Мистицизм в религии

Всякое знание лишает существование мистики.

Я же не учу вас способности приобретать знания.

С другой стороны, все остальные религии учат именно этому - способности приобретать знания. В них действует Бог как создатель. В них действуют посланники Бога, дающие несомненные, непогрешимые ответы на все вопросы из достоверного источника.

Эти религии эксплуатировали человечество по той простой причине, что человек чувствует некоторого рода неудобство, сталкиваясь с вопросами, на которые невозможно ответить. Эти вопросы существуют - человек рождается с этими вопросами, с большим знаком вопроса в сердце - и это прекрасно.

Это счастье, что человек рождается со знаком вопроса, иначе он был бы всего лишь видом животных. Буйволы не задают вопросов - они воспринимают все, как есть, что бы ни случилось, без всяких вопросов, - они поистине исполнены веры и религиозны. Деревья тоже не задают вопросов, птицы не задают вопросов; только человек имеет право задавать вопросы, это его привилегия. Во всем мире это единственное существо, способное задать вопрос.

Старые религии пытались отнять у вас это право. Они принижали вас до уровня животного. И именно это они и называют верой, «верой без сомнения». Они хотят, чтобы вы стали буйволом, ослом, но не человеком, потому что единственное, что выделяет человека из животного мира, - это знак вопроса. Да, это означает беспокойство. Конечно, жить без вопросов спокойней, но это спокойствие подобно смерти, в нем нет жизни. Эта тишина похожа на тишину крематория, кладбища.

Я предпочитаю видеть человека беспокойного, но живого. Я бы не хотел, чтобы он становился кладбищем. Этот покой и тишина - огромная цена за потерю жизни, разума и возможности открыть для себя прекрасное в жизни. Вопросительный знак не существует без значения. И это не заслуга дьявола, что каждый ребенок рождается с сомнением, а не с верой. Сомнение — это естественно.

Каждый ребенок задает тысячи вопросов. Чем больше ребенок задает вопросов, тем больше показывает он способностей открыть кое-что. Есть и немые дети - не физически немые, а психологически. Родители очень любят таких детей, потому что они не причиняют никаких беспокойств, они не задают вопросов, — а ведь даже маленький ребенок может разрушить все ваши познания.

Обратитесь к своему детству, в нем столь многое может помочь вам понять красоту вопросительного знака. И пока вы не осознаете этот вопросительный знак как нечто неотъемлемо присущее человечеству, вашему достоинству, вы не поймете, что означает мистицизм.

Мистицизм это не мистика. Мистика - это обычное занятие священников. Они отняли у вас знак вопроса.

Они разрушили ваши возможности открыть тайну существования. Но взамен они должны дать вам хотя бы что-нибудь, какой-нибудь сладкий леденец, называемый мистикой. Именно это и делали все священные писания, во всяком случае методология у них одна.

Например, в индуизме священные писания написаны на очень трудном языке - санскрите. Ни один индиец не говорит на этом языке - это мертвый язык. В том, что касается меня, я проделал мучительные попытки выяснить, был ли когда-нибудь этот язык живым, и я не нашел тому ни одного доказательства. Он был мертвым языком с самого начала; он был рожден мертвым. Он был придуман священниками. Люди никогда не пользовались им, они не могли его использовать. Он настолько сложен, полон грамматики, математики, фонетики, что люди не могут пользоваться им.

Когда люди говорят на каком-либо языке, язык начинает терять большинство грамматических структур, но становится более живым; менее математическим, но более значимым. Он становится грубым, не отшлифованным и изощренным, — и он начинает расти. Санскрит никогда не рос. Мертвое не может расти. Вот уже пять тысяч лет - и никакого роста. Воистину, мертвое не растет.

Живой язык, используемый при общении, постоянно растет. Его слова становятся все более и более округлыми, так же, как и камни в реке становятся все более округлыми. Постоянное течение реки, удары о скалы и камни придают им округлые формы. Это настолько очевидно, что можно немедленно определить, какой язык мертвый, а какой - живой.

Живые языки никогда не бывают совершенными, - мертвые совершенны всегда, - так как живые языки используются несовершенными, грешными людьми, меняющимися из месяца в месяц. Такие языки используются все шире и шире.

Например, в Индии английский - привнесенный язык. Несколько слов слились с разговорной речью, - например слово «станция». До сих пор ничего подобного станции в Индии не было, и это слово пришло после появления английского языка и железнодорожных станций.

Но если вы посетите большинство индийских деревень, вы не сможете найти ни одного индийца, - я имею в виду девяносто процентов индийцев, не говорящих на английском языке, -использующих слово «станция». Это слишком трудно и изощренно. Взамен этого они используют, - только в разговорной речи, - слово «тесан». Все очень просто. «Станция» кажется им слишком трудным, требующим напряжения, именно поэтому и появилось «тесан».

«Рапорт»... слово, пришедшее вместе с английским языком, полицейскими участками и необходимостью отчитываться. Но отправляйтесь по деревням, и вы будете крайне удивлены: никто не говорит рапорт, все употребляют слово «рапат». Слово стало округлым, «рапат» - это искажение слова рапорт, с которым исчезает трудность произношения «рапорта». «Рапат» - так кажется более по-человечески. И так со многими словами... и они нам рассказывают удивительные истории: когда слова входят в разговорную речь, они сами принимают свою форму. Они изменяются от простого их использования.

Санскрит остается статичным. Древнееврейский, арабский, греческий, латинский языки — все они остаются статичными вдали от людских умов и рук. Санскрит никогда не был языком людей, и это загадка, - вся страна зависела от священников, и на санскрите они несли чистую чушь. Если вы узнаете, о чем они говорят, вы удивитесь, - что священного во всем этом? Но песнопения на санскрите, когда вы не знаете, о чем там поется, завораживают.

Чтобы сохранить писания священными, нужно держать их в тайне. Они не должны достигать людей, люди не должны читать их. А если они понадобятся, то для этого есть священники, которые прочтут вам их. Когда появилась возможность печатать, индусы очень противились публикации писаний: что тогда произойдет с мистификацией, господствующей тысячи лет?

Индусы мистифицировали всю страну той идеей, что они все тайны хранят в своих священных книгах, - а ведь девяносто процентов из этих книг полнейшая чушь. Для индусов они, может быть, и священные, но ни для кого больше. Когда большинство этих священных книг было переведено на другие языки, процесс мистификации остановился, индуизм потерял свою высоту и славу, потому что теперь их можно прочесть на любом языке - все писания доступны.

