В Украине вторым изданием вышел в свет сборник поэзии христианского поэта Александра Грэка «Молитвословное». Стихи посвящены памяти социолога Анны Геник. В одном из них есть такие строки: «Наступило время бедствий... Мучит жажда слов Господних, мучит нас душевный голод...
И страданья те безмерны — боль от них неутолима...»
Анна Геник, разработчик программы Семинара христианской психогигиены, не разделяла пессимизма поэта о неутолимости страданий людей. Её семинар, основанный на принципах христианского гуманизма, проникнутый религиозным мироощущением, оказался способным, утоляя словами Господними душевный голод людей, просвещая их сознание мудрыми наставлениями о христианских добродетелях, служить надёжным заслоном на пути душевных и физических недугов.
В 1997 году Анна Геник поставила перед собой задачу установить психогигиеническую ценность религии. Согласно данным анкетирования 52 абитуриентов Семинара, ею были получены весьма убедительные результаты. Повышенный уровень тревожности по шкале Тейлора (свыше 32 баллов) был отмечен у 72,4 % атеистов и только у 34,7 % верующих. Средний балл теста САН (самочувствие, активность, настроение) у верующих был почти вдвое выше, чем у атеистов. Среди атеистов оказалось 65,5 % курильщиков табака и 48,2 % регулярно употребляющих алкоголь, в то время как аналогичные показатели у верующих соответственно составляли 26,0 % и 17,3 %. О целебной силе религии свидетельствовали также данные анкетирования по методикам С. Б. Шенкмана: у верующих средний балл уровня здоровья был почти втрое выше, чем у атеистов, а риск заболевания инфарктом в пять раз меньшим.
В течение шести лет слова Господни успешно служили в семинаре Анны Геник целям формирования здорового образа жизни и борьбы с вредными привычками. Для меня же, врача-психотерапевта, религия — выверенное многолетним опытом лечебное средство.
Скоро исполнится пятьдесят лет моей жизни в медицине. И столько же времени считаю себя, вопреки полученному материалистическому образованию, православным врачом.
Если употреблять принятые в социальной психологии понятия, то, очевидно, движущей силой моей профессиональной ориентации была неизбывная потребность продолжить семейную традицию жить в пространстве христианских добродетелей, возвышающих душу чистотой помыслов, добрыми делами, любовью и милосердием к ближним.
Наша семья жила в ветхом доме, построенном в начале XIX века, в одном из флигелей которого располагалась первая в Одессе благотворительная лечебница для приходящих больных. Дом стоял в 10 минутах ходьбы от Приморского бульвара, куда частенько с дворовыми мальчишками ходил смотреть на прибывающие из заморских стран суда.
Обычно стояли у подножья памятнику герцогу Ришелье, заложившего основы процветания города. Внизу, в начале знаменитой лестницы в 192 ступени, возвышался Свято-Николаевский портовый храм, где долгое время, до мая 1924 года, нес пастырское служение Одесский чудотворец отец Иона.
О протоиерее рассказывали, что обладал он даром исцеления недугов, изгонял, подобно Иоану Кронштадскому, нечистых духов из страждущих. Говорили, что власть целительства праведный Иона получил от Бога.
Рассказы о чудесных исцелениях, совершенных в Свято-Николаевском храме, будоражили моё воображение. В детских фантазиях видел и себя целителем-чудотворцем. И эта мечта стала постепенно преображаться во внутреннюю потребность моей личности.
Сейчас, вспоминая о своих детских мечтаниях, понимаю, что они, по сути, сбылись — свою врачебную работу я, подобно отцу Ионе, всегда вершил именем Христа.
Есть в Украине люди, приравненные к статусу участников войны, — те, кого называют у нас солдатами трудового фронта. Я один из них, в годы военного лихолетия работавший санитаром отряда по борьбе с эпидемией сыпного тифа.
Порой, когда в памяти оживают картины беды, обрушившейся на страну, вижу себя в глухой молдавской деревушке на берегу реки Прут. Там, где впервые осознал целебную силу религии.
В мои обязанности санитара эпидемиологического отряда входили ежедневный подворный обход и доставка лихорадящих больных в помещение бывшей сельской управы, преобразованной в лазарет. Так как я жил при лазарете, приходилось исполнять там обязанности дежурной медицинской сестры.
Вспоминаю, каждый день к больным приходил сельский священник, немногословный, внутренне сосредоточенный пожилой человек. Он читал молитвы, беседовал с выздоравливающими, совершал отпевание над телами умерших.
