Алим, сделай, пожалуйста, чаю, а то в горле першит, будто кто-то специально мешает говорить.
– И мне, я тоже хочу. Да, наверное, всем сделай, – предложила Саша.
Алим пошел ставить чайник, а Мила пыталась собраться с мыслями, проговаривая обрывки виденного во сне. Было такое впечатление, что пространство комнаты постепенно становится иным… иным во времени.
Неизъяснима растворенность
– Как будто высветило небо передо мною пятнышко земли сырой, пропитанной дождями, с прохладой утренней и чистотой благоуханной и будто не было в том странности какой. Я знала, что случается такое, и в небо взор свой подняла.
Затянутое тучками, оно сначала хмурым показалось, но я-то знала, просто спит оно. Откуда ж появился свет? И пятнышко земли просохло. Быть может, в нем и кроется ответ на потаенные души вопросы.
И я ступила в круг… Я помню, утренние росы всегда приятны были мне… как ветры злы… как долгий зной дневной мучителен… как соки приятно погружают в сны…
И этот дух, как будто воздух наполнен чувствами неведомой любви, которая в себя вбирает… меня, парящую над мною… своими ароматами…
Цветы… теперь передо мною, которыми я только что была… я так красива. Теперь сорвала я себя, и запах свой в себя вдыхаю. О, как же я благоухаю…
– Цветок мой нежный, – голос дивный меня вдруг возвратил в себя, и круг исчез. Аллея сада, цветы, и только он и я… – цветок мой нежный, неземная тебе дарована краса, ты, как неведомая фея, творишь такие чудеса, которым в мире нет сравненья.
Бывало, видел я виденья ярчайших образов черты, но пред тобой они пусты, как безупречное творенье, ты превосходишь все мечты
И я смиренно припадаю, – и он вдруг на колено встал, – мне честь дарована, я знаю, с тобою быть за то… овал вокруг меня вновь засветился, и мир исчез, и вновь явился уже другим.
И я не та, и не девица, и не цветок уже, а птица, и древний мир передо мной, и я – свидетельница той, им недосказанной былицы…
Алим приготовил всем чай и, как принес чашки, так и стоял, безотрывно слушая Милин рассказ. Саша и Мишар тоже будто окунулись в другой мир и оставались неподвижными. А Мила продолжала:
– А он, избранник мой сердечный, с мечом и в латы облачен. Дерется храбро и беспечно, не думая, что обречен, и ждет минут отдохновенья.
Вновь прерван бой, устали все, спешат прилечь, он возожженный, сияя, пишет на стене полетом птицы вдохновленный души поющей откровенья:
В твоем полете есть знаменье. Не всем нам ползать суждено и спотыкаться о каменья, тебя приметил я давно.
Меня ты будто охраняешь, ты будто бы моя душа: легка, воздушна и летаешь, тобой любуюсь, чуть дыша,
И слух мой песнь твоя ласкает…
Отвлекся он на звук сраженья и ввысь взглянул:
– Прости, душа, еще вернусь я, ты же знаешь…
А я парила, не спеша, то поле брани облетая: «Я птица, птица, не душа, зачем меня так привечаешь… Душа невидима…»
Свеча… я в бальном платье, после бала. О, как безумно я устала. Летать, парить под звуки вальса. Мельканье лиц … Пространство зала…
Пространство стало необычно, необъяснимо, тонко, зычно. Я в нем во всем растворена, я не дышу, не размышляю. Но где же он… Я все теряю…
Как плотна неопределенность… Неизъяснима растворенность…
Мила замолчала, потом уже совсем другим голосом, будто вернувшись из своего путешествия, произнесла:
– Я почему-то не могу вспомнить его лицо. Мне почему-то все время казалось, что я его хорошо знаю. Было много разных, совсем разных событий. Но всегда он. А теперь не могу вспомнить его лицо. И, вообще, ничего больше не могу вспомнить. Как будто порвалась кинопленка, и только мелькают полосы, блики, и ничего определенного.
Саша захлопала в ладоши:
– Класс! Я все видела, о чем ты рассказывала! Особенно сражение и его финал, о котором ты не упомянула, и, вообще, я не слушала, а как бы смотрела. И лицо его помню. Вот это лицо перед нами, – Саша посмотрела на Алима, – везде был он. А ты что, сомневалась? Скажи, деда, ведь, правда, везде они были вместе?
– Раз ты видела, зачем переспрашиваешь? – вопросом на вопрос ответил Мишар. – Главное, что все логически завершилось и оформилось в здесь и сейчас. Теперь можно продолжать писать хроники на чистом листе. Все прошлые привязки отсечены. Нет, оно, это все, было, но теперь оно не цепляется за настоящее. Колесо времени сдвинулось с мертвой точки, встряхнуло все события, и они теперь все равноправны и послушны вам. Вот, что вы выбираете прямо сейчас, то и есть.
Всякая там карма, она очень инертна, и она сразу же отстает, как только колесо времени приходит в движение. В этот самый момент все двусмысленные значения слов меняют свой акцент с физического на метафизический. Вот, вслушайтесь в разность звучания: «отстал», «отстань», «проснулся», «проснись», «даешь», «давай», «заводить».
Как только появляется волеизъявление или нематериально-физический подтекст, мир, в котором обитает слово, сразу же меняется. Как будто происходит уже не само действие, а нечто большее. И побуждение к нему, и целеполагание, и целая наполненность чем-то еще. Просто не могу так сразу перевести на обычные слова. Но вы все равно почувствовали.
В дверь позвонили.
– К нам гости, – поднялась Саша, – я открою.
Алим и Мила тоже поднялись, будто почувствовали, что дело коснется и их.
Мишар отпил глоток чая и радостно произнес сам себе:
– Завертелось-таки колесо, завертелось…
Просьба
Все трое вышли на улицу. Гость оказался и неожиданным, и, вместе с тем, как бы закономерным в свете последних событий.
– Здравствуйте, – произнесла Маридан. – Мне бы поговорить с Алимом, если, конечно, никто не возражает, – она посмотрела на Милу, затем перевела взгляд на Сашу, и продолжила, – зря вы вчера не поехали на экскурсию. Было занятно. А еще, сегодня все делятся впечатлениями не столько о красивых видах «Источника прозрения» и «Долины грез», сколько о необычных видениях, посетивших многих во время сна. Даже решили вечером устроить конкурс на лучший рассказ. Только работы должны быть в письменной форме. Это литератор один предложил и обещал лучшие поместить в каком-то журнале. Желающими поучаствовать в конкурсе оказались практически все, кто был на экскурсии. У нас теперь билеты проданы на три дня вперед. Причем по три экскурсии в день. Приходите на конкурс сегодня в семь вечера возле столовой. Там есть открытая площадка со скамейками. Будет интересно. – Маридан перевела взгляд на Алима, – так как, мне можно с тобой поговорить?
– А почему бы и не поговорить, коль в том потребность есть?
– О, ты уже и стихами заговорил, – Мила тоже посмотрела на Алима.
Но Саша не дала ей больше ничего сказать, взяла за плечи и увлекла в дом со словами:
– Да пусть поговорят, коль в том потребность есть.
И они обе рассмеялись.
Алим остался один на один с Мариданой, и некоторое время они стояли молча. Наконец она заговорила первой:
– Вот видишь, какой ты нерешительный. А я думала, что ты «тот, который знает», и приготовила к тебе кучу вопросов и даже просьб.
– Что значит: «тот, который знает»? Очередная легенда? Или какая-то хитрая уловка?
– И говоришь ты, не оставляя сомнений.
– Что значит: «не оставляя сомнений»?
– Вот, как будто все перед тобой открыто, и вопрос только в том, что взять, на что посмотреть, в какой очередности преподнести. Вот, мне кажется, я сейчас скажу, когда я тебя увидела впервые, и ты не удивишься, потому что ты об этом знаешь.
– Так расскажи. Сегодня все рассказывают свои грезы. Сама ведь сказала, – неожиданно для самого себя выпалил Алим.
С трудом справляясь со своими эмоциями, понимая, что без движения ей трудно будет говорить, Маридан протянула Алиму руку и предложила:
– Давай пройдемся немного. Мне так легче будет рассказывать, – однако заметив неловкую заминку юноши, она убрала руку и, начав движение в сторону моря, добавила, улыбнувшись, – извини, я забыла.
Алим последовал за ней, ожидая рассказа.
– Жизнь моя в последнее время стала сера и скучна, как будто антракт между двумя действиями увлекательного представления. И я даже не знаю, что меня побудило поехать на море. Две недели еле выдержала, изо дня в день купалась и загорала, а просвета все нет. Решила уже домой ехать. Вещи собрала, пошла.
И вот иду я по небольшому прибрежному рыночку, и вижу, как цыганка гадает мужчине по руке. И так все подробно рассказывает, что тот стоит в оцепенении и жадно слушает.
Вообще-то, я, как и все, не очень-то им доверяю, а тут так захотелось услышать что-то необычное, и я подошла. Протянула руку. «Что пустую руку протягиваешь, красавица, положи, сколько не жалко, скажу, что у тебя на лице написано, – услышала я уверенную речь. Дала денег и жду. – Что ждешь, давно пора было приехать. Все тебя ждут, а ты, будто уснула. Дойдешь до конца базарчика, там остановка автобусная. Сядешь на «Приморский», доедешь до конечной и дальше пешком вдоль берега, пока не дойдешь до лагуны, камнями усыпанной. Это твоя первая остановка.
Найдешь там раковину необычную, возвращайся на людный пляж, сними поблизости комнату. Обустройся, успокойся, переспи, сон запомни. Увидишь ты в нем своего суженого, если разглядишь, и еще одного, «того, кто знает». Это твоя вторая остановка.
На следующий день возьми сумку, положи в нее всякой дребедени, и раковину тоже, и ходи всем предлагай, только задешево не отдавай. Как увидишь, «того, кто знает», даже если не вспомнишь его, все равно поймешь, по тому, как на раковину он смотреть будет. Вот тогда расскажешь ему легенду о раковине. И жди, что будет. Это твоя третья остановка.
А дальше события сами тебя вовлекут в нужное действие. Главное, не прозевай своего суженого. Один раз пройдешь мимо, второго раза не представится. Это будет твоя главная остановка. Смотри, не проспи, красавица».
Вот, как по написанному, все говорит и торопит. Завела меня. Я все, как по сценарию, и сделала. Остальное ты уже знаешь. И вот вчера, вернее, ночью, я еще раз грезила и вспомнила. Ведь я точно тебя видела между камней в первом своем видении, просто не запомнила сразу.
– Так ты вся в свете своем укуталась, и все камень пробудить старалась, а потом еще эта мелочь вся расползаться начала. Ты на нее как зыркнула, она враз и притихла. Не до меня тебе было. Да и я, честно говоря, сдрейфил, притаился. Не каждый день такое увидишь, – опять неожиданно для себя выпалил Алим.
Маридан остановилась и смотрела на него широко раскрытыми глазами.
– А я еще, глупая, сомневалась. Но, погоди, это ведь мое видение, мой сон, мои грезы. Ты что же, даже такое можешь? Тогда я совсем ничего не понимаю. Что же это происходит? Значит это не сны, а какая-то иная реальность? Как же во всем этом разобраться?
– Я и сам не совсем готов к такому и не знаю, удастся ли во всем разобраться. А, может, можно просто этим жить. Жить без перерывов и антрактов, как ты говоришь. Так какие у тебя были ко мне вопросы?
– Уже никаких. Ты их только больше рождаешь, – задумчиво проговорила Маридан, смотря на море, к которому они подошли. – Хотя, нет, один вопрос я тебе задам. Тот, который меня давно интересует. Вот, скажи, «тот, который все знает», ведь правда, что в имени человека сокрыто очень много и прошлого его, и будущего, просто все очень сжато, и надо суметь еще найти к нему ключик. Но я хитрая, я хочу воспользоваться подсказкой «того, кто все знает», пусть это будет мой ключик. Скажи, что значит для меня мое имя?
Алим не успел ничего подумать. Ответ рождался сам собою и прямо сейчас.
– Представляешь, когда ты родилась, твоя мать решила назвать тебя Мариной, потому как ей перед родами все время снилось море. А отец пошутил: почему «на», лучше «дай». Маридай будет слишком открыто и ранимо, тогда уже лучше Маридан. В этом имени заложена данность, незыблемость, соответствие высшей воле. На том и порешили.
А, если глубже, то в твоем имени для тебя есть запись твоего предназначения. «Дан» – это и посвящение, это и синтез «дай» и «на», это и их завершенность, и их совершенство. А ведь у тебя есть источник прозрения. Я не могу тебе все разложить по полочкам. Это вытолкнет тебя из действа в антракт. Ты ведь этого не хочешь? Я и так много сказал.
– Алим, ты и так много сказал, и так просто. И я, правда, не хочу в антракт. Прощай, «тот, который все знает».
Маридан поцеловала его в щеку, и, не оглядываясь, радостно побежала вдоль берега…
У Алима у самого было много вопросов.
«Кто бы мне мог так просто все рассказать и объяснить», – думал он. Вопросы, как снежный ком, обрастают все новыми и новыми по мере продвижения вперед. И, что самое интересное, когда появляется возможность разобраться в старых вопросах, то их значимость теряется перед возможностью поставить новые. Правда, говорят, что правильно поставленный вопрос содержит в себе девяносто процентов ответа. Надо научиться правильно задавать вопросы. Это важное качество в жизни.
Алим собирался еще воспользоваться приглашением кота и побывать в «Долине грёз» до отъезда. Теперь он воспринимал это приглашение всерьез. Но надо было предупредить девчонок. Хотя теперь они могут неправильно истолковать его поход. Вот все так имеет свои плюсы и минусы.
Зачем приглашал?
– Как-то быстро вы договорились, – встретила его Мила, – интересно, о чем может просить молодая, интересная, предприимчивая девушка у простого отдыхающего. Или это секрет?
– Да что ты ему свободно дышать не даешь, – заступилась Саша, – для мужчин свобода – это чуть ли не главная потребность в жизни. Без нее они не могут развернуться. В тесноте они как раз в обиде.
– А для женщин любопытство – чуть ли не первая потребность, потому как они стоят на страже безопасности и порядка, – парировала Мила, – и ничего я не стесняю его свободу, просто интересно.
– Как-то интересно вы обо мне рассуждаете, укладывая вещи в сумки, как будто решаете, есть мне там место или нет. А меня, между прочим, сегодня еще в гости приглашали. А Маридан хотела просто узнать значение своего имени.
– Ну да, а ты у нас уже специалист по именам, – не ослабляла хватки Мила, – и теперь тебя пригласили в гости.
– И ничего не теперь, а еще утром, когда ты меня начала будить, мне как раз кот снился. Не успел он что-то рассказать, так и прямо предложил: «Заходи днем, а то ведь уезжаешь сегодня».
– Это куда же он тебя пригласил? – заинтересовалась Саша.
– В «Долину грёз».
– И ты, правда, пойдешь?
– Хотите, можете пойти со мной.
– Нет, я уже находилась. Сходите вдвоем с Милой. – Саша решила, что так будет лучше, и, чтобы подтолкнуть Милу к согласию, добавила, – А я с Мишаром пообщаюсь.
