5. Душа и внешний мир
В предыдущем разделе мы представили своеобразное доказательство "бессмертия души", или, точнее говоря, "бессмертия "Я". Обоснован тезис: либо наша душа обладает свойством временной нелокальности (сверхвременности) и, следовательно, обладает вечной и неизменной природой, либо - это свойство "сверхвременности" отсутствует, но в таком случае "Я", понимаемое как себетождественная субъективность, - это не более чем иллюзия и, таким образом, вопрос о смертности или бессмертии "Я" просто снимается, поскольку некому и нечему умирать или быть бессмертным.
Идею причастности человеческой души Вечности можно найти в различных философских системах, начиная с Платона и Аристотеля и кончая русской идеалистической философией конца 19 - первой половины 20 столетия. В древности наиболее последовательно эта идея проводилась неоплатониками. Согласно учению Плотина, высшие составляющие человеческой души, прежде всего, интеллект, непосредственно "прибывают в Вечности", тождественны мировому Уму и Единому.
Своеобразное доказательство причастности души к Вечности мы находим у Канта. Кант полагал, что сама возможность восприятия душевной жизни как временного потока с необходимостью требует наличия некой "неподвижной" вневременной "точки отсчета" - относительно которой душа могла бы воспринимать собственное движение во времени. Эта "неподвижная точка отсчета" - это и есть вневременное бытие "вещи в себе". Заметим, что субъект, по Канту, - это также "вещь в себе" - нечто находящееся за пределами мира феноменов. Следовательно, субъект, как "вещь в себе" - также погружен в Вечность, пребывает вне временного потока феноменов. По Канту, сама возможность восприятия временного потока феноменов является основным доказательством существования "вещи в себе" вне мира феноменов. Не случайно параграф «Критики чистого разума», в котором излагается данный аргумент, Кант назвал "Опровержение идеализма" - имея в виду идеализм в духе Беркли - отрицающий существование бытия за пределами сферы чувственно данного.
Мы также уже неоднократно ссылались на концепцию А. Бергсона, согласно которой память человека - есть прямой (через время) доступ к прошлому, а отнюдь не сохранение следов прошлого в настоящем. В русской философии идея сверхвременной природы "Я" отстаивали В.С. Соловьев, Л.М. Лопатин, С.Л. Франк, Н. О. Лосский, Е.Н. Трубецкой, В.В. Зеньковский и другие.
Идею сверхвременности глубинной составляющей души можно считать, таким образом, достаточно хорошо разработанной и обоснованной в философии. По существу, отрицание этой идеи, как мы видели, равносильно отрицанию реальности существования индивидуального "Я".
Мы далее рассмотрели ряд аргументов в пользу того, что вневременной составляющей души является ее смысловая составляющая –сфера "чистых смыслов". Основной аргумент здесь заключался в указании на потенциальную природу смысла.
Потенция, по самой своей природе, не есть что-то возникающее или исчезающее. Если предположить, что сами возможности откуда-то возникают и куда-то исчезают, то следует ввести понятие возможности возможностей (потенции потенции) - что представляется бессмысленным, поскольку ничего нового к идее потенциальности не добавляет. Однако, последнее верно только в том случае, если мы имеем в виду "объективные потенции", т.е. "возможности вообще", а не возможности, которыми обладает конкретный индивид. Возможности конкретного индивида представляют собой некую "выборку" из множества "объективных возможностей" и с этой точки зрения индивидуальные потенции действительно могут "возникать" и "исчезать" оставаясь, при этом, в составе вечных и неизменных "объективных потенций".
Таким образом, для того, чтобы доказать сверхвременную природу индивидуальных смыслов, необходимо утвердить их объективный, надындивидуальный статус. Точнее, необходимо показать, что наше индивидуальное "смысловое поле" является непосредственной составной частью некой надындивидуальной идеальной (сверхчувственной) реальности - существование которой не зависит от факта существования конкретного телесного индивида.
Показать надындивидуальный (точнее, индивидуально-надындивидуальный) статус смыслов можно, как нам представляется, исходя из анализа такой традиционной философской проблемы, как проблема "трансцендентного предмета знания". Эта проблема возникает в связи с тем, что мы очевидным образом способны различать знание о предмете и сам предмет, который познается в этом знании. Знание - это, очевидно, субъективное явление, существующее в сознании конкретного индивида, относительно же статуса предмета знания - существуют разные мнения. Если предмет знания - это реальная, существующая вне сознания субъекта вещь - то тогда получается, что в каждом акте познания наша душа как бы "выпрыгивает сама из себя" (трансцендирует) и каким-то образом "схватывает" внеположное ей "объективное бытие" - реальность как она существует "сама по себе", "в подлиннике".
Если предположить, что такого рода "выпрыгивание из себя" осуществляется в каждом акте познания - как чувственного, так и интеллектуального, то мы приходим к так называемой "интуитивистской" теории познания (А. Бергсон, Н.О. Лосский и др.), в которой устраняются субъективные образы и идеи и само сознание понимается как система "интенциональных актов" - актов прямого "схватывания" внеположной субъекту материальной и идеальной объективной реальности. То, что мы видим перед собой, с этой точки зрения, - это отнюдь не "субъективные образы", порождаемые нашим мозгом, а "сами вещи", которые воспринимаются нами в точности такими, какими они существуют "на самом деле".
В соответствие с этой теорией (по Лосскому) и предмет мышления - также есть нечто вполне объективное, независимое от индивида, а именно, есть объективная (платоновская) "идея".