В какой-то день батюшка, как бы невзначай, спросил у меня, всегда старавшегося находиться рядом с ним, крестили ли меня родители. Вероятно, задать вопрос, верю ли в Бога, не решался, — знал, что все прибывшие из Союза «обязаны» быть атеистами. Когда получил мой утвердительный ответ, как-то нерешительно попросил читать больным Евангелие — те главы, в которых повествуется о чудесных исцелениях, совершённых Иисусом. Даря мне священную книгу с закладками между страницами, сказал, что местные жители воспитаны в христианском духе, и поэтому слово Божье обязательно поможет им выстрадать болезнь.
Поручение батюшки я выполнял добросовестно. Воображая себя новоявленным отцом Ионой в одесской Свято-Николаевской церкви, истово, глубоко вникая в содержание текстов, читал по вечерам об исцелении Спасителем сына царедворца и дочери хананеянки в Галилее, парализованных у Овечьих ворот вблизи иерусалимского храма, о воскрешении сына Наинскои вдовы и Лазаря из селения Вифании...
Статистика заболеваемости и летальности, конечно же, не находилась в сфере моей компетенции. Я делал свою работу согласно должностной инструкции санитара и, читая Евангелие, очень хотел помочь этим страдающим людям.
Вспоминаю, сколь был поражен и обрадован, когда прибывший через некоторое время инспектор Минздрава сообщил работникам эпидотряда, что в нашем лазарете самая низкая летальность. «Божьей милостью», — сказал священник, узнав об этом.
После окончания института, работая в поселковой больнице на Донбассе, мне довелось во время ночного дежурства оказывать помощь погибающему от удушья ребенку. Насыщенный лекарствами организм угасал... Со страхом и отчаянием смотрела на погибающее дитя мать. «Доктор, — беспрестанно твердила она, — помогите!» Я же, с каждой минутой теряя веру в возможности медицины, мысленно взывал к Всевышнему: «Господи, помоги мне сохранить жизнь ребёнка» и с тревогой смотрел, как постепенно убывает из резиновой подушки кислород... Когда же тонкая струйка живительного газа кончилась, с ужасом, осознавая свое полное бессилие, надрывно воскликнул: «Господи, помоги ребёнку, сохрани ему жизнь!»
Не помню, сколько времени после этого, обессиленный, сидел у постели больного. Словно сквозь тяжёлый сон доносилась до слуха шепотная молитва матери.
Рассветало, когда выходил из больницы, оставляя в палате ровно и спокойно дышавшего ребенка...
Изнемождённый переживаниями бессонной ночи, шёл по ещё не пробудившимся ото сна улицам посёлка. Шёл, не видя ничего вокруг, не осознавая, что происходит в моей душе...
Когда позади остались стоявшие на окраине поселка дома, увидел простиравшуюся вдаль донецкую степь и медленно восходящий из-за дальнего кургана огненно-яркий диск солнца, золотящий листья деревьев и кустов, стебли трав, спокойную сонную гладь реки. И мне казалось, что воспринимаю всё это не так, как прежде. Было ощущение, что обретаю новое достояние, новый смысл жизни. Душу заполняло никогда ранее не испытанное чувство неизъяснимого восторженного озарения. Казалось, всё изменилось в моём существе. Я заплакал и стал неумело молиться...
Сейчас, знаю, в религии это душевное состояние называют религиозным обращением.
Солнце стояло уже высоко, когда вернулся в посёлок. У ворот больницы увидел мать возвращённого к жизни ребёнка. «Знаете, доктор, — сказала она, — в эту ночь я поверила в существование Бога». Мне же в ту памятную на всю жизнь ночь открылась истина, что спасает больного не только врач, вооружённый самыми изощрёнными средствами и способами лечения, но и непостижимая научному познанию сила, имя которой Всемогущее Божество.
Через несколько десятков лет, формируя концепцию православной медицины, я положил в её основу доктрину, провозглашенную задолго до моего прозрения французским врачом, основоположником научной хирургии, истинным христианином Амбруазом Паре: «Врач пользует, Бог исцеляет».
Один из рецензентов на мою работу по методологии религиотерапии, доктор философских наук, атеистически ориентированная личность, писал: «Если глубоко вникнуть в суть вопроса, то дело ведь не в религии, а в религиозной вере как мощном лечебном факторе. Безразлично, какого религиозного обряда придерживается человек — христианства, ислама, иудаизма или буддизма, — он верит в Бога, способного избавить его от болезни. Поэтому врачу нельзя не использовать этот фактор в своей лечебной работе».