Махавира никогда не говорил на санскрите, Гаутама Будда никогда не говорил на санскрите, - и по очень простой причине: они пытались разрушить культ священников. Они говорили языком народа. И они осуждались священниками: «Это неправильный путь. Вы должны проповедовать на санскрите. Вы оба прекрасно образованные люди, - оба они были сыновьями великих князей. - Вы знаете санскрит, так почему же вы говорите на языке простых людей?»

И они отвечали: «По очень простой причине: мы хотим, чтобы люди знали, что мистификация должна быть разоблачена. Нет ничего в ваших священных писаниях, но только потому, что они написаны на языке, который никто не понимает, они оставляют что-то на долю людского воображения.»

Даже священники могут не понимать то, что они декламируют, потому что санскрит изучается запоминанием, а не пониманием. А между запоминанием и пониманием - большая разница. Санскрит должен заучиваться, запоминаться, вы должны запомнить его. Он весь сосредоточен в памяти, а не в понимании. Вам не нужно беспокоиться о значениях, все, о чем вы должны думать, - это как пропеть.

И несомненно санскрит очень красивый язык, он напевный. Вы сможете запомнить песню намного легче, чем прозу той же длины. Стихотворение проще запоминается; поэтому все языки, которые изучаются запоминанием, столь поэтичны, они походят на песню и превосходно звучат. Значение? Вы и не спрашиваете о нем, потому что значение может быть так же глупо, как большинство сегодняшних газет, а может быть и хуже, ведь этой газете более пяти тысяч лет.

Когда поет брамин, вы будете заворожены его песнопением, он создает определенную атмосферу песни. Но в чем же смысл его пения? Может быть, строфа, которую он поет, - это молитва, возносимая к Богу: «Пожалуйста, спали урожай моего врага, а мой урожай пусть будет нетронутым во все времена. Пусть исчезнет молоко у коров моего соседа, и все молоко пусть окажется у моих коров». Когда вы поймете смысл, вы воскликнете: «Да это же чушь! Где же святость? Где религия? Это и есть религия?» — но нужно ли беспокоиться о значении.

Мулла, если вы послушаете его проповеди с башни его мечети... вы будете взволнованы его пением. Арабский язык поразительно захватывает, он обращается прямо к вашему сердцу. Он предназначен проникать именно туда, он не предназначается для вашего разума, вашего интеллекта. Он предназначен затрагивать ваши чувства, и он несомненно достигает своей цели.

Итак, когда вы слушаете арабский язык, вы будете взволнованы тем, что в нем есть что-то чрезвычайно красивое. Ну что ж, если звук приводит вас в волнение и восторг, что же говорить о смысле? Но пожалуйста, не спрашивайте о значении, потому что оно может оказаться настолько третьесортным и безобразным, что вы даже не поверите, как подобная чушь может произноситься на таком красивом языке.

Так что, знать священный язык людям не позволяется. Он только для священников - это их монополия.

Это и есть мистификация. Это создано для того, чтобы удовлетворить вас, ведь у вас забрали нечто чрезвычайно важное, — знак вопроса, — что сделало бы все существование тайной.

Они дают нечто взамен, игрушку для того, чтобы вы играли с ней. И у них готовы все ответы. Еще до того, как спросит ребенок, они уже начинают снабжать его ответами. Давайте посмотрим, как это делается. Если вопрос не задан, ответ не существенен.

И это именно то, что я собирался сказать вам. С самого моего детства мне начали давать ответы... ведь в джайнском храме всегда был специальный класс джайнизма, и каждый ребенок должен был посещать его, один час каждый вечер. Я отказался.

Я сказал своему отцу: «Во-первых, я не задавался такими вопросами, на которые они дают ответы. Это глупо. Когда у меня есть вопросы, я пойду и изучу их ответы, и попробую понять, правильны они или нет. В данный момент мне вообще не интересен вопрос. Кто создал мир? Боже мой! Мне это не интересно. Я знаю точно одно - я его не создавал».

Мой отец ответил: «Ты странный ребенок. Все дети в семье ходят, все дети соседей ходят, все ходят.»

Джайны старались жить по соседству, непосредственно рядом друг с другом. Меньшинство боится большинства, поэтому они старались быть поближе друг к другу, так безопаснее. Вот почему все дети ходили в храм, который был центром этого сообщества. И он тоже был защитой, иначе он в любой день был бы сожжен, если бы он стоял по соседству с индусами или мусульманами.

Становилось небезопасно: вы не можете ходить в свой собственный храм во время бунта. А были такие люди, которые не могли есть без посещения храма. Сначала они должны были пойти в храм и очиститься, а только затем поесть. Так что, джайны живут в маленькой части города или деревни со своим храмом посредине и окружают его всем своим сообществом.

«Все же ходят», - сказал мой отец.

Я сказал: «Они, может быть, имеют вопросы, или они идиоты. Я не идиот, и мне не о чем спрашивать, поэтому я просто отказываюсь туда ходить. И я знаю, что то, чему учит преподаватель детей, - абсолютная чушь.»

Тогда мой отец сказал: «Как ты это можешь доказать? Ты всегда меня просишь доказывать; теперь прошу я, как ты докажешь, что учитель говорит чушь?»

Я сказал: «Пойдем со мной».

Он вынужден был ходить во многие места по многу раз; и это был всего лишь аргумент, чтобы его привести. Когда мы пришли в школу, учитель говорил, что Махавира обладал тремя качествами: всемогуществом, всезнанием, вездесущностью. Я сказал: «Ты прослушал, теперь пойдем в храм». Класс находился рядом с храмом, помещение примыкало к храму. И я сказал: «Войдем в храм».

Он спросил: «Но зачем?»

Я сказал: «Идем, я тебе докажу.»

Вот что я сделал: я подошел к статуе Махавиры, взял ладду, - это индийская сладость, круглая сладость, почти как шарик, - и положил его на голову статуе, вскоре там уже сидели две крысы и поедали ладду. «Где же твой всемогущий Махавира. Я вот вижу крыс, бегающих по его голове».

Мой отец сказал: «Да ты просто невозможен. Ты это сделал только для того, чтобы доказать!»

Я сказал: «Что же еще делать? Как еще доказать? Ведь я не могу найти, где Махавира. Это его статуя. Это единственный Махавира, которого знаю я, знаете вы и знает учитель. Но он же вездесущ, значит он и сейчас находится здесь и видит крыс и то, что они с ним делают. Он мог бы убрать этих крыс и сбросить мое ладдо. Меня здесь не было. Я пришел, чтобы забрать тебя. Я сделал все приготовления. Теперь докажи мне, что этот человек вездесущ. Я же об этом не беспокоюсь - может быть, он и есть такой. Почему это меня должно беспокоить?»

