ЧАСТЬ ПЯТАЯ
I
1936 год. Средиземноморье. Небольшой островок Сан-Пьетро, примыкающий с юго-западной стороны к Сардинии. Уютный прибрежный городок Карлофорте, спускающийся узкими улочками с гор к морю. Мягкое осеннее Солнце. Запах апельсинов, оливкового масла и рыбы.
I
1936 год. Средиземноморье. Небольшой островок Сан-Пьетро, примыкающий с юго-западной стороны к Сардинии. Уютный прибрежный городок Карлофорте, спускающийся узкими улочками с гор к морю. Мягкое осеннее Солнце. Запах апельсинов, оливкового масла и рыбы.
Вилла, окруженная высоким каменным забором, утопающая в зелени и цветах. Старинный, времен римской империи, дом. На каменных арочных воротах выбита латинская надпись «Вила Соти». Человек в полотняных штанах защитного цвета и в такой же рубахе навыпуск неспешно стрижет огромными садовыми ножницами кусты роз.
Только присмотревшись, можно признать в этом облысевшем и мирном садовнике бравого легионера — Евдокима.
— Будь она вся проклята! — сказал он, обращаясь, толи к розам, толи к собственной судьбе. — Пора отдыхать.
Он бросил ножницы в кусты, пнул ногой стоявшую рядом корзину с обрезками роз, и направился к дому.
Не успел он пройти и половины пути, как в проеме дверей черного входа появилось нечто похожее на аппетитную грушу черенком вверх, перепоясанную по средине желтым фартуком с красными горошинами.
Вместо черенка у «груши» оказалось премиленькое личико, обрамленное слегка вьющимися черными волосами, с искрящимися иссиня-черными глазами миндалевидной формы. Над верхней губой пробивался нежный темный пушек — верный признак страстной натуры.
— Евдоким, мой руки. Пошли обедать. Каннелони уже готовы, — произнесла она завораживающе-мягким южным голосом. — Сегодня приезжает Анни. Его надо встретить на пристани. У него тяжелые вещи.
Когда, много позже, потягивая отечественную лимонную настойку, дед неспешно рассказывал мне историю своей жизни, я подумал, что это и есть его заморская жена или подруга дней суровых. Ведь нельзя же нормальному человеку так долго жить без общения с женским полом. Значит, есть надежа, что у меня где-то там, в Италии есть брат или, на худой конец, сестра, и нужно внимательно изучить бюллетень «Инюрколлегии».
Оказалось, что никаких заморских сестер и братьев у меня нет. Симпатичная брюнетка была законная и, надо сказать, любимая супруга пылкого любителя блондинок — Аннибала. Звали ее Жорзиной Каро (до замужества Соти).
Так часто бывает. Любое суждение, в самой своей сути содержит альтернативу, и чем категоричнее суждение, тем глубже альтернатива. В итоге, чем сильнее пристрастие, тем неопределеннее развиваются последующие события: безумно нравится одна, совершенно точно, что будешь жить с другой.
А может быть дело в другом: мужчины только грезят о стройных блондинках и говорят, что предпочитают марочное вино. На самом деле они любят хороших женщин и пьют любое вино. Да, и вообще, если речь идет о выборе спутницы жизни, то ее внешние данные практически не играют никакой роли, поскольку выбираем по большей части не мы, а — нас.
По крайней мере, так было у Аннибала.
II
Около года назад, после долгих мытарств, они с Евдокимом наконец-то добрались до милой его сердцу Сардинии. Их путь был непрост и извилист, как бы подтверждая, что в реальной жизни прямая не самая короткая дорога между двумя точками. Отплыв из Ист-Лондона как белые люди, правда, без каких бы то ни было документов, они вначале попали на остров Мадагаскар, в то время колониальное владение Франции, точнее ее протекторат.
В Антананариву, столице островного государства, их встретил набриолиненый чиновник колониальной администрации. Вначале он вел себя настороженно. Но после того как, порывшись в своих бумагах, удостоверился, что они действительно легионеры, стал учтив и приветлив. Так требовала инструкция из Парижа. Все-таки, французский иностранный легион, есть Французский Иностранный Легион.
Внимательно выслушав путников, он обрисовал им, в общем-то, безрадостную перспективу. Пассажирского сообщения между островом и метрополией нет, а военные транспорты отправляются не регулярно, примерно один раз в два-три месяца. Следуют они не коротким путем — через Суэцкий канал, а вокруг Африки. Последний транспорт ушел из Таматаве неделю назад.
— Так, что обживайтесь, господа, на нашем славном острове. Рекомендую отель «Бристоль», что в десяти минутах ходьбы отсюда. Публика там собирается более-менее приличная, вино подают неплохое и кормят вполне сносно. Отдыхайте, наслаждайтесь местной экзотикой и держите связь со мной — подытожил он разговор.
— Да, вот что забыл сказать. Мы вам оформим временные французские паспорта по списку легионеров. Но сейчас между Францией и Италией довольно напряженные отношения. Поэтому все, что я могу для вас сделать — это помочь добраться до французских берегов. А дальше придется действовать самим.
Распрощавшись с ухоженным чиновником, раздосадованные друзья вышли на удивительно опрятную столичную улицу, кишащую самой разномастной публикой: неграми, китайцами, арабами, индийцами, европейцами. Нашли банк, где поменяли английские фунты на франки, и двинулись к рекомендованному отелю «Бристоль», купив по дороге местную прессу — «Журналь офисьель де ла Репюблик Мальгаш».
III
Разместившись в однокомнатном, но вполне приличном номере, они заказали обед с бутылкой французского коньяка.
— С едой, я вижу здесь действительно неплохо, — обратился Аннибал к официанту, вкатившему в номер тележку с изысканными яствами, — а как обстоят дела с особами женского пола легкого поведения?
Официант недоуменно посмотрел на друзей.
— Французских барышень здесь почти нет, а те, что есть — все при деле. С аборигенками, месье, связываться не советую. Дикие они.
Отблагодарив гарсона чаевыми за столь исчерпывающую информацию по актуальному вопросу, путешественники приступили к обеду.
Отобедав, Евдоким, с наслаждением затянулся сигарой, а Аннибал приступил к изучению местной прессы.
— В странное мы попали место, — заметил он, медленно перелистывая журнал и останавливаясь на заинтересовавших его местах. — Размером этот остров почти в две Италии. По форме напоминает остроносый башмак, отколовшийся от африканского материка на четыре сотни километров. У туземцев какой-то сексуально-извращенный обычай. На видном месте ставят погребальные столбы, по-ихнему «алуалу», украшенные резными изображениями обнаженных мужчин и женщин во всех позах «Кама Сутры». Но покойников не хоронят, а высушивают и хранят эти чучела в своих жилищах. Видимо на память.
— Вот полюбуйся, — он показал Евдокиму журнальную фотографию, с изображением столбов в виде парочек, совокупляющихся различными способами, — прямо учебник по половым извращениям.
— Лемуры. Крокодилы, удавы и другие земноводные, при полном отсутствии ядовитых змей, — продолжал географическое исследование капитан. — Плантации кофе, корицы, сахарного тростника. Горные реки, водопады, потухшие вулканы, лунные саваны. Лагуны, шикарные песочные пляжи … и нежное тропическое солнце. Рай земной, да и только. Правда средняя продолжительность жизни обитателей этого «рая» крайне низка: 36 лет у мужчин и 38 лет у женщин.
— Виной тому… — Аннибал сделал паузу и, обращаясь к слегка придремавшему спутнику, прочитал по слогам и с ударением на каждом слове, — венерические и желудочно-кишечные болезни, туберкулёз, проказа, вспышки малярии.
— Да…а! — протянул Евдоким, глядя на командира, закрывающего журнал. — Попали мы в вагон для некурящих. Бьюсь об заклад, мой капитан, что и месяца Вы не продержитесь в этом кожно-венерическом лепрозории.
IV
Евдоким, уже не плохо изучивший деятельную натуру своего командира, как в воду глядел. Через неделю, получив французские паспорта, они, распрощались с гостеприимным отелем и отправились на западное побережье острова в порт Мандзунга.
Аннибал рассуждал так. Раз есть администрация — значит, должна быть таможня. Если есть таможня, то сам бог велел быть контрабандистам и другим лихим мариманам, которые за деньги доставят их если не в Италию, то хотя бы в ближайшую итальянскую колонию, например, в Сомали.