Вполне объясняя происхождение идеи "трансцендентной реальности", "интуитивистская" теория познания, однако, сталкивается с целым рядом существенных трудностей. Прежде всего, эта концепция ставит под сомнение познавательную ценность "научной картины мира". Действительно, если существует именно то, что я непосредственно вижу перед собой (предмет, который имеет определенный цвет, форму, запах, твердость и т.д.), а наука говорит мне нечто иное - что никаких объективный цветов, запахов, форм и т.п. не существует, а есть лишь невидимые атомы, молекулы и электромагнитные взаимодействия между ними, то, очевидно, мы должны признать, что наука утверждает, если не абсурд, то, по крайней мере, нечто не имеющее прямого отношения к реальному положению дел. В лучшем случае она имеет инструментальную ценность, т.е. помогает нам успешно решать практические задачи, но ни в коем случае не возвещает нам какую-либо истину об окружающем нас мире.
Далее, интуитивистская теория познания не только вступает в конфликт с естественными науками в целом, но и более специально, вступает в резкое противоречие с данными физиологии и психологии восприятия. Имеющиеся нейрофизиологические и психофизиологические данные достаточно однозначно указывают на опосредованный, репрезентативный характер чувственного восприятия. Это означает, что то, что мы непосредственно чувственно воспринимаем (видим, слышим и т.д.) - это продукт нашего собственного мозга, построенный на основе сигналов, полученных от органов чувств. Помимо данных об анатомии и физиологии органов восприятия на это указывает, в частности, тот факт, что чувственный образ можно вызвать в сознании путем прямого электрического раздражения или химического воздействия на некоторые участки мозга, минуя органы чувств. Мозг, в свете этих данных, следует рассматривать как "генератор" чувственных образов, а не как "прожектор", "освещающий" "светом сознания" окружающие нас действительные предметы.
Наконец, существенную проблему для "интуитивистстской" теории восприятия составляют такие явления, как сновидения и галлюцинации, а также образы воспоминаний или воображения. В этих случаях мы имеем переживание образа в отсутствие соответствующих объектов внешнего мира. Все это ставит под сомнение основной тезис "интуитивизма", согласно которому мозг не генерирует никаких чувственных образов, а всякое чувственное переживание - есть прямое "схватывание" объективной реальности "в подлиннике". Действительно, какая такая "объективная реальность" "схватывается" в сновидении или галлюцинаторном переживании?
Именно для того, чтобы иметь возможность истолковать воспоминания как прямое "схватывание" внеположной реальности, А. Бергсон предложил рассматривать память как "путешествие во времени": когда я вспоминаю, например, Московский Кремль, каким он был 10 лет назад, я, по Бергсону, переношусь в прошлое и созерцаю "в подлиннике" Кремль, каким он был 10 лет назад. Однако эта теория бессильна объяснить образы сновидений и галлюцинаторные образы, а также образы фантазии - если они не соответствую каким-либо прошлым или настоящим реальным предметам.
Даже если допустить, что различные элементы воображаемого предмета - есть прямые "схватывания" отдельных аспектов или частей реально существующих предметов (образ русалки - это соединение элементов воспринимаемой "в подлиннике" рыбы и женщины и т.п.), то здесь все же приходится допустить весьма значительную комбинирующую активность мозга, направленную на построение образа, что, по сути, равносильно признанию субъективного характера образов фантазии.
Итак, мы видим, что теория "прямого схватывания реальности" несостоятельна, по крайней мере, в том случае, когда речь идет о чувственном восприятии и представлении. По всей видимости, следует признать, что то, что мы вокруг себя видим, слышим и т.д. - это наши собственные чувственные образы, генерируемые нашим мозгом. (Мы видим, таким образом, "внутренность собственного мозга" - как утверждал Б. Рассел). Если тот же самый вывод применить и к мышлению, т.е. постулировать, что мы не только видим, слышим и осязаем свои собственные образы, но и мыслим лишь свои собственные мысли (а не сами внешние предметы), то мы получим классическую "картезианскую" модель замкнутой в себе психической субстанции способной познавать лишь свои собственные внутренние состояния.
Предмет мышления, в таком случае, также есть некая мысль, идея - поскольку единственное, что мы способны мыслить - это наши собственные мысли. В том случае, когда я мыслю предмет именно как нечто внеположное моему сознанию, я, на самом деле, лишь "расщепляю" собственную душу на две части, одна из которых условно изображает "Я", а другая - "не-Я" (внешний мир) - тогда как на самом деле и то и другое - есть лишь выделенные части моего собственного "Я". Внешний мир, "как таковой" с этой точки зрения абсолютно немыслим и, следовательно, мы должны заключить, что он и не существует вовсе. (Когда мы думаем о "внешнем мире" мы, на самом деле, думаем о своих собственных мыслях "о внешнем мире". Иначе говоря, мы обладаем лишь имманентной сознанию идеей трансцендентного и не имеем никакого доступа к подлинной трансцендентной реальности).
Помимо того, что эта точка зрения ведет к солипсизму, она еще и внутренне противоречива. Действительно, высказывание "некое А немыслимо" противоречит само себе - поскольку для того, чтобы утверждать немыслимость А, необходимо заранее знать, что же представляет собой это А. Утверждая, что трансцендентная реальность немыслима, - мы уже тем самым ее помыслили. Если бы она действительно была бы немыслима - то не мог бы даже возникнуть вопрос: существует ли что-либо "за" пределами нашего "Я", и каким образом мы способны эту реальность за пределами "Я" помыслить. Этот вопрос просто не мог бы прийти кому-либо в голову.
Поскольку такой вопрос возникает и горячо обсуждается философами, можно сделать вывод, что мы вполне верно понимаем, что означает термин "трансцендентная реальность". Но это предполагает, что "трансцендентная реальность" некоторым образом доступна нам, если не на чувственном уровне, то, по крайней мере, в сфере мышления. Но это означает, что мы способны мыслить "сами вещи", а не только наши собственные мысли.
