"Сердце находится в равновесии лишь на острие бритвы"
Пьер Реверди
... Ш-ш-шах! – яркая шутиха, раскручиваясь, взорвалась ослепительным снопом искр почти рядом, едва не сбив Франческу с ног. Испуганно вздрогнув, она слегка присела, стараясь удержать баланс и отчаянно помогая себе широким веером: канатоходцам подобные неожиданности могут стоить жизни.
Пьер Реверди
... Ш-ш-шах! – яркая шутиха, раскручиваясь, взорвалась ослепительным снопом искр почти рядом, едва не сбив Франческу с ног. Испуганно вздрогнув, она слегка присела, стараясь удержать баланс и отчаянно помогая себе широким веером: канатоходцам подобные неожиданности могут стоить жизни.
Канат, наконец, перестал дрожать - и она осторожно выпрямилась, унимая всполошившееся сердце и стараясь не отвлекаться на буйство огня, многоязыкой музыки, лениво планирующего серпантина и порхающих легкомысленных конфетти: карнавал, господа! Славный город Марсель гордится славой самого веселого города Франции, да хранит Господь ее короля!
Славный город стал последней вехой на долгом запутанном пути ее отца, старика Жерома, когда даже после огромной взятки магистрату снулые радетели города отказывались выдать разрешение для представлений на городских площадях.
А деньги нужны были им позарез: Малыш Гийом, прозванный так за свой небольшой рост, и принимающий это прозвище весьма снисходительно по причине обладания просто-таки воловьей силой – Малыш Гийом, скрученный какой-то жестокой огненной болячкой, вот уже пятый день без памяти бредил в одном из полотняных фургонов под неусыпным присмотром доброй мамаши Фло...
После отказа магистрата старик Жером валялся в ногах, умолял, целовал начищенные до блеска бляхи на туфлях радетелей и отцов, рыдал в отчаянии, пытаясь рассказать свою беду – за что был избит до полусмерти стражниками и вышвырнут вон, под ливень, на холодную и безразличную брусчатку площади возле городской ратуши...
Вечером он тихо умер от разрыва сердца – а на следующий день принесли разрешение.
«Солнце ластится жарою, пыль играет в чехарду –
Я по ниточке звенящей, как по яблокам, иду...»
Франческа помнила эту детскую балаганную считалку и всегда плакала, когда, еще малышкой, отец учил ее стоять на канате: почему по яблокам? Они ведь лопнут – жалко же... На что Жером всегда отвечал: ты должна чувствовать себя совсем невесомой, как самое легкое перышко цапли, ходить хрустально, едва касаясь выпуклого бока яблока – попробуй-ка еще раз!
И она шла, затаив дыхание, по упруго скатывающимся в разные стороны разноцветным глянцевым яблокам – и падала, и вновь шла... И яблочная нить перестала разваливаться однажды, ровно в ряд подставив ей свои веселые подмигивающие рожицы – и она прошла, и отец тогда весело засмеялся, высоко подбросив ее своими сильными руками вверх: ты соткана из воздуха, дитя мое!
«Ночь срывается совою, пропадая на лету –
Я по ниточке дрожащей, как по звездочкам, иду...»
Она снова невольно качнулась: вдруг холодная испарина откатила со лба к плечам, заставив предательски задрожать ноги. Когда она с друзьями волокла домой под холодным ливнем бесчувственного Жерома – видимо, тот день не прошел бесследно.
Горячая волна залила глаза, заставив утихнуть и расплыться бесформенными пятнами музыку и огни: Франческа, едва дыша, застыла над людной искрящейся площадью на мягко покачивающемся канате.
... Я-по-ни...-то-чке-зве-ня...-щей...
... Ну, давай же – иди, ты не сможешь долго держать равновесие, ты сорвешься, и тогда конец всему... магистрат выдворит остальных из славного города Марселя... и Малыш Гийом так и останется лежать под парусиновым полосатым пологом с широко открытыми глазами всевидящего – как и отец... Иди же!!
...Как-по-яб-ло-кам...
Она снова закачалась, чуть не касаясь руками каната и чудом удерживая равновесие. Пестрый веер испуганной бабочкой упорхнул вниз.
Людское разноголосие внизу понемногу утихало, лица один за другим обращались к беззащитной тоненькой фигурке где-то далеко вверху, толпа начала хищно образовывать пустой круг на предполагаемом месте падения – как колодец, подумалось ей; женщины закрывали рты ладонями, мерно качая головами...
...Я по-ни-то-чке...-как-по-яб-ло-...
Иди же!!! Ты – соткана из воздуха, ты – хрустально ступаешь по самой кромке дыхания, ты – легче невесомого пера волшебной белой цапли...
...Иди!..
Вдруг – или бред, или явь: взлетевшее к ней яркое яблоко.
Франческа с ужасом подумала, что начинается жар – или, может... – пусть уж кто-то из детишек внизу шалит, так хоть не начинаешь верить в свое сумасшествие...
Еще одно! Стремительно взмывшее упрямой золотистой бомбой к ее стопам.
...Она медленно-медленно, с обмирающим сердцем, встала на ноги, не сводя взгляда с яблока – плавно развела руки в стороны, выпрямилась, глубоко вздохнула – и сделала легкий скользящий шаг на яблоко-канат...
Еще! Алое, сочное, дразнящее, дурманящее взор.
Шаг! Медвяное, солнечное, истекающее томными соками.
Шаг! Звонкая, как бубенец, зелень блестящей кожицы.
Шаг! Нежно-розовая матовость утренней зари в степи.
Шаг!!!