Но до того, как ребенок начнет задавать вопросы, вы фаршируете его голову всевозможными ответами.

Это и есть основное и самое главное преступление всех религий.

Это и есть программирование, обуславливание.

Эти религии осуждают меня за то, что я обуславливаю людей, а я просто снимаю эту обусловленность.

Своею обусловленностью они просто наполнили ваш ум различными ответами. Я же просто устраняю эти ответы, чтобы вы могли найти свой вопрос. Они полностью скрыли вопрос, настолько полно, что вы забыли, что у вас вообще был какой-то вопрос.

На самом деле вы и не спрашивали. Вам не дается ни одного шанса познакомиться с вашим вопросом, с вашим вопрошающим разумом. Религии так боятся, что в один прекрасный день вы начнете задавать вопросы, - может быть лишь однажды, - и будет так сложно противостоять ответами вашему желанию, потому что вопрошающий разум вызовет сомнения; на их ответы он будет поднимать еще больше вопросов, да так, что вы даже и представить себе не можете.

Так что, самое лучшее - это совершить главное преступление: схватить ребенка, - и чем раньше, тем лучше, - и накормить его теологией, догмами, доктринами, катехизисами. Еще до того, как он даже осознает вопрос, он уже знает все ответы.

Если вы христианин, то откуда вы знаете, что существует троица? Что Бог-отец, Святой Дух и сын, все эти трое, обладают наивысшей монополией власти, что они доминируют в мире, что они являются настоящими диктаторами, — откуда вы это знаете? Это вам сказали. Может быть, вы забыли, кто вам это сказал? Это было вам сказано так рано, что если вы не пройдете глубже и дальше назад, то вы никогда не узнаете, кто был тот парень, который испортил ваш ум.

Дева родила... если вы не христианин, вы немедленно возразите: как могла дева дать жизнь ребенку? Но если вы христианин, вы просто не спросите об этом, только потому, что еще до того, как появилась ваша способность задавать вопросы, ответ был уже заложен в вас. Вас программируют так, как будто вы компьютер, — вас просто постоянно кормят ответами.

И если кто-нибудь скажет что-нибудь против христианства, вы готовы убить или быть убитыми за всю эту чушь, которую вы даже не в состоянии открыть в себе сами. А человек, который навязывает вам это, и сам не знает, что делает, ведь то же было проделано с ним.

И так на протяжении веков. Каждое поколение передает все глупости и предрассудки последующему, думая, что они помогают становиться вам умнее.

Как только вы становитесь знающими, двери мистицизма закрываются для вас.

Мистицизм означает взгляд на реальность без всякого предубеждения.

Поэтому-то я и говорю, что так называемые религии не могут быть по-настоящему мистическими; мистифицирующими - да, но не мистическими, потому что они не в состоянии выполнить самого главного условия для того, чтобы быть мистическими.

Нужно отбросить все ваше знание, все, что вы приняли на веру, должно быть выброшено в канаву.

Ничто не имеет цены в этой вере, так что не волнуйтесь; это не сокровище, это трагедия. Если вы сможете избавиться от этого, вы почувствуете облегчение, вы внезапно освободитесь от бремени, ваши глаза станут глазами ребенка.

Все это - слои знания: индуизм, христианство, ислам... Все это слои знания - и не имеет значения, кто совершил преступление против вас; все религии замешаны в этом, совершая одно и то же преступление. И потому что все они совершают одно преступление, никто не протестует.

Все человечество в их руках.

А если найдется такой человек, как я, протестующий, очевидно, что он будет осужден всеми, раскритикован всеми, - но останется без ответа. Никто никогда не дал мне ответа. С самого моего детства я все время спрашивал. Никто не ответил ни на один мой вопрос, — просто не было ответов. Когда вы поймете, что все ответы произвольны и придуманы людьми только для того, чтобы хорошо себя чувствовать...

Это похоже на мать, говорящую своему ребенку, который боится спать один: «Не волнуйся, Иисус с тобой. Ты можешь спать. Ты не один». Как может ребенок подумать, что мать обманывает его — его собственная мать? И мать не думает, что она обманывает; она верит в это. Ее мать отравила ее, и она проделывает то же самое со своим ребенком. Естественно, что же еще она может сделать?

Ребенок боится оставаться один, но он должен научиться оставаться один, спать один. Скоро он пойдет в школу, он должен научиться стоять самостоятельно. Да и как долго он будет цепляться за мамин фартук? Она нашла прекрасное оправдание для слов: «Если он начнет чувствовать присутствие Иисуса или Бога и пойдет спать...»

Ребенок действительно почувствует себя лучше и будет меньше бояться. Ничего не изменилось, - комната осталась та же, он один, в темноте, - но теперь появилось чувство удобства, теперь Иисус смотрит за ним, Бог смотрит на него, и Бог везде. Ведь его собственная мать так сказала, и отец, и священник, и учитель; не могут ведь все ошибаться. И Бог невидим, Его нельзя увидеть, но уверенность в облегчении приходит к ребенку.

Это именно то, что знание делает с вами. Оно освобождает вас от задавания вопросов, а ведь вопросы вызывают проблемы.

В этом мире вы не добьетесь ничего, если не будете рисковать чем-то ради этого. А Бога вы получаете так дешево, даже без вопросов. Ну и какую ценность может иметь этот Бог? Религия, которую вы приобрели, такая дешевая... Эта религия, этот Бог — всего лишь способы мистифицировать реальность, да так, что ваш вопрос остается подавленным.

Моя задача состоит в демистификации.

Может быть, поэтому и возник этот вопрос: «Какое место занимает мистицизм в моей религии?» Ведь я постоянно занят демистификацией. Задающий этот вопрос не различает разницы между мистицизмом и мистификацией. Он полагает, что это синонимы, в действительности они противоположны друг другу.

Именно мистификация ограничивает мистицизм в росте. И нет другого пути исключить это влияние, кроме полного разрушения и полного искоренения мистификации.

Теперь мне нет необходимости давать ответ на ваш вопрос. Есть ваш вопрос, и есть существование.

Кто я такой, чтобы вставать между вами и существованием?

Встаньте лицом к лицу с существованием.

Смотрите на восход солнца, на закат солнца.

И тогда у вас не будет никаких ответов, - вы будете только видеть, что происходит: грандиозно красивый закат солнца.

Вы будете ошеломлены. Вы будете петь, или танцевать, или рисовать, или просто лежать на траве и ничего не делать, только смотреть. И возникнет определенное общение между вами и закатом солнца.