Неведомо, знал ли автор рецензии, что такого же мнения придерживался швейцарский психотерапевт, психолог и философ Карл Густав Юнг, вопрошавший: «Что такое религия?» и убежденно отвечавший на свой риторический вопрос: «Религия есть психотерапевтическая система. Психотерапевты пытаются лечить страдания человеческого разума, человеческой психики или человеческой души, а религия имеет дело с той же самой проблемой».
Есть в жизни врача трудно преодолимый соблазн возомнить себя личностью, обладающей властью над больным человеком, почувствовать свое превосходство, дать простор своей гордыне. Особая опасность в этом плане подстерегает врача-психотерапевта, владеющего способами прямого воздействия на психику человека.
Сознаюсь, был и я в молодые годы обуянный тщеславным чувством равенства с чудотворцами, получившими от Бога власть исцелять раненые души и поражённые недугами тела. Каюсь, мнил я себя одно время равным Иоану Кронштадскому и Ионе Одесскому. Знаю, что многие мои коллеги больны этим греховным чувством.
И здесь очевидно справедливо опасение церкви, что религиотерапия может посягать на прерогативы духовных лиц. Но опасение это напрасно — в моей концепции религиотерапии строго определена грань, которую переходить врачу нельзя. Проблема взаимоотношений пастыря и врача просто решается религиотерапевтами, признающими взятую из арсенала христианской антропологии трихотомическую модель личности профессора психиатра Д. Е. Мелехова: дух, душа и тело. Вторжение врача в сферу духовных религиозных убеждений пациента — недопустимо.
Когда докладываю на научных врачебных конференциях о религиотерапии, слушатели неизменно задают мне вопросы о технологии этого лечебно-профилактического метода. В ответ рассказываю о сущности Семинара христианской психогигиены Анны Геник и групповой религиотерапии больных туберкулёзом.
Стержневым элементом этих форм профилактики и лечения является предшествующее встрече с пациентами формирование путём молитвенного обращения к Богу психологической установки врача на почитание больного человека, любовное к нему отношение. Душевная охваченность врача христианской любовью к людям и эмпатическое вхождение в их душевный мир — тот фундамент, на котором в дальнейшем последовательно выполняются профилактические и лечебные воздействия и процедуры: в рамках программы Семинара христианской психогигиены — формирование у клиентов средствами духовной культуры христианского вероучения, установки на здоровый образ жизни и отказ от вредных привычек; при проведении занятий в лечебных группах — формирование у больных состояния общего психофизического покоя (у верующих с помощью молитвы, у атеистов — путем ауто- и гетеро-суггестивного воздействия), на фоне которого производится приём медикаментов (с опосредованием и потенцированием их лечебного действия).
Завершающая каждое занятие процедура — укрепление Веры в обретение с помощью Божественной силы волевых ресурсов души для изменения неразумного поведения, отказа от вредных привычек и потенции организма для победы над недугом.
Конечно же, поступают вопросы и об эффективности используемых методик религиотерапии. Полученные мною результаты таковы. Большинство пьющих (свыше 70 процентов) и курильщиков табака (более половины) прекращают употребление алкоголя и отказываются от курения. У лиц с функциональными расстройствами нервной системы происходит значительная редукция общеневротических проявлений, исчезает тревожность и эмоциональное возбуждение. Что касается больных туберкулёзом, то по общей для всех пациентов, находящихся в противотуберкулёзных стационарах, технологии антибактериальной химиотерапии, у лечённых методом групповой религиотерапии обезбацилливание, рассасывание очагов и закрытие полостей распада в лёгких происходит в среднем на 1,5-2 месяца раньше, чем у получающих лечение по рутинной методике.
Всё, о чём поведал, — мои раздумья о пережитом. Сейчас со смешанным чувством тревоги и надежды задаю себе вопрос: суждено ли в ближайшем будущем сбыться моим проектам?
На мой взгляд, достойно вершить миссию врача должны только высоконравственные люди, следующие завету Христа — «Возлюби ближнего, как самого себя». И если физиолог Ганс Селье оспаривает эту доктрину Спасителя, противопоставляя ей свой тезис «Заслужи любовь ближнего», то это ни в коем случае не может относиться к врачу. Ибо врач, по выражению русского мыслителя и писателя Льва Толстого, — «совершеннейший в моральном отношении служитель ближнего», а «болезни должны быть причиной любовного отношения между людьми».