Обойдя все портовые таверны и откушав в каждой по пятьдесят граммов коньячку, легионеры не обнаружили ничего примечательного, что помогло бы установить контакт с контрабандистами. Питейные заведения были пусты, а скучающие бармены и вышибалы не особенно разговорчивы.
— Куда пойдем дальше, мой капитан? — слегка заплетающимся языком спросил Евдоким.
— Не знаю, — четко ответил командир, — но помнится, что французы в таких случаях говорят: ищите женщину. По-моему вон в том крайнем шалмане сидит проститутка, лет эдак под пятьдесят. Пошли, потолкуем с ней по душам. Тем более что она не годилась к употреблению лишь до того, как мы не выпили. Теперь же, после коньяка, она наверняка помолодела лет на двадцать.
— Только разговаривать с ней будешь ты, — помолчав, добавил командор, — физиономия у тебя располагающая. Так и хочется протянуть милостыню.
В мрачной таверне, тупо уставившись в пустой стакан, сидела дамочка в помятом красно-черном платье с глубоким декольте. Действительно, на вид ей можно было дать от тридцати до пятидесяти лет, — смотря под каким градусом смотреть.
— Мадам!!! — обратился к ней Евдоким, встав по стойке «смирно» и изобразив на лице всю мыслимую и немыслимую для него галантность. — Раааз…решите?
Она медленно подняла заплывшие глаза и уставилась мутным взором на стоящего чуть поодаль Аннибала.
— Садись, орлик.
— А ты, — она перевела взгляд на Евдокима, — который лом проглотил, не заикайся, а лучше принеси бутылку вина, да не какого зря, а, полусладкого.
— Благодарю за любезность, мадам, — живо откликнулся Аннибал, присаживаясь за столик, — только позволю заметить, что обходительный кавалер, что обратился к вам, не гарсон, а мой товарищ. А насчет вина не беспокойтесь, мы сейчас закажем.
— Бутылку «Шане» тридцать второго года и два коньяка, — скомандовал командор, обращаясь к полусонному бармену.
После бокала вина женщина заметно оживилась и, как показалось Евдокиму, даже помолодела.
— У вас проблемы, господа?
— Проблемы, конечно, есть, но не те, мадам, которые вы имеете в виду, — сказал Аннибал, — мы легионеры, ищем не любви и ласки, а того, кто, минуя все формальности, доставит в нас в Могадишо. Надеюсь, что вы слышали о таком местечке.
Женщина выпила еще один бокал вина из кривой бутылки.
— Деньги у вас есть?
Аннибал утвердительно кивнул головой.
— Покажи.
Он помахал перед ее носом увесистой пачкой банкнот. Увидев наличные, она удовлетворенно хмыкнула, и пригубила еще половину бокала.
— Заметано. Через два дня. Утром. Старый рыбацкий причал. Шхуна «Санта Моника». Капитан Дюк.
Она опустошила бокал, окинула легионеров мутным потухающим взором и мертвецки пьяная рухнула под стол.
— Гарсон! — заорал Аннибал. — Даме плохо.
На крик сбежались бармен и охранник. Они бережно подняли женщину с пола, подхватили ее под руки и отнесли внутрь заведения.
Это была мадам Дюкло — хозяйка таверны «Счастье моряка», жена капитан Клермона Дюкло по кличке Дюк.
V
С виду капитан Дюк представился добродушным увальнем лет пятидесяти пяти с окладистой бородой и неизменной трубкой во рту. Его «Санта Моника» оказалась не шхуной, а среднетоннажным сейнером, c виду ничем не отличавшимся от полусотни других рыболовецких судов, стоящих у пирса. Но сходство было только внешним. Внутри она была оборудована двумя дизельными двигателями датской фирмы «Бурмейстер ог Вайн» по тысяче лошадиных сил каждый, позволяющими развивать скорость до двадцати узлов. Две пассажирских каюты первого класса с баром и туалетом размещались на палубной надстройке. В трюме вместо рыбоприемника были оборудованы достаточно просторные каюты второго и третьего класса, всего на тридцать пассажиров. Имелись и довольно вместительные грузовые отсеки. Команда сейнера, не считая самого Дюка, состояла из шести человек: рулевого, моториста, его помощника, стюарда и двух палубных матросов.
Родом капитан Дюк происходил с южного побережья Франции и подобно двуликому Янусу совмещал в себе романтика моря и предприимчивого коммерсанта. Правда, в отличие от Януса, Дюк в каждый конкретный момент времени проявлял только один лик, но этот лик почти всегда не соответствовал тому, с чем он обращался к людям. Живется таким двуличным в квадрате субъектам, как правило, не сладко — противоречия буквально раздирают их нутро, порождая многочисленные внутриличностные конфликты, заставляющие впадать то в ту, то в иную крайность. Собственно эта черта характера и привела Дюка на Мадагаскар.
Свою деятельность в этих краях он начал с рыбного промысла. Богатые рыбой местные воды приносили неплохой доход. Но однообразие и монотонность замучили капитана. Душа его рвалась в океан, к приключениям, и он, переоборудовав сейнер, занялся пассажирскими перевозками, организовав вначале каботажные рейсы, а затем морские перевозки мигрантов между островом и африканским континентом. Душа его более-менее успокоилась, а доходы, после того, как он приобрел навыки нелегальных транспортировок, удвоились. Но вскоре морской извоз потерял для него всякую романтику. Натура искателя приключений влекла его в бой — срочно нужны были новые идеи.
Предложение легионеров пришлось как никогда кстати и вызвало у Дюка неподдельный энтузиазм.
— Без денег такое путешествие не совершишь, но капиталы сами по себе ничего не значат, — философски заключил он, выслушав легионеров, — они хороши лишь вкупе с идеей. Я бы и разговаривать с вами не стал, будь на вашем месте какие-нибудь сквалыги или торговцы. Но я вижу, что имею дело с джентльменами, попавшими в затруднительное положение. Какую сумму вы планируете израсходовать на это мероприятие?
— Я, конечно, не знаю местных расценок, — ответил Аннибал, — но думаю, что сто тысяч английских фунтов не унизят ваше достоинство, капитан, и с лихвой окупят все предстоящие расходы.
Дюк усмехнулся:
— Сто тысяч английских фунтов, причем, как я понимаю, половину здесь, а остальные по месту прибытия, — это конечно заманчиво. Но мое судно — не океанский лайнер, а каботажный транспорт. Для него и пятьсот миль многовато. Вы же предлагаете совершить рейс более чем в полторы тысячи миль в один конец. Кроме того, этот маршрут рискованный — в Сомали идет необъявленная война. Французы, англичане, итальянцы никак не могут поделить эти злополучные земли. Англичане вот-вот объявят таможенную блокаду этого района.
Дюк присел на бочку, раскурил потухшую трубку и продолжил свои размышления.
— Осточертела мне вся это лемурия вместе с ее бананами и кокосами, тавернами и таможнями, пьяными женами и кричащими детьми. Путь, конечно, не близкий, да и вероятность быть потопленным весьма велика. Тем не менее, я готов рискнуть. Добавляйте еще пятьдесят тысяч фунтов, и через пару-тройку недель вы будете наслаждаться в Могадишо ароматной итальянской пиццей с грибами и пармезаном. По рукам?
Аннибал задумался. Взвесил все «за» и «против». Смачно выругался, почему-то по-русски, и решительно пожал протянутую руку Дюка.
Утром следующего дня «Санта Моника» отчалила от берегов Мадагаскара.
VI
Шли они не открытым морем, а вдоль африканского материка, от порта к порту. От Мандзунга до Морони (Коморские острова). Затем остров Занзибар и далее Момбаса (Кения). И, наконец, конечный пункт — Могадишо.
Тягучие дни-близнецы размеренно сменяли друг друга на фоне безбрежной синевы Индийского океана и удушающего пекла. Жара была такая, что иногда казалось, будто раскаленный воздух смешался с океанской водой, и в нем можно плавать, не двигая руками и ногами.
На подходе к Коморам сутки штормило. Все это время Евдоким просидел в туалете, обнимая унитаз — морская болезнь проявилась во всей неприглядной «красе». Такое случилось с ним первый раз — чем меньше судно, тем сильнее сказывается качка.
С зеленым лицом и пошатываясь, он еле-еле выполз на пристань портового городка Морони, где они заправлялись соляркой, пресной водой и провиантом.
