Любовь сердцем или по принуждению

А в глубине души почти каждый хранит идею, что любить нашу персону надо бы не корыстным образом за что-то, а просто так – безусловно. Задумайтесь, можем ли мы любить просто так? И как это вообще – «просто так»? Просто – ни за что, независимо от условий и обстоятельств, личных качеств и достижений, как бы человек ни блажил, как бы по-свински себя не вел. Умеете вы так любить? И разве такая безусловная любовь может быть нацелена на конкретного человека?

Если любовь перестает зависеть от условий и обстоятельств, она лишается и привязанности к конкретному объекту и становится любовью «вообще» – без целей и умыслов – такое вот неприхотливое и «неразборчивое» чувство, которое, словно пространство тихо и безропотно принимает все, что в нем происходит.

Как я это вижу, то, что безусловной любовью называют – это даже не какое-то конкретное чувство, направленное на объекты, а естественное свойство самого сознания, которое свободно проявляется, когда в жизни здесь и сейчас не возникает необходимости что-то подавлять, или как-то компенсировать. Это – чистое приятие, свойство созерцательного сознания, свободно проводящего через себя все впечатления.

А до тех пор, пока механизмы психологической защиты – подавление и компенсация обороняют личность от реальности, наш комфорт и наша любовь становятся жестко привязанными к конкретным условиям и обстоятельствам. Проще говоря, не умеем мы любить просто так! Даже младенцев. Мать любит свое дитя весьма конкретно и вполне себе «корыстно» за те самые качества, которые в нем замечает. И это – совершенно нормально. Но иррациональные чувства с такой логикой не согласны. Для них эта психическая прагматичность выглядит холодным, неприемлемым эгоизмом, словно окружающим только и остается, как утилитарно использовать нашу персону в своих корыстных интересах.

Примеры

Мы верим, что друзья и близкие должны любить просто так. А когда замечаем, что любят нас не такой вот «святой» любовью, а себе на пользу за наши конкретные поступки, качества и возможности, тут же распознаем чужой эгоизм и жадность! В отношениях требование любви становится острейшей проблемой. Наивные партнеры для того в отношения и вступают, чтобы хоть здесь их персону одобрительно принимали и ублажали, как «следует» – всецело и безусловно. Сама «любовь» при таком раскладе принимается за обязанность холить и лелеять. Вроде как, «раз любишь, то обязан…»

Во время романтического, «конфетно-букетного» периода этот напор притязаний может поощряться, вводя партнеров в заблуждение, будто детская мечта, наконец, удовлетворяется. Но, как только страсти стихают, все чрезмерные посягательства на личную свободу вызывают лишь отторжение.

Эта же глубоко засевшая детская потребность в халявной любви побуждает гнуть пальцы и всеми силами раздувать чувство собственной важности, чтобы люди любили и уважали, как есть – за даром, словно наша персона – такой вот прекрасный, заслуживающий всех благ младенец, которому, когда не любят, только и остается, как горько плакать, чтобы привлечь внимание взрослого мира к происходящей «несправедливости». Иногда такая вот личная трагедия раздувается до масштабов, охватывающих всю жизнь.

Инфантильная несамостоятельность, беспомощность и жалость к себе – еще один пласт проблем, с которыми сталкиваются из страха потерять право на беспричинную любовь и поддержку. Как же, ведь если самостоятельно справляться с трудностями без жалоб и нытья, окружающие увидят и поймут, что наша персона – в порядке и в помощи не нуждается. А потому надо изо всех сил обиженно изображать, как все плохо, чтобы другие заметили эту страшную несправедливость и бросились поддерживать и жалеть. И самая больная, вечно кровоточащая рана общества, под названием «неуверенность в себе» есть ни что иное, как страх понимания, что любить нашу «прекрасную» персону не за что. А потому, ничего кроме утилизации она и не заслуживает. Плачь, хоть до посинения. Я говорю сейчас даже не столько о реалиях, сколько о логике нашего бессознательного, приравнивающего чужое неодобрение к смертельной угрозе.

Как ни раздувай собственную важность, пытаясь доказать, что ты не верблюд, все эти меры по прикрытию признаков личной коренной «дефектности» от «болезни» не лечат, а всего лишь маскируют ее фальшивой образиной, призванной убедить всех, а главное – себя, что все «ОК» и любви наша «прелесть» заслуживает.

«Выгода»

Удивительным образом в долг любви могут верить всю жизнь, не получая ни одного реального подтверждения срабатывания этой манипуляции. Да, «выгодные» стороны тут есть. И если уж любовь требовать, то хотя бы со знанием дела, понимая, что происходит и какими последствиями чревато. Можно упрашивать, взывать к состраданию и получить в ответ уничижительную жалость. Можно давить на слабость, ревновать, обвинять, морализировать и вызвать у оппонента вину и стыд. Можно агрессивно давить и получить вынужденное согласие со своими требованиями. А чаще всего такие меры приводят к ответной неприязни и отторжению.