Анна Геник, разработчик программы Семинара христианской психогигиены, не разделяла пессимизма поэта о неутолимости страданий людей. Её семинар, основанный на принципах христианского гуманизма, проникнутый религиозным мироощущением, оказался способным, утоляя словами Господними душевный голод людей, просвещая их сознание мудрыми наставлениями о христианских добродетелях, служить надёжным заслоном на пути душевных и физических недугов.
В 1997 году Анна Геник поставила перед собой задачу установить психогигиеническую ценность религии. Согласно данным анкетирования 52 абитуриентов Семинара, ею были получены весьма убедительные результаты. Повышенный уровень тревожности по шкале Тейлора (свыше 32 баллов) был отмечен у 72,4 % атеистов и только у 34,7 % верующих. Средний балл теста САН (самочувствие, активность, настроение) у верующих был почти вдвое выше, чем у атеистов. Среди атеистов оказалось 65,5 % курильщиков табака и 48,2 % регулярно употребляющих алкоголь, в то время как аналогичные показатели у верующих соответственно составляли 26,0 % и 17,3 %. О целебной силе религии свидетельствовали также данные анкетирования по методикам С. Б. Шенкмана: у верующих средний балл уровня здоровья был почти втрое выше, чем у атеистов, а риск заболевания инфарктом в пять раз меньшим.
В течение шести лет слова Господни успешно служили в семинаре Анны Геник целям формирования здорового образа жизни и борьбы с вредными привычками. Для меня же, врача-психотерапевта, религия — выверенное многолетним опытом лечебное средство.
Скоро исполнится пятьдесят лет моей жизни в медицине. И столько же времени считаю себя, вопреки полученному материалистическому образованию, православным врачом.
Если употреблять принятые в социальной психологии понятия, то, очевидно, движущей силой моей профессиональной ориентации была неизбывная потребность продолжить семейную традицию жить в пространстве христианских добродетелей, возвышающих душу чистотой помыслов, добрыми делами, любовью и милосердием к ближним.
Наша семья жила в ветхом доме, построенном в начале XIX века, в одном из флигелей которого располагалась первая в Одессе благотворительная лечебница для приходящих больных. Дом стоял в 10 минутах ходьбы от Приморского бульвара, куда частенько с дворовыми мальчишками ходил смотреть на прибывающие из заморских стран суда.
Обычно стояли у подножья памятнику герцогу Ришелье, заложившего основы процветания города. Внизу, в начале знаменитой лестницы в 192 ступени, возвышался Свято-Николаевский портовый храм, где долгое время, до мая 1924 года, нес пастырское служение Одесский чудотворец отец Иона.
О протоиерее рассказывали, что обладал он даром исцеления недугов, изгонял, подобно Иоану Кронштадскому, нечистых духов из страждущих. Говорили, что власть целительства праведный Иона получил от Бога.
Рассказы о чудесных исцелениях, совершенных в Свято-Николаевском храме, будоражили моё воображение. В детских фантазиях видел и себя целителем-чудотворцем. И эта мечта стала постепенно преображаться во внутреннюю потребность моей личности.
Сейчас, вспоминая о своих детских мечтаниях, понимаю, что они, по сути, сбылись — свою врачебную работу я, подобно отцу Ионе, всегда вершил именем Христа.
Есть в Украине люди, приравненные к статусу участников войны, — те, кого называют у нас солдатами трудового фронта. Я один из них, в годы военного лихолетия работавший санитаром отряда по борьбе с эпидемией сыпного тифа.
Порой, когда в памяти оживают картины беды, обрушившейся на страну, вижу себя в глухой молдавской деревушке на берегу реки Прут. Там, где впервые осознал целебную силу религии.
В мои обязанности санитара эпидемиологического отряда входили ежедневный подворный обход и доставка лихорадящих больных в помещение бывшей сельской управы, преобразованной в лазарет. Так как я жил при лазарете, приходилось исполнять там обязанности дежурной медицинской сестры.
Вспоминаю, каждый день к больным приходил сельский священник, немногословный, внутренне сосредоточенный пожилой человек. Он читал молитвы, беседовал с выздоравливающими, совершал отпевание над телами умерших.