Мила застегнула сумку и неожиданно спокойным голосом произнесла:
– Ну, пойдем, послушаем, что тебе кот хотел еще поведать. А то ведь еще чего удумаете напоследок. Вы ведь стоите друг друга.
Обстановка разрядилась, и все трое улыбались, каждый думая о своем.
– Раньше ты не очень-то любил ходить, – заметила Мила, когда они шли вдоль берега. Она держала его под руку, море было удивительно спокойно. Чайки отбегали в сторону, потом залетали наперед и ждали-зазывали гостей, затем опять отбегали в сторону. Легкий ветерок обдувал их всякий раз, как только становилось жарко. На горизонте виднелось рыболовецкое судно.
– Ты замечаешь, как сегодня все вокруг приветливо, спокойно, бездвижно-лениво, как будто устало от нашего присутствия и радуется, что мы уезжаем? – продолжила она.
– Может, просто мы выполнили свою программу, и нам полагается выходной.
– Тогда зачем тебя кот приглашает?
– Может, просто хочет попрощаться и чем-то порадовать на прощание. Если бы знали, что отдохнуть не дадут, взяли бы свое задание. Поди, уже и выполнили бы его. А теперь надо будет все спешно нагонять.
– Что это ты о работе начал думать? Не получилось морем насладиться? Давай искупнемся. – Мила потащила Алима в воду, отпустила его руку и поплыла.
Алим стоял по пояс в воде. Одежда все равно уже намокла, и он поплыл за ней. Мила повернулась к нему, окатила его водой и поплыла вдоль берега. Алим так быстро плавать не умел и поэтому повернул к берегу. Но когда он выбрался на берег, Мила тоже уже вышла из воды, но гораздо дальше. Она шла в сторону «Долины грёз». Алим попытался ее догнать, но она ускорила шаг и побежала.
Так, по одному, они и добрались до камней лагуны.
– Где же твой кот, или ты его специальным заклинанием вызываешь, или музыкой, как факир змею? – поинтересовались Мила.
– Нет, все гораздо проще, – отшутился Алим, который и сам не понимал, как можно встретиться с котом. Неужели тот просто так выйдет из-за камня и заговорит человеческим голосом, как в сказке? Что-то не очень в это верится. Стало быть, чего-то он недопонял в приглашении:
– Сейчас сядем, отдышимся после твоих гонок по бездорожью, – продолжил он, – закроем глаза и будем грезить. Это же «Долина грёз».
– Ох, и выдумщик ты. Смотри, если обманываешь, будешь наказан недоверием. И назад будешь нести меня всю дорогу на руках.
– Я с удовольствием, – улыбнулся Алим, – дай только отдышаться.
Он присел возле камня и не спеша осматривал видимую часть берега и моря. Мила присела рядом, и, оценив занятие Алима, уточнила:
– Что, представляешь, сколько столетий любовался этим видом истукан? Давай уже, закрывай глаза, интересно, чем хочет поделиться твой кот.
«Вот влип, – подумал Алим и закрыл глаза, – где же ты, умник, зачем приглашал?»
– Во-первых, не умник, а ученый, а во-вторых, я и не сомневался, что ты сам догадаешься, а в третьих, нравится мне, когда вы вдвоем, вы тогда с закрытыми глазами любое решение находите, вроде как, между прочим.
Алим открыл глаза. Кот, как ни в чем не бывало, чертил что-то на песке, а Мила смотрела то на него, то на Алима.
– Повезло тебе, придется своими ногами назад топать, а я думала, фантазируешь ты, – произнесла она.
– Вот, привезли вы ключи и забыли о них, – продолжал кот, – а Мишар все пытается с их помощью игру достать и не получается у него. Вот я и решил воспользоваться своим же инструментом. А то все ходят тут, грезят, а я-то чем хуже. Пошел к источнику, воды напился, лег на камень и говорю: хочу, как все. Получилось, сам не ожидал. Только все выходят ко мне на третий этаж, а я с третьего на пятый попал, да еще в щелочку на шестой заглянул: там она, неугомонная, там. К чему-то готовится. Вот и решил предупредить. Мы ведь теперь с вами, вроде как, заодно. А вдруг она на меня наезжать удумает, так, кроме вас, и на помощь-то некого позвать будет.
Кот все чертил, да причитал.
– Вот у тебя привычка: со средины своих мыслей рассказывать начинаешь и думаешь, что все понятно всем. Давай как-то уж по порядку, – прервал его Алим.
– Да, вот же, пытаюсь все по полочкам разложить. Помните, как вы с помощью одного всего ключа могли в игру выходить? Со мной познакомились? Ключ тот называется «Амфир». Что он означает и как работает, я вам рассказывать не буду, сами разберетесь. Это один момент.
Потом ты, Алим, видел, как игра спешно эвакуировалась через кубичную форму, и следы свои заметала. После этого она еще гонца своего присылала, но без толку. И все, ушла, пропала. Сбросила свою нижнюю часть, как шелуху ненужную, и меня вместе с ней да и архивариуса тоже списала. Это второй момент.
– Так что же, это мы не в игре, нет ее теперь? – поинтересовался Алим.
– Не перебивай, имей терпение, – продолжал кот. – Вы привезли второй ключ, от Эль Карима, который так и называется «Илкарим». Ключ этот вскрывает дверь третьего этажа мироздания. Он открыл вам доступ, не буду рассказывать к чему, сами догадаетесь, но и там нет никаких следов игры. Вам-то это ни о чем не говорит, а вот Мишара это озадачило. Это третий момент.
Примерил он свой, третий ключ, «Лотсерп». Лот серпа по остроте своей близок к «лезвию бритвы», только то – путь прохождения, а это – ключ от двери четвертого этажа. И этот ключ ничего не дал. Нет ее и там, игры. И вот тут дед ваш догадался, что этажей-то не три, а много, и, стало быть, ключей – тоже. Так вот, следующий ключ хранится неким Кинь Ли, и тоже у дуба, и называется он так же «Киньлидуб». Только вот, путь к нему я вам указать не могу. Должны сами найти. Это пятый момент, – кот замолчал.
– Как же пятый, если четвертого не было, – удивленно подметила Мила.
– Потому что я не успел предупредить вас, что после пятого момента я обязан ответить на любой ваш вопрос, а если не знаю ответа, должен вместе с вами его искать. Вот предупреждал же: не перебивайте. Теперь расскажу вам четвертый момент, а дальше уже без меня. Прямо-таки, гора с плеч. Так мне не хотелось опять с игрой встречаться.
Так вот, и я, и архиватор, и вы отделены от своих верхних частей, без которых нет доступа на верхние этажи. Это и есть четвертый момент. Я ответил на ваш вопрос, – кот подпрыгнул от радости и промяукал. – Прощайте, многие века неволи, и, здравствуйте, свободные века!
Своим прыжком кот поднял столб пыли, и Алиму с Милой пришлось закрыть глаза. В следующий момент кота уже не было. Море по-прежнему было спокойно. Разбросанные по берегу камни поблескивали на солнце, и никаких мыслей в голове.
– И вот, скажи теперь, правду он говорил или врал, союзничек ученый? – первым заговорил Алим.
– Я так понимаю, что нам в этой лагуне делать больше нечего, тем более, что вон тот катер, кажется, везет сюда туристов, – заметила Мила.
– Ну, что ж, встречай гостей, свободная часть самого себя, – усмехнулся Алим, подымаясь и направляясь домой.
– Это ты про что только что? – поинтересовалась, догоняя его Мила.
– А я и сам не знаю. Он ученый, вот пусть и думает. Сам же про какую-то отделенность говорил. Так еще, главное, «все вы отделены…»
А про ключи, я так думаю, Мишар сможет нам что-то прояснить, раз он этим вопросом занимался. А что, прикольно: мир, как здание со множеством этажей, и на каждом что-то происходит, и не каждый имеет ключи, чтобы шастать по этажам…
А что, я придумал название новому миру: «Хитросплетение вопросов». А что, самый плодовитый. Какой вопрос ни затронешь – он рождает множество новых…
Ищи теперь какого-то китайца, потом окажется, француза, нет, француз уже был, пусть лучше бразильца. Получается, какая-то дружба народов…– бормотал он.
Мила чуть отстала от Алима и дала возможность ему выговориться. Так незаметно и дошли до дома Мишара.
Так, стало быть, ключи есть
Мишар и Саша накрывали на стол.
– Дед, а откуда ты узнал, что они сейчас придут? Прямо минута в минуту?
– Так ведь мы еще не всех выслушали, а времени осталось мало. Кому ж охота с недовольным сном встречаться. Я так думаю, что Алим ходил досматривать свой сон и теперь готов поделиться с нами?
– Конечно, готов, тем более, что в нем осталось много вопросов, а времени, как вы говорите, мало.
И Алим пересказал все, что видел во сне и пояснения кота о многоэтажном здании мира и странных ключах.
– Да, любопытный рассказ. Так, стало быть, ключи есть. А я думал, их каким-то образом изготавливать придется. Искать, поди, интереснее будет, как думаешь, внучка?
– А почему ты только у меня спрашиваешь?
– Потому что Мила и Алим уже давно этим занимаются, и, если помнишь, успешно. Два первых ключа-то они достали. И тебя встретили, и ко мне попали, потому как у меня был третий ключ. И приснилось мне, что ключи я должен вам передать, если ты согласишься помогать, так как вдвоем у них скорости не хватит угнаться за игрой. Вот я и спрашиваю у тебя, внучка, согласна ли ты войти в самый интересный и необъятный мир – «Мир вопросов», или как Алим его определил «Хитросплетение вопросов». Лишь после твоего ответа я продолжу дальше.
– А я так думаю, что ты меня с детства к этому готовил, и экзамен я уже прошла. Конечно же, ответ мой будет «да».
– Так что, все только начинается? – Мила обвела всех удивленными глазами. – А когда же я успела сказать свое «да»?
– Наверное, когда заняла мое место в учебном кабинете, – предположил Алим.
– Итак, раз все прояснилось, тогда продолжу.
Старайтесь как можно меньше расспрашивать и разжевывать друг другу любые вопросы. Так вы будете развивать и веру, и доверие, и взаимосвязь, единение на более тонких присутствиях. Одним словом, будете развивать свои незримые части, которые вам кажутся отделенными от вас. В действительности они все время с вами и только ждут вашей команды, но команды адекватно-осознанной. Другим словом, вы должны учиться открываться все новой и новой наполненности. При этом вы ощутите ускорение. Многомерное ускорение и начнете расти. Это один момент, как говорил Алим.
Второй момент касается ключей. Ключ первый, если помните «Амфир». «Ам» – это аматичность, преодоление «ма» – материальности и выход в (э)фир. Это второй этаж здания. Эфирное присутсвие. Отсюда начинается восприятие звучания энергии, гармонии. И отсюда обратное прочтение – рифма, поэтичность. Сокращенно «А-р» обратное «Ра». Еще внутри «мфи» – сдвинутое «миф». Еще по буквам, и так далее, и так далее. Это алфавитные насечки ключа, которые и позволяют открывать двери второго этажа. Если сами во все вникнете, то впитаете ключ настолько, что он станет неотъемлемой вашей частью. И вы сможете увидеть вашу вторую часть, и быть с нею, и быть ею.
Второй ключ, если помните, «Илкарим». «Ил» затягивающий, «кар(а)» и «м(атериальность)» усеченные, и «кар..м(а)» здесь же и многое другое. Преодолевается обратным «миракли». Это практики погружения в «Мир Акль». Разберете сами и по слогам, и по буквам, и во вращении все насечки ключа. Одно могу сказать, открывает он астральное присутствие, так же, как первый эфирное. Это пропуск на третий этаж.
– Деда, а откуда ты все это знаешь и почему нельзя подробнее рассказать, ведь интересно же, – перебила его Саша.
– Да, я думал, все-таки, что ты внимательно слушала рассказ Алима. Перебивать не надо было. Это знак, что я должен ответить на последний вопрос, и на этом достаточно.
Вторую часть вопроса я уже пояснял. Всякое стороннее разъяснение снижает скорость внутреннюю, ибо искажено собственным пониманием говорящего. А на первую часть ответить легко. Ты ведь помнишь, что я долгое время был хранителем третьего ключа, ключа от четвертого этажа. А на нем все расшифровки с нижних этажей. Это ведь ментальное присутствие. И все четыре этажа теперь составляют физический мир. А игра перешла в мир тонкий. Это я уже и так много сказал. Усложнил вам.
– Ну, ладно, кот, а почему и ты, как он, придерживаешься непонятных правил, – расстроилась Саша.
– Да не расстраивайся ты, потом сама все поймешь. Тебе как больше нравится: свежую пищу получать или кем-то пережеванную.
– Ладно, уговорил, – повеселела Саша. – Давайте есть, а то на столе пища остывает.
Обед, как никогда, прошел в молчании. Каждый думал о своём, и, вместе с тем, об общем. Только, когда разлили чай, первой не выдержала опять Саша:
– Как всё-таки всё просто и сложно одновременно. Но интересно неимоверно. Прямо такие фантастические картины будущего пролетают в голове, что она начинает кружиться, как на карусели. Нет, еще сильнее и по-другому.
– Вот это «по-другому» и надо в себя впитать, увидеть его взаимосвязь со всем остальным и восходить. Это Отец протягивает руку всем, кто готов и устремлён. А кто не готов, тех мать снизу подталкивает очень нежно так, но всё равно больно получается. И они еще спрашивают, «почему у меня судьба такая, что меня жизнь бьет, да все ключом, по голове?», а надо всего лишь захотеть те ключи впитать, которые Отец даёт.
– Это никак Рашим в тебе заторопился после всех этих прозрений, деда.
– Угадала, внучка, слился я с ним, и к Отцу мы сегодня ночью ходили, поручение новое стяжали. Теперь забот поприбавилось, и ответственности, и радости. Да и вспомнилось многое из прежних жизней. Только не допытывайтесь, когда-нибудь в следующий приезд расскажу. У самого вопросов больше, чем ответов. Как бы это помягче сказать: ответственные вопросы пришли и вопросительные ответы. Вот так завуалировано.
– А, пойдемте-ка, еще раз ноги помочим в море, и в путь, – предложила Мила.
– Сейчас, я только вещи свои сложу, а то вы хитрые, собрались уже, – вспомнил Алим.
– Догонишь, если захочешь, – рассмеялись девчонки и вышли на улицу.
– Погоди, я сейчас принесу тебе кое-какие бумаги, чтобы ты их тоже уложил, дома посмотришь. Может, что пригодится, или вопросы появятся, по которым я сам разбирался. В общем, на твое усмотрение. Там и по ключам, и по мирам, и по пространству, и по времени. Что мне было открыто, я использовал. Но ведь каждому открывается свое. Может, и тебе на что сгодятся архивы многовековые и мои по ним изыскания. Но это уже будут твои, или ваши поиски, а не мои поучения. – Мишар принес из своей комнаты две толстые папки, туго перевязанные. – Вот тут я все, что хотел, приготовил. Теперь это твое.
