Зоология

Сколько себя помню, рядом всегда были собаки и кошки. Этот тёпло-грустный взгляд, пронзительно-потустороннее движение мохнатой пластики на фоне городского скученного оледенения, ненавязчивый симбиоз полудикой природы, архаической памяти и грязно-горячего асфальтового полотна, зацелованного безразличием пыльных подошв с лакированным выражением лица; это краткое утешение для усталой ржавой пружины сердца, отбивающей пульс монотонно скребущихся календарных листков по серой спарже проспектов. Сколько себя знаю, рядом всегда был тоненький ручеёк жизни из ковыляющих лап, маятничковых хвостов, вздёрнутых антеннок ушей, перерабатывающих чёрствый дёрн бледно-песочных обочин в упорное движение бродячей, бездомной души к надежде, повисающей где-то, между антоновскими яблоками церквей и панельными чертополохами спальных районов, с завуалированной ярмарочной вывеской на громыхающем фасаде: “в здоровом теле – здоровый труп”; и сноской на тусклой полоске загазованного неба, передохнувшего спелым осенним дождём: ”нельзя приручить смерть”.

Конец света – это когда перестаёшь удивляться, когда многомерность пространства ума плавно перетекает в планиметрию окостеневшей аппликации мозга, когда человек, начинает звучать “больно”, и лопасти прокурено-сжатых губ перемалывают всё, что мешает ему быть несчастным. К чему всё это? К тому, что природа, щедро перебирая мыслимое и немыслимое многообразие красок в ускользающей временной палитре, всё время готова удивлять саму себя, словно розовощекий младенец смотрящий на собственные ладошки, проживая каждое дуновение – ядовито-красноречиво, эстетически жадно, она желает со светлой печалью делиться, отдавать, жертвовать своей отпавшей и повзрослевшей, до безразличия, ветви-отрасли самое ценное – миф о счастье; пусть это, даже, природа дикой дворовой сказки, но ведь не важно, когда любишь…