Глобализация, если говорить коротко, это введение единых «правил игры» во всем мировом пространстве.
С повышением коммуникативной связности мира, с одной стороны – транспортной, когда морские и наземные перевозки стали значительно надежнее и быстрее.
С повышением коммуникативной связности мира, с одной стороны – транспортной, когда морские и наземные перевозки стали значительно надежнее и быстрее.
Чем раньше, а с другой стороны – управленческой, когда прохождение координирующего сигнала стало занимать уже не месяцы, а секунды, производство товаров начало постепенно утрачивать чисто национальную, государственную локализацию и распределяться по тем экономическим зонам, где какая-либо промежуточная операция оказывается дешевле. Теперь управляющая фирма может находиться в одном месте, проектирующая организация – совсем в другом, производство исходных деталей – в третьем, четвертом и пятом, сборка и отладка изделия – в шестом и седьмом, дизайн – разрабатываться в восьмом месте, а продажа готовой продукции осуществляться – в десятом, тринадцатом, двадцать первом, тридцать четвертом…
Естественно, что подобное «расширение» экономики, выход ее за пределы национальных границ, потребовало и соответствующих структур управления. В ХХ веке образовались новые субъекты истории: громадные транснациональные корпорации (ТНК), в значительной мере освободившиеся от контроля конкретного государства. Она сами начали представлять собой государства – только государства не «географические», а «экономические», базирующиеся не столько на территории, национальности и культуре, сколько на определенных секторах мировой экономики. Одновременно возникли такие же внегосударственные источники финансирования: Международный валютный фонд, Международный банк реконструкции и развития и другие, то есть уже чисто «финансовые государства», ориентированные не на производство, а исключительно на денежные потоки. Влияние этих внегосударственных социумов огромно. Бюджеты их зачастую во много раз превосходят бюджеты малых и средних стран. Вот эти «новые государства», эти «империи третьего тысячелетия» и являются ныне основной унифицирующей силой реальности: любая страна, стремящаяся быть включенной в мировые экономические процессы (а без такого включения выжить сейчас практически невозможно), вынуждена принимать те принципы, которые они устанавливают – перелицовывать местную экономику, что влечет за собой, как правило, и социальное переустройство, открывать экономические границы, согласовывать тарифы и цены с установившимися на глобальном рынке, проводить вполне определенную налоговую политику – и так далее, и тому подобное. В результате классическое национальное государство утрачивает значительную часть суверенитета. Оно уже не в состоянии удержать в пределах своей территории ни капиталы, ни технологии, ни людей. Независимым оно остается только формально, а фактически плывет в русле геополитики «новых империй».
Фактически, наблюдается отчетливое перераспределение власти. Конечно, транснациональные корпорации еще привязаны к конкретным идеологическим ареалам: к западным странам, прежде всего к США или Японии, но рекрутирование в ТНК высшего менеджерского звена идет по всему миру. Здесь можно вспомнить цитату, относящуюся, правда, к другой эпохе, но тем не менее точно характеризующуюся данный процесс: «Мальчик, родившийся от прусского офицера и еврейки на английском корабле, подплывающем к Лиссабону, стал российским министром иностранных дел» (5). Таким образом происходит формирование глобальной элиты – очень узкого круга людей, реально влияющих на масштабные экономические и политические процессы. Об этом же пишут и западные культурологи. «Первый, еретический принцип правительства Третьей волны состоит во власти меньшинства. Принцип правящего большинства, основа цивилизации Второй волны, постепенно и неуклонно отмирает. В расчет принимается не большинство, но (квалифицированное – АС) меньшинство. И наши политические системы должны достаточно быстро реагировать на данный факт» (6).
Напомним, что под Третьей волной автор, в данном случае Э. Тоффлер, подразумевает информационное общество, а под Второй – общество индустриальное.
С другой стороны, демографический спад в западных странах и все возрастающая их потребность в низко квалифицированной рабочей силе вынуждает и Европу, и США к импорту трудовых ресурсов с «краев гауссианы», то есть из беднейших, но богатых людскими резервами стран Третьего мира.
По «дороге глобализации» таким образом идут два встречных потока: вестернизация – внедрение западных паттернов (образцов жизни) на Юг и Восток, и ориентализация – внедрение в западную цивилизацию паттернов Востока и Юга.
В результате происходит непрерывное перемешивание «национальных реальностей». Мир обретает черты фрактальности: между любыми двумя его точками, относящимися к одному множеству (к одной экономике, к одной национальной культуре), всегда можно поместить третью, относящуюся к другому множеству (другой экономике, другой национальной культуре). Метафорически это может быть выражено уже современной цитатой, которую, иллюстрируя процессы глобализации, любят приводить журналисты: «Во Франции английская принцесса с арабским бой-френдом на немецком автомобиле, управляемым испанским шофером, напившимся шотландского виски, разбилась в окружении итальянских папарацци, о чем тут же сообщили российские средства массовой информации».
Таковы основные черты процесса глобализации.
Не следует думать, однако, что глобализация – это исключительное порождение третьего тысячелетия. Унификация мира, попытки придать «второй» (социальной) реальности некое единообразие, то есть сделать весь мир понятным и предсказуемым, которые к концу ХХ века образовали мощное цивилизационное направление, на самом деле начались чуть ли не на заре человечества. Они протянулись от Древних Царств, представлявших собой самодостаточные, по-своему глобализованные универсумы, через «вселенские» империи античности и средневековья, отражались в крестовых походах, пытавшихся глобализовать «христианскую матрицу», приобретали экономическую структурность в громадных колониальных империях Нового времени.