— Будь проклят тот день, когда я связался с этим французским легионом. Все. Нету моченьки моей, — взмолился Евдоким, обращаясь к Аннибалу, — лучше помереть сейчас, чем вывернуться наизнанку на этом треклятом корабле. Плывите дальше одни, а меня оставьте в покое.
Командор с жалостью и сочувствием посмотрел на своего спутника.
— Успокойся. Сейчас заглянем вон в ту таверну и поправим твое пошатнувшееся здоровье. Последствия морской болезни лечат только коньяком.
При слове «коньяк» Евдокима замутило еще сильнее. Изо рта вырвалась зеленая липкая струя, и он, припав на раскаленную брусчатку пирса, забился в рвотной судороге. Острая боль в паху пронзила его, словно стрелой, и он потерял сознание.
Очнулся он через сутки в палате лазарета французской военной бригады, расквартированной в Морони.
Военврач сообщил ему неприятный диагноз — в результате длительной и сильной рвоты у него образовалась паховая грыжа.
— Жить будешь, солдат. Но избавиться от этой напасти можно только хирургически. Операцию мы делать не будем — у нас нет для этого подходящих условий. Пока поносишь бандаж.
Доктор протянул Евдокиму серпообразный предмет, обшитый белой кожей, с бульбообразным утолщением на одном конце. Этот бандаж, подправляя и ремонтируя, мой дед носил до конца жизни.
Через пару недель, когда Евдоким почувствовал себя лучше, они продолжили свой путь.
В порты острова Занзибара Дюк заходить не стал — недолюбливал он чопорных английских таможенников, с их привычкой скрупулезно проверять груз и придираться к судовым документам.
— Пойдем на Пемба, там нет английской таможни, — объяснил он Аннибалу, — зато в местечке Вете живет мой старый приятель. Он поможет затариться топливом и свежими продуктами, не спрашивая, куда и зачем мы держим путь.
Всё последующее плавание прошло без особых осложнений. Неприятности начались там, где их и ожидали — на подходе к Могадишо.
VII
«Санта Моника» уже входила в территориальные воды Итальянского Сомали, когда по левому борту рулевой заметил быстро приближающийся к ним торпедный катер с английским флагом на корме. Вскоре с катера просигналили: «Стоп машины. Судно к досмотру», и подтвердили серьезность намерений двумя предупредительными выстрелами.
— Не успели прибыть на место, как нам уже салютуют, — усмехнулся Аннибал. — Что будем делать кэп?
— Что делать, что делать, — передразнил его Дюк. — Сдаваться будем. С англичанами шутки плохи. Потопят, и поминай, как звали.
Дюк отдал команду застопорить двигатели.
Сделав маневр, торпедоносец пришвартовался к неподвижному сейнеру.
Неожиданно, над морем взметнулась красная ракета, и откуда-то издалека послышались выстрелы из крупнокалиберного пулемета.
Дюк обернулся: к ним на всех парах неслись два итальянских сторожевых катера.
Почти тут же английские моряки открыли ответный огонь и «Санта Моника» оказалась под перекрестным огнем. С левого борта стреляли англичане, прикрытые корпусом сейнера, правый борт находился под огнем итальянцев.
Под свист пуль Аннабал с Евдокимом скатились в трюм, а Дюк, находившийся в рубке, дал команду «полный вперед». На «Санта Монике» взревели два могучих дизеля, и оба судна, связанные швартовыми канатами, стали разворачиваться кормами в сторону итальянских катеров.
— Руби швартовые, — закричал капитан торпедоносца. — Полный ход.
Матросы с обеих сторон кинулись с топорами к бортам и одним махом перерубили канаты. Торпедный катер отошел от сейнера, и, быстро набирая скорость, устремился в открытое море, а «Санта Моника», сбросив ход, развернулась носом к итальянским катерам.
Вскоре пальба прекратилась, и путешественники смогли выйти на палубу.
Из продырявленной пулями рубки высунулся Дюк, живой и невредимый:
— С англичанами разобрались, теперь будем разбираться с итальянцами.
С правого борта к ним подходили сторожевики с итальянским триколором на корме.
Переговоры с итальянцами были не долгими. Аннибал попытался что-то объяснить молодому капитан-лейтенанту, но тот слушать не стал, а скомандовал:
— Следуйте за мной. На берегу разберутся.
VIII
На пирсе военно-морской базы севернее Могадишо, куда они причалили вместе с одним из сторожевиков, их уже поджидал взвод военных карабинеров.
Сейнер тщательно обыскали. Судовые документы изъяли, а команду и пассажиров препроводили в участок.
Утром следующего дня Аннибала доставили в отдел контрразведки.
За столом из красного дерева, покрытым полированным стеклом, сидел полнеющий мужчина в слегка помятом сером костюме и перелистывал, лежащие перед ним бумаги и документы с «Санта Моники».
— Ну, здравствуй дружище, — обратился он к вошедшему Аннибалу. — Вот так встреча! Я уже и не думал, что мы когда-нибудь свидимся.
Он вышел из-за стола, подошел к капитану и крепко обнял недоумевающего Аннибала.
— Сколько лет прошло, Анни, а ты почти не изменился. Все такой же подтянутый, стройный, — тараторил контрразведчик. — Да ты, я вижу, не узнаешь меня?
Он развернулся лицом к окну, подтянул живот и стал по стойке смирно.
— Тебе, что память отшибло в этой Африке? Раскрой глаза и напряги мозги, поклонник блондинок: Турин, военное училище, артиллерийский факультет, вторая рота, третий взвод, курсант Мори.
Только тогда Аннибал признал в этом сером, мешкообразном и лысоватом человеке однокашника по военному училищу в Турине, страстного поклонника генерала Дуэ и приверженца его военной доктрины — Альберто де Мори.
Последующие события разворачивались с калейдоскопической быстротой.
Вначале сокурсники отпраздновали свою неожиданную встречу в итальянском ресторане, естественно, с коньяком и шампанским, и, конечно, с лазанье и равиоли. После чего заглянули в приморское казино, где, тряхнув стариной, сыграли две партии в марьяж. Затем зашли в бар, опробовать солнечного «Граспелло», а к вечеру, прихватив с собой четыре бутылки «Кьянти Ризерва» и двух веселых подружек, они оказались в холостяцком коттедже господина Альберто де Мори…
IX
Только утром третьего дня, пропустив натощак рюмку коньяка, командор вспомнил, зачем он прибыл в Могадишо, а, заодно, и о своих спутниках.
Альберто, позвонив по просьбе своего друга, куда следует, быстро разрешил проблему. Начальник дежурной смены карабинеров извинился перед пленниками за вынужденную задержку:
— Война, есть война. Всякое случается. Хорошо, что у вас есть такой покровитель, как полковник Мори.
Затем он вручил им изъятые документы и, сопроводил воспрянувших духом путешественников на сейнер.
Весь день капитан Дюк и его команда приводили судно в порядок, а на закате дня Аннибал с Евдокимом, расплатившись с искателем приключений, проводили, прошедшую боевое крещение «Санта Монику» в обратный путь к берегам Мадагаскара.
— Куда двинем дальше, мой капитан — спросил Евдоким.
— Сейчас зайдем в бар. Подкорректируем здоровье кружкой пива, а затем пойдем к Альберто. Будем решать вторую проблему — как нам побыстрее убраться из этого Сомалиленда и поскорее добраться до Италии. А то, не ровен час, призовут нас с тобой под знамена маршала Бадольо и отправят воевать с эфиопами.
Выпив светлого итальянского пива, они неспешно побрели по пыльным и довольно грязным улицам Могадишо, и через полчаса подошли к коттеджу господина Мори. Но шефа местных контрразведчиков дома не оказалось. Охрана не пустила их даже за ограду, и друзья битый час впотьмах бродили по пустынной улице. Наконец свет фар прорезал темноту и черный «Фиат» плавно подкатил к воротам. Выскочивший из машины водитель услужливо открыл заднюю дверь и из нее степенно вылез господин Мори. Он вяло махнул рукой, и охрана пропустила всю компанию на территорию коттеджа.
— Вот, что друзья мои, — обратился Альберто к бывшим легионерам, — примите ванну, приведите себя в порядок. Я жду вас к ужину. Надо обсудить ряд важных вопросов, касающихся вашей дальнейшей судьбы.