– Спасибо, Мишар, – Алим взял бумаги и пошел собирать свои вещи, хотя и собирать-то было нечего. Он уложил бумаги и пакет с вещами в сумку. Затем прилег на диван и расслабился. «Так наотдыхался, что всё время отдохнуть хочется, – подумал он, – надо бы планы составить на оставшиеся до сентября дни. Так сказать, доотдыхать уже по полной программе лето». Провалившись в тишину, он задремал.
Отсутствие присутствия
– Ну вот, мы его у моря ждем, а он тут спит себе беззаботно, – разбудил его голос Милы, – или ты пытаешься еще чего-нибудь «нагрезить» домой, мало тебе все. Это, небось, Серый тебе посоветовал, – Мила присела рядом.
– Да нет, хотел планы на будущее составить да как-то уснул. А что, много проспал, или чего пропустил? – поинтересовался Алим.
– Все хорошо, мы и вдвоем неплохо прогулялись. А ты отдохнул от нас. Можешь еще пять минут полежать и спускайся вниз, с вещами на выход.
Алим не стал вылеживаться, а сразу же спустился в гостиную.
– Ну, вот, все в сборе, – начал Мишар, – по-моему, мы все неплохо провели время, а очень даже с пользой. Я даже знаю, как называется такое время: «Время отсчета». Это значит, что в это время произошли незабываемые события, изменились параметры жизни. Я очень рад этому. Мне всегда казалось, что я активен в своей жизни, а теперь у меня такое состояние, словно я пробудился ото сна. Спасибо вам.
– Это Вам, Мишар, спасибо, без Вас мы могли бы и не запустить тот механизм времени, который доступен в точке отсчёта. Такая перспектива открылась, что только успевай отсчитывать ступени. Даже не знаю, как можно планировать в такой ситуации.
– А ты конкретно, по пунктикам, чтобы не улетать в небо или еще куда, в неизвестность. Наметил – выполнил, наметил – выполнил. Так проще и нагляднее. Вот, что первое ты хотел бы сделать? – не дала ему расслабиться Мила.
– Хочу выполнить обещание: позвонить доктору, который мне второй ключ передал. Я ведь тогда не совсем понимал его значение, да и времени мало было. Затем…
– Стоп, стоп, вот одно конкретное выполнишь, тогда дальше планируй.
– Это почему такое ограничение? – удивился Алим.
– Да я шучу. Просто я себе решила таким образом попробовать планировать, вот и решила проверить, как на это смотрят другие. Это было первым пунктом моего плана. А второй будет: ознакомиться с первым своим заданием в учебной комнате «Литературного мира». Я даже не планирую, что с ним буду делать, пока не узнаю, в чем заключается задание.
– А я узнаю, как можно больше о занятиях в школе Отца. Уж очень мне хочется ускорить свое развитие, максимально используя все возможности для этого. Ведь я увидела, как легко тают горизонты и появляется безбрежность. Я как будто растекаюсь по всей вселенной и не могу удержать себя, – определила первый пункт своего плана и Саша.
– А я попробую перевести свой взгляд из прошлого в будущее, а, может, в настоящее, я еще не знаю, что произойдет, если отсечь все то, что тормозит. В этом еще предстоит разобраться, – заключил Мишар, – так пожелаем же друг другу удачи и будем на связи. Буду ждать ваших звонков, и приезжайте в любое время…
Несмотря на позднее время, автобус был наполнен отъезжающими с моря. Все взбудораженные. Еще сегодня они окунались в море, а завтра окунутся в будни. И каждый раз это своеобразная точка отсчета, ускорение, обновление, только вот надолго ли хватит этого заряда или, как всегда, до первого «тыкания лицом в…» кого куда.
Алим и его спутницы слились с общей массой пассажиров общим настроем и движением и со стороны ничем от них не отличались. Разве что только тем, что мы о них больше знаем. Так никто не мешает познакомиться и с другими, тем более, что некоторые из них испили из «Источника прозрения» и испытали на себе воздействие «Долины грез». Может быть, их пути еще пересекутся, хотя вряд ли.
– Алим, ты хоть знаешь, что Саша пирожков в дорогу напекла, пока мы с тобой в гости ходили? – спросила Мила, когда они уже сели в вагон. – Так что чай будем пить почти по-домашнему.
– Хорошо, если не усну, – как-то без настроения произнес Алим, забираясь на верхнюю полку.
– Смотри, проспишь опять что-нибудь интересное. Потом пересказывать не будем, – предупредила Саша.
– Ты, главное, разбуди, когда выходить будешь, я хоть посмотрю, как станция выглядит.
Алим не думал спать, просто хотелось еще раз вспомнить события последних дней, освежить в памяти, чтобы ничего не пропустить, не забыть. Вот позвонить завтра же доктору, найти старика из парка и отдать ему тексты из папки, переживал он за них сильно. Может быть, найти архивариуса. Интересно было бы послушать его точку зрения на все те события, в которых он участвовал.
Обязательно прочесть новое задание, понять, чем его нынешние обязанности отличаются от прежних. Что-то еще кот намекал по поводу Фаины. Еще спланировать свое образование, посмотреть в интернете информацию по школе, независимо от Саши.
Еще интересно пообщаться со следопытом и первопроходцем по поводу ключей. Может, удастся что выяснить.
Да, и еще две папки Мишара. А там, наверное, вопросы на каждой странице. Может, надо было запастись водой с «Источника прозрения». Поздно подумал о такой возможности. Хотя теперь не только работа, а и почти любое общение становится таким источником. Как говорит Мишар, когда выходишь на прямое общение с Отцом, все другие искусственные стимулы уже теряют свою актуальность. Значит, все-таки информацию о школе надо поискать в первую очередь.
Да, отдыхать не придется. Это хорошо.
Физическое тело Алима явно протестовало против несправедливого умаления своего, которое происходило все последнее время. Все больше внимания его носитель уделял каким-то странно существовавшим и не менее странно выражавшимся, а, стало быть, все же реально существующим телам, имеющим даже свое обозначение – эфирное, астральное, ментальное, даже причинное, и неизвестно сколько еще за ними проявлявшимися по мере продвижения вглубь… Причем глубина эта измерялась не метрами, а какими-то измененными состояниями сознания.
«Ну и что, – выступал адвокатом Серый, – неизменно всегда носитель этот, как зеркальносущий, стремится все запечатлеть и вытащить через какую-то лазейку в мир физический, радуясь все-таки физическим ощущениям, чувствам, знаниям, идеям и возможностям, возникавшим вследствие таких шок-туров. Так что, пока не о чем беспокоиться: физическое тело признается главным, и способности его надо оценивать не только по физическим действиям, а и по наработанному опыту способности быть проводником всех тех, невидимых обычным зрением событий, происходящих с иными телами в мирах иных».
Серый остался доволен своей правозащитной речью, однако физическое тело Алима все равно устроило бойкот. Оно не подчинялось командам и было совершенно недвижимо. Сознание… «Да! Где сознание?» – не на шутку забеспокоился Серый. Он вдруг понял, что остался один со всей этой непонятной ситуацией. И может принимать хоть самые гениальные решения, но передавать их некак, и исполнять их никто не будет. «Тихо, мыши, кот… , ой, это не то. Спокойно, граждане, все под контролем, а, может, мы и не хотим двигаться (он на всякий случай попробовал пошевелить рукой Алима: ему это не удалось) вовсе, а хотим отдыхать и просто слушать, что происходит (он прислушался и обрадовался: слышно всё) вокруг. Вот зашла Мила:
– Алим, мы в соседнем купе пьем чай. Будешь с нами? А в ответ тишина. Ну, спи.
«На помощь», – закричал Серый. Не вышло. «Только без паники. Так и белым за пять минут можно стать».
Зашли двое мужчин, начали спорить о предмете физики.
«Специально, чтобы поиздеваться? – обратился в пустоту Серый. – Всё, так больше невозможно. Надо что-то, где-то, как-то. Вспомнил! Ключи! Стало быть, ситуация такая: из физического присутствия ушли – это печальный факт, а ключик не прихватили, не было прежде такой надобности. Зато мы знаем ключики от других присутствий (Серый специально говорил «мы», для самоуспокоения), например, от эфирного. Мы точно помним: «Амфир». Только вот куда и как его тыкать. Материальность отсутствует, это точно. Вернее, она присутствует, но где-то по соседству, сама по себе. Что еще: эфир есть, да мы в эфире, слышимость хорошая. Прием, прием… Что еще там было: рифма – так это без проблем… На берегу пустынных волн сидел я, дум печальных полн. – Серый вдруг увидел картинку: он сидит на бархане, перед ним ветром изребренный песок, а тело его, как мешок набитый чем-то угрюмо-копошащимся, которое высунулось наружу, ухватило его же за хвост и утянуло туда же в мешок. Бр-р-р, – передёрнулся он, – это не та рифма».
– Что, занимаемся самообразованием, или самосостязанием, или просто экзотически проводим досуг? – услышал он до боли радости знакомый голос, – говорил папа: «Учись, сынок, не будешь голоден и без порток, а будешь сытый и богатый, теперь командуй вот лопатой».
– Что упрекаешь, мы, вот, может, тоже в школу собираемся. Скоро будем учёней тебя. Только и умеешь, что сказки рассказывать.
– Зато у моря и под дубом, а не как некоторые в мешке в пустыне, в угрызающей кампании. Тоже мне, ключ в руки берёшь, а пользоваться не умеешь.
– Научусь, дай только срок.
– Да, пожалуйста, хоть вечность, и простор, хоть бесконечность, и попыток, хоть безсчётность. Всё для вас, вы же главные котята, только слепые.
– Я так понимаю, Учёный, ты рад меня видеть целым и невредимым?
– Скорее, усердно занимающимся. Тебя, ведь, пока не припечёт, учеба не интересует?
– А, слабо, скатерть накрыть, подушечку подстелить?
– Лекцию прочитать, – продолжил Учёный.
– Ежели в комплексе, то почему бы и нет. Вот вернётся Алим, а я ему диплом свой учёный покажу: вот, мол, с кем повёлся, того и набрался. Почёт мне и уважение…
– Размечтался! Вот они, знания, перед тобой, в каждой песчинке, только карманы подставляй. А что толку-то, не донесёшь ведь, а если и принесёшь, то только тот песок, который глаза запорошить сможет, и ничего больше.
Вон в купе у тебя сейчас физики спорят об эфемерности вещества, и сами того не подозревают, что говорят о его эфимерности, об эфирной мерности. Ведь эфир для физики – это энергия, поле. А вещество состоит из атомов, которые суть синтез частиц, которые сами по себе всего лишь сгустки энергии. И все это обитает в какой-то, казалось бы, пустоте. А твердость вещества, она определяется лишь силой взаимодействия этих сгустков энергии. А сила эта представляет собой вещество следующего присутствия, которое суть сгусток энергии следующего порядка. И так не до бесконечности, а до пределов возможностей того, кто во всё это вникает. Вот каковы твои возможности, Серый? Можешь ты вещество первого порядка разложить на вещество второго хотя бы порядка и при этом остаться в сознании?
Голова Серого начала набухать, превратилась в решето, и из нее посыпался песок. Серый струсил его, помассировал голову, помял ее, как пластилиновую, придал прежний вид, подумал и сказал:
– А у тебя другие предметы в школе есть?
– Для Вас, сударь, любая прихоть. Вот, например, Алфавит. Альфа жизни. Начало звучания «фа» жизни, за которой только придет «соль». Но для этого еще надо преодолеть привязки к «ми», к мирам, микро, мили, мини, минутам, мифам, мистике, м(атериальным) и(стокам), м(атериальной) и(нерции), м(атричной) и(нформации).
Совсем неважно, как человек приходит к пониманию того, что каждое слово имеет свою насыщенность вибрациями букв и тех слов, из них состоящих, которые присутствуют в его жизни и включают в нем самобытные программы, и одни и те же слова по-разному у разных людей именно из-за разной индивидуальной насыщенности. А ты удивляешься, что говоришь вроде то же, а результат другой…
Голова Серого перешла в самостоятельное движение, затем самостоятельное существование и, став хвостатым огненным шаром, замелькала между множеством подобных, но совсем не похожих, которые то роились, слипались, то разлетались в многоцветном исчезающее-возникающем переливе, который и пространством не назовешь, и никаких зацепок, все взаимопроницаемо и безформенно.
Серый вылил себе на голову стакан молока и увидел Млечный путь, уместившийся между ним и котом Ученым. Бр-р-р. Его сознание прояснилось, и речь вернулась.
– У тебя все предметы такие? – восстановил он, наконец, реальность, в которой улыбался Ученый.
– Нет, это самые простые, а ты что, думал, в сказку попал?
– А без этого никак?
– Почему же, в физической школе немного проще сознание расширяется, но гораздо дольше, и отшлифовывается на жизненных ситуациях. Но мозги так же пухнут, и песок сыпется, только в другой форме.
Серый жалобно замяукал и растекся лужей, напитав собой небольшой участок песка. А, может, и нет. Он по-прежнему был здесь, но перестал видеть себя, потом и Ученого.
Школа Аватаров
«Трудностям не сдается наш гордый варяг и арием быть не желает, – вдруг ни с того, ни с сего промурлыкал Серый и взялся сразу за третий ключ, – «Лотсерп», жалко, что Мишар о нем ничего не рассказал. Вот о чем можно было задаваку расспросить. Но, нет, уж сам разберусь. Не случайно в этом слове есть «сер», это про меня, наверное. «Тол», «стол», «престо», «престол», «лот», «лот(о)с». Где же тут те самые насечки? Всего две какие-то вредные мысли, нет, не вредные, правильные, и можно было воссоединиться с Алимом. И кто придумал все эти замки с секретом?»
Серый улегся на спину и заскользил к безмолвию:
«Безмолвная гладь чистоты непролитой на внутренних стенках живых лепестков бесчисленных сфер не водою омытых, оплавленных пламенем Явным Основ того, кто Собою в Себя истекает, ведь Он, Изначальный…»
Не то мысленный поток, не то поток чего-то неимоверно более мощного сначала подхватил Серого, потом придавил в стремительном вращении к чему-то упругому и теплому, вызвавшему желание расслабиться, и вдруг отпустил. Он взмахнул руками и ухватился за выступ скалы. Открыл глаза.
Твердь, серая твердь, везде: под ногами, вверху, впереди. Алим, нет, это не Алим, это он, Серый, но в человеческом теле, с лицом Алима, но своими мыслями, своими ощущениями и дрожью в коленях. Успокоился, осмотрелся по сторонам, держась за скалу, без нее возникала неустойчивость вертикального стояния, желание стать на четвереньки. Взял себя в руки. Руки, это хорошо (подумал), и пространство развернулось.
Прямо перед ним – огромное плато, возле него неширокий проход, из которого вышел огромный человек. Широким, сеятельным жестом он усыпал плато камнями и удалился, откуда пришел.
Только сейчас Серый заметил, что пространство над плато, да и в нем самом, живое. Оно как-то сгруппировалось в обособленные сгустки и начало обследовать брошенные камни. Некоторые обтекали их, проникали вовнутрь, растворялись и растворяли их, исчезая каждый по-своему.