Многим идея возможности помыслить "сами вещи" покажется противоречивой: ведь здесь предполагается возможность помыслить нечто одновременно имманентное сознанию (поскольку это мысль) и трансцендентное ему (поскольку содержание этой мысли - трансцендентная реальность). Образно говоря, наша мысль как бы одновременно и "выпрыгивает за пределы" сферы субъективных явлений и остается в пределах этой сферы. Очевидно, что избежать противоречия здесь можно лишь одним способом, а именно - устранить саму границу, отделяющую "Я" и "не-Я" на уровне мышления (оставляя ее, однако, на уровне чувственных феноменов), т.е. постулировать, что мысль и мыслимая вещь непосредственно тождественны. Это равносильно признанию, что на уровне мышления наша душа "разомкнута" и непосредственно тождественна внеположной "Я" трансцендентной реальности. Но последнее возможно, очевидно, только в том случае, если "трансцендентная реальность" сама по себе есть нечто "духовное", то есть "состоит" из той же "субстанции", что и наше мышление.
Но субстанция мышления - это смысл. Таким образом, тождество мысли и мыслимого означает, что "трансцендентная реальность", к которой мы имеем непосредственный доступ, есть смысловая реальность. Поскольку смысл можно истолковать как "чистую потенциальность", мы делаем заключение, что "объективная реальность" - есть реальность потенциальная - мир "объективных потенций". Все это означает, что мы достигли поставленной выше цели - обосновали тезис о тождестве объективных и субъективных потенций - что позволяет нам уверенно утверждать, что смысл, как одновременно и субъективная и объективная потенция, - есть нечто сверхвременное и, следовательно, именно смысл - есть тот фактор, который создает сверхвременное единство души.
Итак, мы подтвердили вывод, который сделали ранее, рассматривая проблему рефлексии: наша душа обладает "многослойной" онтологической структурой - на уровне чувственности она относительно замкнута в себе - мы воспринимаем свои собственные чувственные образы, тогда как на уровне мышления - она незамкнута, "укоренена" в надындивидуальной идеальной реальности - т.е. непосредственно совпадает с миром "объективных смыслов". Последний есть ничто иное как "совокупность всего возможного". Это означает, что Вселенная нам дана двояко: на уровне чувственного восприятия мы обнаруживаем себя внутри Вселенной в качестве ее исчезающе малой и относительно автономной, отгороженной от всего прочего мира, части, тогда как на уровне мышления, в сфере "чистых смыслов" - мы, напротив, обнаруживаем Вселенную внутри себя - однако не как "чувственную", материальную Вселенную, а как "потенциальную изнанку" чувственной Вселенной - как смысловую реальность, как мир "объективных потенций". Вселенная, таким образом, одновременно и имманентна и трансцендентна познающему субъекту - что и позволяет нам обладать парадоксальной идеей "трансцендентной реальности". Идея "трансцендентной реальности" - это и есть "потенциальная" Вселенная, присутствующая непосредственно в составе нашего "Я" и определяющая те бесконечно многообразные "внешние обстоятельства", относительно которых определены "виртуальные личности", составляющие в совокупности "метафизическое Я"".
Если Вселенная существует во мне, то моя смерть одновременно была бы и смертью Вселенной. Если же Вселенная переживает смерть моего тела, то и мое "Я" также должно в какой-то форме продолжать существовать после разрушения моего тела.
То, что мы называем "субъективным смыслом" - это как бы некое подмножество множества "объективных" смыслов или, скажем так, результат "расслоения" мира "объективных потенций". Вместе с тем, субъективные смыслы - это те же самые объективные смыслы, но взятые не в "чистом виде", а в связи с той или иной индивидуальной чувственной сферой бытия. Индивидуальный смысл - это уже не чистый смысл, не чистое знание, но знание, сопряженное с оцениванием, избранными потенциями действия, знание, обладающее определенной, иерархически организованной "готовностью к актуализации".
По существу, мы должны различать здесь три уровня бытия. Во-первых, это абстрактное вневременное бытие - надындивидуальный мир "объективных потенций". На этом уровне существует вечное и неизменное "метафизическое "Я"". "Во-вторых, это "конкретно-сверхвременное" бытие - бытие конкретной сверхвременной "эмпирической личности" - это динамическое, развивающееся во времени образование, сохраняющее, однако и свой сверхвременной характер и идеальную, сверхчувственную природу. И, наконец, в-третьих, мы имеем чисто временное, "чувственное" бытие - бытие "здесь" и "сейчас" - целиком погруженное во временной поток. (Мир "объективных смыслов" можно образно представить в виде вечной и неизменной универсальной "матрицы", в которой "записаны" все возможные события во Вселенной и все возможные сочетания этих событий. Это как бы некая "программа" или "совокупный закон", который управляет "чувственной реальностью". Чувственный мир конкретного субъекта можно представить в виде "светящейся точки", которая движется по "поверхности" данной матрицы, не внося в нее никаких возмущений. Эмпирическая личность в этом случае может быть представлена как слабо светящийся "след", оставляемый "светящейся точкой" "чувственности" на "поверхности" матрицы объективных смыслов).
Отметим, что привычные нам "предметные" смыслы - такие как "идея стола", "идея кровати" или "человека" и т.п. (платоновские "стольность", "кроватность", "человечность") - это, очевидно, не чистые смыслы, так как они включают в себя определенный оценочный элемент - отражают определенный, чисто человеческий способ членения мира на отдельные единичные предметы в соответствии с их полезной для человека функцией или назначением. Поэтому мир объективных смыслов не следует мыслить наподобие мира предметных, антропоморфных платоновских идей. Мир объективных потенций не может быть в себе разделен так же, как мы делим чувственный мир на отдельные "предметы" исходя из наших чисто человеческих интересов и предпочтений. Этот мир един и неделим, хотя и не есть нечто гомогенное. В нашем сознании он непосредственно представлен единой идеей "трансцендентной реальности", то есть идеей объективности как таковой.