X
Разговор за ужином получился серьезным, можно сказать, судьбоносным.
— Конечно, здесь, в Могадишо, я имею кое-какое влияние, в том числе и на местную администрацию, — заявил Мори. — Но, я не Дуче и не могу одним росчерком пера превратить вас из французских легионеров в подданных итальянской короны. Вопрос о смене гражданства здесь не решается, а в Риме меня могут не правильно понять. Начнется расследование, и чем оно закончится предсказать трудно. Тем более что у меня, как и у любого другого высопоставленного чиновника, есть «доброжелатели».
— Ты полагаешь, что служба во французском иностранном легионе — преступление перед Италией, — перебил его Аннибал. — По-моему, легионер — это не более чем наемный итальянский рабочий, коих тысячи обретаются во всех концах Света.
— Формально ты прав, — продолжил свою мысль контрразведчик, — если не учитывать одно обстоятельство: Италия и Франция находятся сегодня в состоянии необъявленной войны, точнее колониальной конкуренции. Поэтому, для нашего руководства Вы, господа, потенциальные агенты французской или английской, а может быть и советской разведок.
— Вот это разворот армейской мысли! — возмутился Аннибал. — Быстро же ты превратил нас из своих друзей в шпионов.
— Не надо горячиться, Анни, — отпарировал Мори. — Для меня ты был и остаешься другом, но объективная ситуация именно такова. Тем более, как я понимаю, твой товарищ Евдоким русский.
— К чему ты клонишь, Альберто? — Аннибалу стал надоедать этот официоз. — Русский, француз, итальянец — какая к черту разница? Мы, пройдя в этой проклятой Африке все круги ада, просим о помощи. А ты заладил — агенты, шпионы, объективные обстоятельства… Скажи прямо: поможешь нам или нет?
Господин Моро помолчал. Неспешно отпил вина из хрустального бокала.
— Тебе хорошо известно, Анни: человек без бумажки, что бутылка без этикетки. Поэтому отвечу тебе без обиняков. Есть единственный реальный шанс легализовать ваше положение: подать рапорт о зачислении военными карабинерами в итальянский экспедиционный корпус, отслужить какой-либо срок, а дальше действовать по обстоятельствам. Думаю, что при таком варианте все формальности можно легко уладить здесь на месте. Я лично обращусь к маршалу Бадольо и дам за вас поручительство. Тем более, что военные карабинеры находятся в моем непосредственном подчинении, да и момент весьма благоприятный: через пару дней мы начинаем генеральное наступление на Аддис-Абебу.
Услышав последние слова шефа контрразведки, Евдоким, хотя и плохо понимал по-итальянски, насторожился, и, обращаясь к Аннибалу, спросил:
— Что случилось, мой капитан?
— Произошло, Евдоким, то, что и должно было произойти: теперь мы не легионеры французского иностранного легиона, а карабинеры итальянского экспедиционного корпуса. Так, что, как говорили мои древние предки: «жребий брошен». Вперед — на Аддис-Абебу!
XI
Весенним африканским утром передовые части итальянского экспедиционного корпуса вошли в предместья Аддис-Абебы, а к вечеру уже вся столица Эфиопии была в руках оккупантов. Кое-где еще громыхали отдельные выстрелы и полыхали локальные пожары, но в целом обстановка была спокойная.
Рота военных карабинеров, к которой были приписаны наши герои, расквартировалась в полуразрушенном двухэтажном доме в центре города, недалеко от военно-полевого госпиталя. Карабинеры поужинали и стали готовиться к отбою, а Аннибалу с Евдокимом выпало дежурить в охранении.
Наступила безлунная экваториальная ночь, где-то невдалеке стрекотали цикады, навевая воспоминания о мирной жизни. Друзья забаррикадировали все проемы и устроили два наблюдательных пункта в разных концах здания.
— До четырех утра продержимся, мой капитан, — по привычке отрапортовал Евдоким, — а дальше нас сменят. Закурим?
Он протянул Аннибалу портсигар. Капитан достал сигарету. Неспешно размял ее, стряхивая табачные крошки, а Евдоким, чиркнув зажигалкой, протянул ему огонек.
В этот момент из темноты раздался гулкий выстрел и Аннибал, обернувшись в сторону звука, стал медленно оседать на пол, усыпанный битым кирпичом и осколками стекол. Еще бы мгновение и вторая пуля настигла Евдокима, но, падая, капитан закрыл его своим телом, и пуля ударила ему в грудь. Капитан тихо охнул и, словно подкошенный, рухнул на пол. В свете все еще горевшей зажигалки Евдоким увидел, как из-под упавшего командира заструился алый ручеек крови.
Вновь застрекотали замолкшие цикады, и темнота поглотила нападавших.
Через пятнадцать минут Аннибала без сознания и видимых признаков жизни доставили в госпиталь в операционное отделение. Оказалось, что он жив, но диагноз был неутешительный — состояние критическое. Первая пуля, пройдя навылет, раздробила плечевую кость, вторая — засела в легком.
К утру из операционной выкатили каталку с белым, как простыня командором, а за ней, еле держась на ногах, вышел молодой хирург в армейской форме.
— Жить будет, — сказал он, обращаясь к Евдокиму, простоявшему пять часов у дверей операционной, — но левую руку пришлось ампутировать.
Из глаз Евдокима хлынули слезы радости — без Аннибала он не мыслил своего дальнейшего существования в этом страшном мире, где люди за понюшку табака убивают и калечат друг друга.
XII
Спустя неделю Аннибал пришел в сознание, и был транспортирован в центральный военный госпиталь в Могадишо. По ходатайству господина Мори его представили к награде и присвоили воинское звание «капитан». Евдокима временно определили денщиком.
Через месяц, когда Аннибал уже начал вставать на ноги, пришел приказ командующего об его увольнении из рядов армии по причине инвалидности с назначением пожизненного пенсиона. Узнав об этом, капитан с горечью констатировал:
— Прав был тот, кто сказал, что без несчастья нет счастья.
Следующим приказом предусматривалась реорганизация экспедиционного корпуса, как выполнившего свою основную задачу, с одновременным сокращением его численности. Не без участия того же господина Мори, Евдоким попал под это сокращение. Правда пенсион ему не предназначался, но зато, как и для Аннибала, открывалась прямая дорога в Италию.
Хаос в жизни наших героев сменился временным порядком: их африканские злоключения подошли к концу, впереди забрезжила надежда вернуться на Родину, если не в полном здравии, то хотя бы живыми.
Но видимо Судьбе этого показалось мало: ведь она, если наказывает, так уж наказывает, а если награждает, так уж награждает.
XIII
Как-то под вечер в госпитальную палату, где лежал Аннибал, робко постучавшись, вошла заплаканная молодая девушка, покрытая черным платком из тончайшего шифона. Капитан, с трудом приподнявшись на одной руке, с удивлением посмотрел на вошедшую незнакомку. Зажмурился. Мысленно скинул с нее платок, вытер слезы, облачил в белое воздушное платье с большим разрезом на груди, и в его воображении предстала красавица с картины Жана Батиста Грёза «Разбитый кувшин», на которую он когда-то обратил внимание в Лувре.
— Прошу извинить меня за беспокойство, господин офицер, — смущаясь, обратилась красавица к Аннибалу. — Я сейчас уйду, только вот посмотрю на место, где провел последние часы жизни мой отец, полковник Виторио Соти.
— Присаживайтесь, сеньорита, — промолвил капитан, с трудом преодолевая невесть от куда взявшуюся сухость во рту.
Девушка присела на краешек стула, стоявшего у окна в изголовье больного.
— Вам плохо? Подать воды?
Аннибалу действительно стало худо. Неожиданно заболела рука, которую ампутировали. Зазнобило, хотя температуры не было. Он опустился на кровать и натянул на себя одеяло, как бы пытаясь спрятаться от девушки. Мелькнула мысль: «На что я теперь гожусь без руки? Я и обнять то не смогу эту красавицу».
— Не отчаивайтесь, господин офицер. И без руки люди живут, — словно читая его мысли, произнесла девушка. — Главное не падать духом. Вся жизнь у вас впереди, а в ней так много хорошего.
Она помолчала, как бы обнимая иссиня черными глазами поникшего капитана, а затем добавила:
— Будем знакомы. Меня зовут Жорзина Соти. Родом я из Сардинии, точнее с острова Сан-Пьетро.