Наконец осталось три камня и три живых существа, кружащих над ними. Первый подлетел к Серому, просканировал его и хотел проникнуть внутрь. Однако Серый вовремя спохватился и ощетинился. Вокруг него засияла непроницаемая сфера, в позвоночнике засветился предупреждающе меч.
Существо отпрянуло, проявилось возле камня, каким-то образом его размягчило и начало лепить, лепить человека, человека с лицом Алима. Затем исчезло в нем, слилось с ним, странно задергалось, обрело устойчивость, и новоиспеченный Алим, странно озираясь, прошел мимо Серого туда, где исчез великан. Алим этот был раза в два крупнее Серого и смотрел на него сверху вниз…
Следующее существо проникло внутрь своего камня, мелко задрожало и рассыпало его как песок, сквозь который проросло дерево, но без листьев. Песок служил ему источником строительного вещества, и когда вещество это иссякло, дерево вдруг наклонилось, переплело ветви с корнями, окрасило их в синий и красный цвет, запульсировало и начало эманировать из себя некое подобие газообразного молока, покрывшего все оболочкой в форме человека. Молоко сконцентрировалось в голове, потом создало еще одну ветвистую сеть, которая взяла под контроль двигательные функции всего сотворенного, и новоиспеченный Алим, не намного крупнее Серого, полупрозрачный, гибкий проплыл вслед за первым.
На плато начали проявляться еще человеки, видимо, те, которые растворились раньше. Некоторые из них были похожи на Алима, некоторые на того, кто разбрасывал камни, некоторые на что-то среднее. Все они неизменно проходили через проход, мимо Серого.
Последний камень в это время тоже начал оживать. Он имел форму яйца, внутри которого смутно просматривался растущий эмбрион. Вот он достиг в своем росте стенок яйца и обрел форму человека. Напрягся, скорлупа лопнула, и на свет появился Алим. Он сгреб остатки скорлупы и разжевал их, расправился, посмотрел на Серого. Нет, это не Алим. У него какой-то отсутствующий взгляд. От Неалима изошли вопросительные струйки и уставились на Серого.
– Отражать и впитывать. И еще выражать, – неожиданно проговорил Серый, и Неалим, как будто прозрев, внимательно посмотрел на него хищным взглядом.
Мурашки пробежали по коже Серого, и вопросительные струйки, выпущенные Неалимом, опять выдавили из него изречение:
– Мир, дружба, солидарность, ой, возлюби ближнего своего, как самого себя, и даже сильнее. – Хорошо, хоть что-то вспомнил.
Неалим дружелюбно улыбнулся и подошел к Серому. Точная его копия, бесцельно глуповатая на первый взгляд, сосканировала последнее замечание, и взгляд его поумнел, обрел решительность.
Теперь перед Серым стоял Алим или Неалим – не важно, всё равно расслабляться нельзя. Он проследовал за остальными, и Серый за ним.
Наконец его любопытство может быть удовлетворено. Куда же это все направляются?
Странно, но на открывшейся небольшой поляне, кроме Неалима, было только два новоиспеченных, и те были заняты, по всей видимости, сдачей экзаменов. Принимавший экзамены стоял на краю пропасти, один из экзаменуемых рядом.
Экзаменующий расправил в стороны руки, как крылья и медленно подался вперед. Испытуемый повторил. Они, казалось бы, вместе полетели вниз, но экзаменующий остался на месте.
– Иллюзия, – проронил Неалим, повернувшись к Серому.
«Ты еще учить меня будешь», – подумал Серый, и Неалим улыбнулся:
– Возлюби ближнего своего.
Упавшее тело разбилось. Управлявшее ним существо вернулось и зависло сияющей человеческой формой возле экзаменующего.
– Физическое тело не восстанавливается вначале пути, ему нечего зеркалить.
Сияющий стянулся в шар и, вспыхнув, исчез.
Экзамен начался для следующего. Он стал на краю пропасти возле экзаменующего и приготовился. А тот не стал повторять урок-вопрос, а расслоился на множество срезов и начал метать их, как диски, в разные стороны. Существо осторожно выжидало, пока диски не вернулись на место, и только после этого решилось повторить. Его диски не вернулись.
– Тело физическое можно потерять множеством способов, – констатировал Неалим.
– Но в начале пути оно не восстанавливается, ему нечего зеркалить, – поддержал его Серый.
– Я вижу, вы нашли общий язык и встали на путь, ведущий к школе Аватаров, – обратился к ним экзаменующий. – Ну что ж, так тому и быть.
Он взял за плечи Серого и Неалима и свел их в единое целое. Необычные вибрации пронизали Серого, и он очнулся.
– …Ну, спи, или, может, все-таки пойдешь? – Мила взяла его за руку.
– Конечно же, пойду, – Алим соскочил с полки, и, выходя из прострации, обрел устойчивость, – разве могу я пропустить приглашение на пирожки? Сон подождет, ему время не соперник.
– Странный ты, – проронила Мила, пытаясь заглянуть ему в глаза.
Виток другой спирали
Саша и Мила занимали верхнюю и нижнюю полку в соседнем купе, поэтому им было удобно устроить чаепитие. Алим задержался в проходе. Его остановил спор физиков, ехавших в его купе: «В дипольно-спиральной модели заложена несправедливость, ибо если взаимодействующие элементы диполя будут равны, то не будет срабатывать принцип спиральности», – говорил один. «И это вызовет либо остановку и обрушение, либо разрушающее противодействие, ведущее к саморазрушению более слабого и, как следствие, прекращение существования всей системы, хочешь сказать ты? – уточнял второй. – Так я поэтому и говорю, что должен существовать мощный стабилизирующе-управляющий третий принцип». «Так мы выйдем на бесчисленное множество поправок и дополнительных принципов и утонем в сложностях и противоречиях», – не успокаивался первый.
Алим не выдержал и вернулся в купе. К своему удивлению, он увидел там только одного мужчину, который сидел, расслабившись, с закрытыми глазами. Но это уже не остановило его, и он произнес, что хотел:
– Ваш оппонент прав, больше подходит «дипольно-спирально-иерархическая двунаправлено-количественно-качественная» модель. Она снимает все вопросы, содержит в себе условия рождения пространства, времени и многовариантно-стабильного развития. Все позиции имеют логический вывод и объективную выраженность.
Алим встал и вышел. За ним потянулся шлейф дискретно-фотографических фиксаций недоумевающего взгляда мужчины и оборвался на закрывшейся двери.
– Ну, где ты там? – услышал Алим голос Саши, – ведь остывает же чай.
– Это хорошо, а то я вечно обжигаюсь, – заглянул он к ним в купе. – А пирожки с чем?
– С персиками. Маленькие, но много, чтобы много раз осознал про себя: «Хочу еще». Садись уже, странно странствующий юноша. В каждом пирожке записана одна из историй, которой съевший пирожок должен поделиться с остальными. Если пять минут на историю, то тут пирожков на два часа, – хитро улыбалась Саша.
– Это как же ты умудрилась таких напечь? – включился в игру Алим, присаживаясь возле Милы.
– А это Мишар поделился секретным рецептом. Но очень секретным, – добавила Саша, заметив любопытный взгляд попутчиц.
Две женщины приятной наружности с интересом внимали происходящему разговору, и одна из них не выдержав, заметила:
– Или мы что-то пропустили, или попали в параллельный мир. Сегодня на вокзале отъезжающие рассказывали удивительные истории, произошедшие с ними во время отдыха. Какой-то источник, какая-то долина и дивные сказочные сны. Теперь вот у вас пирожки волшебные. А мы никак не можем разобраться с системой образования. Все понимают, что надо что-то менять, но в то же время все попытки разбиваются о каменно-неприступную инертность отжившей свой век старушки-системы.
Может, подскажете, каким образом могут прозреть стоящие на страже ее…– женщина не договорила.
– Вы хотели сказать «динозавры», но вам помешало знание того факта, что они вымерли? – уточнил Алим.
– А вы попробуйте пирожков, может, вам и откроются пути преодоления. Да и вода с того источника имеется. Хотите, попробуйте. – Саша достала пластиковую бутылочку с водой, – вот.
– Откуда, – удивился Алим, – а я всё думал о том, что можно было набрать, и не догадались.
– Так это Мишар рано утром и сходил. Вон у Милы тоже есть такая. Тебе не успели сказать. Ты ведь все, то спишь, то грезишь, – засмеялась Саша. Она налила в пластиковый стаканчик воды и подвинула его, предлагая попробовать попутчицам.
– Обыкновенная вода, – заключила, отпив, первая из них.
– Да, – подтвердила вторая, – только вроде, как открывающаяся дверь. Вот сейчас еще ничего, а через мгновение должно что-то произойти. Необыкновенное ощущение. Никогда раньше такого не испытывала. Или, может, это под влиянием предыдущего разговора.
– А вы еще пирожки попробуйте и окончательно попадете в параллельный мир. А ночью увидите те невероятные сны, о которых уже наслышаны, и не пожалеете, что стали на путь прозрения. Это вот просто, как вместо ночного фонаря, осмотреться при дневном свете. Совсем другой горизонт, совсем другие цвета и звуки. Особенно в душе, – уверила их Мила.
– Да, ради такого стоит довериться, стоит попробовать, – поддержали веселую игру молодёжи женщины и съели по пирожку.
Однако, на подсознании их или на более тонких присутствиях, о которых они еще не догадывались, настроение их и пожелания были восприняты, как сигнал к действию, и все, что было наработано многими воплощениями, все, что стремилось к реализации в этой жизни, активировалось и пришло в движение. Следующий виток жизни их теперь пойдет уже в условиях другой спирали.
Алим выпил чай, упаковал в желудок несколько историй, и, воспользовавшись завязавшейся между женщинами беседой и, вправду, одна за другой всплывавшими историями из жизни каждой, тихонько откланялся и вышел в коридор.
– Вы представляете, молодой человек, что в предложенной Вами модели возникает четвертая и самая главная координата, вызванная необходимостью масштабного перемещения, настолько колоссального, что оно возможно только при введении масштабной мерности. И влечет за собой другой порядок бесконечности: бесконечность мерностную.
– И что вас в этом не устраивает, – сразу же переключился Алим на прерванную тему. – Вместо того, чтобы быть обреченным, быть вечно опечаленным невозможностью объять необъятное, Вам предлагают путь к всеобъятности. По крайней мере, в освоении этого витка, этой спирали. И предвкушение того, что за ним последуют другие, несомненно, более колоссальные перспективы, открытые освоением более высоких мерностей.
– Меня волнует совсем другое, молодой человек, при таком ускоренном движении в физике не будет места прямолинейному и равномерному движению. Это качественно другое развитие, качественно другая физика, качественно другой человек. Вы чувствуете, как мозги медленно покидают черепную коробку и осваивают окружающее пространство. И кто же автор данной теории?
– Захотите, будете Вы, – серьезно посмотрел на него Алим. – Поскольку мои мозги заняты несколько другим, и мне хотелось бы, чтобы они ночевали дома. Мне так будет спокойнее, – он зашел в купе и запрыгнул на свою полку.
«Неужели этот день не отпустит меня на заслуженный отдых? Что же им всем не спится», – были последние его мысли…
Мир растворился в движении. Дипольно-спирально-иерархический мир…
Наконец-таки Серый дождался. Алим снова уснул. Ничто его не удерживало от необычайного полета в манящую неизвестность. И он снова оказался там…
Сила притяжения
…Неалим не просто растворился в Сером Алиме. Он сохранял при этом свою самобытность, которая нравилась Сеалиму (так Серый решил называть себя, будучи Алимом). Он, этот Неалим, совсем по-другому воспринимал мир.
Когда огромный человек, который к тому времени уже не был таким огромным, соединил их, Неалим сделал свою первую запись: «Огромный человек, и происходящие трансформации его размеров позволяют осознать их относительность и условность, кроющуюся в самом осознании. И тогда становится понятным, почему некогда огромный человек Лемурийской расы начал терять в размерах по мере того, как рос в его осознании мир. И это продолжалось в расе Атлантов, а затем Ариев, пока, наконец, все возрастающее осознание собственной значимости не достигло в своей скорости скорости роста Вселенной. Тогда уменьшение относительных к окружающему миру размеров человека приостановилось, и начался обратный процесс. Ученые-материалисты назвали это акселерацией…».
После разговора с физиком Неалим сделал вторую запись: «Дипольность Мира как раз и является тем принципом, который предстает пространством, или полем деятельности, ибо только наличие слабых сил взаимодействия, как, например, между электроном и ядром в атоме создает пространство атома, а между планетой и звездой – пространство, подобное пространству Солнечной системы. И пределы этого пространства ограничены способностью удержания связи. Сильные же связи, как, например, между протонами в ядре – всего лишь проявление пространства второго порядка, такого пространства, для развертывания которого необходимо иметь и силы второго порядка…».
Затем Серый увидел странную улиткообразную спираль, опирающуюся на тонкие узловатые ноги, тонущие в непроявленном пространстве, на поверхность которого всплывали разновеликие сферы, и его охватила тревога, вызванная соприкосновением с неведомой формой жизни. Серый отдался опыту Неалима, явно более богатому в таких контактах. И оба были этому рады.
Теперь, благодаря синтезу с Неалимом, Серый наконец узнал, что Головерсумность – это особого рода восприятие, как раз свидетельствующее о выходе на возможности второго порядка, позволяющее воспринимать интересующий фрагмент реальности в его цельности и взаимосвязях с реальностью близлежащей к сфере конкретного восприятия.
«Нет, Алиму пока обо всём этом говорить не стоит», – подумал Серый и устремился в свой первый незабываемый полёт.
Алим спокойно спал. После столь насыщенных событиями дней и ночей мерное покачивание вагона воспринималось его организмом, как долгожданное разрешение и приглашение к восстановлению сил. Да, они теперь все чаще и чаще использовались на пределе.
Завершалось увлекательное путешествие к морю. Мила и Саша, предупредив на всякий случай проводницу, тоже уснули. А рано утром произошло их первое расставание после первой встречи. Алима будить не стали. Договорились созвониться и постараться встретиться до занятий, с уже улежавшимся багажом впечатлений.
Мила смотрела на удаляющийся перрон, Саша на удаляющийся поезд. Все слова стали неподходящими в этот момент. Молчание было красноречивее. И еще: ощущение растущей силы притяжения, притяжения особого порядка, создающего особое пространство, которое, несомненно, предполагало наличие времени развертывания в нём значимых событий. И это время рождалось вместе с пространством. Новое пространство, новое время, новый мир были следствием этой возникшей силы притяжения…
Уже сегодня время преподнесёт нечто совершенно новое, используя те незаметные, казалось бы, силки, которые оно успело расставить зазевавшимся путешественникам.
А завтра начнёт раскручиваться колесо событий, следуемых по следам безостановочного Колеса Времени. И все события, так впечатлившие неискушенных учеников, учеников самого Времени, уйдут в прошлое, поблекнут перед новым.
И нужны они были, может быть только для того, чтобы, как говорил Мишар, расширить окошко, дать возможность зародиться чему-то новому, воспринимаемому сначала как нечто бесподобное, но по подобию дающее возможность познания себе подобного.
Разорвать кольцо, чтобы было оно не звеном сковывающей цепи, а частью раскручивающейся спирали…
И это все уже скоро проявится…
Продолжение в книге 3 Колесо времени
– И мне, я тоже хочу. Да, наверное, всем сделай, – предложила Саша.