В сфере "чистых смыслов" осуществляется тождество мышления и мыслимого, субъекта и объекта. Здесь нужно отметить, что когда мы говорим о тождестве мышления и мыслимого в сфере "чистых смыслов", мы имеем в виду не развернутое во времени дискурсивное мышление, но акт симультанного интуитивного "уразумения" (то, что греки называли "ноэзис", в отличие от "дианойа" - рассуждения). Дискурсивное (дианетическое) мышление уже не тождественно своему предмету хотя бы потому, что это мышление имеет временное измерение, тогда как сфера чистых смыслов - вне течения времени. Дискурс можно представить как серию "уразумений" - частичных интуитивных "схватываний" вневременных содержаний надындивидуального "смыслового поля".
Вместе с тем, дискурс, выходя за пределы сферы "чистых смыслов", обретает тем самым как бы некоторые дополнительные возможности - здесь мы мыслим как бы сразу "всеми силами души". Акт дискурсивного мышления можно рассматривать, в частности, как волевой акт. Предметом мышления здесь может быть не только "чистый смысл", но и чувственное содержание, даже изолированные чувственные качества. В последнем случае мышление носит характер "указания" на определенный чувственный факт.
Именно в силу того, что дискурсивное мышление выходит за пределы "чистого смысла", возможна рефлексия над самим мышлением - здесь мы как бы становимся на точку зрения, находящуюся за пределами самой мысли, способны помыслить мышление как бы "извне".
Вместе с тем, относительный "отрыв" от надындивидуального "смыслового поля", примешивание к мысли внесмысловых элементов в дискурсивном мышлении порождает возможность ошибочного, ложного мышления. Отвлеченные понятия, которыми мы пользуемся в дискурсе, как правило, лишь задают признаки мыслимого в них класса предметов, но не содержат в себе всего внутреннего информационного содержания, подлинной "идеи" данного класса. Понятия, как утверждал Вл. Сольвьев, лишь как бы "указывают" на идеи того или иного класса предметов, не владея содержанием этих идей актуально. Все это создает возможность образования "псевдоидей" - понятий, имеющих пустое содержание (типа "круглый квадрат"). Таким образом, прямой доступ к основаниям бытия в виде "мира чистых объективных потенций" не делает нас всезнающими. Мы обладаем лишь потенцией всезнания. Кроме того, знания, обретенные в сфере "чистых смыслов" не имеют прямого отношения к чувственной реальности, поскольку не все потенции-смыслы непосредственно воплощены в чувственной форме.
Отказаться, однако, от дискурса и заменить его чистой интуицией невозможно, поскольку дискурс - это единственная рефлексивная форма мышления. Знание нерефлексируемое, интуитивное, по существу, вообще не есть знание в подлинном смысле слова. Его нельзя никак практически использовать. Это просто некая информация, пассивно пребывающая "в себе". Универсальное "смысловое поле" - это как бы общая "канва" или "матрица", - которая делает возможным дискурс, создавая "поле предвосхищений" - внутри которого только и может двигаться дискурсивная мысль. Акт мышления требует "предмышления" - чтобы двигаться вперед, необходимо знать, куда двигаться, иметь цель движения. Это "предмышление" (так же, как и "предвнимание" и "предвоспоминание") - и обеспечивает интуиция. Однако практически полезный результат мысли мы получаем только с помощью дискурсивного мышления.
Можно предположить, что объективные надындивидуальные смыслы в максимально чистом виде даны нам в акте математической интуиции, поскольку только математика содержит с себе всеобщее, необходимое и общезначимое знание. В таком случае, именно здесь находится та точка, в которой "соприкасаются души" и, как следствие, становится возможным всеобщее согласие, доказательность - возникает область "объективно истинного", не имеющая, вместе с тем, прямого отношения к чувственной реальности. По существу и сама идея "истины" как таковой - есть следствие существования сферы объективных смыслов, равно доступных любым субъектам и не являющихся чьим-либо субъективным творением.
Мы приходим, таким образом, к выводу, что наша душа - это не изолированная, самодовлеющая "монада" "без окон и без дверей". Она, напротив, "укоренена" в надындивидуальной идеальной "Умопостигаемой реальности" - мире чистых объективных смыслов, который представляет собой потенциальную составляющую совокупного бытия Вселенной. Эта реальность лишена всякой раздробленности, не содержит в себе ничего "приватного", индивидуального. Наше индивидуальное "метафизическое Я", которое мы определили как "пучок виртуальных личностей", обитает в несколько ином слое реальности - промежуточным между миром "чистых объективных смыслов" и полностью индивидуализированной, разбитой на отдельные "монады" ("Я") - чувственной реальностью. Этот слой бытия в нашей душе проявляется как аффективно-волевая сфера. Здесь "чистые смыслы" соединяются с готовностью "действовать определенным образом", что предполагает выбор из множества объективных потенций тех потенций, которые действительно могут быть реализованы при определенных условиях в рамках данного индивидуального "Я".
Уникальная для каждого "Я" бесконечная совокупность потенций выборов - "вырезает" из бесконечного множества "объективных потенций" те цепочки взаимосвязанных потенций, которые в совокупности образуют также бесконечную структуру "метафизического Я". Эта структура - и есть наше реальное, бессмертное "Я", "Я" прибывающее в Вечности.
Можно сказать, что "метафизическое Я" - это идея данной конкретной уникальной личности, пребывающая изначально "в уме Бога" (в составе "Умопостигаемой реальности"). Эта идея не творится Богом (поскольку "Я", как установлено ранее, - есть "причина себя"), а изначально присутствует в его "уме", совечна Богу. Именно там, в Божественном уме, мы существовали до рождения (как возможность собственного рождения), и там же мы будем существовать после смерти - как возможность будущего возрождения.
