Костер третий.
На острове планеты дальней
Город светится Хрустальный.
Говорят, что люди тут
В дружбе с духами живут.
И Яга с мальчонком дружит.
Робот верной нянькой служит.
А морских волнин царица
Отрока того боится.
Книжица открыла ей –
Мальчик сильный чародей.
Смелый, в мысли не дурак.
Нечисть он зажмет в кулак!
Друг волшебника с пеленок –
Славный птице-медвежонок
Таинством волшебной ночи
Человеком стать захочет.
Рука об руку пойдут
Юный Маг и верный друг.
И уступят злые силы
Силе духа побратимов.
Ты мечтай, а сказ второй
Поведет тебя с собой.
Везделет отошел от грузового катера, и мама крутым пике повела серебристый диск над кронами фиолетовой и зеленой растительности. “Семья”, включая медвежонка, робота и шимпанзе, удобно разместилась в просторных креслах и с любопытством первооткрывателей разглядывала долгожданный мир сквозь стекла гермошлемов, ругая "медицину", настоявшую на адаптации.
Скафандры применяли в исключительных случаях, когда требовалось выходить в открытый космос, “чтобы не позабыть, как он выглядит” шутили острые на язык астропилоты. От многочасового пребывания в скафандрах отвыкли, не ощущая необходимости. Атмосфера соответствовала земной, и не угрожала здоровью. Однако у медиков работало правило на всяк случай, а бороться с “медициной” не отважился бы и сам Начальник экспедиции, он же Главный астронавт и Командир в просторечии. За плечами медиков стояла ее величество Инструкция по безопасности. Инструкцию читали и почитали, ругая докторов, потому что, когда трудно, всегда хочется крепко высказаться.
Один мишка сделал попытку отказаться наотрез и не исполнять общепринятые правила. У бедняги даже температура подскочила от возмущения! Пригрозив отказчику месячным карантином на борту "Пионера", аборигена втиснули в "никчемное (его словами) приспособление", где он продолжал сердито ворчать, изливая желчь на задымленное от палящих лучей остекление гермошлема. От плохого настроения скафандр не защищал, и ворчал мишка до самого старта курьерского катера.
А потом, “щекочущее” в области хвоста ощущение свободного падения, сменившиеся приличными перегрузками при посадке, заметно охладили пыл косматого, уступив место естественному волнению встречи с Отечеством. Мишка примолк, засопел и смотрел во все глаза и стороны, не мигая.
2
– Трудновато будет с розысками твоей родни, мишка! – Папа хотел почесать щеку сквозь стекло забрала, но только обескуражено махнул рукой в рубчатой перчатке. – Здесь и пешком ничего не найдешь! Не понимаю, как вам удалось такую подробную карту составить? Здесь же джунгли сплошные!
В полуметре от желтой поверхности пляжа, простым нажатием кнопки, мама освободила везделет от дымящейся брони космических доспехов.
– Ой!
Везделет сиганул кверху на добрый десяток метров.
– Куда летим, абориген?
– На северо-востоке большие поляны. – Медвежонок ткнул лапой в лобовое остекление, на которое проецировалось цветное изображение карты и красное перекрестие, обозначавшее место везделета на текущий момент времени. – Мне без разницы, искать или не искать! Кто меня узнает в этой консервной банке!?
Досадливый хлопок ладонями в серебристых крагах по скафандру завершил мишкину тираду, произнесенную гнусавым голосом избалованного беби.
– Не переживай и не скули! – посоветовал Криккрак разобиженному другу. – Смотри! У птиц хохолки-зонтики, как и у тебя... Ой, что за бабочки? Отец, твои перчатки, сложенные вместе, меньше их крыльев! – Криккрак убрал боковое остекление, свесился за борт и приставил ладони одна к другой, растопырив до отказа пальцы. – А жуки, просто чудо!