В какой-то день батюшка, как бы невзначай, спросил у меня, всегда старавшегося находиться рядом с ним, крестили ли меня родители. Вероятно, задать вопрос, верю ли в Бога, не решался, — знал, что все прибывшие из Союза «обязаны» быть атеистами. Когда получил мой утвердительный ответ, как-то нерешительно попросил читать больным Евангелие — те главы, в которых повествуется о чудесных исцелениях, совершённых Иисусом. Даря мне священную книгу с закладками между страницами, сказал, что местные жители воспитаны в христианском духе, и поэтому слово Божье обязательно поможет им выстрадать болезнь.
Поручение батюшки я выполнял добросовестно. Воображая себя новоявленным отцом Ионой в одесской Свято-Николаевской церкви, истово, глубоко вникая в содержание текстов, читал по вечерам об исцелении Спасителем сына царедворца и дочери хананеянки в Галилее, парализованных у Овечьих ворот вблизи иерусалимского храма, о воскрешении сына Наинскои вдовы и Лазаря из селения Вифании...
Статистика заболеваемости и летальности, конечно же, не находилась в сфере моей компетенции. Я делал свою работу согласно должностной инструкции санитара и, читая Евангелие, очень хотел помочь этим страдающим людям.
Вспоминаю, сколь был поражен и обрадован, когда прибывший через некоторое время инспектор Минздрава сообщил работникам эпидотряда, что в нашем лазарете самая низкая летальность. «Божьей милостью», — сказал священник, узнав об этом.
После окончания института, работая в поселковой больнице на Донбассе, мне довелось во время ночного дежурства оказывать помощь погибающему от удушья ребенку. Насыщенный лекарствами организм угасал... Со страхом и отчаянием смотрела на погибающее дитя мать. «Доктор, — беспрестанно твердила она, — помогите!» Я же, с каждой минутой теряя веру в возможности медицины, мысленно взывал к Всевышнему: «Господи, помоги мне сохранить жизнь ребёнка» и с тревогой смотрел, как постепенно убывает из резиновой подушки кислород... Когда же тонкая струйка живительного газа кончилась, с ужасом, осознавая свое полное бессилие, надрывно воскликнул: «Господи, помоги ребёнку, сохрани ему жизнь!»
Не помню, сколько времени после этого, обессиленный, сидел у постели больного. Словно сквозь тяжёлый сон доносилась до слуха шепотная молитва матери.
Рассветало, когда выходил из больницы, оставляя в палате ровно и спокойно дышавшего ребенка...
Изнемождённый переживаниями бессонной ночи, шёл по ещё не пробудившимся ото сна улицам посёлка. Шёл, не видя ничего вокруг, не осознавая, что происходит в моей душе...
Когда позади остались стоявшие на окраине поселка дома, увидел простиравшуюся вдаль донецкую степь и медленно восходящий из-за дальнего кургана огненно-яркий диск солнца, золотящий листья деревьев и кустов, стебли трав, спокойную сонную гладь реки. И мне казалось, что воспринимаю всё это не так, как прежде. Было ощущение, что обретаю новое достояние, новый смысл жизни. Душу заполняло никогда ранее не испытанное чувство неизъяснимого восторженного озарения. Казалось, всё изменилось в моём существе. Я заплакал и стал неумело молиться...
Сейчас, знаю, в религии это душевное состояние называют религиозным обращением.
Солнце стояло уже высоко, когда вернулся в посёлок. У ворот больницы увидел мать возвращённого к жизни ребёнка. «Знаете, доктор, — сказала она, — в эту ночь я поверила в существование Бога». Мне же в ту памятную на всю жизнь ночь открылась истина, что спасает больного не только врач, вооружённый самыми изощрёнными средствами и способами лечения, но и непостижимая научному познанию сила, имя которой Всемогущее Божество.
Через несколько десятков лет, формируя концепцию православной медицины, я положил в её основу доктрину, провозглашенную задолго до моего прозрения французским врачом, основоположником научной хирургии, истинным христианином Амбруазом Паре: «Врач пользует, Бог исцеляет».
Один из рецензентов на мою работу по методологии религиотерапии, доктор философских наук, атеистически ориентированная личность, писал: «Если глубоко вникнуть в суть вопроса, то дело ведь не в религии, а в религиозной вере как мощном лечебном факторе. Безразлично, какого религиозного обряда придерживается человек — христианства, ислама, иудаизма или буддизма, — он верит в Бога, способного избавить его от болезни. Поэтому врачу нельзя не использовать этот фактор в своей лечебной работе».