В предыдущем разделе мы представили своеобразное доказательство "бессмертия души", или, точнее говоря, "бессмертия "Я". Обоснован тезис: либо наша душа обладает свойством временной нелокальности (сверхвременности) и, следовательно, обладает вечной и неизменной природой, либо - это свойство "сверхвременности" отсутствует, но в таком случае "Я", понимаемое как себетождественная субъективность, - это не более чем иллюзия и, таким образом, вопрос о смертности или бессмертии "Я" просто снимается, поскольку некому и нечему умирать или быть бессмертным.
Идею причастности человеческой души Вечности можно найти в различных философских системах, начиная с Платона и Аристотеля и кончая русской идеалистической философией конца 19 - первой половины 20 столетия. В древности наиболее последовательно эта идея проводилась неоплатониками. Согласно учению Плотина, высшие составляющие человеческой души, прежде всего, интеллект, непосредственно "прибывают в Вечности", тождественны мировому Уму и Единому.
Своеобразное доказательство причастности души к Вечности мы находим у Канта. Кант полагал, что сама возможность восприятия душевной жизни как временного потока с необходимостью требует наличия некой "неподвижной" вневременной "точки отсчета" - относительно которой душа могла бы воспринимать собственное движение во времени. Эта "неподвижная точка отсчета" - это и есть вневременное бытие "вещи в себе". Заметим, что субъект, по Канту, - это также "вещь в себе" - нечто находящееся за пределами мира феноменов. Следовательно, субъект, как "вещь в себе" - также погружен в Вечность, пребывает вне временного потока феноменов. По Канту, сама возможность восприятия временного потока феноменов является основным доказательством существования "вещи в себе" вне мира феноменов. Не случайно параграф «Критики чистого разума», в котором излагается данный аргумент, Кант назвал "Опровержение идеализма" - имея в виду идеализм в духе Беркли - отрицающий существование бытия за пределами сферы чувственно данного.
Мы также уже неоднократно ссылались на концепцию А. Бергсона, согласно которой память человека - есть прямой (через время) доступ к прошлому, а отнюдь не сохранение следов прошлого в настоящем. В русской философии идея сверхвременной природы "Я" отстаивали В.С. Соловьев, Л.М. Лопатин, С.Л. Франк, Н. О. Лосский, Е.Н. Трубецкой, В.В. Зеньковский и другие.
Идею сверхвременности глубинной составляющей души можно считать, таким образом, достаточно хорошо разработанной и обоснованной в философии. По существу, отрицание этой идеи, как мы видели, равносильно отрицанию реальности существования индивидуального "Я".
Мы далее рассмотрели ряд аргументов в пользу того, что вневременной составляющей души является ее смысловая составляющая –сфера "чистых смыслов". Основной аргумент здесь заключался в указании на потенциальную природу смысла.
Потенция, по самой своей природе, не есть что-то возникающее или исчезающее. Если предположить, что сами возможности откуда-то возникают и куда-то исчезают, то следует ввести понятие возможности возможностей (потенции потенции) - что представляется бессмысленным, поскольку ничего нового к идее потенциальности не добавляет. Однако, последнее верно только в том случае, если мы имеем в виду "объективные потенции", т.е. "возможности вообще", а не возможности, которыми обладает конкретный индивид. Возможности конкретного индивида представляют собой некую "выборку" из множества "объективных возможностей" и с этой точки зрения индивидуальные потенции действительно могут "возникать" и "исчезать" оставаясь, при этом, в составе вечных и неизменных "объективных потенций".
Таким образом, для того, чтобы доказать сверхвременную природу индивидуальных смыслов, необходимо утвердить их объективный, надындивидуальный статус. Точнее, необходимо показать, что наше индивидуальное "смысловое поле" является непосредственной составной частью некой надындивидуальной идеальной (сверхчувственной) реальности - существование которой не зависит от факта существования конкретного телесного индивида.
Показать надындивидуальный (точнее, индивидуально-надындивидуальный) статус смыслов можно, как нам представляется, исходя из анализа такой традиционной философской проблемы, как проблема "трансцендентного предмета знания". Эта проблема возникает в связи с тем, что мы очевидным образом способны различать знание о предмете и сам предмет, который познается в этом знании. Знание - это, очевидно, субъективное явление, существующее в сознании конкретного индивида, относительно же статуса предмета знания - существуют разные мнения. Если предмет знания - это реальная, существующая вне сознания субъекта вещь - то тогда получается, что в каждом акте познания наша душа как бы "выпрыгивает сама из себя" (трансцендирует) и каким-то образом "схватывает" внеположное ей "объективное бытие" - реальность как она существует "сама по себе", "в подлиннике".
Если предположить, что такого рода "выпрыгивание из себя" осуществляется в каждом акте познания - как чувственного, так и интеллектуального, то мы приходим к так называемой "интуитивистской" теории познания (А. Бергсон, Н.О. Лосский и др.), в которой устраняются субъективные образы и идеи и само сознание понимается как система "интенциональных актов" - актов прямого "схватывания" внеположной субъекту материальной и идеальной объективной реальности. То, что мы видим перед собой, с этой точки зрения, - это отнюдь не "субъективные образы", порождаемые нашим мозгом, а "сами вещи", которые воспринимаются нами в точности такими, какими они существуют "на самом деле".
В соответствие с этой теорией (по Лосскому) и предмет мышления - также есть нечто вполне объективное, независимое от индивида, а именно, есть объективная (платоновская) "идея".