И никакой реальной любви в обязательном порядке не случается. Обязанность искренне любить – это оксюморон. «Любовь» по принуждению – не любовь, а психологическое насилие. Понимание, что вынужденной любви не бывает не решает всех проблем, но может подрубить корни невротичности и распутать отдельные узелки личной «кармы». Упоминая «выгодные» стороны долга любви, я опустил главную, чтобы на ней отдельно акцентироваться. Без этой выгоды вся поддельная «конструкция» не была бы такой прочной и долговечной. Дело в том, что, когда оппонент и сам верит в повинность любви, он способен выдать как раз тот самый эффект, который и создает ложное чувство, будто любовь в силу долга не только возможна, но и должна быть.

Обманщик, пытаясь выглядеть лучше, чем он есть, имитирует образ мастера, словно актер в кино, постепенно вживаясь в роль.

Он знает, чего от него ждут, знает, каким «должен» быть, и со знанием дела приступает к своей лживой роли. Когда его игру принимают всерьез, он и сам склонен поверить, что его показная имитация светлых чувств – и есть настоящая любовь! То же самое практикует любой идеалист, подчинившийся духовной, или общественной морали, – играет свою роль, побуждая окружающих верить в искренность его «заказной» любви, чем поддерживает и укрепляет картину общественного невроза. «И не дай Бог проколоться!» Ведь тогда все поймут, что никакой любви в нем нет, и поэтому он – якобы «плохой» человек. А что еще остается под напором давления искусственных идеалов? Остается лишь врать, изображая любовь, благородство, доброту, щедрость. А потом с этим поведением свыкаешься и начинаешь верить, что это и есть любовь.

Но реальные чувства никуда не уходят, а продолжают давить и невпопад прорываться на поверхность, подрывая лживую постановку. И начинается внутренний конфликт – невротичные метания, где долг «правильных», обязательных качеств конкурирует с реальными, естественными чувствами. Если побеждают искусственные требования, то человек наглухо подавляет свои живые чувства и желания, и начинается отчуждение от себя, приводящее к глухой депрессии. Жизнь делается бесцветной и мрачной. Если побеждают желания, идеалист принимается себя истязать за слабость и безвольность.

Представьте себе ангела с картонными крыльями и проволочным нимбом, пытающегося убедить окружающих и себя, что все его ангельские атрибуты – настоящие. А другие подыгрывают – дескать, «да, вы хороший человек. И я тоже. Мы – лучше тех других, кто этот маскарад не носит».

Искусственное и естественное

Нас не любят не из вредности и личной прихоти. Мы не любим, не потому, что «плохие». Чувства – спонтанны и естественны. Можно их подавлять, можно практиковать какие-нибудь аффирмации, пытаясь себе внушить то, к чему склонности нет, но глубинные переживания и убеждения все равно прорвутся. Никто нас любить не обязан. А главное, не обязаны любить и мы. Позволять себе право на честные, реальные чувства – все равно, что дышать свежим воздухом, вместо удушливого смрада из красиво декорированного противогаза.

Парадокс в том, что именно требования душат то, что рождается и живет естественным образом. Искусственное неизбежно подавляет естественное. Реальные, искренние чувства – спонтанны, диктату не поддаются, и проявляются сами именно там, где над ними не совершается насилие долгом морали и нравственности. Там, где есть шанс на реальную любовь, обязанность и долг любить, этот шанс убивают. Хотите любви? Будьте честными и создавайте условия для ее роста. Устраивает лживая имитация? Тогда, продолжайте требовать, давить на совесть, или жалостливо умасливать. Но потом не жалуйтесь на отчуждение партнера. И не удивляйтесь, что вас принимают за капризное дитя с дрянным характером.

Почти никто не додумывается подвергнуть собственные требования реалистичности. От психолога здесь требуется, прежде всего, самому не быть подверженным искусственным идеалам, уметь эту ложь различать, и самое сложное – вытаскивать самообман клиента на поверхность и наглядно отображать.

Без драгоценного права на беспричинную любовь сама жизнь может показаться лишенным праздничного волшебства, холодным и мрачным хаосом. Это – эхо наших детских страхов. Мы привыкли получать внимание и любовь по требованию, вероятно, пока орали в люльке, привлекая внимание родителей. Быть ответственным, душевно взрослым человеком – нелегко. Но вторичные выгоды инфантильных притязаний порой обходятся, куда дороже.