Заброшенный дом

Когда-то в этом доме бурлила жизнь, в кошачьей плошке плескалось молоко, слышались детские голоса, и хозяйка растапливала печь. И вечерами, под счастливое кошачье мурлыканье, велись тихие разговоры.

Давно это было. Разговоры быльем поросли, хозяева сгинули - только дом остался.

Деревенские обходят его стороной, сплевывая через левое плечо, пугают им непослушных деток. Но они, непутевые не боятся. Вечерами пробираются к заброшенному дому. И замирает дыхание от страха, и шарахаются от всякой тени. Что влечет их туда?

А дом то этот заброшенный зовут Прасковьиным.

Деревня большая. Но деревня. И все друг друга знают. Приходят с улицы дети домой, и начинают матери под руку рассказывать, что у тети Нюры коза опоросилась, и щеночки получились замечательные. Что дед Трофимов опять клюку свою потерял, а нашли ее в Серовском малиннике. И как оно там оказалась никто не знает, не иначе Медведь уволок.

( Медведь это не медведь, а собака пастухова. Черная, мохнатая, размером с теленка и с таким же телячьим характером. Только молодая да баловливая.).

Что с девчонкой из Прасковьиного дома, играя в расшибалочку, Ванька Петров коленку расшиб. А бабка его, с хворостиной за ним же до самого магазина гналась, потому что он решил сам себя лечить малиновым вареньем и все слечил, а что ему в рот не влезло, то по рубахе размазалось.

Что у тетки Гали корова доиться перестала и она соседке своей Вальке орала через улицу, что та ее корову сглазила и что она, Галька, ей, Вальке космы ее паскудные повыдирает.

И еще, еще, еще...
Матери не до них, у нее кошка молоко опрокинула, а в крупу, что она на кашу приготовила, милые деточки песок добавили. И не поленились с улицы этот песок в дом тащить.

Но тут что-то женщину в детской болтовне насторожило. Корова что ли. Вот и у них Буренка меньше молока давать стала и у подружки Ленки. А тут подружка Ленка влетает и рассказывает, что бабы у магазина рассказывают, что в доме заброшенном, что рядом с лесом, ночью свет видели. Туда местный участковый поперся, а света там никакого и не было, но наличник, от окна отлетевший, ему по лбу дал. И теперь лежит участковый у Гальки. Галька кричит, что она участкового от смерти спасла. Только жена участкового думает иначе, и уже захватив скалку, идет к Гальке.

Врут те, кто говорит, что жизнь деревенская скучна и однообразна.

Через несколько дней Маринка с подругой Ленкой под семечки, удивляясь, что по всей деревне коровы не доятся, куры не несутся, а урожай на корню загнивает, хотя дожди умеренные, увидели кучку малышей, гонящую по улице мяч. В этой куче выделялась незнакомая девочка. Бежала как все, вопила как все, мяч пинала как все, но была бледная и худая, как будто прозрачная. Удивились женщины такому недокормышу, и еще одежде странной, не по размеру - юбка по земле волочилась, а в кофту можно было всю детскую кучу запихнуть и еще место бы осталось.

Пришедшие к ужину деточки принесли домой мячик, объяснили, что Оленька из Прасковьиного дома, поиграть до завтра оставила. Но Маринке не до детских цацек, муж-шофер из рейса вернулся. Все новости рассказать надо, да и накормит мужика никогда не мешает.

Мужик накормился, руки Слава Богу есть, сам ест. Не надо с ложки кормить. Детки, набегавшиеся до одури, уснули. Тут кот пришел. Забыл уже, как его за пролитое молоко по морде тряпкой отходили. Пришел, щурится довольно, хозяина увидел. Вдруг шерсть дыбом, спина коромыслом, хвост трубой. Потом деру дал из дому. Посмотрела Маринка на то, что кота напугало, и удивилась. Мячик это, который дети поиграть взяли, странный мячик - как будто самодельный из лоскуточков. Но не хочется кошачьими глупостями голову забивать. Хочется все деревенские сплетни мужу рассказать.