Что-то становится совершенно ясным — это и есть мистицизм.

Вы ничего не знаете - и все же вы знаете все.

Есть такое знание, которое совсем не знает.

И есть неведение, которое знает все, потому что неведение невинно.

Я могу сказать вам, блаженны неведующие; но во второй части моего предложения я не скажу, что они унаследуют царствие Божье. Нет, иначе это будет мистификация. Я скажу: «Блаженны неведующие, поскольку им уже принадлежит царствие Божье, сейчас, здесь». Это не вопрос, унаследуют ли они когда-нибудь, где-нибудь, в какой-то жизни после смерти - это мистификация.

Мистицизм — это как наличные деньги.

Мистификация — это долговая расписка.

Никто не знает, сможете ли вы выплатить по этой расписке. Правительство может пасть, банк может обанкротиться. Только ли банки могут обанкротиться? И расплата по этой расписке будет только после смерти, таково условие. «В Бога мы верим... Богу доверяем». И папа обещает вам, что многое воздастся вам после смерти, — всегда после смерти. Они эксплуатируют людей таким простым способом, что каждый, имеющий хоть каплю разума, без труда заметит это.

Жизнь - это тайна.

Священные писания - мистификация. Писания мертвы.

А священники живут этими мертвыми писаниями.

По-настоящему подлинный человек живет своею жизнью, а не писаниями.

И благодаря лишь своей только жизни, интенсивной, полной, он окружен повсюду тайной. Каждое мгновение - тайна.

Вы можете попробовать ее на вкус, но невозможно свести ее к объективному знанию.

В этом и есть смысл тайны: и у вас есть определенный путь познания ее, понимания ее, но нет способа свести ее к знанию. Она никогда не становится знанием, она всегда остается пониманием.

У вас есть чувство понимания, но если кто-нибудь станет настаивать: «Ты знаешь, так дай мне ответ», - а вы честный, правдивый человек, то вы ответите: «У меня есть чувство понимания, осознавания, но у меня есть еще и то чувство, что его нельзя свести к знанию».

Вот почему Лао-цзы на протяжении всей своей жизни отказывался писать что-либо... по той очень простой причине, что в тот момент, когда вы пишете, получается что-то другое. Но почувствовать это может только тот, кто знаком с тайной.

И это не вопрос учености, ученый не может найти ничего неправильного у Лао-цзы. Конфуций был великим ученым во времена Лао-цзы, его современником. Мир знает Конфуция лучше, чем Лао-цзы, и это естественно: он был великим ученым и известным мудрецом. Великие императоры считали своим долгом просить у него совета. Император Китая, который был, наверное, величайшим императором тех дней, - ведь Китай всегда был сам по себе континентом, - назначил Конфуция премьер-министром, так чтобы он всегда был под рукой для советов.

Но когда Конфуций пришел к Лао-цзы, как вы думаете, что произошло? Он возвратился в полном упадке нервных сил. Лао-цзы был известен по крайней мере среди тех, кто искал. И когда ученики Конфуция узнали, что он пошел к Лао-цзы, они ждали снаружи, - Лао-цзы жил в пещере, в горах.

Конфуций не хотел никого брать с собой, так как знал странность и непредсказуемость этого человека. Как он поведет себя, что сделает, что скажет, никто не знал. И на глазах ваших учеников... он мог разрубить вас на кусочки. Поэтому сначала нужно пойти одному.

Итак, он сказал своим ученикам: «Вы ждите меня снаружи, а я пойду». Когда же он вернулся, он дрожал.

Ученики спросили: «Что случилось?»

Он ответил: «Отведите меня домой. Я не в себе. Этот человек - просто дракон, никогда не ходите к нему».

Что же произошло внутри пещеры? Ученики Лао-цзы были там, именно поэтому мы знаем, что случилось, иначе эта великая встреча была бы пропущена. Ученики Лао-цзы были тоже весьма потрясены, даже его ученики, потому что Конфуций был намного старше Лао-цзы, он был намного более известным и уважаемым. Кто знал Лао-цзы? Несколько человек.

И то, как Лао-цзы повел себя с Конфуцием, было просто оскорбительным. Но только не для Лао-цзы. Он был простым человеком, не высокомерным, не смиренным, просто чистым человеческим существом. И если это больно ранило, - его чистота, его невинность, его обыкновенность, - если это задело Конфуция, то что он мог поделать?

Если вы подойдете к зеркалу и зеркало покажет вам, что ваше лицо безобразно, то виновато ли в этом зеркало? Вы можете сделать одну вещь, вы можете избегать зеркал - никогда не смотреться в зеркало. Или вы можете создать зеркало, которое сделает вас красивым. Это возможно. Есть сотни типов зеркал — и вогнутые, и выпуклые, и еще Бог знает какие... Вы можете выглядеть длинными, вы можете выглядеть толстыми; вы можете выглядеть маленькими, вы можете выглядеть красивыми.

Может быть, те зеркала, которые имеете вы, обманывают вас. Может быть, те зеркала, которые выпускаются, созданы для того, чтобы утешить вас, — что вы выглядите красиво. В самом деле, женщина, стоящая у зеркала, забывает практически все. Очень трудно увести женщину от зеркала. Она все время смотрится в зеркало. Ведь должно же быть что-то в зеркале, иначе люди просто оказались бы невзрачными.

Ученики Лао-цзы спросили: «Что вы делали?»

Он ответил: «Я ничего не делал. Я просто отражал; это был мой отклик. Этот идиот думает, что он знает, а он всего лишь ученый. Ну, а что же я мог сделать, я всего лишь открыл ему, что знания - это чушь, и я сказал ему: "Вы вообще ничего не знаете"». И когда вы встречаетесь с таким человеком, как Лао-цзы, вы не можете быть нечестными - по крайней мере, перед ним.

Конфуций застыл, как статуя, как замороженный, потому что то, что сказал Лао-цзы, было правдой. «Ученость - это еще не знание. Ты цитируешь других, есть ли у тебя сказать что-нибудь свое?» И у Конфуция не оказалось сказать ничего своего. Он был великим ученым — мог цитировать все древние писания, - но свои ли? Он никогда не задумывался о том, что кто-нибудь спросит его: «Можете ли вы сказать что-нибудь свое?»

И когда Лао-цзы посмотрел на Конфуция, тот понял, что этого человека невозможно обмануть. Конфуций спросил его о чем-то, но Лао-цзы ответил:» Я ничего не знаю».

Тогда Конфуций спросил: «Что случается после смерти?»