Вполне объясняя происхождение идеи "трансцендентной реальности", "интуитивистская" теория познания, однако, сталкивается с целым рядом существенных трудностей. Прежде всего, эта концепция ставит под сомнение познавательную ценность "научной картины мира". Действительно, если существует именно то, что я непосредственно вижу перед собой (предмет, который имеет определенный цвет, форму, запах, твердость и т.д.), а наука говорит мне нечто иное - что никаких объективный цветов, запахов, форм и т.п. не существует, а есть лишь невидимые атомы, молекулы и электромагнитные взаимодействия между ними, то, очевидно, мы должны признать, что наука утверждает, если не абсурд, то, по крайней мере, нечто не имеющее прямого отношения к реальному положению дел. В лучшем случае она имеет инструментальную ценность, т.е. помогает нам успешно решать практические задачи, но ни в коем случае не возвещает нам какую-либо истину об окружающем нас мире.
Далее, интуитивистская теория познания не только вступает в конфликт с естественными науками в целом, но и более специально, вступает в резкое противоречие с данными физиологии и психологии восприятия. Имеющиеся нейрофизиологические и психофизиологические данные достаточно однозначно указывают на опосредованный, репрезентативный характер чувственного восприятия. Это означает, что то, что мы непосредственно чувственно воспринимаем (видим, слышим и т.д.) - это продукт нашего собственного мозга, построенный на основе сигналов, полученных от органов чувств. Помимо данных об анатомии и физиологии органов восприятия на это указывает, в частности, тот факт, что чувственный образ можно вызвать в сознании путем прямого электрического раздражения или химического воздействия на некоторые участки мозга, минуя органы чувств. Мозг, в свете этих данных, следует рассматривать как "генератор" чувственных образов, а не как "прожектор", "освещающий" "светом сознания" окружающие нас действительные предметы.
Наконец, существенную проблему для "интуитивистстской" теории восприятия составляют такие явления, как сновидения и галлюцинации, а также образы воспоминаний или воображения. В этих случаях мы имеем переживание образа в отсутствие соответствующих объектов внешнего мира. Все это ставит под сомнение основной тезис "интуитивизма", согласно которому мозг не генерирует никаких чувственных образов, а всякое чувственное переживание - есть прямое "схватывание" объективной реальности "в подлиннике". Действительно, какая такая "объективная реальность" "схватывается" в сновидении или галлюцинаторном переживании?
Именно для того, чтобы иметь возможность истолковать воспоминания как прямое "схватывание" внеположной реальности, А. Бергсон предложил рассматривать память как "путешествие во времени": когда я вспоминаю, например, Московский Кремль, каким он был 10 лет назад, я, по Бергсону, переношусь в прошлое и созерцаю "в подлиннике" Кремль, каким он был 10 лет назад. Однако эта теория бессильна объяснить образы сновидений и галлюцинаторные образы, а также образы фантазии - если они не соответствую каким-либо прошлым или настоящим реальным предметам.
Даже если допустить, что различные элементы воображаемого предмета - есть прямые "схватывания" отдельных аспектов или частей реально существующих предметов (образ русалки - это соединение элементов воспринимаемой "в подлиннике" рыбы и женщины и т.п.), то здесь все же приходится допустить весьма значительную комбинирующую активность мозга, направленную на построение образа, что, по сути, равносильно признанию субъективного характера образов фантазии.
Итак, мы видим, что теория "прямого схватывания реальности" несостоятельна, по крайней мере, в том случае, когда речь идет о чувственном восприятии и представлении. По всей видимости, следует признать, что то, что мы вокруг себя видим, слышим и т.д. - это наши собственные чувственные образы, генерируемые нашим мозгом. (Мы видим, таким образом, "внутренность собственного мозга" - как утверждал Б. Рассел). Если тот же самый вывод применить и к мышлению, т.е. постулировать, что мы не только видим, слышим и осязаем свои собственные образы, но и мыслим лишь свои собственные мысли (а не сами внешние предметы), то мы получим классическую "картезианскую" модель замкнутой в себе психической субстанции способной познавать лишь свои собственные внутренние состояния.
Предмет мышления, в таком случае, также есть некая мысль, идея - поскольку единственное, что мы способны мыслить - это наши собственные мысли. В том случае, когда я мыслю предмет именно как нечто внеположное моему сознанию, я, на самом деле, лишь "расщепляю" собственную душу на две части, одна из которых условно изображает "Я", а другая - "не-Я" (внешний мир) - тогда как на самом деле и то и другое - есть лишь выделенные части моего собственного "Я". Внешний мир, "как таковой" с этой точки зрения абсолютно немыслим и, следовательно, мы должны заключить, что он и не существует вовсе. (Когда мы думаем о "внешнем мире" мы, на самом деле, думаем о своих собственных мыслях "о внешнем мире". Иначе говоря, мы обладаем лишь имманентной сознанию идеей трансцендентного и не имеем никакого доступа к подлинной трансцендентной реальности).
Помимо того, что эта точка зрения ведет к солипсизму, она еще и внутренне противоречива. Действительно, высказывание "некое А немыслимо" противоречит само себе - поскольку для того, чтобы утверждать немыслимость А, необходимо заранее знать, что же представляет собой это А. Утверждая, что трансцендентная реальность немыслима, - мы уже тем самым ее помыслили. Если бы она действительно была бы немыслима - то не мог бы даже возникнуть вопрос: существует ли что-либо "за" пределами нашего "Я", и каким образом мы способны эту реальность за пределами "Я" помыслить. Этот вопрос просто не мог бы прийти кому-либо в голову.
Поскольку такой вопрос возникает и горячо обсуждается философами, можно сделать вывод, что мы вполне верно понимаем, что означает термин "трансцендентная реальность". Но это предполагает, что "трансцендентная реальность" некоторым образом доступна нам, если не на чувственном уровне, то, по крайней мере, в сфере мышления. Но это означает, что мы способны мыслить "сами вещи", а не только наши собственные мысли.