А с утра кошачьи странности вспомнились. Тем более что кот в дом не идет, под окнами ходит и орет дурным голосом. Учинила допрос деточкам. Деточки еще не до конца проснувшиеся, послушно повторили, что мячик дала девчонка, которая в Прасковьином доме живет. И тут Маринка вспомнила, что в доме этом лет 200 не живет никто, а дом светится. Что корова не доится, и куры не несутся. И еще вспомнила что такого не бывает, что высшее образование у нее, что на дворе 21 век уже.Не бывает, только корова не доится, и кот как с цепи сорвался. И мячей таких не бывает и девчоночка эта странная. С такой кашей в голове Маринка кинулась будить мужа. И, который раз, подумала, что любовь это счастье и награда. Разбуженный с утра пораньше муж не прибил ее, не обиделся, даже не удивился. Посмеялся только. Сказал, что дом крепкий и туда, небось, хозяева вернулись. Но, увидав опасный блеск в глазах жены, быстро изменил хозяев на наследников.

Однако Маринка уже приняла решение. И через пять минут, прихватив мужа, подружку Ленку и все еще забинтованного участкового бежала к Прасковьиному дому. Там никого не было. Как всегда выстуженная за двести лет печка стояла в пустом доме и как всегда поскрипывала двести лет как некому ненужная дверь.

Однако на холодной печи стоял чугунок с горячей картошкой. Это было странно и страшно. За чугунком раздался шорох. Маринка закрыла глаза и приготовилась к самому плохому. В чувство ее привел мужской смех. Муж и участковый смеялись искренне и заразительно, сама не понимая, почему Маринка улыбнулась и перестала бояться. А из-за чугунка выглядывала мордочка котенка. Усы у него топорщились, глаза блестели, а нос был испачкан сметаною.

Появление сметанного котенка успокоило всех, но ничего не прояснило. Во дворе послышались вздохи, кряхтение и шаркающие шаги. Маринка опять напряглась. И опять напрасно. В дом вошел старый дед Трофимов. Бурча себе под нос о взбалмошных бабах и подкаблучных мужиках, которые с утра пораньше всю деревню перебаламутили, он уселся около печи на лавку и приготовился читать лекцию о том, что незачем глупости разные в голову забивать, а работать надоть, случайно дотронулся до чугунка.

Подпрыгнув вверх, локтем зацепил чугунок и стаявшую за ним банку со сметаной, которые с веселым звоном упали на пол. Поскользнувшись на разливающейся сметане дед Трофимов отлетел к двери, по пути захватив растерявшегося участкового и они дружно вылетели в открывшеюся под их напором дверь. Дверь громко стукнула, совсем не испугавшийся котенок подлизывал сметану. Вернулись, ругающиеся в два голоса участковый и дед Трофимов. За ними вошла девочка, которую Маринка вчера видела в ребячьей куче - мале. Она удивленно посмотрела на испачканного сметаной котенка и рассыпанную картошку.

-Ты, того, не переживай, подотру я здесь. Сам уронил, сам и уберу. А картошечку со сметанкой новую принесу. И хлебушка. А то как же без хлебушка - растерянно произнес дед Трофимов.

- А где старшие? Вы откуда? Как тебя зовут? - участковый частил и от непонятной ему самому робости прихрапывал.

-Зовут меня Оленька. Мы живем здесь. А старшие сейчас в бане. Вон слышите, отец дрова подрубает.

Действительно откуда-то со двора в дом долетал глухой звук колющихся дров.

-В какой бане? Маринкиному удивлению не было придела. Деревня хоть и была далеко от центра, но с газом. Народ был зажиточный и все с ванными да горячей водой из газовых котлов. А бань то у них лет десять как в деревне не осталось.

