация здесь тоже не самая здоровая: философское поле ныне четко поделено между «лириками» и «физиками», те и другие развиваются, практически не пересекаясь и не смешиваясь. Небезоснователен в связи с этим сквозящий в ряде статей пессимизм по поводу перспектив сколько-нибудь плодотворного развития отечественной философии. В частности д. филос.н. Юрий Ротенфельд [7] считает, что чисто гуманитарному философскому мышлению «продуктивное социальное творчество недоступно». «А это, - констатирует он далее, - является свидетельством исчерпанности творческих потенций философии, как и всей гуманитарной культуры, способной лишь на повторение уже однажды сказанного». Поэтому выход из тупиковой ситуации ему видится следующим: «Чтобы исправить положение, нужно… стимулировать… жрецов [философии] осваивать логику естественных наук».[там же].
Думается, нужно попытаться все-таки взглянуть на ситуацию несколько шире. Кроме «чистых лириков», которые пока доминируют на отечественном философском поле и, по мнению «технарей», по большей части лишь бесконечно-бесполезно упражняются в изящной словесности, имеется целый слой «естественников» - выходцев из разнообразных специальных и прикладных наук. Последние активно генерируют идеи, но не понятны, не интересны и не обладают достаточно изысканным слогом и витиеватостью стиля для страниц рафинированных литературно-философских журналов. Их потенциал пока остается нереализуемым.
Вспоминаются в связи с этим обескураживающие результаты одного открытого конкурса работ по общефилософской теме, который в пору «перестроечной» эйфории был организован ИФАН. В итоге анонимного отбора среди призеров конкурса, к ужасу организаторов, тогда оказались одни никому не известные специалисты-естественники. Только у них оказались свежие интересные идеи.
С другой стороны, обнаруженные и акцентированные тонкими художественными натурами новые своеобразные чувственные нюансы, откровения неизведанных закоулков души совершенно бесполезно повисают в духовном пространстве, быть может, лишь единожды поразив кого-нибудь своей свежестью и глубиной. Их некому инвентаризировать, систематизировать, включить в глобальное развивающееся целое, органично приобщить к сокровищнице духовного знания.
Итак, с одной стороны – есть идеи, которые не наполняются духовным содержанием, и есть аморфный духовный континуум, который не подвергается полезному структурированию. Приходится с сожалением констатировать, что в условиях продолжающегося раздельного развития право- и левополушарных доминант для отечественной философии ничего принципиально нового «не светит». Мечтам о собственном пути в философии просто не суждено сбыться.
Если уж серьезно говорить о перспективе синтеза, по-видимому, необходимо в первую очередь переломить сложившиеся тенденции. Нужно начинать основательно обустраивать особое поле, где «физики» и «лирики» могли бы плодотворно сотрудничать, взаимостимулировать друг друга, работать на одну системо-созидающую идею. Одни из них могли бы созидать и совершенствовать форму, конструкцию системы, другим по плечу было бы наполнять ее ниши глубоким содержанием. Господа литераторы-эссеисты и естественники-технократы! По-видимому, пришла пора подать друг другу руки!
У нас уже был в истории достаточно весомый опыт созидания всеобъемлющих философских систем по восточному образцу (теософская «метафизика всеединства») и по западному (квазирационалистический «диалектический материализм»). Теперь время ставит перед нами задачу становления здорового комплексного «евразийского» подхода, который должен характеризоваться активным системным взаимодействием рационалистов и сенсуалистов.
Продуктивный опыт прошлого доказывает возможность совместной коллективной работы отечественной интеллигенции на одну общую идею. Следует все-таки признать, что даже в самые заидеологизированные эпохи зачастую имели место и честный творческий научный труд, и активный обмен идеями.