Многим идея возможности помыслить "сами вещи" покажется противоречивой: ведь здесь предполагается возможность помыслить нечто одновременно имманентное сознанию (поскольку это мысль) и трансцендентное ему (поскольку содержание этой мысли - трансцендентная реальность). Образно говоря, наша мысль как бы одновременно и "выпрыгивает за пределы" сферы субъективных явлений и остается в пределах этой сферы. Очевидно, что избежать противоречия здесь можно лишь одним способом, а именно - устранить саму границу, отделяющую "Я" и "не-Я" на уровне мышления (оставляя ее, однако, на уровне чувственных феноменов), т.е. постулировать, что мысль и мыслимая вещь непосредственно тождественны. Это равносильно признанию, что на уровне мышления наша душа "разомкнута" и непосредственно тождественна внеположной "Я" трансцендентной реальности. Но последнее возможно, очевидно, только в том случае, если "трансцендентная реальность" сама по себе есть нечто "духовное", то есть "состоит" из той же "субстанции", что и наше мышление.
Но субстанция мышления - это смысл. Таким образом, тождество мысли и мыслимого означает, что "трансцендентная реальность", к которой мы имеем непосредственный доступ, есть смысловая реальность. Поскольку смысл можно истолковать как "чистую потенциальность", мы делаем заключение, что "объективная реальность" - есть реальность потенциальная - мир "объективных потенций". Все это означает, что мы достигли поставленной выше цели - обосновали тезис о тождестве объективных и субъективных потенций - что позволяет нам уверенно утверждать, что смысл, как одновременно и субъективная и объективная потенция, - есть нечто сверхвременное и, следовательно, именно смысл - есть тот фактор, который создает сверхвременное единство души.
Итак, мы подтвердили вывод, который сделали ранее, рассматривая проблему рефлексии: наша душа обладает "многослойной" онтологической структурой - на уровне чувственности она относительно замкнута в себе - мы воспринимаем свои собственные чувственные образы, тогда как на уровне мышления - она незамкнута, "укоренена" в надындивидуальной идеальной реальности - т.е. непосредственно совпадает с миром "объективных смыслов". Последний есть ничто иное как "совокупность всего возможного". Это означает, что Вселенная нам дана двояко: на уровне чувственного восприятия мы обнаруживаем себя внутри Вселенной в качестве ее исчезающе малой и относительно автономной, отгороженной от всего прочего мира, части, тогда как на уровне мышления, в сфере "чистых смыслов" - мы, напротив, обнаруживаем Вселенную внутри себя - однако не как "чувственную", материальную Вселенную, а как "потенциальную изнанку" чувственной Вселенной - как смысловую реальность, как мир "объективных потенций". Вселенная, таким образом, одновременно и имманентна и трансцендентна познающему субъекту - что и позволяет нам обладать парадоксальной идеей "трансцендентной реальности". Идея "трансцендентной реальности" - это и есть "потенциальная" Вселенная, присутствующая непосредственно в составе нашего "Я" и определяющая те бесконечно многообразные "внешние обстоятельства", относительно которых определены "виртуальные личности", составляющие в совокупности "метафизическое Я"".
Если Вселенная существует во мне, то моя смерть одновременно была бы и смертью Вселенной. Если же Вселенная переживает смерть моего тела, то и мое "Я" также должно в какой-то форме продолжать существовать после разрушения моего тела.
То, что мы называем "субъективным смыслом" - это как бы некое подмножество множества "объективных" смыслов или, скажем так, результат "расслоения" мира "объективных потенций". Вместе с тем, субъективные смыслы - это те же самые объективные смыслы, но взятые не в "чистом виде", а в связи с той или иной индивидуальной чувственной сферой бытия. Индивидуальный смысл - это уже не чистый смысл, не чистое знание, но знание, сопряженное с оцениванием, избранными потенциями действия, знание, обладающее определенной, иерархически организованной "готовностью к актуализации".
По существу, мы должны различать здесь три уровня бытия. Во-первых, это абстрактное вневременное бытие - надындивидуальный мир "объективных потенций". На этом уровне существует вечное и неизменное "метафизическое "Я"". "Во-вторых, это "конкретно-сверхвременное" бытие - бытие конкретной сверхвременной "эмпирической личности" - это динамическое, развивающееся во времени образование, сохраняющее, однако и свой сверхвременной характер и идеальную, сверхчувственную природу. И, наконец, в-третьих, мы имеем чисто временное, "чувственное" бытие - бытие "здесь" и "сейчас" - целиком погруженное во временной поток. (Мир "объективных смыслов" можно образно представить в виде вечной и неизменной универсальной "матрицы", в которой "записаны" все возможные события во Вселенной и все возможные сочетания этих событий. Это как бы некая "программа" или "совокупный закон", который управляет "чувственной реальностью". Чувственный мир конкретного субъекта можно представить в виде "светящейся точки", которая движется по "поверхности" данной матрицы, не внося в нее никаких возмущений. Эмпирическая личность в этом случае может быть представлена как слабо светящийся "след", оставляемый "светящейся точкой" "чувственности" на "поверхности" матрицы объективных смыслов).
Отметим, что привычные нам "предметные" смыслы - такие как "идея стола", "идея кровати" или "человека" и т.п. (платоновские "стольность", "кроватность", "человечность") - это, очевидно, не чистые смыслы, так как они включают в себя определенный оценочный элемент - отражают определенный, чисто человеческий способ членения мира на отдельные единичные предметы в соответствии с их полезной для человека функцией или назначением. Поэтому мир объективных смыслов не следует мыслить наподобие мира предметных, антропоморфных платоновских идей. Мир объективных потенций не может быть в себе разделен так же, как мы делим чувственный мир на отдельные "предметы" исходя из наших чисто человеческих интересов и предпочтений. Этот мир един и неделим, хотя и не есть нечто гомогенное. В нашем сознании он непосредственно представлен единой идеей "трансцендентной реальности", то есть идеей объективности как таковой.