-Пойду я, сказала Оленька, а то батяня рассердится.

Хлопнувшая за ней дверь привела в себя остальных присутствующих

-Какая баня? Нету у нас бань. Улыбнулся участковый. Пойдемте на двор, посмотрим, кто это развлекается за счет представителя власти. При последних словах голос участкового налился металлом, а все остальные, приободренные смелым и бесстрашным представителем власти, весело вышли во двор. За ними, пригибая голову к земле, и принюхиваясь, как охотничья собака, шел котенок.

Во дворе никого не было. Пусто было за домом и за запущенными кустами крыжовника. Проходя мимо них, участковый решил, что кусты эти будет обходить стороной. Слишком много несчастий за последние дни сваливается на его голову, не хватало только свалится на эти кусты, да еще не головой, а тем, что ниже ее растет.

Обойдя странный дом и ничего не найдя, все, не сговариваясь помчались в деревню. За ними вприпрыжку бежал котенок. Только около магазина им удалось затормозить. Хотя ничего другого не оставалась. Дорогу преграждал здоровущий трактор и обойти его можно было только по крапиве. Ну а крапива всегда крапивой остается, даже если за вами сам Леший гонится.

Войдя в магазин, Маринка попросила пачку кошачьего корма. С тайной надеждой, что, объевшись им, котенок не то, что бы отравится, но обожрется, и заснет где ни будь от нее подальше.

Мужчины в это время держали военный совет. Что делать дальше никто из них не знал. Главная трудность была в том, что и рассказать произошедшее с ними в заброшенном доме никому нельзя. Хорошо если только засмеются, а то и врача вызовут.

Однако деревня есть деревня, и за день около заброшенного дома вся она и перебывала. Поздно вечером, нарушив неписаные законы, вся деревня собралась около клуба на молодежные посиделки. Попытки старших прогнать хотя бы самых мелких детей провалилась в самом начале. Мелкие не ушли, а спрятались за кирпичами, приготовленными года три назад для ремонта клуба. Примерно тогда же вся деревня отоварилась видаками, и надобность в ремонте клуба отпала. Молодежь вполне устраивали клубные развалины, добавляющие пикантность в их сборища. Кирпичи заросли крапивой, а в крапиве лазить и выковыривать оттуда мелких детей не хотелось некому.

Разговор начался с необходимости отстроить церковь, без которой всякая нечисть лезет в деревню и того и гляди пакость какую учинит. Против этого никто не возражал, потому что и возразить было нечего. Однако больше волновал вопрос, что же случились утром возле Прасковьиного дома.

Участковый, сменивший бинтовые повязки на интеллигентный пластырь, рассказал все, что ему удалось запомнить. Про кота, жуткого размера, который хвостом их всех отбросил к двери, про само летающие кринки и чугунки, про сметанное наводнение и картошечный град. Маринка, удивившись на участкового, который еще с утра был в своем уме, а спиртного отродясь в рот не брал (и в деревнях бывают свои аномалии) рассказала все по порядку и представила собравшимся котенка из Прасковьиного дома. Он прицепился к ней и неотвязно ходил, как за родной мамой. Поскольку котенок был обыкновенный, а в заброшенном доме никто ничего не увидел, то разговор плавно перешел на погоду, лошадей, которых не было (за ненадобностью) и ураган, на днях прошедший где-то чуть левее Амазонки. Все стали гадать, что им придется делать, ежели этот ураган до них доберется. Тут из крапивы послышалось сначала громкое сопение, потом треск, а под конец шум драки. Матери, распознавшие свое потомство по отдельным выкрикам, бросились разнимать это самое потомство. Разниманию очень мешала крапива и наступившие сумерки. Издерганный участковый, выхватив пистолет, с криком , что всем надо стоять, а не двигаться, вломился в центр детско-крапивной свалки. Дети разбежались, спрятались за мамкины юбки. Участкового с трудом, но удалось уговорить выйти из крапивы, а главное убрать свой пистоль. Пока мужики выводили и уговаривали участкового, бабы потихоньку договорились пистоль у участкового стянуть и спрятать. На время. Или утопить в речке, если участковый не пойдет на поправку. Вдруг участковый округлил глаза и вытащил из детской кучки девочку в старой юбке и кофте. Он закричал страшным голосом (таким страшным, что испугался сам председатель, ничего до сих пор, кроме похмелья не боявшийся) - Ты кто? Ты где?