Неведомо, знал ли автор рецензии, что такого же мнения придерживался швейцарский психотерапевт, психолог и философ Карл Густав Юнг, вопрошавший: «Что такое религия?» и убежденно отвечавший на свой риторический вопрос: «Религия есть психотерапевтическая система. Психотерапевты пытаются лечить страдания человеческого разума, человеческой психики или человеческой души, а религия имеет дело с той же самой проблемой».
Есть в жизни врача трудно преодолимый соблазн возомнить себя личностью, обладающей властью над больным человеком, почувствовать свое превосходство, дать простор своей гордыне. Особая опасность в этом плане подстерегает врача-психотерапевта, владеющего способами прямого воздействия на психику человека.
Сознаюсь, был и я в молодые годы обуянный тщеславным чувством равенства с чудотворцами, получившими от Бога власть исцелять раненые души и поражённые недугами тела. Каюсь, мнил я себя одно время равным Иоану Кронштадскому и Ионе Одесскому. Знаю, что многие мои коллеги больны этим греховным чувством.
И здесь очевидно справедливо опасение церкви, что религиотерапия может посягать на прерогативы духовных лиц. Но опасение это напрасно — в моей концепции религиотерапии строго определена грань, которую переходить врачу нельзя. Проблема взаимоотношений пастыря и врача просто решается религиотерапевтами, признающими взятую из арсенала христианской антропологии трихотомическую модель личности профессора психиатра Д. Е. Мелехова: дух, душа и тело. Вторжение врача в сферу духовных религиозных убеждений пациента — недопустимо.
Когда докладываю на научных врачебных конференциях о религиотерапии, слушатели неизменно задают мне вопросы о технологии этого лечебно-профилактического метода. В ответ рассказываю о сущности Семинара христианской психогигиены Анны Геник и групповой религиотерапии больных туберкулёзом.
Стержневым элементом этих форм профилактики и лечения является предшествующее встрече с пациентами формирование путём молитвенного обращения к Богу психологической установки врача на почитание больного человека, любовное к нему отношение. Душевная охваченность врача христианской любовью к людям и эмпатическое вхождение в их душевный мир — тот фундамент, на котором в дальнейшем последовательно выполняются профилактические и лечебные воздействия и процедуры: в рамках программы Семинара христианской психогигиены — формирование у клиентов средствами духовной культуры христианского вероучения, установки на здоровый образ жизни и отказ от вредных привычек; при проведении занятий в лечебных группах — формирование у больных состояния общего психофизического покоя (у верующих с помощью молитвы, у атеистов — путем ауто- и гетеро-суггестивного воздействия), на фоне которого производится приём медикаментов (с опосредованием и потенцированием их лечебного действия).
Завершающая каждое занятие процедура — укрепление Веры в обретение с помощью Божественной силы волевых ресурсов души для изменения неразумного поведения, отказа от вредных привычек и потенции организма для победы над недугом.
Конечно же, поступают вопросы и об эффективности используемых методик религиотерапии. Полученные мною результаты таковы. Большинство пьющих (свыше 70 процентов) и курильщиков табака (более половины) прекращают употребление алкоголя и отказываются от курения. У лиц с функциональными расстройствами нервной системы происходит значительная редукция общеневротических проявлений, исчезает тревожность и эмоциональное возбуждение. Что касается больных туберкулёзом, то по общей для всех пациентов, находящихся в противотуберкулёзных стационарах, технологии антибактериальной химиотерапии, у лечённых методом групповой религиотерапии обезбацилливание, рассасывание очагов и закрытие полостей распада в лёгких происходит в среднем на 1,5-2 месяца раньше, чем у получающих лечение по рутинной методике.
Всё, о чём поведал, — мои раздумья о пережитом. Сейчас со смешанным чувством тревоги и надежды задаю себе вопрос: суждено ли в ближайшем будущем сбыться моим проектам?
На мой взгляд, достойно вершить миссию врача должны только высоконравственные люди, следующие завету Христа — «Возлюби ближнего, как самого себя». И если физиолог Ганс Селье оспаривает эту доктрину Спасителя, противопоставляя ей свой тезис «Заслужи любовь ближнего», то это ни в коем случае не может относиться к врачу. Ибо врач, по выражению русского мыслителя и писателя Льва Толстого, — «совершеннейший в моральном отношении служитель ближнего», а «болезни должны быть причиной любовного отношения между людьми».
Обсуждения Религия и медицина