Чтобы не ограничиться одними лишь голословными призывами, дерзну представить на суд читателя подходящий пример «собирающей» концепции. Кроме логического обоснования исходных принципиальных аспектов этой будущей системы я попытался отыскать конструктивное зерно – специальный научно-методологический ключ, который был бы способен дать жизнь ростку системного древа будущего всеобъемлющего философского знания.
Концепция синтезирующего реализма
Не знаю, как другим, а лично мне греет душу вера в реальность всего происходящего на свете, в реальность окружающих вещей, людей, событий. Равно как и в реальность собственных мыслей, эмоциональных переживаний, стрессов, актов воли, душевных порывов, настроений и прочих проявлений тонкой духовной материи. Потому мой выбор – это реализм в широком его понимании. Это не надо ни в коем случае путать с пресловутым воинствующим материализмом. В отличие от последнего я не склонен элиминировать свой заповедный духовный мир либо сводить, редуцировать его к абстрактному качеству всеобщей материи-субстанции. Моя система должна стоять на том, что мой духовный мир, хотя, может быть, и не всецело автономен, пусть и включен в некую всеобъемлющую систему, пусть и является ее особым «закутком», однако при этом «закутком» вполне суверенным, то есть представляющим собой полноправную локальную реальность со своими неповторимыми особенностями. Такую же локальную реальность, как и масса других подобных внутренних миров, обладатели которых плотно населяют нашу Землю.
Человеческое сознание так устроено, что в редких случаях может себе представить существование большого средоточия реальных вещей без хозяина. То есть человек обязательно должен вычленить и обозначить для себя то объединяющее начало, которое всем этим вокруг руководит. Мир уже полновесно вступил в XXI век, и заниматься поисками такого начала в неких внешних нематериальных сущностях, как я уже говорил, как-то уже не слишком актуально. И хотя в душах многих все еще присутствуют известные иррациональные, мистические мотивы и суеверия, новый синтез, нацеленный на перспективу, думается, следует начинать не с этого.
Тем более что современная наука уже немало представила и продолжает представлять в качестве достойной замены всем этим иррациональным мотивам вполне разумные «земные» механизмы. Взять хотя бы учение о самоорганизации и синергетику. В наш прагматичный век все больше доказательств самодостаточности реальных механизмов в протекании естественных процессов, все меньше сфер, где еще можно подозревать вмешательство потусторонних сил. Поэтому хочется связать будущий синтез с прогрессирующей сферой наступающей реальности.
Кроме прочего, через мою концепцию красной нитью должна проходить установка на повсеместное собирание конструктивного философского знания, гармоничное включение его в качестве фрагментов общего синтетического единства.
Тут многие философы, систематически изучающие философское наследие, наверняка начнут обвинять меня в эклектическом подходе. Действительно, весьма непросто найти такую готовую философскую систему, которая бы отвечала всем сформулированным требованиям, вмещала бы все установки. Обычно, если уж начинают с материи, то неизбежно выкидывают за борт «душу» и прочую субъективность; если начинают с души и субъективности, то не знают, как обосновать реальность окружающих вещей и событий.
С другой стороны, если бы решение было «на поверхности», им бы давно уже кто-нибудь воспользовался. Очевидно, следует искать новые принципы, которые позволили бы выйти за рамки устоявшихся догм.
В процессе поиска необходимого научно-методологического ключа, который смог бы «запустить» искомый процесс синтеза философского знания, наткнулся на интересное исследование [8]. Что принципиально важное мне удалось там обнаружить? Два новых принципа, которые как раз и позволяют, по моему глубокому убеждению, преодолеть крайности однобоких рационалистических учений и определить здоровую методологическую платформу для будущего системного строительства.