И Лао-цзы вспыхнул: «Опять! Да избавишься ли ты от своей глупости или нет? Ты живешь - можешь ли ты сказать, что такое жизнь? Ты живешь - можешь ли ты свести опыт своей жизни к точным знаниям и дать определение того, что такое жизнь? И помни, что ты жив, и поэтому должен знать».

«Ты не знаешь жизни, пока ты жив, а беспокоишься о смерти! У тебя будет достаточно времени в могиле. В данный момент ты только можешь рассуждать о том, что такое смерть. А сейчас, живи! И не будь равнодушным».

Многие люди живут как тусклые светильники. Они становятся все тусклее и тусклее. Они не умирают, они просто тускнеют, просто увядают. Смерть наступает только для немногих, которые действительно жили и жили по-настоящему. Они знают различие между жизнью и смертью, потому что они знают вкус жизни, и опыт этой жизни дает им право вкусить и смерть тоже. И только потому, что они знают жизнь, они знают смерть. Если, живя, вы упускаете жизнь, то, умирая, вы пропустите и смерть.

«И ты теряешь зря время, просто уходи и живи! - сказал Лао-цзы Конфуцию. - И однажды, ты умрешь. Не беспокойся: я никогда не слышал ни о ком, кто бы жил вечно. Смерть не различает, великий ли ты ученый или премьер-министр. Ты умрешь, и это самое большее, что я могу предсказать. Все остальное непредсказуемо, только это можно предсказать с точностью - ты умрешь. И в своей могиле тихо думай о том, что есть смерть».

Конфуций дрожал. Император тоже спросил его: «Ты был у Лао-цзы - что же случилось?»

Конфуций ответил: « Именно то, чего я больше всего боялся. Он выставил меня таким глупым, что даже спустя сорок восемь часов я все еще дрожу. Я все еще боюсь лица этого человека, — вот уже две ночи мне снятся кошмары! Этот человек преследует меня, и, кажется, будет преследовать меня повсюду. У него такие глаза, что пронзают вас насквозь». Он сказал: «Одно я могу вам посоветовать: и не думайте встречаться с этим человеком. Он дракон, он не человек».

Мистицизм — это осознавание жизни без знания, стоящего между вами и жизнью.

Но вы все время живете, как бы беря жизнь взаймы, как будто живет кто-то другой. Вы походите на зомби, лунатика, сомнамбулу. И все это создано религиями.

Беда состоит в том, что люди думают, что религии были великим благословением для мира; а все как раз наоборот - они самое большое пятно на человечестве. Они уничтожили все, что было живо в вас, и заменили это чем-то мертвым.

Ваш вопрос - это жизненное явление.

Ваше сомнение было вашим дыханием, биением вашего сердца.

Но вам сказали: «Не сомневайтесь - иначе вы будете страдать».

Мой отец иногда говорил мне: «Я беспокоюсь за тебя. Ты говоришь такие вещи против религии, Бога, царствия небесного и других доктрин, что я беспокоюсь, ты можешь пострадать за это».

Я отвечал ему: «Я готов, но пока этих страданий нет, позволь мне жить своей жизнью, у меня не будет недовольства, я не буду жаловаться. На самом деле, мне следует беспокоиться за тебя, потому что все эти знания - это фокус-покус; и ты думаешь, что этот кораблик, сделанный из бумаги, способен перевезти тебя к дальнему берегу. Я говорю тебе, ты утонешь».

«Я сначала попытаюсь плыть, - я не завишу ни от какого бумажного кораблика. Если я утону, очень хорошо. Никто за это больше не отвечает, и я не жалуюсь. Я люблю жизнь. Мне нравится отрицать все поддельное и заимствованное. Мне нравится быть самим собой. И если это награда, которую реальность дает подлинному человеку, я с благодарностью приму ее».

«Но что же будет с тобой, когда твой кораблик, -сделанный из бумаги, из чистой бумаги, из святых писаний, - начнет тонуть? Ты упустил свою жизнь. Ты не можешь чувствовать благодарности, потому что за что тебе быть благодарным? Жизнь, единственное, что могло заставить тебя быть благодарными, утекла у тебя между пальцев, и сейчас ты тонешь и ты не знаешь, как плавать, потому что ты никогда не сомневался в своем кораблике. Я же имею все шансы доплыть до другого берега, если я умею плавать».

Мой отец сам по себе был хорошим пловцом. И сам я так любил плавать, что в случае, если моей семье нужно было найти меня, им следовало пойти на берег реки и поискать меня там. Я пропадал там по четыре-пять часов в день. Иногда, время от времени, мы ходили на реку вдвоем. Я, бывало, приглашал его, особенно в сезон дождей.

А он говорил: «Не делай этого», — потому что в сезон дождей вода в реке поднимается. Она неожиданно становилась такой широкой, такой большой, несмотря на то, что в другое время это была очень маленькая река.

Летом невозможно было представить себе, насколько большой она становилась - она становилась шире по крайней мере в сотни раз, - шириной в мили. И течение было настолько сильным, что если бы я захотел пересечь реку, - а мне приходилось пересекать ее много раз в сезон дождей, - она уносила меня на две или три мили вниз по течению. Только тогда я мог достичь другого берега. Напрямую было просто невозможно. Течение было настолько сильным, что меня сносило по меньшей мере мили на три».

Но я говорил: «Я сумею, а ты намного сильнее меня и лучше меня плаваешь. Я же еще ребенок. Ты сильный человек, и ты тоже можешь справиться». Только один раз он пошел со мной, да и то потому, что я создал ситуацию, когда ему пришлось пойти.

Моя сестра вышла замуж, и ее муж пришел навестить нас. Он был борцом, чемпионом университета по борьбе. Все смеялись в университете, так как, когда я поступил в университет, - это был его последний год, год получения звания магистра гуманитарных наук, - я поселился в его комнате. Шутка состояла в том, что мы были двумя чемпионами... Я был чемпионом по диспутам, а он по борьбе.

Всех же беспокоило, как мы уживаемся, ведь я постоянно спорил, а он знал только один аргумент: борьбу. Он был принят в университет и сдал все экзамены, но это совсем не означало, что он их сдал... Университету было выгодно оставить его учиться, потому что он был чемпионом всей Индии. Чемпионы ценятся; они поднимают популярность университета.

Он даже не знал, по каким предметам он сдавал экзамены. С утра до вечера он занимался борьбой; он постоянно боролся с людьми и со своим учителем. Он действительно был превосходным борцом, я видел, как он борется. Он, в конце концов, стал нашим санньясином, но, к сожалению, умер очень рано. Он не дожил до пятидесяти пяти лет.