В сфере "чистых смыслов" осуществляется тождество мышления и мыслимого, субъекта и объекта. Здесь нужно отметить, что когда мы говорим о тождестве мышления и мыслимого в сфере "чистых смыслов", мы имеем в виду не развернутое во времени дискурсивное мышление, но акт симультанного интуитивного "уразумения" (то, что греки называли "ноэзис", в отличие от "дианойа" - рассуждения). Дискурсивное (дианетическое) мышление уже не тождественно своему предмету хотя бы потому, что это мышление имеет временное измерение, тогда как сфера чистых смыслов - вне течения времени. Дискурс можно представить как серию "уразумений" - частичных интуитивных "схватываний" вневременных содержаний надындивидуального "смыслового поля".
Вместе с тем, дискурс, выходя за пределы сферы "чистых смыслов", обретает тем самым как бы некоторые дополнительные возможности - здесь мы мыслим как бы сразу "всеми силами души". Акт дискурсивного мышления можно рассматривать, в частности, как волевой акт. Предметом мышления здесь может быть не только "чистый смысл", но и чувственное содержание, даже изолированные чувственные качества. В последнем случае мышление носит характер "указания" на определенный чувственный факт.
Именно в силу того, что дискурсивное мышление выходит за пределы "чистого смысла", возможна рефлексия над самим мышлением - здесь мы как бы становимся на точку зрения, находящуюся за пределами самой мысли, способны помыслить мышление как бы "извне".
Вместе с тем, относительный "отрыв" от надындивидуального "смыслового поля", примешивание к мысли внесмысловых элементов в дискурсивном мышлении порождает возможность ошибочного, ложного мышления. Отвлеченные понятия, которыми мы пользуемся в дискурсе, как правило, лишь задают признаки мыслимого в них класса предметов, но не содержат в себе всего внутреннего информационного содержания, подлинной "идеи" данного класса. Понятия, как утверждал Вл. Сольвьев, лишь как бы "указывают" на идеи того или иного класса предметов, не владея содержанием этих идей актуально. Все это создает возможность образования "псевдоидей" - понятий, имеющих пустое содержание (типа "круглый квадрат"). Таким образом, прямой доступ к основаниям бытия в виде "мира чистых объективных потенций" не делает нас всезнающими. Мы обладаем лишь потенцией всезнания. Кроме того, знания, обретенные в сфере "чистых смыслов" не имеют прямого отношения к чувственной реальности, поскольку не все потенции-смыслы непосредственно воплощены в чувственной форме.
Отказаться, однако, от дискурса и заменить его чистой интуицией невозможно, поскольку дискурс - это единственная рефлексивная форма мышления. Знание нерефлексируемое, интуитивное, по существу, вообще не есть знание в подлинном смысле слова. Его нельзя никак практически использовать. Это просто некая информация, пассивно пребывающая "в себе". Универсальное "смысловое поле" - это как бы общая "канва" или "матрица", - которая делает возможным дискурс, создавая "поле предвосхищений" - внутри которого только и может двигаться дискурсивная мысль. Акт мышления требует "предмышления" - чтобы двигаться вперед, необходимо знать, куда двигаться, иметь цель движения. Это "предмышление" (так же, как и "предвнимание" и "предвоспоминание") - и обеспечивает интуиция. Однако практически полезный результат мысли мы получаем только с помощью дискурсивного мышления.
Можно предположить, что объективные надындивидуальные смыслы в максимально чистом виде даны нам в акте математической интуиции, поскольку только математика содержит с себе всеобщее, необходимое и общезначимое знание. В таком случае, именно здесь находится та точка, в которой "соприкасаются души" и, как следствие, становится возможным всеобщее согласие, доказательность - возникает область "объективно истинного", не имеющая, вместе с тем, прямого отношения к чувственной реальности. По существу и сама идея "истины" как таковой - есть следствие существования сферы объективных смыслов, равно доступных любым субъектам и не являющихся чьим-либо субъективным творением.
Мы приходим, таким образом, к выводу, что наша душа - это не изолированная, самодовлеющая "монада" "без окон и без дверей". Она, напротив, "укоренена" в надындивидуальной идеальной "Умопостигаемой реальности" - мире чистых объективных смыслов, который представляет собой потенциальную составляющую совокупного бытия Вселенной. Эта реальность лишена всякой раздробленности, не содержит в себе ничего "приватного", индивидуального. Наше индивидуальное "метафизическое Я", которое мы определили как "пучок виртуальных личностей", обитает в несколько ином слое реальности - промежуточным между миром "чистых объективных смыслов" и полностью индивидуализированной, разбитой на отдельные "монады" ("Я") - чувственной реальностью. Этот слой бытия в нашей душе проявляется как аффективно-волевая сфера. Здесь "чистые смыслы" соединяются с готовностью "действовать определенным образом", что предполагает выбор из множества объективных потенций тех потенций, которые действительно могут быть реализованы при определенных условиях в рамках данного индивидуального "Я".
Уникальная для каждого "Я" бесконечная совокупность потенций выборов - "вырезает" из бесконечного множества "объективных потенций" те цепочки взаимосвязанных потенций, которые в совокупности образуют также бесконечную структуру "метафизического Я". Эта структура - и есть наше реальное, бессмертное "Я", "Я" прибывающее в Вечности.
Можно сказать, что "метафизическое Я" - это идея данной конкретной уникальной личности, пребывающая изначально "в уме Бога" (в составе "Умопостигаемой реальности"). Эта идея не творится Богом (поскольку "Я", как установлено ранее, - есть "причина себя"), а изначально присутствует в его "уме", совечна Богу. Именно там, в Божественном уме, мы существовали до рождения (как возможность собственного рождения), и там же мы будем существовать после смерти - как возможность будущего возрождения.
Обсуждения Философия бессмертия Ч5