Алим пошел ставить чайник, а Мила пыталась собраться с мыслями, проговаривая обрывки виденного во сне. Было такое впечатление, что пространство комнаты постепенно становится иным… иным во времени.
Неизъяснима растворенность
– Как будто высветило небо передо мною пятнышко земли сырой, пропитанной дождями, с прохладой утренней и чистотой благоуханной и будто не было в том странности какой. Я знала, что случается такое, и в небо взор свой подняла.
Затянутое тучками, оно сначала хмурым показалось, но я-то знала, просто спит оно. Откуда ж появился свет? И пятнышко земли просохло. Быть может, в нем и кроется ответ на потаенные души вопросы.
И я ступила в круг… Я помню, утренние росы всегда приятны были мне… как ветры злы… как долгий зной дневной мучителен… как соки приятно погружают в сны…
И этот дух, как будто воздух наполнен чувствами неведомой любви, которая в себя вбирает… меня, парящую над мною… своими ароматами…
Цветы… теперь передо мною, которыми я только что была… я так красива. Теперь сорвала я себя, и запах свой в себя вдыхаю. О, как же я благоухаю…
– Цветок мой нежный, – голос дивный меня вдруг возвратил в себя, и круг исчез. Аллея сада, цветы, и только он и я… – цветок мой нежный, неземная тебе дарована краса, ты, как неведомая фея, творишь такие чудеса, которым в мире нет сравненья.
Бывало, видел я виденья ярчайших образов черты, но пред тобой они пусты, как безупречное творенье, ты превосходишь все мечты
И я смиренно припадаю, – и он вдруг на колено встал, – мне честь дарована, я знаю, с тобою быть за то… овал вокруг меня вновь засветился, и мир исчез, и вновь явился уже другим.
И я не та, и не девица, и не цветок уже, а птица, и древний мир передо мной, и я – свидетельница той, им недосказанной былицы…
Алим приготовил всем чай и, как принес чашки, так и стоял, безотрывно слушая Милин рассказ. Саша и Мишар тоже будто окунулись в другой мир и оставались неподвижными. А Мила продолжала:
– А он, избранник мой сердечный, с мечом и в латы облачен. Дерется храбро и беспечно, не думая, что обречен, и ждет минут отдохновенья.
Вновь прерван бой, устали все, спешат прилечь, он возожженный, сияя, пишет на стене полетом птицы вдохновленный души поющей откровенья:
В твоем полете есть знаменье. Не всем нам ползать суждено и спотыкаться о каменья, тебя приметил я давно.
Меня ты будто охраняешь, ты будто бы моя душа: легка, воздушна и летаешь, тобой любуюсь, чуть дыша,
И слух мой песнь твоя ласкает…
Отвлекся он на звук сраженья и ввысь взглянул:
– Прости, душа, еще вернусь я, ты же знаешь…
А я парила, не спеша, то поле брани облетая: «Я птица, птица, не душа, зачем меня так привечаешь… Душа невидима…»
Свеча… я в бальном платье, после бала. О, как безумно я устала. Летать, парить под звуки вальса. Мельканье лиц … Пространство зала…
Пространство стало необычно, необъяснимо, тонко, зычно. Я в нем во всем растворена, я не дышу, не размышляю. Но где же он… Я все теряю…
Как плотна неопределенность… Неизъяснима растворенность…
Мила замолчала, потом уже совсем другим голосом, будто вернувшись из своего путешествия, произнесла:
– Я почему-то не могу вспомнить его лицо. Мне почему-то все время казалось, что я его хорошо знаю. Было много разных, совсем разных событий. Но всегда он. А теперь не могу вспомнить его лицо. И, вообще, ничего больше не могу вспомнить. Как будто порвалась кинопленка, и только мелькают полосы, блики, и ничего определенного.
Саша захлопала в ладоши:
– Класс! Я все видела, о чем ты рассказывала! Особенно сражение и его финал, о котором ты не упомянула, и, вообще, я не слушала, а как бы смотрела. И лицо его помню. Вот это лицо перед нами, – Саша посмотрела на Алима, – везде был он. А ты что, сомневалась? Скажи, деда, ведь, правда, везде они были вместе?
– Раз ты видела, зачем переспрашиваешь? – вопросом на вопрос ответил Мишар. – Главное, что все логически завершилось и оформилось в здесь и сейчас. Теперь можно продолжать писать хроники на чистом листе. Все прошлые привязки отсечены. Нет, оно, это все, было, но теперь оно не цепляется за настоящее. Колесо времени сдвинулось с мертвой точки, встряхнуло все события, и они теперь все равноправны и послушны вам. Вот, что вы выбираете прямо сейчас, то и есть.
Всякая там карма, она очень инертна, и она сразу же отстает, как только колесо времени приходит в движение. В этот самый момент все двусмысленные значения слов меняют свой акцент с физического на метафизический. Вот, вслушайтесь в разность звучания: «отстал», «отстань», «проснулся», «проснись», «даешь», «давай», «заводить».
Как только появляется волеизъявление или нематериально-физический подтекст, мир, в котором обитает слово, сразу же меняется. Как будто происходит уже не само действие, а нечто большее. И побуждение к нему, и целеполагание, и целая наполненность чем-то еще. Просто не могу так сразу перевести на обычные слова. Но вы все равно почувствовали.
В дверь позвонили.
– К нам гости, – поднялась Саша, – я открою.
Алим и Мила тоже поднялись, будто почувствовали, что дело коснется и их.
Мишар отпил глоток чая и радостно произнес сам себе:
– Завертелось-таки колесо, завертелось…
Просьба
Все трое вышли на улицу. Гость оказался и неожиданным, и, вместе с тем, как бы закономерным в свете последних событий.
– Здравствуйте, – произнесла Маридан. – Мне бы поговорить с Алимом, если, конечно, никто не возражает, – она посмотрела на Милу, затем перевела взгляд на Сашу, и продолжила, – зря вы вчера не поехали на экскурсию. Было занятно. А еще, сегодня все делятся впечатлениями не столько о красивых видах «Источника прозрения» и «Долины грез», сколько о необычных видениях, посетивших многих во время сна. Даже решили вечером устроить конкурс на лучший рассказ. Только работы должны быть в письменной форме. Это литератор один предложил и обещал лучшие поместить в каком-то журнале. Желающими поучаствовать в конкурсе оказались практически все, кто был на экскурсии. У нас теперь билеты проданы на три дня вперед. Причем по три экскурсии в день. Приходите на конкурс сегодня в семь вечера возле столовой. Там есть открытая площадка со скамейками. Будет интересно. – Маридан перевела взгляд на Алима, – так как, мне можно с тобой поговорить?
– А почему бы и не поговорить, коль в том потребность есть?
– О, ты уже и стихами заговорил, – Мила тоже посмотрела на Алима.
Но Саша не дала ей больше ничего сказать, взяла за плечи и увлекла в дом со словами:
– Да пусть поговорят, коль в том потребность есть.
И они обе рассмеялись.
Алим остался один на один с Мариданой, и некоторое время они стояли молча. Наконец она заговорила первой:
– Вот видишь, какой ты нерешительный. А я думала, что ты «тот, который знает», и приготовила к тебе кучу вопросов и даже просьб.
– Что значит: «тот, который знает»? Очередная легенда? Или какая-то хитрая уловка?
– И говоришь ты, не оставляя сомнений.
– Что значит: «не оставляя сомнений»?
– Вот, как будто все перед тобой открыто, и вопрос только в том, что взять, на что посмотреть, в какой очередности преподнести. Вот, мне кажется, я сейчас скажу, когда я тебя увидела впервые, и ты не удивишься, потому что ты об этом знаешь.
– Так расскажи. Сегодня все рассказывают свои грезы. Сама ведь сказала, – неожиданно для самого себя выпалил Алим.
С трудом справляясь со своими эмоциями, понимая, что без движения ей трудно будет говорить, Маридан протянула Алиму руку и предложила:
– Давай пройдемся немного. Мне так легче будет рассказывать, – однако заметив неловкую заминку юноши, она убрала руку и, начав движение в сторону моря, добавила, улыбнувшись, – извини, я забыла.
Алим последовал за ней, ожидая рассказа.
– Жизнь моя в последнее время стала сера и скучна, как будто антракт между двумя действиями увлекательного представления. И я даже не знаю, что меня побудило поехать на море. Две недели еле выдержала, изо дня в день купалась и загорала, а просвета все нет. Решила уже домой ехать. Вещи собрала, пошла.
И вот иду я по небольшому прибрежному рыночку, и вижу, как цыганка гадает мужчине по руке. И так все подробно рассказывает, что тот стоит в оцепенении и жадно слушает.
Вообще-то, я, как и все, не очень-то им доверяю, а тут так захотелось услышать что-то необычное, и я подошла. Протянула руку. «Что пустую руку протягиваешь, красавица, положи, сколько не жалко, скажу, что у тебя на лице написано, – услышала я уверенную речь. Дала денег и жду. – Что ждешь, давно пора было приехать. Все тебя ждут, а ты, будто уснула. Дойдешь до конца базарчика, там остановка автобусная. Сядешь на «Приморский», доедешь до конечной и дальше пешком вдоль берега, пока не дойдешь до лагуны, камнями усыпанной. Это твоя первая остановка.
Найдешь там раковину необычную, возвращайся на людный пляж, сними поблизости комнату. Обустройся, успокойся, переспи, сон запомни. Увидишь ты в нем своего суженого, если разглядишь, и еще одного, «того, кто знает». Это твоя вторая остановка.
На следующий день возьми сумку, положи в нее всякой дребедени, и раковину тоже, и ходи всем предлагай, только задешево не отдавай. Как увидишь, «того, кто знает», даже если не вспомнишь его, все равно поймешь, по тому, как на раковину он смотреть будет. Вот тогда расскажешь ему легенду о раковине. И жди, что будет. Это твоя третья остановка.
А дальше события сами тебя вовлекут в нужное действие. Главное, не прозевай своего суженого. Один раз пройдешь мимо, второго раза не представится. Это будет твоя главная остановка. Смотри, не проспи, красавица».
Вот, как по написанному, все говорит и торопит. Завела меня. Я все, как по сценарию, и сделала. Остальное ты уже знаешь. И вот вчера, вернее, ночью, я еще раз грезила и вспомнила. Ведь я точно тебя видела между камней в первом своем видении, просто не запомнила сразу.
– Так ты вся в свете своем укуталась, и все камень пробудить старалась, а потом еще эта мелочь вся расползаться начала. Ты на нее как зыркнула, она враз и притихла. Не до меня тебе было. Да и я, честно говоря, сдрейфил, притаился. Не каждый день такое увидишь, – опять неожиданно для себя выпалил Алим.
Маридан остановилась и смотрела на него широко раскрытыми глазами.
– А я еще, глупая, сомневалась. Но, погоди, это ведь мое видение, мой сон, мои грезы. Ты что же, даже такое можешь? Тогда я совсем ничего не понимаю. Что же это происходит? Значит это не сны, а какая-то иная реальность? Как же во всем этом разобраться?
– Я и сам не совсем готов к такому и не знаю, удастся ли во всем разобраться. А, может, можно просто этим жить. Жить без перерывов и антрактов, как ты говоришь. Так какие у тебя были ко мне вопросы?
– Уже никаких. Ты их только больше рождаешь, – задумчиво проговорила Маридан, смотря на море, к которому они подошли. – Хотя, нет, один вопрос я тебе задам. Тот, который меня давно интересует. Вот, скажи, «тот, который все знает», ведь правда, что в имени человека сокрыто очень много и прошлого его, и будущего, просто все очень сжато, и надо суметь еще найти к нему ключик. Но я хитрая, я хочу воспользоваться подсказкой «того, кто все знает», пусть это будет мой ключик. Скажи, что значит для меня мое имя?
Алим не успел ничего подумать. Ответ рождался сам собою и прямо сейчас.
– Представляешь, когда ты родилась, твоя мать решила назвать тебя Мариной, потому как ей перед родами все время снилось море. А отец пошутил: почему «на», лучше «дай». Маридай будет слишком открыто и ранимо, тогда уже лучше Маридан. В этом имени заложена данность, незыблемость, соответствие высшей воле. На том и порешили.
А, если глубже, то в твоем имени для тебя есть запись твоего предназначения. «Дан» – это и посвящение, это и синтез «дай» и «на», это и их завершенность, и их совершенство. А ведь у тебя есть источник прозрения. Я не могу тебе все разложить по полочкам. Это вытолкнет тебя из действа в антракт. Ты ведь этого не хочешь? Я и так много сказал.
– Алим, ты и так много сказал, и так просто. И я, правда, не хочу в антракт. Прощай, «тот, который все знает».
Маридан поцеловала его в щеку, и, не оглядываясь, радостно побежала вдоль берега…
У Алима у самого было много вопросов.
«Кто бы мне мог так просто все рассказать и объяснить», – думал он. Вопросы, как снежный ком, обрастают все новыми и новыми по мере продвижения вперед. И, что самое интересное, когда появляется возможность разобраться в старых вопросах, то их значимость теряется перед возможностью поставить новые. Правда, говорят, что правильно поставленный вопрос содержит в себе девяносто процентов ответа. Надо научиться правильно задавать вопросы. Это важное качество в жизни.
Алим собирался еще воспользоваться приглашением кота и побывать в «Долине грёз» до отъезда. Теперь он воспринимал это приглашение всерьез. Но надо было предупредить девчонок. Хотя теперь они могут неправильно истолковать его поход. Вот все так имеет свои плюсы и минусы.
Зачем приглашал?
– Как-то быстро вы договорились, – встретила его Мила, – интересно, о чем может просить молодая, интересная, предприимчивая девушка у простого отдыхающего. Или это секрет?
– Да что ты ему свободно дышать не даешь, – заступилась Саша, – для мужчин свобода – это чуть ли не главная потребность в жизни. Без нее они не могут развернуться. В тесноте они как раз в обиде.
– А для женщин любопытство – чуть ли не первая потребность, потому как они стоят на страже безопасности и порядка, – парировала Мила, – и ничего я не стесняю его свободу, просто интересно.
– Как-то интересно вы обо мне рассуждаете, укладывая вещи в сумки, как будто решаете, есть мне там место или нет. А меня, между прочим, сегодня еще в гости приглашали. А Маридан хотела просто узнать значение своего имени.
– Ну да, а ты у нас уже специалист по именам, – не ослабляла хватки Мила, – и теперь тебя пригласили в гости.
– И ничего не теперь, а еще утром, когда ты меня начала будить, мне как раз кот снился. Не успел он что-то рассказать, так и прямо предложил: «Заходи днем, а то ведь уезжаешь сегодня».
– Это куда же он тебя пригласил? – заинтересовалась Саша.
– В «Долину грёз».
– И ты, правда, пойдешь?
– Хотите, можете пойти со мной.
– Нет, я уже находилась. Сходите вдвоем с Милой. – Саша решила, что так будет лучше, и, чтобы подтолкнуть Милу к согласию, добавила, – А я с Мишаром пообщаюсь.