Мы вернулись вместе из университета, и я спросил отца: «Сегодня мы оба идем купаться. Он так же хорошо плавает, как дерется. Ты должен пойти вместе с нами». Он не мог отказать своему зятю, это бы выглядело так, как будто он испугался. И зять ничего не мог сказать, ведь тесть идет, человек намного старше его. Я был очень молод, а он был чемпионом Индии; как он мог показать, что испугался.

Когда он увидел реку, он спросил: «Мы действительно собираемся ее переплыть?»

Я сказал: «Конечно».

Моя мама пыталась помешать нам; моя сестра пыталась помешать своему мужу, но я был всей душой «за». Я сказал: «Такого шанса нам не выпадет никогда; давайте посмотрим, что произойдет. Самое страшное, что может произойти, нас может унести течением на три-четыре мили вниз, и нам предстоит пройти эти четыре мили вверх, чтобы вернуться». Так что, когда я прыгнул, они вынуждены были прыгать за мной. Было страшно - течение было настолько сильным, что мой шурин сказал: «Было бы намного лучше, если бы я заранее сказал, что боюсь; теперь вернуть назад невозможно. Мы как раз на середине, и у меня нет никакой надежды достичь другого берега».

Мой отец сказал: «Я всегда знал, что этот мальчишка однажды создаст неприятности для всех».

Но я сказал: «Когда мы проплывем половину, это будет достаточным доказательством: мы можем проплыть оставшуюся половину, поскольку первую половину уже прошли». Много раз они пытались повернуть назад, но я говорил: «Вы, должно быть, сошли с ума, ведь чтобы вернуться, нужно проплыть то же расстояние. И всю оставшуюся жизнь вас будут звать трусами. Что за причина поворачивать прямо сейчас? За то же время, с той же энергией мы доплывем до другого берега. Даже если вы повернете, я доплыву».

Это отбило у них охоту; они почувствовали: «Если он так будет продолжать и достигнет другого берега, — а он это явно сделает, потому что он равномерно продвигается, - а мы повернем назад, он по всему городу распространит слух: «Вот, посмотрите, это чемпион всей Индии по борьбе и мой отец, плавающий всю жизнь. Они оба повернули с середины реки, оставив маленького ребенка одного на другой стороне».

«Ну что, — сказали они, - что бы ни случилось, даже если мы и погибнем, нам ничего другого не осталось, как плыть за ним. Он не повернет назад». Мой отец сказал своему зятю: «Ты его еще не знаешь, он не из тех, что возвращаются. Он скорее умрет, - и мы умрем вместе с ним! Мы навлекли на себя ненужные неприятности. Я опасался этого много лет, и только из-за тебя я согласился».

Мой шурин сказал: «И я согласился из-за вас. Он сыграл с нами шутку».

Но в конце концов мы добрались до другого берега, и я сказал: «Ну, что вы теперь скажете? Всего-то нужно лишь немного смелости, немного готовности к риску и неизвестности... А вы еще пытались повернуть назад, по той же самой дистанции, - но уже известной. Этот берег вам хорошо знаком, и вы подумали, что, может быть, вам будет легче, а ту сторону вы не знаете. Неизвестность вас пугает, иначе чем же она отличается?»

Мы достигли другого берега. Мы прошли три или четыре мили вверх, они не выразили желания переплыть назад, потому что им тогда пришлось бы пройти еще четыре мили. Они сказали: «Идти еще четыре мили? Это нас убьет. Мы пойдем и поищем лодку, чтобы переправиться на другой берег!» - так как именно там было место, от которого отправлялась лодка, перевозившая пассажиров с одного берега на другой».

Они сказали: «Теперь все, что ты хочешь делать, можешь делать. Если ты хочешь, можешь пройти четыре мили; мы не пойдем. Мы решили, - мы оба решили, - пусть люди назовут нас трусами, что бы ни случилось, пусть».

Я сказал: «Нет, я не пойду рассказывать о вас, и я не пройду эти четыре мили только для того, чтобы доказать, что вы трусы. Я так обычно делаю: я раздеваюсь, иду вверх по течению четыре мили, а затем плыву до того места, где я оставил одежду. Но сейчас я не буду так делать, это было бы слишком».

«Я уже сделал значительно больше, чем положено для сына; я больше не буду этого делать. Но запомните одну вещь: лучше быть готовым плыть, чем ждать лодку, которая ненадежна; лучше довериться своим собственным рукам, чем полагаться на чьи-либо знания, которые могут быть всего лишь придуманными умными людьми».

Мистицизм не нуждается в специальной квалификации, кроме обыкновенного открытого ума.

Вы не индус, вы не мусульманин, вы не джайна, вы не буддист - вы просто являетесь самими собой.

А теперь посмотрите - в жизни нет ни одного ответа.

Все ответы - мистификация.

Жизнь можно прожить, можно полюбить, можно протанцевать, можно пропить, можно попробовать на вкус.

Вы можете сделать со своей жизнью так много.

Просто перестаньте угасать.

Жить нужно не понемногу, а по-настоящему горячо!

И жизнь немедленно станет тайной.

Моя религия - это чистый мистицизм.

Бхагаван,

Многое из того, что когда-то давало человеку чувство принадлежности, исчезает: племя, семья, брак, даже дружба. Что же происходит? Что же произойдет дальше?

То, что происходит, обычно имеет свойство действительно прекрасного и по-настоящему великого.

Да, действительно род исчезает. Исчезает семья, исчезает брак, исчезает дружба... и очень хорошо - потому что это оставляет вас наедине с собой.

Человек племени, рода, - это всего лишь единица племени. Этот человек самый примитивный, самый неразвитый, походящий более на животное, чем на человека. Он живет только как единица племени. Это хорошо, что племена исчезли. Исчезновение племени создало семью.

На том этапе создание семьи было большим достижением; племя было большим образованием; семья была маленькой единицей. В семье у вас больше, чем в племени. Племя было очень диктаторским и очень сильным образованием. Глава, вождь племени был всесилен, он даже мог вас убить. До сих пор сохранились несколько племен в очень малоразвитых странах. В Индии есть несколько племен аборигенов.

Я сам был в таких племенах. Я устроился работать профессором в Райпуре именно потому, что недалеко от Райпура было самое ближайшее и самое примитивное племя в Индии - в Бастаре. Люди там до сих пор ходят голыми и едят сырое мясо. Возможно, эти люди находятся на рубеже того времени, когда огонь еще не был известен, и поэтому они едят сырое мясо.