Девчушка в голос заревела. Ленка ее подхватила, успокаивать стала. Девчушка вырвалась от нее, посмотрела на участкового злыми глазенками и заявила, что он не имеет права ее, вот так, просто, допрашивать, что она адвоката своего должна вызвать, но это потом, а сейчас она все расскажет своей мамочке, а участковый пусть меньше по бабам шляется, а то опять они из-за него подерутся и ему колотух перепадет. Тут девчоночка резво прыгнула в сторону и быстро скрылась в темноте. Удивленное молчание прервала Галина.

- Девочка это, наверное, из бродяг, которые у Медовой горки обосновались. Погнать бы их надо, а то своруют чего.

-Не бродяги это, а археологи. Они клады здесь ищут. - Возразил участковый, я документы смотрел. Хотя конечно, подойти, да сказать, что бы за детьми лучше смотрели, не помешает.

Вся мелюзга хором запросилась с ним, на живых археологов посмотреть.

Участковый, с тайной надеждой, что до завтра всё забудется, пообещал взять с собой всех желающих. Но в первую очередь тех, кто себя хорошо вести будет.

Дети, с тайной надеждой найти, вместо археологов, клад, дали клятву вести себя хорошо. Давая клятву, они сомкнули пальчики крестами. Это им позволяло ее нарушить без ущерба для чести и достоинства, да и дядя Сережа - участковый был известен в деревни как мужик добрый и незлобивый.

Уже совсем стемнело, и матери погнали ребятишек спать.

Посиделки продолжались. Тетка Марья вспомнила, как ей бабка в детстве рассказывала о доме Прасковьином. Якобы двести лет назад было на этом месте старое кладбище. Но дурак один, приехавший в деревню из непонятно откуда, и женившейся на местной красавице Прасковьи, решил там дом построить и построил. Ему старики говорили, что негоже, а он только смеялся и вид из окна расхваливал. Вид действительно расчудесный и дом получился крепкий (вот до сих пор стоит) и жили они душа в душу, и дочка у них была здоровенькая да ухоженная. Но потом то ли сглазил кто, то ли место такое, не для живых, только погорели они всей семьей в бане. С тех пор и стоит дом без хозяина. А еще говорили...

-Хватит, взмолился участковый, ночь на дворе. Завтра к археологам схожу, скажу, что бы они эту козу свою на коротком поводке держали.

Бабы за спиной участкового переглянулись, а его жена еще больше укрепилась в идеи оружие у благоверного отобрать.

Ночь угомонила деревню, и только в одном доме Прасковьи горел свет. Но его никто не видел, потому что и не смотрел.

Утром участковый, верный своему слову и скрипя зубами, в окружении детей двинулся к археологам. И узнал, что никаких детей с археологами нет, что археологам вполне хватает и местных детей, что бы еще и со своими мучится, что археологам помогать никто и не думает, а мешают все, кому не лень, а ленивых в этой деревне нет.

Участковому стало стыдно, и он хотел уйти. Но не смог. Археологи, неожиданно сменив гнев на милость, буквально силой заставили его пить с ними чай, а деточки рассыпались по всему лагерю, совали свои, еще со вчерашнего дня, чумазые носы куда только можно было. И собрать их в одну кучку, что бы увести даже думать нечего было. Участковый вздохнул и остался, утешая себя мыслью, что отдых порой нужен даже трактору.