…Весь следующий месяц розовощекая черноглазка ежедневно навещала раненого капитана, ухаживая за ним как за самым родным человеком на свете, а когда Аннибал выписался из госпиталя, они обвенчались в военно-полевом костеле. Счастье, как и беда, всегда там, где его не ждешь.
Под осень они втроем покинули негостеприимную сомалийскую землю, отплыв на военном транспорте к берегам благословенной Италии.
Только присмотревшись, можно признать в этом облысевшем и мирном садовнике бравого легионера — Евдокима.
— Будь она вся проклята! — сказал он, обращаясь, толи к розам, толи к собственной судьбе. — Пора отдыхать.
Он бросил ножницы в кусты, пнул ногой стоявшую рядом корзину с обрезками роз, и направился к дому.
Не успел он пройти и половины пути, как в проеме дверей черного входа появилось нечто похожее на аппетитную грушу черенком вверх, перепоясанную по средине желтым фартуком с красными горошинами.
Вместо черенка у «груши» оказалось премиленькое личико, обрамленное слегка вьющимися черными волосами, с искрящимися иссиня-черными глазами миндалевидной формы. Над верхней губой пробивался нежный темный пушек — верный признак страстной натуры.
— Евдоким, мой руки. Пошли обедать. Каннелони уже готовы, — произнесла она завораживающе-мягким южным голосом. — Сегодня приезжает Анни. Его надо встретить на пристани. У него тяжелые вещи.
Когда, много позже, потягивая отечественную лимонную настойку, дед неспешно рассказывал мне историю своей жизни, я подумал, что это и есть его заморская жена или подруга дней суровых. Ведь нельзя же нормальному человеку так долго жить без общения с женским полом. Значит, есть надежа, что у меня где-то там, в Италии есть брат или, на худой конец, сестра, и нужно внимательно изучить бюллетень «Инюрколлегии».
Оказалось, что никаких заморских сестер и братьев у меня нет. Симпатичная брюнетка была законная и, надо сказать, любимая супруга пылкого любителя блондинок — Аннибала. Звали ее Жорзиной Каро (до замужества Соти).
Так часто бывает. Любое суждение, в самой своей сути содержит альтернативу, и чем категоричнее суждение, тем глубже альтернатива. В итоге, чем сильнее пристрастие, тем неопределеннее развиваются последующие события: безумно нравится одна, совершенно точно, что будешь жить с другой.
А может быть дело в другом: мужчины только грезят о стройных блондинках и говорят, что предпочитают марочное вино. На самом деле они любят хороших женщин и пьют любое вино. Да, и вообще, если речь идет о выборе спутницы жизни, то ее внешние данные практически не играют никакой роли, поскольку выбираем по большей части не мы, а — нас.
По крайней мере, так было у Аннибала.
II
Около года назад, после долгих мытарств, они с Евдокимом наконец-то добрались до милой его сердцу Сардинии. Их путь был непрост и извилист, как бы подтверждая, что в реальной жизни прямая не самая короткая дорога между двумя точками. Отплыв из Ист-Лондона как белые люди, правда, без каких бы то ни было документов, они вначале попали на остров Мадагаскар, в то время колониальное владение Франции, точнее ее протекторат.
В Антананариву, столице островного государства, их встретил набриолиненый чиновник колониальной администрации. Вначале он вел себя настороженно. Но после того как, порывшись в своих бумагах, удостоверился, что они действительно легионеры, стал учтив и приветлив. Так требовала инструкция из Парижа. Все-таки, французский иностранный легион, есть Французский Иностранный Легион.
Внимательно выслушав путников, он обрисовал им, в общем-то, безрадостную перспективу. Пассажирского сообщения между островом и метрополией нет, а военные транспорты отправляются не регулярно, примерно один раз в два-три месяца. Следуют они не коротким путем — через Суэцкий канал, а вокруг Африки. Последний транспорт ушел из Таматаве неделю назад.
— Так, что обживайтесь, господа, на нашем славном острове. Рекомендую отель «Бристоль», что в десяти минутах ходьбы отсюда. Публика там собирается более-менее приличная, вино подают неплохое и кормят вполне сносно. Отдыхайте, наслаждайтесь местной экзотикой и держите связь со мной — подытожил он разговор.
— Да, вот что забыл сказать. Мы вам оформим временные французские паспорта по списку легионеров. Но сейчас между Францией и Италией довольно напряженные отношения. Поэтому все, что я могу для вас сделать — это помочь добраться до французских берегов. А дальше придется действовать самим.
Распрощавшись с ухоженным чиновником, раздосадованные друзья вышли на удивительно опрятную столичную улицу, кишащую самой разномастной публикой: неграми, китайцами, арабами, индийцами, европейцами. Нашли банк, где поменяли английские фунты на франки, и двинулись к рекомендованному отелю «Бристоль», купив по дороге местную прессу — «Журналь офисьель де ла Репюблик Мальгаш».
III
Разместившись в однокомнатном, но вполне приличном номере, они заказали обед с бутылкой французского коньяка.
— С едой, я вижу здесь действительно неплохо, — обратился Аннибал к официанту, вкатившему в номер тележку с изысканными яствами, — а как обстоят дела с особами женского пола легкого поведения?
Официант недоуменно посмотрел на друзей.
— Французских барышень здесь почти нет, а те, что есть — все при деле. С аборигенками, месье, связываться не советую. Дикие они.
Отблагодарив гарсона чаевыми за столь исчерпывающую информацию по актуальному вопросу, путешественники приступили к обеду.
Отобедав, Евдоким, с наслаждением затянулся сигарой, а Аннибал приступил к изучению местной прессы.
— В странное мы попали место, — заметил он, медленно перелистывая журнал и останавливаясь на заинтересовавших его местах. — Размером этот остров почти в две Италии. По форме напоминает остроносый башмак, отколовшийся от африканского материка на четыре сотни километров. У туземцев какой-то сексуально-извращенный обычай. На видном месте ставят погребальные столбы, по-ихнему «алуалу», украшенные резными изображениями обнаженных мужчин и женщин во всех позах «Кама Сутры». Но покойников не хоронят, а высушивают и хранят эти чучела в своих жилищах. Видимо на память.
— Вот полюбуйся, — он показал Евдокиму журнальную фотографию, с изображением столбов в виде парочек, совокупляющихся различными способами, — прямо учебник по половым извращениям.
— Лемуры. Крокодилы, удавы и другие земноводные, при полном отсутствии ядовитых змей, — продолжал географическое исследование капитан. — Плантации кофе, корицы, сахарного тростника. Горные реки, водопады, потухшие вулканы, лунные саваны. Лагуны, шикарные песочные пляжи … и нежное тропическое солнце. Рай земной, да и только. Правда средняя продолжительность жизни обитателей этого «рая» крайне низка: 36 лет у мужчин и 38 лет у женщин.
— Виной тому… — Аннибал сделал паузу и, обращаясь к слегка придремавшему спутнику, прочитал по слогам и с ударением на каждом слове, — венерические и желудочно-кишечные болезни, туберкулёз, проказа, вспышки малярии.
— Да…а! — протянул Евдоким, глядя на командира, закрывающего журнал. — Попали мы в вагон для некурящих. Бьюсь об заклад, мой капитан, что и месяца Вы не продержитесь в этом кожно-венерическом лепрозории.
IV
Евдоким, уже не плохо изучивший деятельную натуру своего командира, как в воду глядел. Через неделю, получив французские паспорта, они, распрощались с гостеприимным отелем и отправились на западное побережье острова в порт Мандзунга.
Аннибал рассуждал так. Раз есть администрация — значит, должна быть таможня. Если есть таможня, то сам бог велел быть контрабандистам и другим лихим мариманам, которые за деньги доставят их если не в Италию, то хотя бы в ближайшую итальянскую колонию, например, в Сомали.
Обойдя все портовые таверны и откушав в каждой по пятьдесят граммов коньячку, легионеры не обнаружили ничего примечательного, что помогло бы установить контакт с контрабандистами. Питейные заведения были пусты, а скучающие бармены и вышибалы не особенно разговорчивы.
— Куда пойдем дальше, мой капитан? — слегка заплетающимся языком спросил Евдоким.