Мила застегнула сумку и неожиданно спокойным голосом произнесла:
– Ну, пойдем, послушаем, что тебе кот хотел еще поведать. А то ведь еще чего удумаете напоследок. Вы ведь стоите друг друга.
Обстановка разрядилась, и все трое улыбались, каждый думая о своем.
– Раньше ты не очень-то любил ходить, – заметила Мила, когда они шли вдоль берега. Она держала его под руку, море было удивительно спокойно. Чайки отбегали в сторону, потом залетали наперед и ждали-зазывали гостей, затем опять отбегали в сторону. Легкий ветерок обдувал их всякий раз, как только становилось жарко. На горизонте виднелось рыболовецкое судно.
– Ты замечаешь, как сегодня все вокруг приветливо, спокойно, бездвижно-лениво, как будто устало от нашего присутствия и радуется, что мы уезжаем? – продолжила она.
– Может, просто мы выполнили свою программу, и нам полагается выходной.
– Тогда зачем тебя кот приглашает?
– Может, просто хочет попрощаться и чем-то порадовать на прощание. Если бы знали, что отдохнуть не дадут, взяли бы свое задание. Поди, уже и выполнили бы его. А теперь надо будет все спешно нагонять.
– Что это ты о работе начал думать? Не получилось морем насладиться? Давай искупнемся. – Мила потащила Алима в воду, отпустила его руку и поплыла.
Алим стоял по пояс в воде. Одежда все равно уже намокла, и он поплыл за ней. Мила повернулась к нему, окатила его водой и поплыла вдоль берега. Алим так быстро плавать не умел и поэтому повернул к берегу. Но когда он выбрался на берег, Мила тоже уже вышла из воды, но гораздо дальше. Она шла в сторону «Долины грёз». Алим попытался ее догнать, но она ускорила шаг и побежала.
Так, по одному, они и добрались до камней лагуны.
– Где же твой кот, или ты его специальным заклинанием вызываешь, или музыкой, как факир змею? – поинтересовались Мила.
– Нет, все гораздо проще, – отшутился Алим, который и сам не понимал, как можно встретиться с котом. Неужели тот просто так выйдет из-за камня и заговорит человеческим голосом, как в сказке? Что-то не очень в это верится. Стало быть, чего-то он недопонял в приглашении:
– Сейчас сядем, отдышимся после твоих гонок по бездорожью, – продолжил он, – закроем глаза и будем грезить. Это же «Долина грёз».
– Ох, и выдумщик ты. Смотри, если обманываешь, будешь наказан недоверием. И назад будешь нести меня всю дорогу на руках.
– Я с удовольствием, – улыбнулся Алим, – дай только отдышаться.
Он присел возле камня и не спеша осматривал видимую часть берега и моря. Мила присела рядом, и, оценив занятие Алима, уточнила:
– Что, представляешь, сколько столетий любовался этим видом истукан? Давай уже, закрывай глаза, интересно, чем хочет поделиться твой кот.
«Вот влип, – подумал Алим и закрыл глаза, – где же ты, умник, зачем приглашал?»
– Во-первых, не умник, а ученый, а во-вторых, я и не сомневался, что ты сам догадаешься, а в третьих, нравится мне, когда вы вдвоем, вы тогда с закрытыми глазами любое решение находите, вроде как, между прочим.
Алим открыл глаза. Кот, как ни в чем не бывало, чертил что-то на песке, а Мила смотрела то на него, то на Алима.
– Повезло тебе, придется своими ногами назад топать, а я думала, фантазируешь ты, – произнесла она.
– Вот, привезли вы ключи и забыли о них, – продолжал кот, – а Мишар все пытается с их помощью игру достать и не получается у него. Вот я и решил воспользоваться своим же инструментом. А то все ходят тут, грезят, а я-то чем хуже. Пошел к источнику, воды напился, лег на камень и говорю: хочу, как все. Получилось, сам не ожидал. Только все выходят ко мне на третий этаж, а я с третьего на пятый попал, да еще в щелочку на шестой заглянул: там она, неугомонная, там. К чему-то готовится. Вот и решил предупредить. Мы ведь теперь с вами, вроде как, заодно. А вдруг она на меня наезжать удумает, так, кроме вас, и на помощь-то некого позвать будет.
Кот все чертил, да причитал.
– Вот у тебя привычка: со средины своих мыслей рассказывать начинаешь и думаешь, что все понятно всем. Давай как-то уж по порядку, – прервал его Алим.
– Да, вот же, пытаюсь все по полочкам разложить. Помните, как вы с помощью одного всего ключа могли в игру выходить? Со мной познакомились? Ключ тот называется «Амфир». Что он означает и как работает, я вам рассказывать не буду, сами разберетесь. Это один момент.
Потом ты, Алим, видел, как игра спешно эвакуировалась через кубичную форму, и следы свои заметала. После этого она еще гонца своего присылала, но без толку. И все, ушла, пропала. Сбросила свою нижнюю часть, как шелуху ненужную, и меня вместе с ней да и архивариуса тоже списала. Это второй момент.
– Так что же, это мы не в игре, нет ее теперь? – поинтересовался Алим.
– Не перебивай, имей терпение, – продолжал кот. – Вы привезли второй ключ, от Эль Карима, который так и называется «Илкарим». Ключ этот вскрывает дверь третьего этажа мироздания. Он открыл вам доступ, не буду рассказывать к чему, сами догадаетесь, но и там нет никаких следов игры. Вам-то это ни о чем не говорит, а вот Мишара это озадачило. Это третий момент.
Примерил он свой, третий ключ, «Лотсерп». Лот серпа по остроте своей близок к «лезвию бритвы», только то – путь прохождения, а это – ключ от двери четвертого этажа. И этот ключ ничего не дал. Нет ее и там, игры. И вот тут дед ваш догадался, что этажей-то не три, а много, и, стало быть, ключей – тоже. Так вот, следующий ключ хранится неким Кинь Ли, и тоже у дуба, и называется он так же «Киньлидуб». Только вот, путь к нему я вам указать не могу. Должны сами найти. Это пятый момент, – кот замолчал.
– Как же пятый, если четвертого не было, – удивленно подметила Мила.
– Потому что я не успел предупредить вас, что после пятого момента я обязан ответить на любой ваш вопрос, а если не знаю ответа, должен вместе с вами его искать. Вот предупреждал же: не перебивайте. Теперь расскажу вам четвертый момент, а дальше уже без меня. Прямо-таки, гора с плеч. Так мне не хотелось опять с игрой встречаться.
Так вот, и я, и архиватор, и вы отделены от своих верхних частей, без которых нет доступа на верхние этажи. Это и есть четвертый момент. Я ответил на ваш вопрос, – кот подпрыгнул от радости и промяукал. – Прощайте, многие века неволи, и, здравствуйте, свободные века!
Своим прыжком кот поднял столб пыли, и Алиму с Милой пришлось закрыть глаза. В следующий момент кота уже не было. Море по-прежнему было спокойно. Разбросанные по берегу камни поблескивали на солнце, и никаких мыслей в голове.
– И вот, скажи теперь, правду он говорил или врал, союзничек ученый? – первым заговорил Алим.
– Я так понимаю, что нам в этой лагуне делать больше нечего, тем более, что вон тот катер, кажется, везет сюда туристов, – заметила Мила.
– Ну, что ж, встречай гостей, свободная часть самого себя, – усмехнулся Алим, подымаясь и направляясь домой.
– Это ты про что только что? – поинтересовалась, догоняя его Мила.
– А я и сам не знаю. Он ученый, вот пусть и думает. Сам же про какую-то отделенность говорил. Так еще, главное, «все вы отделены…»
А про ключи, я так думаю, Мишар сможет нам что-то прояснить, раз он этим вопросом занимался. А что, прикольно: мир, как здание со множеством этажей, и на каждом что-то происходит, и не каждый имеет ключи, чтобы шастать по этажам…
А что, я придумал название новому миру: «Хитросплетение вопросов». А что, самый плодовитый. Какой вопрос ни затронешь – он рождает множество новых…
Ищи теперь какого-то китайца, потом окажется, француза, нет, француз уже был, пусть лучше бразильца. Получается, какая-то дружба народов…– бормотал он.
Мила чуть отстала от Алима и дала возможность ему выговориться. Так незаметно и дошли до дома Мишара.
Так, стало быть, ключи есть
Мишар и Саша накрывали на стол.
– Дед, а откуда ты узнал, что они сейчас придут? Прямо минута в минуту?
– Так ведь мы еще не всех выслушали, а времени осталось мало. Кому ж охота с недовольным сном встречаться. Я так думаю, что Алим ходил досматривать свой сон и теперь готов поделиться с нами?
– Конечно, готов, тем более, что в нем осталось много вопросов, а времени, как вы говорите, мало.
И Алим пересказал все, что видел во сне и пояснения кота о многоэтажном здании мира и странных ключах.
– Да, любопытный рассказ. Так, стало быть, ключи есть. А я думал, их каким-то образом изготавливать придется. Искать, поди, интереснее будет, как думаешь, внучка?
– А почему ты только у меня спрашиваешь?
– Потому что Мила и Алим уже давно этим занимаются, и, если помнишь, успешно. Два первых ключа-то они достали. И тебя встретили, и ко мне попали, потому как у меня был третий ключ. И приснилось мне, что ключи я должен вам передать, если ты согласишься помогать, так как вдвоем у них скорости не хватит угнаться за игрой. Вот я и спрашиваю у тебя, внучка, согласна ли ты войти в самый интересный и необъятный мир – «Мир вопросов», или как Алим его определил «Хитросплетение вопросов». Лишь после твоего ответа я продолжу дальше.
– А я так думаю, что ты меня с детства к этому готовил, и экзамен я уже прошла. Конечно же, ответ мой будет «да».
– Так что, все только начинается? – Мила обвела всех удивленными глазами. – А когда же я успела сказать свое «да»?
– Наверное, когда заняла мое место в учебном кабинете, – предположил Алим.
– Итак, раз все прояснилось, тогда продолжу.
Старайтесь как можно меньше расспрашивать и разжевывать друг другу любые вопросы. Так вы будете развивать и веру, и доверие, и взаимосвязь, единение на более тонких присутствиях. Одним словом, будете развивать свои незримые части, которые вам кажутся отделенными от вас. В действительности они все время с вами и только ждут вашей команды, но команды адекватно-осознанной. Другим словом, вы должны учиться открываться все новой и новой наполненности. При этом вы ощутите ускорение. Многомерное ускорение и начнете расти. Это один момент, как говорил Алим.
Второй момент касается ключей. Ключ первый, если помните «Амфир». «Ам» – это аматичность, преодоление «ма» – материальности и выход в (э)фир. Это второй этаж здания. Эфирное присутсвие. Отсюда начинается восприятие звучания энергии, гармонии. И отсюда обратное прочтение – рифма, поэтичность. Сокращенно «А-р» обратное «Ра». Еще внутри «мфи» – сдвинутое «миф». Еще по буквам, и так далее, и так далее. Это алфавитные насечки ключа, которые и позволяют открывать двери второго этажа. Если сами во все вникнете, то впитаете ключ настолько, что он станет неотъемлемой вашей частью. И вы сможете увидеть вашу вторую часть, и быть с нею, и быть ею.
Второй ключ, если помните, «Илкарим». «Ил» затягивающий, «кар(а)» и «м(атериальность)» усеченные, и «кар..м(а)» здесь же и многое другое. Преодолевается обратным «миракли». Это практики погружения в «Мир Акль». Разберете сами и по слогам, и по буквам, и во вращении все насечки ключа. Одно могу сказать, открывает он астральное присутствие, так же, как первый эфирное. Это пропуск на третий этаж.
– Деда, а откуда ты все это знаешь и почему нельзя подробнее рассказать, ведь интересно же, – перебила его Саша.
– Да, я думал, все-таки, что ты внимательно слушала рассказ Алима. Перебивать не надо было. Это знак, что я должен ответить на последний вопрос, и на этом достаточно.
Вторую часть вопроса я уже пояснял. Всякое стороннее разъяснение снижает скорость внутреннюю, ибо искажено собственным пониманием говорящего. А на первую часть ответить легко. Ты ведь помнишь, что я долгое время был хранителем третьего ключа, ключа от четвертого этажа. А на нем все расшифровки с нижних этажей. Это ведь ментальное присутствие. И все четыре этажа теперь составляют физический мир. А игра перешла в мир тонкий. Это я уже и так много сказал. Усложнил вам.
– Ну, ладно, кот, а почему и ты, как он, придерживаешься непонятных правил, – расстроилась Саша.
– Да не расстраивайся ты, потом сама все поймешь. Тебе как больше нравится: свежую пищу получать или кем-то пережеванную.
– Ладно, уговорил, – повеселела Саша. – Давайте есть, а то на столе пища остывает.
Обед, как никогда, прошел в молчании. Каждый думал о своём, и, вместе с тем, об общем. Только, когда разлили чай, первой не выдержала опять Саша:
– Как всё-таки всё просто и сложно одновременно. Но интересно неимоверно. Прямо такие фантастические картины будущего пролетают в голове, что она начинает кружиться, как на карусели. Нет, еще сильнее и по-другому.
– Вот это «по-другому» и надо в себя впитать, увидеть его взаимосвязь со всем остальным и восходить. Это Отец протягивает руку всем, кто готов и устремлён. А кто не готов, тех мать снизу подталкивает очень нежно так, но всё равно больно получается. И они еще спрашивают, «почему у меня судьба такая, что меня жизнь бьет, да все ключом, по голове?», а надо всего лишь захотеть те ключи впитать, которые Отец даёт.
– Это никак Рашим в тебе заторопился после всех этих прозрений, деда.
– Угадала, внучка, слился я с ним, и к Отцу мы сегодня ночью ходили, поручение новое стяжали. Теперь забот поприбавилось, и ответственности, и радости. Да и вспомнилось многое из прежних жизней. Только не допытывайтесь, когда-нибудь в следующий приезд расскажу. У самого вопросов больше, чем ответов. Как бы это помягче сказать: ответственные вопросы пришли и вопросительные ответы. Вот так завуалировано.
– А, пойдемте-ка, еще раз ноги помочим в море, и в путь, – предложила Мила.
– Сейчас, я только вещи свои сложу, а то вы хитрые, собрались уже, – вспомнил Алим.
– Догонишь, если захочешь, – рассмеялись девчонки и вышли на улицу.
– Погоди, я сейчас принесу тебе кое-какие бумаги, чтобы ты их тоже уложил, дома посмотришь. Может, что пригодится, или вопросы появятся, по которым я сам разбирался. В общем, на твое усмотрение. Там и по ключам, и по мирам, и по пространству, и по времени. Что мне было открыто, я использовал. Но ведь каждому открывается свое. Может, и тебе на что сгодятся архивы многовековые и мои по ним изыскания. Но это уже будут твои, или ваши поиски, а не мои поучения. – Мишар принес из своей комнаты две толстые папки, туго перевязанные. – Вот тут я все, что хотел, приготовил. Теперь это твое.