Почтенные археологические профессора пили чай и угощали участкового хлебом собственного изготовления по древнерусскому рецепту, который раскопали в предыдущей экспедиции.. Сергей, пробуя и на вид, и на вкус несъедобную субстанцию подумал, что археологи то ли не то раскопали, то ли не так поняли. Но расстраивать этих людей не стал, в надежде, что не отравится. Ну, по крайней мере, не до смерти.

А молодая и не такая заслуженная часть экспедиции спасала те свои находки, которые еще ребятня не растащила. Наконец вопли о помощи дошли до участкового. И пока профессора заговаривали милым деткам зубы, от испуга потерять свой помойный хлам, смешав князя Игоря с Куликовской битвой и приписав изобретение пороха самому Перуну, участковому удалось этот ценный помойный хлам у деточек конфисковать. А чтобы деточки не сперли все это по новой, Сергей сделал вид, что составляет протокол.

За вечерело и, начисто завыв о главной цели своего визита, с замороченной головой и твердой уверенностью, что съедобный хлеб выращивают в магазине, участковый стал собираться домой. Деток отлавливали всей экспедицией. И только клятвенное обещание самого главного профессора дать покопать клад, позволило уговорить их уйти по домам.

В деревне участкового уже ждали Маринка с подружкой Ленкой и дед Трофимов. Они, отогнав детей, зловещим шепотом рассказали, что девчоночка эта опять появлялась и разговаривала с врачихой Андреевной. После этого Андреевна подалась в лес, набрала поганок с мухоморами, сварила суп и теперь ходит по деревне всех на тот супчик в гости зазывает. А о чем с девчонкой разговаривала, сказать не может, сразу петь начинает. И поет то, как будто из оперы, но слов не разобрать. А про поганки и мухоморы говорит, что это шампиньоны новой породы. Но сама не ест, говорит, что у нее с детства диатез от грибов.

- А бывает? удивился участковый. Ответить ему не успели, перебили крики зовущие на пожар. Бросившись на помощь, они увидели языки пламени, вырывающиеся из коровника. Успев с облегчением подумать, что коров там лет пять как нет, участковый бросился во внутрь. Потом он никак не мог объяснить, за каким лядом потянуло его внутрь коровника, объятого пламенем - но это потом, а пока Сергей стоял посредине заброшенных поилок и полуразобраных электродоилок и с трудом понимал, что ничего не горит. Снаружи бесновались люди, в окно он увидел, как колотится в руках трактористов его жена, пытаясь забежать за ним. И вдруг все пропало. Сергей оказался на пустом месте. Вокруг виднелись дома, но привычный вид деревни был нарушен. На месте заброшенного трактора паслась лошадь, на месте школы было картофельное поле, а на него в упор смотрела непонятная девочка Оленька. Только одета она была как на старой, еще дореволюционной фотографии его прабабушки. Сергей уже ничего не помнил и не понимал, кроме одного, что ему снится дурной сон, а он никак не может проснуться. Он попытался себя укусить за руку, но тут девочка заговорила. Рассказала она ему, что на месте коровника раньше баня была. Что погорели они там всей семьей. Что к коровнику она претензий не имеет, но вот археологов с их могилки прогнать надо.

С первых же слов девочки у Сергея мысли прояснились, и он понял, что он единственный человек на свете способный помочь несчастному ребенку. Удивился только, ведь археологи не на кладбище. Но девочка, словно прочитав его мысли, пояснила, что в деревни их не любили и схоронили отдельно. Но они не в обиде, только просила не тревожить, а археологам передать, что клад ими искомый за пятой верстой под большим дубом.

Опомнился участковый только под слезами жены, которые капали ему на лицо весенним дождиком. Деревенские молчали, уставившись на только что горевший, но так и не сгоревший коровник. А Сергей знал, что и археологов прогонит под дуб, и за могилкой присмотрит, и что весь этот кошмар кончился.

Или почти кончился.