— Не знаю, — четко ответил командир, — но помнится, что французы в таких случаях говорят: ищите женщину. По-моему вон в том крайнем шалмане сидит проститутка, лет эдак под пятьдесят. Пошли, потолкуем с ней по душам. Тем более что она не годилась к употреблению лишь до того, как мы не выпили. Теперь же, после коньяка, она наверняка помолодела лет на двадцать.
— Только разговаривать с ней будешь ты, — помолчав, добавил командор, — физиономия у тебя располагающая. Так и хочется протянуть милостыню.
В мрачной таверне, тупо уставившись в пустой стакан, сидела дамочка в помятом красно-черном платье с глубоким декольте. Действительно, на вид ей можно было дать от тридцати до пятидесяти лет, — смотря под каким градусом смотреть.
— Мадам!!! — обратился к ней Евдоким, встав по стойке «смирно» и изобразив на лице всю мыслимую и немыслимую для него галантность. — Раааз…решите?
Она медленно подняла заплывшие глаза и уставилась мутным взором на стоящего чуть поодаль Аннибала.
— Садись, орлик.
— А ты, — она перевела взгляд на Евдокима, — который лом проглотил, не заикайся, а лучше принеси бутылку вина, да не какого зря, а, полусладкого.
— Благодарю за любезность, мадам, — живо откликнулся Аннибал, присаживаясь за столик, — только позволю заметить, что обходительный кавалер, что обратился к вам, не гарсон, а мой товарищ. А насчет вина не беспокойтесь, мы сейчас закажем.
— Бутылку «Шане» тридцать второго года и два коньяка, — скомандовал командор, обращаясь к полусонному бармену.
После бокала вина женщина заметно оживилась и, как показалось Евдокиму, даже помолодела.
— У вас проблемы, господа?
— Проблемы, конечно, есть, но не те, мадам, которые вы имеете в виду, — сказал Аннибал, — мы легионеры, ищем не любви и ласки, а того, кто, минуя все формальности, доставит в нас в Могадишо. Надеюсь, что вы слышали о таком местечке.
Женщина выпила еще один бокал вина из кривой бутылки.
— Деньги у вас есть?
Аннибал утвердительно кивнул головой.
— Покажи.
Он помахал перед ее носом увесистой пачкой банкнот. Увидев наличные, она удовлетворенно хмыкнула, и пригубила еще половину бокала.
— Заметано. Через два дня. Утром. Старый рыбацкий причал. Шхуна «Санта Моника». Капитан Дюк.
Она опустошила бокал, окинула легионеров мутным потухающим взором и мертвецки пьяная рухнула под стол.
— Гарсон! — заорал Аннибал. — Даме плохо.
На крик сбежались бармен и охранник. Они бережно подняли женщину с пола, подхватили ее под руки и отнесли внутрь заведения.
Это была мадам Дюкло — хозяйка таверны «Счастье моряка», жена капитан Клермона Дюкло по кличке Дюк.
V
С виду капитан Дюк представился добродушным увальнем лет пятидесяти пяти с окладистой бородой и неизменной трубкой во рту. Его «Санта Моника» оказалась не шхуной, а среднетоннажным сейнером, c виду ничем не отличавшимся от полусотни других рыболовецких судов, стоящих у пирса. Но сходство было только внешним. Внутри она была оборудована двумя дизельными двигателями датской фирмы «Бурмейстер ог Вайн» по тысяче лошадиных сил каждый, позволяющими развивать скорость до двадцати узлов. Две пассажирских каюты первого класса с баром и туалетом размещались на палубной надстройке. В трюме вместо рыбоприемника были оборудованы достаточно просторные каюты второго и третьего класса, всего на тридцать пассажиров. Имелись и довольно вместительные грузовые отсеки. Команда сейнера, не считая самого Дюка, состояла из шести человек: рулевого, моториста, его помощника, стюарда и двух палубных матросов.
Родом капитан Дюк происходил с южного побережья Франции и подобно двуликому Янусу совмещал в себе романтика моря и предприимчивого коммерсанта. Правда, в отличие от Януса, Дюк в каждый конкретный момент времени проявлял только один лик, но этот лик почти всегда не соответствовал тому, с чем он обращался к людям. Живется таким двуличным в квадрате субъектам, как правило, не сладко — противоречия буквально раздирают их нутро, порождая многочисленные внутриличностные конфликты, заставляющие впадать то в ту, то в иную крайность. Собственно эта черта характера и привела Дюка на Мадагаскар.
Свою деятельность в этих краях он начал с рыбного промысла. Богатые рыбой местные воды приносили неплохой доход. Но однообразие и монотонность замучили капитана. Душа его рвалась в океан, к приключениям, и он, переоборудовав сейнер, занялся пассажирскими перевозками, организовав вначале каботажные рейсы, а затем морские перевозки мигрантов между островом и африканским континентом. Душа его более-менее успокоилась, а доходы, после того, как он приобрел навыки нелегальных транспортировок, удвоились. Но вскоре морской извоз потерял для него всякую романтику. Натура искателя приключений влекла его в бой — срочно нужны были новые идеи.
Предложение легионеров пришлось как никогда кстати и вызвало у Дюка неподдельный энтузиазм.
— Без денег такое путешествие не совершишь, но капиталы сами по себе ничего не значат, — философски заключил он, выслушав легионеров, — они хороши лишь вкупе с идеей. Я бы и разговаривать с вами не стал, будь на вашем месте какие-нибудь сквалыги или торговцы. Но я вижу, что имею дело с джентльменами, попавшими в затруднительное положение. Какую сумму вы планируете израсходовать на это мероприятие?
— Я, конечно, не знаю местных расценок, — ответил Аннибал, — но думаю, что сто тысяч английских фунтов не унизят ваше достоинство, капитан, и с лихвой окупят все предстоящие расходы.
Дюк усмехнулся:
— Сто тысяч английских фунтов, причем, как я понимаю, половину здесь, а остальные по месту прибытия, — это конечно заманчиво. Но мое судно — не океанский лайнер, а каботажный транспорт. Для него и пятьсот миль многовато. Вы же предлагаете совершить рейс более чем в полторы тысячи миль в один конец. Кроме того, этот маршрут рискованный — в Сомали идет необъявленная война. Французы, англичане, итальянцы никак не могут поделить эти злополучные земли. Англичане вот-вот объявят таможенную блокаду этого района.
Дюк присел на бочку, раскурил потухшую трубку и продолжил свои размышления.
— Осточертела мне вся это лемурия вместе с ее бананами и кокосами, тавернами и таможнями, пьяными женами и кричащими детьми. Путь, конечно, не близкий, да и вероятность быть потопленным весьма велика. Тем не менее, я готов рискнуть. Добавляйте еще пятьдесят тысяч фунтов, и через пару-тройку недель вы будете наслаждаться в Могадишо ароматной итальянской пиццей с грибами и пармезаном. По рукам?
Аннибал задумался. Взвесил все «за» и «против». Смачно выругался, почему-то по-русски, и решительно пожал протянутую руку Дюка.
Утром следующего дня «Санта Моника» отчалила от берегов Мадагаскара.
VI
Шли они не открытым морем, а вдоль африканского материка, от порта к порту. От Мандзунга до Морони (Коморские острова). Затем остров Занзибар и далее Момбаса (Кения). И, наконец, конечный пункт — Могадишо.
Тягучие дни-близнецы размеренно сменяли друг друга на фоне безбрежной синевы Индийского океана и удушающего пекла. Жара была такая, что иногда казалось, будто раскаленный воздух смешался с океанской водой, и в нем можно плавать, не двигая руками и ногами.
На подходе к Коморам сутки штормило. Все это время Евдоким просидел в туалете, обнимая унитаз — морская болезнь проявилась во всей неприглядной «красе». Такое случилось с ним первый раз — чем меньше судно, тем сильнее сказывается качка.
С зеленым лицом и пошатываясь, он еле-еле выполз на пристань портового городка Морони, где они заправлялись соляркой, пресной водой и провиантом.
— Будь проклят тот день, когда я связался с этим французским легионом. Все. Нету моченьки моей, — взмолился Евдоким, обращаясь к Аннибалу, — лучше помереть сейчас, чем вывернуться наизнанку на этом треклятом корабле. Плывите дальше одни, а меня оставьте в покое.
Командор с жалостью и сочувствием посмотрел на своего спутника.