Они очень примитивны, невинны; но в том, что касается племени, его правил и традиций, они абсолютно ортодоксальны. Ни у кого не возникает даже мысли о бунте против племени. Такой человек будет немедленно убит, принесен в жертву богу, потому что любой, кто выступает против племени, сердит бога, ~ а племя не может допустить, чтобы бог сердился.

Племя живет по традициям, созданным богом. Они не имеют священных писаний, они не знают письма; так что священник, который является так же и вождем племени, имеет всю власть. Невозможно в племени бунтовать и одновременно остаться в живых.

Невозможно убежать, так как за пределами племени вас и подавно никто не примет. Они не знают никакого языка, на котором говорят за пределами их племени, они не одеты... Они обертываются небольшим клочком одежды только раз в году на двадцать шестое января, когда небольшой группой отправляются в Дели, чтобы принять участие в праздновании Дня Республики, дня, когда Индия стала республикой.

Эта небольшая группа обучается говорить немного на хинди и носить одежду: «И не будьте раздетыми в Дели, особенно, когда вы проходите перед президентом и премьер-министром и всеми послами и гостями со всего мира. По крайней мере, в это время вы должны быть как следует одетыми». И только маленькая группа специально обучается. Каждый год ездит одна и та же группа, потому что никто не хочет связываться с этим.

Они жили так близко от Райпура, что я часто посещал их - только для того, чтобы понаблюдать, как племя содержит этих людей. И держало оно их очень крепко, так как не оставляло шансов на мятеж. Вы можете покинуть племя, но вы не можете жить за его пределами. Все, что вы знаете, - это как жить в племени. Если вы будете пойманы за съедением сырого мяса, - а они просто убивают животное и начинают его есть, - вас сразу же заберут в полицию. Без одежды вы никуда не уйдете, - вы будете немедленно пойманы.

Они не знают никакого языка и никаких ремесел. Все, что они знают, полезно только в пределах племени. Ну, например, определенный танец, или игра на барабанах; но эти навыки нигде больше не используются, кроме как в племени. Так что никто не может самостоятельно покинуть племя, передвижение просто невозможно.

А жизнь внутри племени и против племени и его законов просто невозможна. В тот момент, когда вождь находит это нужным, он приносит жертву богу. И все племя собирается вместе, танцует, производит невероятный шум, - разводит жертвенный огонь. И человека кидают в огонь, как жертву богу.

Племя было коллективным умом.

Оно все еще существует в вашем коллективном бессознательном.

Создание семьи было шагом вперед в то время, потому что она делала вас частью маленькой единицы и предоставляла вам немного свободы. И ваша семья стала вашей защитой. В наше время и семья исчезает, потому что то, что защищает вас с одной стороны, становится ограничением с другой.

Это похоже на тот случай, когда вы посадили маленькое растение и поставили вокруг него забор для защиты. Но не забудьте убрать его, когда дерево вырастет, иначе забор не позволит дереву расти дальше. Когда вы ставите забор, дерево с палец толщиной; и поэтому вы ставите маленький забор, чтобы защитить его от зверей и от детей. Но когда дерево начинает разрастаться в ширину, тогда забор, который защищал его, теперь мешает, вам нужно убрать его.

Это время пришло.

Семья больше не защищает.

Она мешает.

Она была большим шагом от племени.

Теперь надо сделать еще один шаг:

От семьи к коммуне.

Коммуна может дать ту свободу, которая вам нужна, а также и необходимую защиту - без всяких ограничений.

Поэтому я говорю, что хорошо, что исчезло племя и исчезает семья.

Да, нам будет недоставать ее, потому что мы к ней привыкли; все это привычки. Нам будет не хватать и папы, и мамы, но только на период адаптации. Когда коммуны установятся по всему миру, вы будете несомненно удивлены, что нашли столько родственников, а потеряли вы всего лишь маму и папу. Какой же выигрыш!

Иметь отца и мать становится психологически опасно, ведь если ребенок рождается мальчиком, он начинает повторять поведение отца, а если девочкой, то копирует поведение матери, - и возникает огромная психологическая проблема.

Девочка повторяет поведение матери, но одновременно она ее ненавидит, ведь она женщина и любит отца. И это абсолютно, биологически обоснованный, научно доказанный факт: девочка любит отца и ненавидит мать. Ведь девочка не может подражать отцу, она девочка и стремится подражать матери.

Мальчик любит мать, потому что он мужчина, а она женщина, и первая женщина в его жизни. Он любит мать и ненавидит отца. Он ревнует мать к отцу, потому что они любят друг друга, он не может их разлучить. Маленькие дети демонстрируют это во многих своих поступках. Если мама и папа спят в кровати, ребенок придет и ляжет спать между ними. Это не потому, что он любит их обоих. Нет он разъединяет их: «Уходи!»

Девочка так же ревнует отца к матери. Она бы хотела занять мамино место и быть возлюбленной отца. И это касается не только детей. Если отец уделяет слишком много любви и внимания дочери, мать немедленно начинает препятствовать этому. Если мать слишком любит своего сына, отец начинает чувствовать себя заброшенным.

Но отец и мать не вечны, скоро они уйдут. Но они оставят целую психологическую проблему в человеке.

Теперь девочка будет ненавидеть свою мать всю жизнь, и если встретится на ее пути кто-нибудь, похожий на мать, она будет ненавидеть и ее. И что самое странное, она будет вести себя точь-в-точь как ее мать, и будет ненавидеть и себя тоже. Она будет видеть свое лицо в зеркале и будет вспоминать о своей матери. Она будет смотреть на свое поведение и будет вспоминать свою мать. То же самое происходит и с мальчиком. Этот комплекс порождает почти пятьдесят процентов психических заболеваний у мужчин и женщин по всему миру. Коммуна будет состоять из полностью психически здоровых людей. И это возможно только в коммуне, потому что ребенок, конечно же, будет иметь и отца, и мать, но не будет под опекой родителей. Он будет ходить по всей коммуне, и все взрослые мужчины, по возрасту годящиеся ему в отцы, будут его дядями, и замечательными дядями. Отец всегда немного неприятен, только потому, что он отец. Он человек сильный и может показать свою силу; он должен воспитывать ребенка. То же самое справедливо и для матери; она должна воспитывать девочку. Она беспокоится о том, на кого будет походить девочка, если ее не подгонять под определенный идеал, устраивающий общество, - из любви, с добрыми намерениями... Но дядя ничего не станет навязывать.

И когда вокруг столько много разных людей, происходит одна удивительная вещь: вы не несете в своем сознании образ одного человека.