– Спасибо, Мишар, – Алим взял бумаги и пошел собирать свои вещи, хотя и собирать-то было нечего. Он уложил бумаги и пакет с вещами в сумку. Затем прилег на диван и расслабился. «Так наотдыхался, что всё время отдохнуть хочется, – подумал он, – надо бы планы составить на оставшиеся до сентября дни. Так сказать, доотдыхать уже по полной программе лето». Провалившись в тишину, он задремал.
Отсутствие присутствия
– Ну вот, мы его у моря ждем, а он тут спит себе беззаботно, – разбудил его голос Милы, – или ты пытаешься еще чего-нибудь «нагрезить» домой, мало тебе все. Это, небось, Серый тебе посоветовал, – Мила присела рядом.
– Да нет, хотел планы на будущее составить да как-то уснул. А что, много проспал, или чего пропустил? – поинтересовался Алим.
– Все хорошо, мы и вдвоем неплохо прогулялись. А ты отдохнул от нас. Можешь еще пять минут полежать и спускайся вниз, с вещами на выход.
Алим не стал вылеживаться, а сразу же спустился в гостиную.
– Ну, вот, все в сборе, – начал Мишар, – по-моему, мы все неплохо провели время, а очень даже с пользой. Я даже знаю, как называется такое время: «Время отсчета». Это значит, что в это время произошли незабываемые события, изменились параметры жизни. Я очень рад этому. Мне всегда казалось, что я активен в своей жизни, а теперь у меня такое состояние, словно я пробудился ото сна. Спасибо вам.
– Это Вам, Мишар, спасибо, без Вас мы могли бы и не запустить тот механизм времени, который доступен в точке отсчёта. Такая перспектива открылась, что только успевай отсчитывать ступени. Даже не знаю, как можно планировать в такой ситуации.
– А ты конкретно, по пунктикам, чтобы не улетать в небо или еще куда, в неизвестность. Наметил – выполнил, наметил – выполнил. Так проще и нагляднее. Вот, что первое ты хотел бы сделать? – не дала ему расслабиться Мила.
– Хочу выполнить обещание: позвонить доктору, который мне второй ключ передал. Я ведь тогда не совсем понимал его значение, да и времени мало было. Затем…
– Стоп, стоп, вот одно конкретное выполнишь, тогда дальше планируй.
– Это почему такое ограничение? – удивился Алим.
– Да я шучу. Просто я себе решила таким образом попробовать планировать, вот и решила проверить, как на это смотрят другие. Это было первым пунктом моего плана. А второй будет: ознакомиться с первым своим заданием в учебной комнате «Литературного мира». Я даже не планирую, что с ним буду делать, пока не узнаю, в чем заключается задание.
– А я узнаю, как можно больше о занятиях в школе Отца. Уж очень мне хочется ускорить свое развитие, максимально используя все возможности для этого. Ведь я увидела, как легко тают горизонты и появляется безбрежность. Я как будто растекаюсь по всей вселенной и не могу удержать себя, – определила первый пункт своего плана и Саша.
– А я попробую перевести свой взгляд из прошлого в будущее, а, может, в настоящее, я еще не знаю, что произойдет, если отсечь все то, что тормозит. В этом еще предстоит разобраться, – заключил Мишар, – так пожелаем же друг другу удачи и будем на связи. Буду ждать ваших звонков, и приезжайте в любое время…
Несмотря на позднее время, автобус был наполнен отъезжающими с моря. Все взбудораженные. Еще сегодня они окунались в море, а завтра окунутся в будни. И каждый раз это своеобразная точка отсчета, ускорение, обновление, только вот надолго ли хватит этого заряда или, как всегда, до первого «тыкания лицом в…» кого куда.
Алим и его спутницы слились с общей массой пассажиров общим настроем и движением и со стороны ничем от них не отличались. Разве что только тем, что мы о них больше знаем. Так никто не мешает познакомиться и с другими, тем более, что некоторые из них испили из «Источника прозрения» и испытали на себе воздействие «Долины грез». Может быть, их пути еще пересекутся, хотя вряд ли.
– Алим, ты хоть знаешь, что Саша пирожков в дорогу напекла, пока мы с тобой в гости ходили? – спросила Мила, когда они уже сели в вагон. – Так что чай будем пить почти по-домашнему.
– Хорошо, если не усну, – как-то без настроения произнес Алим, забираясь на верхнюю полку.
– Смотри, проспишь опять что-нибудь интересное. Потом пересказывать не будем, – предупредила Саша.
– Ты, главное, разбуди, когда выходить будешь, я хоть посмотрю, как станция выглядит.
Алим не думал спать, просто хотелось еще раз вспомнить события последних дней, освежить в памяти, чтобы ничего не пропустить, не забыть. Вот позвонить завтра же доктору, найти старика из парка и отдать ему тексты из папки, переживал он за них сильно. Может быть, найти архивариуса. Интересно было бы послушать его точку зрения на все те события, в которых он участвовал.
Обязательно прочесть новое задание, понять, чем его нынешние обязанности отличаются от прежних. Что-то еще кот намекал по поводу Фаины. Еще спланировать свое образование, посмотреть в интернете информацию по школе, независимо от Саши.
Еще интересно пообщаться со следопытом и первопроходцем по поводу ключей. Может, удастся что выяснить.
Да, и еще две папки Мишара. А там, наверное, вопросы на каждой странице. Может, надо было запастись водой с «Источника прозрения». Поздно подумал о такой возможности. Хотя теперь не только работа, а и почти любое общение становится таким источником. Как говорит Мишар, когда выходишь на прямое общение с Отцом, все другие искусственные стимулы уже теряют свою актуальность. Значит, все-таки информацию о школе надо поискать в первую очередь.
Да, отдыхать не придется. Это хорошо.
Физическое тело Алима явно протестовало против несправедливого умаления своего, которое происходило все последнее время. Все больше внимания его носитель уделял каким-то странно существовавшим и не менее странно выражавшимся, а, стало быть, все же реально существующим телам, имеющим даже свое обозначение – эфирное, астральное, ментальное, даже причинное, и неизвестно сколько еще за ними проявлявшимися по мере продвижения вглубь… Причем глубина эта измерялась не метрами, а какими-то измененными состояниями сознания.
«Ну и что, – выступал адвокатом Серый, – неизменно всегда носитель этот, как зеркальносущий, стремится все запечатлеть и вытащить через какую-то лазейку в мир физический, радуясь все-таки физическим ощущениям, чувствам, знаниям, идеям и возможностям, возникавшим вследствие таких шок-туров. Так что, пока не о чем беспокоиться: физическое тело признается главным, и способности его надо оценивать не только по физическим действиям, а и по наработанному опыту способности быть проводником всех тех, невидимых обычным зрением событий, происходящих с иными телами в мирах иных».
Серый остался доволен своей правозащитной речью, однако физическое тело Алима все равно устроило бойкот. Оно не подчинялось командам и было совершенно недвижимо. Сознание… «Да! Где сознание?» – не на шутку забеспокоился Серый. Он вдруг понял, что остался один со всей этой непонятной ситуацией. И может принимать хоть самые гениальные решения, но передавать их некак, и исполнять их никто не будет. «Тихо, мыши, кот… , ой, это не то. Спокойно, граждане, все под контролем, а, может, мы и не хотим двигаться (он на всякий случай попробовал пошевелить рукой Алима: ему это не удалось) вовсе, а хотим отдыхать и просто слушать, что происходит (он прислушался и обрадовался: слышно всё) вокруг. Вот зашла Мила:
– Алим, мы в соседнем купе пьем чай. Будешь с нами? А в ответ тишина. Ну, спи.
«На помощь», – закричал Серый. Не вышло. «Только без паники. Так и белым за пять минут можно стать».
Зашли двое мужчин, начали спорить о предмете физики.
«Специально, чтобы поиздеваться? – обратился в пустоту Серый. – Всё, так больше невозможно. Надо что-то, где-то, как-то. Вспомнил! Ключи! Стало быть, ситуация такая: из физического присутствия ушли – это печальный факт, а ключик не прихватили, не было прежде такой надобности. Зато мы знаем ключики от других присутствий (Серый специально говорил «мы», для самоуспокоения), например, от эфирного. Мы точно помним: «Амфир». Только вот куда и как его тыкать. Материальность отсутствует, это точно. Вернее, она присутствует, но где-то по соседству, сама по себе. Что еще: эфир есть, да мы в эфире, слышимость хорошая. Прием, прием… Что еще там было: рифма – так это без проблем… На берегу пустынных волн сидел я, дум печальных полн. – Серый вдруг увидел картинку: он сидит на бархане, перед ним ветром изребренный песок, а тело его, как мешок набитый чем-то угрюмо-копошащимся, которое высунулось наружу, ухватило его же за хвост и утянуло туда же в мешок. Бр-р-р, – передёрнулся он, – это не та рифма».
– Что, занимаемся самообразованием, или самосостязанием, или просто экзотически проводим досуг? – услышал он до боли радости знакомый голос, – говорил папа: «Учись, сынок, не будешь голоден и без порток, а будешь сытый и богатый, теперь командуй вот лопатой».
– Что упрекаешь, мы, вот, может, тоже в школу собираемся. Скоро будем учёней тебя. Только и умеешь, что сказки рассказывать.
– Зато у моря и под дубом, а не как некоторые в мешке в пустыне, в угрызающей кампании. Тоже мне, ключ в руки берёшь, а пользоваться не умеешь.
– Научусь, дай только срок.
– Да, пожалуйста, хоть вечность, и простор, хоть бесконечность, и попыток, хоть безсчётность. Всё для вас, вы же главные котята, только слепые.
– Я так понимаю, Учёный, ты рад меня видеть целым и невредимым?
– Скорее, усердно занимающимся. Тебя, ведь, пока не припечёт, учеба не интересует?
– А, слабо, скатерть накрыть, подушечку подстелить?
– Лекцию прочитать, – продолжил Учёный.
– Ежели в комплексе, то почему бы и нет. Вот вернётся Алим, а я ему диплом свой учёный покажу: вот, мол, с кем повёлся, того и набрался. Почёт мне и уважение…
– Размечтался! Вот они, знания, перед тобой, в каждой песчинке, только карманы подставляй. А что толку-то, не донесёшь ведь, а если и принесёшь, то только тот песок, который глаза запорошить сможет, и ничего больше.
Вон в купе у тебя сейчас физики спорят об эфемерности вещества, и сами того не подозревают, что говорят о его эфимерности, об эфирной мерности. Ведь эфир для физики – это энергия, поле. А вещество состоит из атомов, которые суть синтез частиц, которые сами по себе всего лишь сгустки энергии. И все это обитает в какой-то, казалось бы, пустоте. А твердость вещества, она определяется лишь силой взаимодействия этих сгустков энергии. А сила эта представляет собой вещество следующего присутствия, которое суть сгусток энергии следующего порядка. И так не до бесконечности, а до пределов возможностей того, кто во всё это вникает. Вот каковы твои возможности, Серый? Можешь ты вещество первого порядка разложить на вещество второго хотя бы порядка и при этом остаться в сознании?
Голова Серого начала набухать, превратилась в решето, и из нее посыпался песок. Серый струсил его, помассировал голову, помял ее, как пластилиновую, придал прежний вид, подумал и сказал:
– А у тебя другие предметы в школе есть?
– Для Вас, сударь, любая прихоть. Вот, например, Алфавит. Альфа жизни. Начало звучания «фа» жизни, за которой только придет «соль». Но для этого еще надо преодолеть привязки к «ми», к мирам, микро, мили, мини, минутам, мифам, мистике, м(атериальным) и(стокам), м(атериальной) и(нерции), м(атричной) и(нформации).
Совсем неважно, как человек приходит к пониманию того, что каждое слово имеет свою насыщенность вибрациями букв и тех слов, из них состоящих, которые присутствуют в его жизни и включают в нем самобытные программы, и одни и те же слова по-разному у разных людей именно из-за разной индивидуальной насыщенности. А ты удивляешься, что говоришь вроде то же, а результат другой…
Голова Серого перешла в самостоятельное движение, затем самостоятельное существование и, став хвостатым огненным шаром, замелькала между множеством подобных, но совсем не похожих, которые то роились, слипались, то разлетались в многоцветном исчезающее-возникающем переливе, который и пространством не назовешь, и никаких зацепок, все взаимопроницаемо и безформенно.
Серый вылил себе на голову стакан молока и увидел Млечный путь, уместившийся между ним и котом Ученым. Бр-р-р. Его сознание прояснилось, и речь вернулась.
– У тебя все предметы такие? – восстановил он, наконец, реальность, в которой улыбался Ученый.
– Нет, это самые простые, а ты что, думал, в сказку попал?
– А без этого никак?
– Почему же, в физической школе немного проще сознание расширяется, но гораздо дольше, и отшлифовывается на жизненных ситуациях. Но мозги так же пухнут, и песок сыпется, только в другой форме.
Серый жалобно замяукал и растекся лужей, напитав собой небольшой участок песка. А, может, и нет. Он по-прежнему был здесь, но перестал видеть себя, потом и Ученого.
Школа Аватаров
«Трудностям не сдается наш гордый варяг и арием быть не желает, – вдруг ни с того, ни с сего промурлыкал Серый и взялся сразу за третий ключ, – «Лотсерп», жалко, что Мишар о нем ничего не рассказал. Вот о чем можно было задаваку расспросить. Но, нет, уж сам разберусь. Не случайно в этом слове есть «сер», это про меня, наверное. «Тол», «стол», «престо», «престол», «лот», «лот(о)с». Где же тут те самые насечки? Всего две какие-то вредные мысли, нет, не вредные, правильные, и можно было воссоединиться с Алимом. И кто придумал все эти замки с секретом?»
Серый улегся на спину и заскользил к безмолвию:
«Безмолвная гладь чистоты непролитой на внутренних стенках живых лепестков бесчисленных сфер не водою омытых, оплавленных пламенем Явным Основ того, кто Собою в Себя истекает, ведь Он, Изначальный…»
Не то мысленный поток, не то поток чего-то неимоверно более мощного сначала подхватил Серого, потом придавил в стремительном вращении к чему-то упругому и теплому, вызвавшему желание расслабиться, и вдруг отпустил. Он взмахнул руками и ухватился за выступ скалы. Открыл глаза.
Твердь, серая твердь, везде: под ногами, вверху, впереди. Алим, нет, это не Алим, это он, Серый, но в человеческом теле, с лицом Алима, но своими мыслями, своими ощущениями и дрожью в коленях. Успокоился, осмотрелся по сторонам, держась за скалу, без нее возникала неустойчивость вертикального стояния, желание стать на четвереньки. Взял себя в руки. Руки, это хорошо (подумал), и пространство развернулось.
Прямо перед ним – огромное плато, возле него неширокий проход, из которого вышел огромный человек. Широким, сеятельным жестом он усыпал плато камнями и удалился, откуда пришел.
Только сейчас Серый заметил, что пространство над плато, да и в нем самом, живое. Оно как-то сгруппировалось в обособленные сгустки и начало обследовать брошенные камни. Некоторые обтекали их, проникали вовнутрь, растворялись и растворяли их, исчезая каждый по-своему.
Наконец осталось три камня и три живых существа, кружащих над ними. Первый подлетел к Серому, просканировал его и хотел проникнуть внутрь. Однако Серый вовремя спохватился и ощетинился. Вокруг него засияла непроницаемая сфера, в позвоночнике засветился предупреждающе меч.