— Успокойся. Сейчас заглянем вон в ту таверну и поправим твое пошатнувшееся здоровье. Последствия морской болезни лечат только коньяком.
При слове «коньяк» Евдокима замутило еще сильнее. Изо рта вырвалась зеленая липкая струя, и он, припав на раскаленную брусчатку пирса, забился в рвотной судороге. Острая боль в паху пронзила его, словно стрелой, и он потерял сознание.
Очнулся он через сутки в палате лазарета французской военной бригады, расквартированной в Морони.
Военврач сообщил ему неприятный диагноз — в результате длительной и сильной рвоты у него образовалась паховая грыжа.
— Жить будешь, солдат. Но избавиться от этой напасти можно только хирургически. Операцию мы делать не будем — у нас нет для этого подходящих условий. Пока поносишь бандаж.
Доктор протянул Евдокиму серпообразный предмет, обшитый белой кожей, с бульбообразным утолщением на одном конце. Этот бандаж, подправляя и ремонтируя, мой дед носил до конца жизни.
Через пару недель, когда Евдоким почувствовал себя лучше, они продолжили свой путь.
В порты острова Занзибара Дюк заходить не стал — недолюбливал он чопорных английских таможенников, с их привычкой скрупулезно проверять груз и придираться к судовым документам.
— Пойдем на Пемба, там нет английской таможни, — объяснил он Аннибалу, — зато в местечке Вете живет мой старый приятель. Он поможет затариться топливом и свежими продуктами, не спрашивая, куда и зачем мы держим путь.
Всё последующее плавание прошло без особых осложнений. Неприятности начались там, где их и ожидали — на подходе к Могадишо.
VII
«Санта Моника» уже входила в территориальные воды Итальянского Сомали, когда по левому борту рулевой заметил быстро приближающийся к ним торпедный катер с английским флагом на корме. Вскоре с катера просигналили: «Стоп машины. Судно к досмотру», и подтвердили серьезность намерений двумя предупредительными выстрелами.
— Не успели прибыть на место, как нам уже салютуют, — усмехнулся Аннибал. — Что будем делать кэп?
— Что делать, что делать, — передразнил его Дюк. — Сдаваться будем. С англичанами шутки плохи. Потопят, и поминай, как звали.
Дюк отдал команду застопорить двигатели.
Сделав маневр, торпедоносец пришвартовался к неподвижному сейнеру.
Неожиданно, над морем взметнулась красная ракета, и откуда-то издалека послышались выстрелы из крупнокалиберного пулемета.
Дюк обернулся: к ним на всех парах неслись два итальянских сторожевых катера.
Почти тут же английские моряки открыли ответный огонь и «Санта Моника» оказалась под перекрестным огнем. С левого борта стреляли англичане, прикрытые корпусом сейнера, правый борт находился под огнем итальянцев.
Под свист пуль Аннабал с Евдокимом скатились в трюм, а Дюк, находившийся в рубке, дал команду «полный вперед». На «Санта Монике» взревели два могучих дизеля, и оба судна, связанные швартовыми канатами, стали разворачиваться кормами в сторону итальянских катеров.
— Руби швартовые, — закричал капитан торпедоносца. — Полный ход.
Матросы с обеих сторон кинулись с топорами к бортам и одним махом перерубили канаты. Торпедный катер отошел от сейнера, и, быстро набирая скорость, устремился в открытое море, а «Санта Моника», сбросив ход, развернулась носом к итальянским катерам.
Вскоре пальба прекратилась, и путешественники смогли выйти на палубу.
Из продырявленной пулями рубки высунулся Дюк, живой и невредимый:
— С англичанами разобрались, теперь будем разбираться с итальянцами.
С правого борта к ним подходили сторожевики с итальянским триколором на корме.
Переговоры с итальянцами были не долгими. Аннибал попытался что-то объяснить молодому капитан-лейтенанту, но тот слушать не стал, а скомандовал:
— Следуйте за мной. На берегу разберутся.
VIII
На пирсе военно-морской базы севернее Могадишо, куда они причалили вместе с одним из сторожевиков, их уже поджидал взвод военных карабинеров.
Сейнер тщательно обыскали. Судовые документы изъяли, а команду и пассажиров препроводили в участок.
Утром следующего дня Аннибала доставили в отдел контрразведки.
За столом из красного дерева, покрытым полированным стеклом, сидел полнеющий мужчина в слегка помятом сером костюме и перелистывал, лежащие перед ним бумаги и документы с «Санта Моники».
— Ну, здравствуй дружище, — обратился он к вошедшему Аннибалу. — Вот так встреча! Я уже и не думал, что мы когда-нибудь свидимся.
Он вышел из-за стола, подошел к капитану и крепко обнял недоумевающего Аннибала.
— Сколько лет прошло, Анни, а ты почти не изменился. Все такой же подтянутый, стройный, — тараторил контрразведчик. — Да ты, я вижу, не узнаешь меня?
Он развернулся лицом к окну, подтянул живот и стал по стойке смирно.
— Тебе, что память отшибло в этой Африке? Раскрой глаза и напряги мозги, поклонник блондинок: Турин, военное училище, артиллерийский факультет, вторая рота, третий взвод, курсант Мори.
Только тогда Аннибал признал в этом сером, мешкообразном и лысоватом человеке однокашника по военному училищу в Турине, страстного поклонника генерала Дуэ и приверженца его военной доктрины — Альберто де Мори.
Последующие события разворачивались с калейдоскопической быстротой.
Вначале сокурсники отпраздновали свою неожиданную встречу в итальянском ресторане, естественно, с коньяком и шампанским, и, конечно, с лазанье и равиоли. После чего заглянули в приморское казино, где, тряхнув стариной, сыграли две партии в марьяж. Затем зашли в бар, опробовать солнечного «Граспелло», а к вечеру, прихватив с собой четыре бутылки «Кьянти Ризерва» и двух веселых подружек, они оказались в холостяцком коттедже господина Альберто де Мори…
IX
Только утром третьего дня, пропустив натощак рюмку коньяка, командор вспомнил, зачем он прибыл в Могадишо, а, заодно, и о своих спутниках.
Альберто, позвонив по просьбе своего друга, куда следует, быстро разрешил проблему. Начальник дежурной смены карабинеров извинился перед пленниками за вынужденную задержку:
— Война, есть война. Всякое случается. Хорошо, что у вас есть такой покровитель, как полковник Мори.
Затем он вручил им изъятые документы и, сопроводил воспрянувших духом путешественников на сейнер.
Весь день капитан Дюк и его команда приводили судно в порядок, а на закате дня Аннибал с Евдокимом, расплатившись с искателем приключений, проводили, прошедшую боевое крещение «Санта Монику» в обратный путь к берегам Мадагаскара.
— Куда двинем дальше, мой капитан — спросил Евдоким.
— Сейчас зайдем в бар. Подкорректируем здоровье кружкой пива, а затем пойдем к Альберто. Будем решать вторую проблему — как нам побыстрее убраться из этого Сомалиленда и поскорее добраться до Италии. А то, не ровен час, призовут нас с тобой под знамена маршала Бадольо и отправят воевать с эфиопами.
Выпив светлого итальянского пива, они неспешно побрели по пыльным и довольно грязным улицам Могадишо, и через полчаса подошли к коттеджу господина Мори. Но шефа местных контрразведчиков дома не оказалось. Охрана не пустила их даже за ограду, и друзья битый час впотьмах бродили по пустынной улице. Наконец свет фар прорезал темноту и черный «Фиат» плавно подкатил к воротам. Выскочивший из машины водитель услужливо открыл заднюю дверь и из нее степенно вылез господин Мори. Он вяло махнул рукой, и охрана пропустила всю компанию на территорию коттеджа.
— Вот, что друзья мои, — обратился Альберто к бывшим легионерам, — примите ванну, приведите себя в порядок. Я жду вас к ужину. Надо обсудить ряд важных вопросов, касающихся вашей дальнейшей судьбы.
X
Разговор за ужином получился серьезным, можно сказать, судьбоносным.
— Конечно, здесь, в Могадишо, я имею кое-какое влияние, в том числе и на местную администрацию, — заявил Мори. — Но, я не Дуче и не могу одним росчерком пера превратить вас из французских легионеров в подданных итальянской короны. Вопрос о смене гражданства здесь не решается, а в Риме меня могут не правильно понять. Начнется расследование, и чем оно закончится предсказать трудно. Тем более что у меня, как и у любого другого высопоставленного чиновника, есть «доброжелатели».
