При посредстве цунь кисть вызывает живую объемность вещей; но поскольку формы гор могут принимать тысячи различных аспектов, отсюда следует, что эта выразительность их облика не может сводиться к единой формуле. Между тем вульгарные умы принимают во взимание только теоретический аспект цунь и теряют из виду естественные облики.
Которые цунь должны выявить; но тогда какое отношение эти цунь, разрабатываемые ради самих себя, будут иметь еще и к реальным горам?
Если ограничиваться тем, что проводить цунь, отправляясь от камня или глыбы Земли, то в результате усвоишь только один ограниченный аспект морщин, а не подлинные морщины данного пейзажа, увиденного в его конкретной целостности.
Для того чтобы воспроизвести морщины данного пейзажа в его конкретной цельности, надо соотнестись с различными сторонами гор, из которых каждая имеет свой собственный характер, свою особую структуру, свой естественный облик и форму, несводимые к другой; в соответствии с этими различиями и образовались различные типы цунь.
Именно в этом смысле говорят о цунь: “свертывающиеся облака”, “насечки топором”, “растрепанная конопля”, “раскрученная веревка”, “лик дьявола”, “череп скелета”, “вязанка хвороста”, “зерно кунжута”, “золото и нефрит”, “кусок нефрита”, “круглое углубление”, “кусок квасцов”, “без костяка”. Вот каковы различные типы штрихов. Эти различные типы должны формироваться, отправляясь от различных структур естественного рельефа гор. Существует соответствие между данной горой и данным штрихом, ибо штрих происходит от горы. У горы есть своя собственная функция, а функция штриха заключается именно в том, чтобы позволить горе дать себя выразить пластически.
Надо знать в совершенстве гору, чтобы творить; но надо знать в совершенстве и штрихи, чтобы смочь выразить пластически это творение. Итак, способность создать гору в конечном счете зависит от выражения.
Так же как существуют различные названия для штрихов, и сами формы гор представляют собой особые типы; таковы пики: Тяньшу, Минсин, Ляньхуа, Сячжэнь, Улао, Цисянь, Юньтай, Таньма, Шици, Емэй, Ланъе, Иньлунь, Сянху, Сяохуа, Билянь, Хуэйянь. Поскольку горы представляют каждая особую форму, то, следовательно, [нужны] различные штрихи, чтобы показать различные морщины.
Но затем, с момента управления тушью и кистью, не следует цепляться за предвзятые категории гор и морщин. Первый удар кисти атакует бумагу, а все другие следуют сами собой. С момента, когда схвачен единый принцип, множество частных принципов выявятся сами собой.
Надо изучить все нормы Единой Черты: бесконечность принципов охватывается ею. Дело заключается в том, чтобы фиксировать формы и структуры пейзажа, и в этом прием цунь остается таким же и у древних и у современных.
Горы и Реки принимают форму через живопись. Живописное мастерство пребывает в туши; тушь будит жизнь через управление кистью, действенность же в управлении кистью зависит от мастерства художника.
Художник искусный в управлении тушью и кистью, скрывает уплотненное содержание под пустой видимостью, под внешним обликом; будучи одержим Единой Чертой, он может встретить лицом к лицу все проблемы без заблуждений и слабости.
Может случиться также, что содержание остается пустым, тогда как внешняя форма насыщена. Это происходит, когда метод преобразуется без того, чтобы мысль принимала сознательное участие в этом изменении, таким образом, что внешняя форма находится в своей полноте, прежде чем отяготится содержанием...
Древние также еще соблюдали точную меру между пустым и полным; они гармонично сочетали содержание и форму; надо применять их метод живописи без неловкости и без ошибки. С легкостью, усвоенной силой дисциплины и выполнения [работы] преисполненного духа, их живопись могла ход за ходом сделаться прямой, чтобы выразить прямое, наклонной для наклонного, эксцентричной для эксцентричного.
Но если, напротив, замыкаются в ограниченном ослеплении, с шорами светской вульгарности, останавливаются перед ширмой вещей, тогда становятся несообразными с природой.
Если ограничиваться тем, что проводить цунь, отправляясь от камня или глыбы Земли, то в результате усвоишь только один ограниченный аспект морщин, а не подлинные морщины данного пейзажа, увиденного в его конкретной целостности.
Для того чтобы воспроизвести морщины данного пейзажа в его конкретной цельности, надо соотнестись с различными сторонами гор, из которых каждая имеет свой собственный характер, свою особую структуру, свой естественный облик и форму, несводимые к другой; в соответствии с этими различиями и образовались различные типы цунь.
Именно в этом смысле говорят о цунь: “свертывающиеся облака”, “насечки топором”, “растрепанная конопля”, “раскрученная веревка”, “лик дьявола”, “череп скелета”, “вязанка хвороста”, “зерно кунжута”, “золото и нефрит”, “кусок нефрита”, “круглое углубление”, “кусок квасцов”, “без костяка”. Вот каковы различные типы штрихов. Эти различные типы должны формироваться, отправляясь от различных структур естественного рельефа гор. Существует соответствие между данной горой и данным штрихом, ибо штрих происходит от горы. У горы есть своя собственная функция, а функция штриха заключается именно в том, чтобы позволить горе дать себя выразить пластически.
Надо знать в совершенстве гору, чтобы творить; но надо знать в совершенстве и штрихи, чтобы смочь выразить пластически это творение. Итак, способность создать гору в конечном счете зависит от выражения.
Так же как существуют различные названия для штрихов, и сами формы гор представляют собой особые типы; таковы пики: Тяньшу, Минсин, Ляньхуа, Сячжэнь, Улао, Цисянь, Юньтай, Таньма, Шици, Емэй, Ланъе, Иньлунь, Сянху, Сяохуа, Билянь, Хуэйянь. Поскольку горы представляют каждая особую форму, то, следовательно, [нужны] различные штрихи, чтобы показать различные морщины.
Но затем, с момента управления тушью и кистью, не следует цепляться за предвзятые категории гор и морщин. Первый удар кисти атакует бумагу, а все другие следуют сами собой. С момента, когда схвачен единый принцип, множество частных принципов выявятся сами собой.
Надо изучить все нормы Единой Черты: бесконечность принципов охватывается ею. Дело заключается в том, чтобы фиксировать формы и структуры пейзажа, и в этом прием цунь остается таким же и у древних и у современных.
Горы и Реки принимают форму через живопись. Живописное мастерство пребывает в туши; тушь будит жизнь через управление кистью, действенность же в управлении кистью зависит от мастерства художника.
Художник искусный в управлении тушью и кистью, скрывает уплотненное содержание под пустой видимостью, под внешним обликом; будучи одержим Единой Чертой, он может встретить лицом к лицу все проблемы без заблуждений и слабости.
Может случиться также, что содержание остается пустым, тогда как внешняя форма насыщена. Это происходит, когда метод преобразуется без того, чтобы мысль принимала сознательное участие в этом изменении, таким образом, что внешняя форма находится в своей полноте, прежде чем отяготится содержанием...
Древние также еще соблюдали точную меру между пустым и полным; они гармонично сочетали содержание и форму; надо применять их метод живописи без неловкости и без ошибки. С легкостью, усвоенной силой дисциплины и выполнения [работы] преисполненного духа, их живопись могла ход за ходом сделаться прямой, чтобы выразить прямое, наклонной для наклонного, эксцентричной для эксцентричного.
Но если, напротив, замыкаются в ограниченном ослеплении, с шорами светской вульгарности, останавливаются перед ширмой вещей, тогда становятся несообразными с природой.
Обсуждения Метод морщин