«Пусть гроза леса тревожит, режет кроны на ходу –
Я по ниточке веселой – по судьбе своей иду!»
...Франческа мягко скользила по яблочной тропке, свободно и гордо раскинув тонкие руки – и снова видела забавные улыбающиеся рожицы на круглых разноцветных бочках, и радостно улыбалась им в ответ, и толпа внизу забывала дышать, только хлопотливые шутихи шумно и бесполезно носились огненными вихрями в ночном терпком воздухе славного города Марселя.
Ты соткана из воздуха, дитя мое...
Славный город стал последней вехой на долгом запутанном пути ее отца, старика Жерома, когда даже после огромной взятки магистрату снулые радетели города отказывались выдать разрешение для представлений на городских площадях.
А деньги нужны были им позарез: Малыш Гийом, прозванный так за свой небольшой рост, и принимающий это прозвище весьма снисходительно по причине обладания просто-таки воловьей силой – Малыш Гийом, скрученный какой-то жестокой огненной болячкой, вот уже пятый день без памяти бредил в одном из полотняных фургонов под неусыпным присмотром доброй мамаши Фло...
После отказа магистрата старик Жером валялся в ногах, умолял, целовал начищенные до блеска бляхи на туфлях радетелей и отцов, рыдал в отчаянии, пытаясь рассказать свою беду – за что был избит до полусмерти стражниками и вышвырнут вон, под ливень, на холодную и безразличную брусчатку площади возле городской ратуши...
Вечером он тихо умер от разрыва сердца – а на следующий день принесли разрешение.
«Солнце ластится жарою, пыль играет в чехарду –
Я по ниточке звенящей, как по яблокам, иду...»
Франческа помнила эту детскую балаганную считалку и всегда плакала, когда, еще малышкой, отец учил ее стоять на канате: почему по яблокам? Они ведь лопнут – жалко же... На что Жером всегда отвечал: ты должна чувствовать себя совсем невесомой, как самое легкое перышко цапли, ходить хрустально, едва касаясь выпуклого бока яблока – попробуй-ка еще раз!
И она шла, затаив дыхание, по упруго скатывающимся в разные стороны разноцветным глянцевым яблокам – и падала, и вновь шла... И яблочная нить перестала разваливаться однажды, ровно в ряд подставив ей свои веселые подмигивающие рожицы – и она прошла, и отец тогда весело засмеялся, высоко подбросив ее своими сильными руками вверх: ты соткана из воздуха, дитя мое!
«Ночь срывается совою, пропадая на лету –
Я по ниточке дрожащей, как по звездочкам, иду...»
Она снова невольно качнулась: вдруг холодная испарина откатила со лба к плечам, заставив предательски задрожать ноги. Когда она с друзьями волокла домой под холодным ливнем бесчувственного Жерома – видимо, тот день не прошел бесследно.
Горячая волна залила глаза, заставив утихнуть и расплыться бесформенными пятнами музыку и огни: Франческа, едва дыша, застыла над людной искрящейся площадью на мягко покачивающемся канате.
... Я-по-ни...-то-чке-зве-ня...-щей...
... Ну, давай же – иди, ты не сможешь долго держать равновесие, ты сорвешься, и тогда конец всему... магистрат выдворит остальных из славного города Марселя... и Малыш Гийом так и останется лежать под парусиновым полосатым пологом с широко открытыми глазами всевидящего – как и отец... Иди же!!
...Как-по-яб-ло-кам...
Она снова закачалась, чуть не касаясь руками каната и чудом удерживая равновесие. Пестрый веер испуганной бабочкой упорхнул вниз.
Людское разноголосие внизу понемногу утихало, лица один за другим обращались к беззащитной тоненькой фигурке где-то далеко вверху, толпа начала хищно образовывать пустой круг на предполагаемом месте падения – как колодец, подумалось ей; женщины закрывали рты ладонями, мерно качая головами...
...Я по-ни-то-чке...-как-по-яб-ло-...
Иди же!!! Ты – соткана из воздуха, ты – хрустально ступаешь по самой кромке дыхания, ты – легче невесомого пера волшебной белой цапли...
...Иди!..
Вдруг – или бред, или явь: взлетевшее к ней яркое яблоко.
Франческа с ужасом подумала, что начинается жар – или, может... – пусть уж кто-то из детишек внизу шалит, так хоть не начинаешь верить в свое сумасшествие...
Еще одно! Стремительно взмывшее упрямой золотистой бомбой к ее стопам.
...Она медленно-медленно, с обмирающим сердцем, встала на ноги, не сводя взгляда с яблока – плавно развела руки в стороны, выпрямилась, глубоко вздохнула – и сделала легкий скользящий шаг на яблоко-канат...
Еще! Алое, сочное, дразнящее, дурманящее взор.
Шаг! Медвяное, солнечное, истекающее томными соками.
Шаг! Звонкая, как бубенец, зелень блестящей кожицы.
Шаг! Нежно-розовая матовость утренней зари в степи.
Шаг!!!
«Пусть гроза леса тревожит, режет кроны на ходу –
Я по ниточке веселой – по судьбе своей иду!»
...Франческа мягко скользила по яблочной тропке, свободно и гордо раскинув тонкие руки – и снова видела забавные улыбающиеся рожицы на круглых разноцветных бочках, и радостно улыбалась им в ответ, и толпа внизу забывала дышать, только хлопотливые шутихи шумно и бесполезно носились огненными вихрями в ночном терпком воздухе славного города Марселя.
Ты соткана из воздуха, дитя мое...
Обсуждения Воздух. Равновесие