— Ты полагаешь, что служба во французском иностранном легионе — преступление перед Италией, — перебил его Аннибал. — По-моему, легионер — это не более чем наемный итальянский рабочий, коих тысячи обретаются во всех концах Света.
— Формально ты прав, — продолжил свою мысль контрразведчик, — если не учитывать одно обстоятельство: Италия и Франция находятся сегодня в состоянии необъявленной войны, точнее колониальной конкуренции. Поэтому, для нашего руководства Вы, господа, потенциальные агенты французской или английской, а может быть и советской разведок.
— Вот это разворот армейской мысли! — возмутился Аннибал. — Быстро же ты превратил нас из своих друзей в шпионов.
— Не надо горячиться, Анни, — отпарировал Мори. — Для меня ты был и остаешься другом, но объективная ситуация именно такова. Тем более, как я понимаю, твой товарищ Евдоким русский.
— К чему ты клонишь, Альберто? — Аннибалу стал надоедать этот официоз. — Русский, француз, итальянец — какая к черту разница? Мы, пройдя в этой проклятой Африке все круги ада, просим о помощи. А ты заладил — агенты, шпионы, объективные обстоятельства… Скажи прямо: поможешь нам или нет?
Господин Моро помолчал. Неспешно отпил вина из хрустального бокала.
— Тебе хорошо известно, Анни: человек без бумажки, что бутылка без этикетки. Поэтому отвечу тебе без обиняков. Есть единственный реальный шанс легализовать ваше положение: подать рапорт о зачислении военными карабинерами в итальянский экспедиционный корпус, отслужить какой-либо срок, а дальше действовать по обстоятельствам. Думаю, что при таком варианте все формальности можно легко уладить здесь на месте. Я лично обращусь к маршалу Бадольо и дам за вас поручительство. Тем более, что военные карабинеры находятся в моем непосредственном подчинении, да и момент весьма благоприятный: через пару дней мы начинаем генеральное наступление на Аддис-Абебу.
Услышав последние слова шефа контрразведки, Евдоким, хотя и плохо понимал по-итальянски, насторожился, и, обращаясь к Аннибалу, спросил:
— Что случилось, мой капитан?
— Произошло, Евдоким, то, что и должно было произойти: теперь мы не легионеры французского иностранного легиона, а карабинеры итальянского экспедиционного корпуса. Так, что, как говорили мои древние предки: «жребий брошен». Вперед — на Аддис-Абебу!
XI
Весенним африканским утром передовые части итальянского экспедиционного корпуса вошли в предместья Аддис-Абебы, а к вечеру уже вся столица Эфиопии была в руках оккупантов. Кое-где еще громыхали отдельные выстрелы и полыхали локальные пожары, но в целом обстановка была спокойная.
Рота военных карабинеров, к которой были приписаны наши герои, расквартировалась в полуразрушенном двухэтажном доме в центре города, недалеко от военно-полевого госпиталя. Карабинеры поужинали и стали готовиться к отбою, а Аннибалу с Евдокимом выпало дежурить в охранении.
Наступила безлунная экваториальная ночь, где-то невдалеке стрекотали цикады, навевая воспоминания о мирной жизни. Друзья забаррикадировали все проемы и устроили два наблюдательных пункта в разных концах здания.
— До четырех утра продержимся, мой капитан, — по привычке отрапортовал Евдоким, — а дальше нас сменят. Закурим?
Он протянул Аннибалу портсигар. Капитан достал сигарету. Неспешно размял ее, стряхивая табачные крошки, а Евдоким, чиркнув зажигалкой, протянул ему огонек.
В этот момент из темноты раздался гулкий выстрел и Аннибал, обернувшись в сторону звука, стал медленно оседать на пол, усыпанный битым кирпичом и осколками стекол. Еще бы мгновение и вторая пуля настигла Евдокима, но, падая, капитан закрыл его своим телом, и пуля ударила ему в грудь. Капитан тихо охнул и, словно подкошенный, рухнул на пол. В свете все еще горевшей зажигалки Евдоким увидел, как из-под упавшего командира заструился алый ручеек крови.
Вновь застрекотали замолкшие цикады, и темнота поглотила нападавших.
Через пятнадцать минут Аннибала без сознания и видимых признаков жизни доставили в госпиталь в операционное отделение. Оказалось, что он жив, но диагноз был неутешительный — состояние критическое. Первая пуля, пройдя навылет, раздробила плечевую кость, вторая — засела в легком.
К утру из операционной выкатили каталку с белым, как простыня командором, а за ней, еле держась на ногах, вышел молодой хирург в армейской форме.
— Жить будет, — сказал он, обращаясь к Евдокиму, простоявшему пять часов у дверей операционной, — но левую руку пришлось ампутировать.
Из глаз Евдокима хлынули слезы радости — без Аннибала он не мыслил своего дальнейшего существования в этом страшном мире, где люди за понюшку табака убивают и калечат друг друга.
XII
Спустя неделю Аннибал пришел в сознание, и был транспортирован в центральный военный госпиталь в Могадишо. По ходатайству господина Мори его представили к награде и присвоили воинское звание «капитан». Евдокима временно определили денщиком.
Через месяц, когда Аннибал уже начал вставать на ноги, пришел приказ командующего об его увольнении из рядов армии по причине инвалидности с назначением пожизненного пенсиона. Узнав об этом, капитан с горечью констатировал:
— Прав был тот, кто сказал, что без несчастья нет счастья.
Следующим приказом предусматривалась реорганизация экспедиционного корпуса, как выполнившего свою основную задачу, с одновременным сокращением его численности. Не без участия того же господина Мори, Евдоким попал под это сокращение. Правда пенсион ему не предназначался, но зато, как и для Аннибала, открывалась прямая дорога в Италию.
Хаос в жизни наших героев сменился временным порядком: их африканские злоключения подошли к концу, впереди забрезжила надежда вернуться на Родину, если не в полном здравии, то хотя бы живыми.
Но видимо Судьбе этого показалось мало: ведь она, если наказывает, так уж наказывает, а если награждает, так уж награждает.
XIII
Как-то под вечер в госпитальную палату, где лежал Аннибал, робко постучавшись, вошла заплаканная молодая девушка, покрытая черным платком из тончайшего шифона. Капитан, с трудом приподнявшись на одной руке, с удивлением посмотрел на вошедшую незнакомку. Зажмурился. Мысленно скинул с нее платок, вытер слезы, облачил в белое воздушное платье с большим разрезом на груди, и в его воображении предстала красавица с картины Жана Батиста Грёза «Разбитый кувшин», на которую он когда-то обратил внимание в Лувре.
— Прошу извинить меня за беспокойство, господин офицер, — смущаясь, обратилась красавица к Аннибалу. — Я сейчас уйду, только вот посмотрю на место, где провел последние часы жизни мой отец, полковник Виторио Соти.
— Присаживайтесь, сеньорита, — промолвил капитан, с трудом преодолевая невесть от куда взявшуюся сухость во рту.
Девушка присела на краешек стула, стоявшего у окна в изголовье больного.
— Вам плохо? Подать воды?
Аннибалу действительно стало худо. Неожиданно заболела рука, которую ампутировали. Зазнобило, хотя температуры не было. Он опустился на кровать и натянул на себя одеяло, как бы пытаясь спрятаться от девушки. Мелькнула мысль: «На что я теперь гожусь без руки? Я и обнять то не смогу эту красавицу».
— Не отчаивайтесь, господин офицер. И без руки люди живут, — словно читая его мысли, произнесла девушка. — Главное не падать духом. Вся жизнь у вас впереди, а в ней так много хорошего.
Она помолчала, как бы обнимая иссиня черными глазами поникшего капитана, а затем добавила:
— Будем знакомы. Меня зовут Жорзина Соти. Родом я из Сардинии, точнее с острова Сан-Пьетро.
…Весь следующий месяц розовощекая черноглазка ежедневно навещала раненого капитана, ухаживая за ним как за самым родным человеком на свете, а когда Аннибал выписался из госпиталя, они обвенчались в военно-полевом костеле. Счастье, как и беда, всегда там, где его не ждешь.
Под осень они втроем покинули негостеприимную сомалийскую землю, отплыв на военном транспорте к берегам благословенной Италии.
Обсуждения Жизнь 3d