Первый принцип, «кольцевой детерминизм», обогащает привычную схему детерминизма, позволяет «вырваться» отдельной вещи, отдельному индивидууму или социуму из доселе плотных тенет тотальной причинной природной зависимости и обозначить себя в качестве автономной, самостоятельно определяющейся сущности. До сих пор довлевший принцип всеобщей взаимосвязи предметов и явлений не предполагал какой-либо свободы в «звеньях» единой мировой причинно-следственной цепи. А потому было непонятно, как в принципе может существовать в природе нечто отдельное, своеобразное и саморазвивающееся. И как неизбежный итог, в философии доселе отсутствовала здоровая частная онтология отдельных природных образований, будь то кирпич, козявка, индивидуум или мегаполис («Атомы» Демокрита и «монады» Лейбница не в счет, как морально устаревшие).
Теперь, с принятием нового принципа, свой полноценный онтологический статус получает не только каждый отдельный предмет, человек или социум, но и каждое их отдельное характерное качество. Таким образом, появляется возможность на полных онтологических основаниях оперировать такими категориями, как, например, свобода воли, эмоциональный настрой и разум социума или произвол сознания индивидуума.
Кроме того, указанный принцип позволяет обнаружить точки «сшивания» ранее непримиримо противоборствовавших рационалистических философских доктрин. Уже сам факт причинного и онтологического равноправия внутренних и внешних процессов в отдельном природном образовании утверждает необходимость и обоснованность комплексного двустороннего подхода к их исследованию. Другими словами, каждая отдельная вещь и окружающий ее мир должны теперь обязательно быть изучены как «снаружи», так и «изнутри». Оба исследования имеют при этом одинаковый статус, одинаковую познавательную силу и ценность. Более того, они в итоге должны быть сведены в единый комплекс знания об этой вещи.
Чрезвычайно интересен случай, когда в качестве подобного испытуемого объекта выступает человек. Его субъективное внутреннее знание вкупе с внешним объективным способствует рождению целостного синтезированного представления о себе и мире. Таким образом, с применением данного принципа возникает перспектива устранения разногласий и разрушения границ между двумя наиболее глобальными тенденциями в развитии философской мысли – субъективизмом и объективизмом.
Опирающийся на оздоровленный вариант детерминизма другой принцип – «многогранный монизм» – позволяет оправдать, примирить и свести в единую систему все остальные философские тенденции и учения. Каждое из них предстает в рамках этого монизма как частный взгляд на один и тот же предмет со своих узких специфических позиций. Обнаруживая благодаря кольцевому детерминизму естественные источники каждой из таких позиций и определяя их реальные масштабы, реальный баланс их взаимных соотношений и влияний, становится возможным решать задачу созидания комплексного всестороннего знания об этом предмете. Особенно наглядна революционность нового подхода в случаях, когда в качестве исследуемого предмета избираются человек, социум или весь мир. Здесь по-настоящему изживаются все «-измы», и начинается настоящий духовный синтез.
Итак, на суд читателя представлен проект синтезирующего реализма, замешанный на двух новых оздоровляющих принципах. Приглашаю господ философов всех школ и направлений обмозговать сие сочинение на предмет соответствия идее «всеединства» и статусу специфической «российской философской идеи» и высказать конструктивные соображения.
Ссылки:
1. С.И. Гессен, Ф.А. Степун. От редакции. ( Цели журнала "Логос" и задачи современной философской мысли)/ Русская философия. Конец XIX - начало ХХ в. С-П. ун-т. 1993. C. 426.
2. Группа "Анонсенс" .XXI век. Еще раз о русском воззрении
3. Н.А. Бердяев. Истоки и смысл русского коммунизма. М. 1990, C. 19.
4. Ф.А. Степун. Жизнь и творчество./ Русские философы. (Второй выпуск). М. 1994, С. 147.
5. В.И. Моисеев. Логика всеединства как новое прочтение русской философии всеединства.
6. В.А. Кувакин. Философия Вл. Соловьева. М. 1988, С.13.
7. Юрий Ротенфельд. Возродить философию!
8. Равиль Калмыков. Кольцевой детерминизм: ключ к решению проблем научного материализма.
Обсуждения От метафизики всеединства к синтезирующему реализму