Мальчик несет в своем сознании образ матери: он предпочтет себе в жены женщину, похожую на мать. Ну а где же вы найдете свою мать? Он влюбится в женщину, похожую на мать, но сходство не сработает. Людей привлекают странные вещи: цвет волос, походка женщины, цвет ее глаз, длина ее носа, тип лица. Если есть сходство... но только что-нибудь одно будет похоже, а как же все остальное?

Так вы влюбились в сходство. Но ведь вы же влюбились в целого человека, а не в то, как она ходит. Она будет и готовить, но это будет не та еда, которую готовила мать. Затем вы узнаете, что походка вам не поможет. Она и визжит, она и кричит. И ведет себя она не так, как мать. Она ваша жена, почему она не ведет себя так, как мать? Она не приходит посидеть над своим ребенком.

Она тоже выбрала себе мужа потому, что вы похожи на ее отца, - длина вашего носа, длина ваших ушей, - она в вас влюбилась. Что же теперь делать с вашими ушами? Как долго она будет забавляться вашими ушами? А вам это будет не нравиться: «Что такое? Я же не только уши, я целый человек!» Но этого целого человека она не хотела.

Эта проблема существует, потому что мальчик имеет идеал женщины, и эта женщина - его мать, а девочка имеет идеал мужчины, и этот мужчина - ее отец.

Вот почему все любовные романы заканчиваются неудачами.

Ни один роман не удался, потому что основная психология против такого успеха.

Так что единственный успешный любовный роман - это только тот, что существует лишь в воображении и никогда не претворяется в жизнь. Великие влюбленные всего мира: Лейла и Меджнун, Ромео и Джульетта, Фархад и Ширин, Сони и Махивал - это великие влюбленные, истории любви которых запомнил весь мир. Но если бы они поженились, все кончено; их любовную историю никто никогда не услышал бы. Ведь они не могут воплотить свои отношения в реальность, они существуют только в их воображении. Общество и родители или что-то другое встало бы между ними, и они вынуждены были бы расстаться, разделиться. Любовь разгорается, потому что она существует только в воображении.

В фантазиях не бывает проблем. Вы создаете себе возлюбленного, такого, какого хотите. И теперь, в фантазии, ваш возлюбленный не сможет сказать: «Нет! Я буду курить». Если вы хотите, чтобы он курил, он будет курить; если не хотите, он не будет.

Но настоящий муж будет курить, даже если вы скажете, что он не должен курить, что дым плохо пахнет, и что вы не ляжете с ним в постель, если он будет курить. И чем больше вы будете настаивать, тем больше он будет сопротивляться: «Пошла ты к черту, спи где хочешь!»

Его сигарета намного важнее, чем вы. Она многое для него значит, так как дает ему поддержку, помощь, дружбу, компанию - тысячи вещей в одной сигарете. И что может сделать женщина? Так что, если бы ему пришлось выбирать, он бы предпочел сигарету, а не женщину. В вашем воображении вы можете устроить все так, как вам хочется.

Так же и мужчина придумывает себе женщину: в его фантазиях она не потеет, ей не нужен дезодорант. В его воображении у нее не может болеть горло, его фантазии не опускаются до горла, фантазии витают в голове. И это только ваша окраска, так что в какой цвет вы выберете, в такой и раскрасите. И нет никаких проблем. Нет никакого сопротивления, какой цвет предпочесть: «Я не желаю брать этот цвет» или «Я не хочу надевать это сари».

Так что все хорошо известные в мире любовные романы никогда не существовали. Все другие романы... что же происходит с ними? Никого это не беспокоит. В каждой любовной истории, когда влюбленные женятся, последняя строчка звучит так: «А затем они жили в мире и счастье». Это даже странно, каждые влюбленные в каждой истории живут долго и счастливо? На самом деле после этого и начинается настоящая жизнь! До этого была история полета фантазии.

И очень хорошо, что семья исчезает.

А с ней исчезнут и нации, потому что семья - это единица нации.

Я невероятно счастлив, когда вижу, как исчезает семья, потому что я знаю: за ней уйдет и нация. С ней уйдут так называемые религии, ведь это семья навязывает вам религию, национальность и все остальное. Если уйдет семья, кто будет вам навязывать христианство, индуизм, кто будет настаивать, что вы американец, что вы орегонец?

С исчезновением семьи исчезнут большинство психических заболеваний и большинство политических безумий. Вы будете счастливы тем, что это все исчезло.

Брак — это изобретение против природы.

Он достаточно помучил человека, но было время, когда так было нужно. Брак был нужен, потому что были власть имущие люди и были более слабые, подчиненные люди. Власть имущие забирали всех красивых женщин себе, а подчиненные оставались без жен. Их биологические потребности оставались неудовлетворенными. Так что брак был изобретен слабыми людьми. Слабые люди собрались вместе, должны были собраться вместе и решить, потому что когда слабых много, сильный перестает быть сильным. Он силен против одного человека, он слаб против массы слабых людей.

Слабые люди собрались вместе и провозгласили: «Один человек, одна жена», - потому что в такой пропорции и рождаются дети. Это было насилие слабых над сильными, с другой стороны, это было ограничение, потому что сильные забирали всех красивых женщин в гарем, оставляя ни с чем слабых. Положение было не из легких. Помогла семья, и появились моногамные семьи. Это было очень важно, так что слабые теперь не были обделены в сексуальном смысле.

Но теперь семья больше не нужна, теперь это подделка. Теперь есть возможность выбора у мужчины и у женщины, им не нужно больше зависеть друг от друга. Женщина может не иметь детей. Женщина может нанять другую женщину, чтобы та выращивала ее ребенка в своем чреве, или она может завести ребенка в пробирке.

Секс и дети не связаны больше друг с другом.

Можно заниматься сексом, но это не означает, что придется из-за этого страдать еще и от детей.

Теперь семья абсолютно не в духе времени.

Будущее за коммуной.

Коммуна - это много независимых индивидуальностей, не принадлежащих друг другу так, как это было в старых семье, племени, религии, нации, расе - нет. Они связаны друг с другом только одним способом: они все независимы. Они уважают вашу независимость, того же они ожидают и от вас: уважения их независимости.

Это единственная связь, единственная дружба, единственная цементирующая сила в коммуне: мы уважаем независимость, индивидуальность друг друга. Абсолютно принимается, уважается образ жизни, стиль жизни другого человека.

Единственное условие заключается в том, что никому не дозволяется ни под каким видом вмешиваться в жизнь кого-либо другого.

Поэтому это хорошо, что все это мертвое прошлое исчезает и освобождает нас для создания нового человека, нового человечества, нового мира.