Существо отпрянуло, проявилось возле камня, каким-то образом его размягчило и начало лепить, лепить человека, человека с лицом Алима. Затем исчезло в нем, слилось с ним, странно задергалось, обрело устойчивость, и новоиспеченный Алим, странно озираясь, прошел мимо Серого туда, где исчез великан. Алим этот был раза в два крупнее Серого и смотрел на него сверху вниз…
Следующее существо проникло внутрь своего камня, мелко задрожало и рассыпало его как песок, сквозь который проросло дерево, но без листьев. Песок служил ему источником строительного вещества, и когда вещество это иссякло, дерево вдруг наклонилось, переплело ветви с корнями, окрасило их в синий и красный цвет, запульсировало и начало эманировать из себя некое подобие газообразного молока, покрывшего все оболочкой в форме человека. Молоко сконцентрировалось в голове, потом создало еще одну ветвистую сеть, которая взяла под контроль двигательные функции всего сотворенного, и новоиспеченный Алим, не намного крупнее Серого, полупрозрачный, гибкий проплыл вслед за первым.
На плато начали проявляться еще человеки, видимо, те, которые растворились раньше. Некоторые из них были похожи на Алима, некоторые на того, кто разбрасывал камни, некоторые на что-то среднее. Все они неизменно проходили через проход, мимо Серого.
Последний камень в это время тоже начал оживать. Он имел форму яйца, внутри которого смутно просматривался растущий эмбрион. Вот он достиг в своем росте стенок яйца и обрел форму человека. Напрягся, скорлупа лопнула, и на свет появился Алим. Он сгреб остатки скорлупы и разжевал их, расправился, посмотрел на Серого. Нет, это не Алим. У него какой-то отсутствующий взгляд. От Неалима изошли вопросительные струйки и уставились на Серого.
– Отражать и впитывать. И еще выражать, – неожиданно проговорил Серый, и Неалим, как будто прозрев, внимательно посмотрел на него хищным взглядом.
Мурашки пробежали по коже Серого, и вопросительные струйки, выпущенные Неалимом, опять выдавили из него изречение:
– Мир, дружба, солидарность, ой, возлюби ближнего своего, как самого себя, и даже сильнее. – Хорошо, хоть что-то вспомнил.
Неалим дружелюбно улыбнулся и подошел к Серому. Точная его копия, бесцельно глуповатая на первый взгляд, сосканировала последнее замечание, и взгляд его поумнел, обрел решительность.
Теперь перед Серым стоял Алим или Неалим – не важно, всё равно расслабляться нельзя. Он проследовал за остальными, и Серый за ним.
Наконец его любопытство может быть удовлетворено. Куда же это все направляются?
Странно, но на открывшейся небольшой поляне, кроме Неалима, было только два новоиспеченных, и те были заняты, по всей видимости, сдачей экзаменов. Принимавший экзамены стоял на краю пропасти, один из экзаменуемых рядом.
Экзаменующий расправил в стороны руки, как крылья и медленно подался вперед. Испытуемый повторил. Они, казалось бы, вместе полетели вниз, но экзаменующий остался на месте.
– Иллюзия, – проронил Неалим, повернувшись к Серому.
«Ты еще учить меня будешь», – подумал Серый, и Неалим улыбнулся:
– Возлюби ближнего своего.
Упавшее тело разбилось. Управлявшее ним существо вернулось и зависло сияющей человеческой формой возле экзаменующего.
– Физическое тело не восстанавливается вначале пути, ему нечего зеркалить.
Сияющий стянулся в шар и, вспыхнув, исчез.
Экзамен начался для следующего. Он стал на краю пропасти возле экзаменующего и приготовился. А тот не стал повторять урок-вопрос, а расслоился на множество срезов и начал метать их, как диски, в разные стороны. Существо осторожно выжидало, пока диски не вернулись на место, и только после этого решилось повторить. Его диски не вернулись.
– Тело физическое можно потерять множеством способов, – констатировал Неалим.
– Но в начале пути оно не восстанавливается, ему нечего зеркалить, – поддержал его Серый.
– Я вижу, вы нашли общий язык и встали на путь, ведущий к школе Аватаров, – обратился к ним экзаменующий. – Ну что ж, так тому и быть.
Он взял за плечи Серого и Неалима и свел их в единое целое. Необычные вибрации пронизали Серого, и он очнулся.
– …Ну, спи, или, может, все-таки пойдешь? – Мила взяла его за руку.
– Конечно же, пойду, – Алим соскочил с полки, и, выходя из прострации, обрел устойчивость, – разве могу я пропустить приглашение на пирожки? Сон подождет, ему время не соперник.
– Странный ты, – проронила Мила, пытаясь заглянуть ему в глаза.
Виток другой спирали
Саша и Мила занимали верхнюю и нижнюю полку в соседнем купе, поэтому им было удобно устроить чаепитие. Алим задержался в проходе. Его остановил спор физиков, ехавших в его купе: «В дипольно-спиральной модели заложена несправедливость, ибо если взаимодействующие элементы диполя будут равны, то не будет срабатывать принцип спиральности», – говорил один. «И это вызовет либо остановку и обрушение, либо разрушающее противодействие, ведущее к саморазрушению более слабого и, как следствие, прекращение существования всей системы, хочешь сказать ты? – уточнял второй. – Так я поэтому и говорю, что должен существовать мощный стабилизирующе-управляющий третий принцип». «Так мы выйдем на бесчисленное множество поправок и дополнительных принципов и утонем в сложностях и противоречиях», – не успокаивался первый.
Алим не выдержал и вернулся в купе. К своему удивлению, он увидел там только одного мужчину, который сидел, расслабившись, с закрытыми глазами. Но это уже не остановило его, и он произнес, что хотел:
– Ваш оппонент прав, больше подходит «дипольно-спирально-иерархическая двунаправлено-количественно-качественная» модель. Она снимает все вопросы, содержит в себе условия рождения пространства, времени и многовариантно-стабильного развития. Все позиции имеют логический вывод и объективную выраженность.
Алим встал и вышел. За ним потянулся шлейф дискретно-фотографических фиксаций недоумевающего взгляда мужчины и оборвался на закрывшейся двери.
– Ну, где ты там? – услышал Алим голос Саши, – ведь остывает же чай.
– Это хорошо, а то я вечно обжигаюсь, – заглянул он к ним в купе. – А пирожки с чем?
– С персиками. Маленькие, но много, чтобы много раз осознал про себя: «Хочу еще». Садись уже, странно странствующий юноша. В каждом пирожке записана одна из историй, которой съевший пирожок должен поделиться с остальными. Если пять минут на историю, то тут пирожков на два часа, – хитро улыбалась Саша.
– Это как же ты умудрилась таких напечь? – включился в игру Алим, присаживаясь возле Милы.
– А это Мишар поделился секретным рецептом. Но очень секретным, – добавила Саша, заметив любопытный взгляд попутчиц.
Две женщины приятной наружности с интересом внимали происходящему разговору, и одна из них не выдержав, заметила:
– Или мы что-то пропустили, или попали в параллельный мир. Сегодня на вокзале отъезжающие рассказывали удивительные истории, произошедшие с ними во время отдыха. Какой-то источник, какая-то долина и дивные сказочные сны. Теперь вот у вас пирожки волшебные. А мы никак не можем разобраться с системой образования. Все понимают, что надо что-то менять, но в то же время все попытки разбиваются о каменно-неприступную инертность отжившей свой век старушки-системы.
Может, подскажете, каким образом могут прозреть стоящие на страже ее…– женщина не договорила.
– Вы хотели сказать «динозавры», но вам помешало знание того факта, что они вымерли? – уточнил Алим.
– А вы попробуйте пирожков, может, вам и откроются пути преодоления. Да и вода с того источника имеется. Хотите, попробуйте. – Саша достала пластиковую бутылочку с водой, – вот.
– Откуда, – удивился Алим, – а я всё думал о том, что можно было набрать, и не догадались.
– Так это Мишар рано утром и сходил. Вон у Милы тоже есть такая. Тебе не успели сказать. Ты ведь все, то спишь, то грезишь, – засмеялась Саша. Она налила в пластиковый стаканчик воды и подвинула его, предлагая попробовать попутчицам.
– Обыкновенная вода, – заключила, отпив, первая из них.
– Да, – подтвердила вторая, – только вроде, как открывающаяся дверь. Вот сейчас еще ничего, а через мгновение должно что-то произойти. Необыкновенное ощущение. Никогда раньше такого не испытывала. Или, может, это под влиянием предыдущего разговора.
– А вы еще пирожки попробуйте и окончательно попадете в параллельный мир. А ночью увидите те невероятные сны, о которых уже наслышаны, и не пожалеете, что стали на путь прозрения. Это вот просто, как вместо ночного фонаря, осмотреться при дневном свете. Совсем другой горизонт, совсем другие цвета и звуки. Особенно в душе, – уверила их Мила.
– Да, ради такого стоит довериться, стоит попробовать, – поддержали веселую игру молодёжи женщины и съели по пирожку.
Однако, на подсознании их или на более тонких присутствиях, о которых они еще не догадывались, настроение их и пожелания были восприняты, как сигнал к действию, и все, что было наработано многими воплощениями, все, что стремилось к реализации в этой жизни, активировалось и пришло в движение. Следующий виток жизни их теперь пойдет уже в условиях другой спирали.
Алим выпил чай, упаковал в желудок несколько историй, и, воспользовавшись завязавшейся между женщинами беседой и, вправду, одна за другой всплывавшими историями из жизни каждой, тихонько откланялся и вышел в коридор.
– Вы представляете, молодой человек, что в предложенной Вами модели возникает четвертая и самая главная координата, вызванная необходимостью масштабного перемещения, настолько колоссального, что оно возможно только при введении масштабной мерности. И влечет за собой другой порядок бесконечности: бесконечность мерностную.
– И что вас в этом не устраивает, – сразу же переключился Алим на прерванную тему. – Вместо того, чтобы быть обреченным, быть вечно опечаленным невозможностью объять необъятное, Вам предлагают путь к всеобъятности. По крайней мере, в освоении этого витка, этой спирали. И предвкушение того, что за ним последуют другие, несомненно, более колоссальные перспективы, открытые освоением более высоких мерностей.
– Меня волнует совсем другое, молодой человек, при таком ускоренном движении в физике не будет места прямолинейному и равномерному движению. Это качественно другое развитие, качественно другая физика, качественно другой человек. Вы чувствуете, как мозги медленно покидают черепную коробку и осваивают окружающее пространство. И кто же автор данной теории?
– Захотите, будете Вы, – серьезно посмотрел на него Алим. – Поскольку мои мозги заняты несколько другим, и мне хотелось бы, чтобы они ночевали дома. Мне так будет спокойнее, – он зашел в купе и запрыгнул на свою полку.
«Неужели этот день не отпустит меня на заслуженный отдых? Что же им всем не спится», – были последние его мысли…
Мир растворился в движении. Дипольно-спирально-иерархический мир…
Наконец-таки Серый дождался. Алим снова уснул. Ничто его не удерживало от необычайного полета в манящую неизвестность. И он снова оказался там…
Сила притяжения
…Неалим не просто растворился в Сером Алиме. Он сохранял при этом свою самобытность, которая нравилась Сеалиму (так Серый решил называть себя, будучи Алимом). Он, этот Неалим, совсем по-другому воспринимал мир.
Когда огромный человек, который к тому времени уже не был таким огромным, соединил их, Неалим сделал свою первую запись: «Огромный человек, и происходящие трансформации его размеров позволяют осознать их относительность и условность, кроющуюся в самом осознании. И тогда становится понятным, почему некогда огромный человек Лемурийской расы начал терять в размерах по мере того, как рос в его осознании мир. И это продолжалось в расе Атлантов, а затем Ариев, пока, наконец, все возрастающее осознание собственной значимости не достигло в своей скорости скорости роста Вселенной. Тогда уменьшение относительных к окружающему миру размеров человека приостановилось, и начался обратный процесс. Ученые-материалисты назвали это акселерацией…».
После разговора с физиком Неалим сделал вторую запись: «Дипольность Мира как раз и является тем принципом, который предстает пространством, или полем деятельности, ибо только наличие слабых сил взаимодействия, как, например, между электроном и ядром в атоме создает пространство атома, а между планетой и звездой – пространство, подобное пространству Солнечной системы. И пределы этого пространства ограничены способностью удержания связи. Сильные же связи, как, например, между протонами в ядре – всего лишь проявление пространства второго порядка, такого пространства, для развертывания которого необходимо иметь и силы второго порядка…».
Затем Серый увидел странную улиткообразную спираль, опирающуюся на тонкие узловатые ноги, тонущие в непроявленном пространстве, на поверхность которого всплывали разновеликие сферы, и его охватила тревога, вызванная соприкосновением с неведомой формой жизни. Серый отдался опыту Неалима, явно более богатому в таких контактах. И оба были этому рады.
Теперь, благодаря синтезу с Неалимом, Серый наконец узнал, что Головерсумность – это особого рода восприятие, как раз свидетельствующее о выходе на возможности второго порядка, позволяющее воспринимать интересующий фрагмент реальности в его цельности и взаимосвязях с реальностью близлежащей к сфере конкретного восприятия.
«Нет, Алиму пока обо всём этом говорить не стоит», – подумал Серый и устремился в свой первый незабываемый полёт.
Алим спокойно спал. После столь насыщенных событиями дней и ночей мерное покачивание вагона воспринималось его организмом, как долгожданное разрешение и приглашение к восстановлению сил. Да, они теперь все чаще и чаще использовались на пределе.
Завершалось увлекательное путешествие к морю. Мила и Саша, предупредив на всякий случай проводницу, тоже уснули. А рано утром произошло их первое расставание после первой встречи. Алима будить не стали. Договорились созвониться и постараться встретиться до занятий, с уже улежавшимся багажом впечатлений.
Мила смотрела на удаляющийся перрон, Саша на удаляющийся поезд. Все слова стали неподходящими в этот момент. Молчание было красноречивее. И еще: ощущение растущей силы притяжения, притяжения особого порядка, создающего особое пространство, которое, несомненно, предполагало наличие времени развертывания в нём значимых событий. И это время рождалось вместе с пространством. Новое пространство, новое время, новый мир были следствием этой возникшей силы притяжения…
Уже сегодня время преподнесёт нечто совершенно новое, используя те незаметные, казалось бы, силки, которые оно успело расставить зазевавшимся путешественникам.
А завтра начнёт раскручиваться колесо событий, следуемых по следам безостановочного Колеса Времени. И все события, так впечатлившие неискушенных учеников, учеников самого Времени, уйдут в прошлое, поблекнут перед новым.
И нужны они были, может быть только для того, чтобы, как говорил Мишар, расширить окошко, дать возможность зародиться чему-то новому, воспринимаемому сначала как нечто бесподобное, но по подобию дающее возможность познания себе подобного.
Разорвать кольцо, чтобы было оно не звеном сковывающей цепи, а частью раскручивающейся спирали…
И это все уже скоро проявится…
Продолжение в книге 3 Колесо времени
Обсуждения Время пророчеств