Глобализация – это не своеволие Запада, стремящегося переустроить мир по своему образцу, и не прихоть «новых магнатов», мечтающих о власти над человечеством. Глобализация – это закономерный «сквозной» вектор исторического развития, и его не удастся ни «погасить», ни, вероятно, даже сколько-нибудь существенно трансформировать.
Глобализация все равно будет идти.
Другое дело, что, как и всякий вектор истории, данный процесс является сильно поляризованным. Он по-разному проявляет себя в истоках – там, где подлинная унификация мира только еще зарождается – и в своем высшем развитии, где она уже сейчас переходит в принципиально новую сущность.
Естественно, что подобное «расширение» экономики, выход ее за пределы национальных границ, потребовало и соответствующих структур управления. В ХХ веке образовались новые субъекты истории: громадные транснациональные корпорации (ТНК), в значительной мере освободившиеся от контроля конкретного государства. Она сами начали представлять собой государства – только государства не «географические», а «экономические», базирующиеся не столько на территории, национальности и культуре, сколько на определенных секторах мировой экономики. Одновременно возникли такие же внегосударственные источники финансирования: Международный валютный фонд, Международный банк реконструкции и развития и другие, то есть уже чисто «финансовые государства», ориентированные не на производство, а исключительно на денежные потоки. Влияние этих внегосударственных социумов огромно. Бюджеты их зачастую во много раз превосходят бюджеты малых и средних стран. Вот эти «новые государства», эти «империи третьего тысячелетия» и являются ныне основной унифицирующей силой реальности: любая страна, стремящаяся быть включенной в мировые экономические процессы (а без такого включения выжить сейчас практически невозможно), вынуждена принимать те принципы, которые они устанавливают – перелицовывать местную экономику, что влечет за собой, как правило, и социальное переустройство, открывать экономические границы, согласовывать тарифы и цены с установившимися на глобальном рынке, проводить вполне определенную налоговую политику – и так далее, и тому подобное. В результате классическое национальное государство утрачивает значительную часть суверенитета. Оно уже не в состоянии удержать в пределах своей территории ни капиталы, ни технологии, ни людей. Независимым оно остается только формально, а фактически плывет в русле геополитики «новых империй».
Фактически, наблюдается отчетливое перераспределение власти. Конечно, транснациональные корпорации еще привязаны к конкретным идеологическим ареалам: к западным странам, прежде всего к США или Японии, но рекрутирование в ТНК высшего менеджерского звена идет по всему миру. Здесь можно вспомнить цитату, относящуюся, правда, к другой эпохе, но тем не менее точно характеризующуюся данный процесс: «Мальчик, родившийся от прусского офицера и еврейки на английском корабле, подплывающем к Лиссабону, стал российским министром иностранных дел» (5). Таким образом происходит формирование глобальной элиты – очень узкого круга людей, реально влияющих на масштабные экономические и политические процессы. Об этом же пишут и западные культурологи. «Первый, еретический принцип правительства Третьей волны состоит во власти меньшинства. Принцип правящего большинства, основа цивилизации Второй волны, постепенно и неуклонно отмирает. В расчет принимается не большинство, но (квалифицированное – АС) меньшинство. И наши политические системы должны достаточно быстро реагировать на данный факт» (6).
Напомним, что под Третьей волной автор, в данном случае Э. Тоффлер, подразумевает информационное общество, а под Второй – общество индустриальное.
С другой стороны, демографический спад в западных странах и все возрастающая их потребность в низко квалифицированной рабочей силе вынуждает и Европу, и США к импорту трудовых ресурсов с «краев гауссианы», то есть из беднейших, но богатых людскими резервами стран Третьего мира.
По «дороге глобализации» таким образом идут два встречных потока: вестернизация – внедрение западных паттернов (образцов жизни) на Юг и Восток, и ориентализация – внедрение в западную цивилизацию паттернов Востока и Юга.
В результате происходит непрерывное перемешивание «национальных реальностей». Мир обретает черты фрактальности: между любыми двумя его точками, относящимися к одному множеству (к одной экономике, к одной национальной культуре), всегда можно поместить третью, относящуюся к другому множеству (другой экономике, другой национальной культуре). Метафорически это может быть выражено уже современной цитатой, которую, иллюстрируя процессы глобализации, любят приводить журналисты: «Во Франции английская принцесса с арабским бой-френдом на немецком автомобиле, управляемым испанским шофером, напившимся шотландского виски, разбилась в окружении итальянских папарацци, о чем тут же сообщили российские средства массовой информации».
Таковы основные черты процесса глобализации.
Не следует думать, однако, что глобализация – это исключительное порождение третьего тысячелетия. Унификация мира, попытки придать «второй» (социальной) реальности некое единообразие, то есть сделать весь мир понятным и предсказуемым, которые к концу ХХ века образовали мощное цивилизационное направление, на самом деле начались чуть ли не на заре человечества. Они протянулись от Древних Царств, представлявших собой самодостаточные, по-своему глобализованные универсумы, через «вселенские» империи античности и средневековья, отражались в крестовых походах, пытавшихся глобализовать «христианскую матрицу», приобретали экономическую структурность в громадных колониальных империях Нового времени.
Глобализация – это не своеволие Запада, стремящегося переустроить мир по своему образцу, и не прихоть «новых магнатов», мечтающих о власти над человечеством. Глобализация – это закономерный «сквозной» вектор исторического развития, и его не удастся ни «погасить», ни, вероятно, даже сколько-нибудь существенно трансформировать.
Глобализация все равно будет идти.
Другое дело, что, как и всякий вектор истории, данный процесс является сильно поляризованным. Он по-разному проявляет себя в истоках – там, где подлинная унификация мира только еще зарождается – и в своем высшем развитии, где она уже сейчас переходит в принципиально новую сущность.
Обсуждения Глобализация