– Жуков здесь столько, что для полетов в сумерках придется установить на них аэронавигационные огни, – пошутила мама, нарочно раскачивая машину из стороны в сторону. – Столкнешься с таким бегемотом, хлопот не оберешься! – Летчица боевым разворотом набрала высоту, пропуская очередного мохнатого представителя мира насекомых, и обернулась к медвежонку. – На северо-востоке "Мертвое болото". Ты предлагаешь начать поиски с него?
Нос везделета послушно замер в направлении редких белых скал, что по-прежнему напоминали беспорядочно разбросанные по полю кости.
– Не знаю! – продолжая источать неудовольствие сквозь скафандр, пожал плечами медвежонок. – Кто знает, где они? Может, на болоте. Мне оно не по душе. У Сахарной головы, есть другие поляны. Давайте полетаем над полянами!
– Ах, поляны мои чистые... – пропела вдруг мама мальчишеским дискантом. – Перестань хандрить, Медвежонок. "Кто ищет – тот всегда найдет"!
– На ожиревшее сидячее место приключений, – вставил отец и смешно крякнул, опуская неуклюжую перчатку на тыльную сторону стыковочного кольца гермошлема, словно оно (то самое место) находилось у него возле шеи.
– Похоже, в твоей шутке бездна правды. – Резким маневром "вниз и влево" летчица избежала столкновения с невесть откуда взявшейся птицей. – Экипаж, смотреть в оба! Столкновения нам ни к чему.
– Осторожно, мама! Эта птица идет на абордаж! – Криккрак подскочил в кресле от восторга, призывно махая руками. – Лети, лети к нам, чудо пернатое!
Мама сбавила скорость, позволяя корсару, догнать и обойти машину справа.
– Не пойму, – пробормотал папа в недоумении. – Посмотреть на птицу сбоку – ворона-вороной, а спереди смотрится сычом. Гибрид или мутант?
Сыч-ворон обогнал везделет, развернулся и уставился на пассажиров зелеными глазищами. Яркие рыжие брови торчали над круглой башкой, издалека рогатой или ушастой, в зависимости от фантазии зрителя.
– Широкий зонтик-хохолок, крючковатый клюв, размах черных крыльев до двух метров… – ненавязчиво напомнил Железяка комментаторские обязанности экипажа из "Инструкции поисковиков".
– Сыч-ворон не пускает нас к болоту! – тревожно пискнул медвежонок, и заглох.
Птица висела перед капотом, усевшись в воздухе на распушенные перья черного хвоста и сохраняя равновесие короткими взмахами атласных крыльев.
– А кто-то сомневался в присутствии разумной жизни? Осторожнее мать! Куда прешь, дурында! Прости! Это я птице. – Папа приподнялся, придерживаясь за кромку борта, и замахал на нахалку рукой в неуклюжей перчатке.
– Не думала, что с первого дня вспомню все фигуры пилотажа. – Мастерски исполненной "горкой", отчего глава семьи плюхнулся на сиденье мешком с мокрыми отрубями, везделет снова уклонился от столкновения. – "Боевой разворот" я выполняла, сейчас была "горка", так и до "иммельмана" докрутимся!
– Она пипопоказывает, что мы поступаем глупо! – Мишка сопел в систему связи на всю катушку. От ворчливой утренней хандры не осталось и следа.
– Каррр!
Изящной "бочкой" сыч-ворон перешел к нормальному полету, вторично обогнал везделет, развернулся носом к машине и, переломив крыло, недвусмысленно покрутил маховыми перьями у виска.
– Предупреждает о неприятностях. Будем внимательны! – Старший Когтев накинул плечевые ремни безопасности. – Берите с меня пример, ребята!
– Есть быть внимательным! Есть взять пример! – Железяка воспринял слова главы семьи привычной командой и вытянул шею на добрых полметра.
Везделет миновал границу известкового обрыва к болоту и резко, аж захватило дух, скользнул к его подножью. “Корсар” отстал.
– Классический сброс, смещение горных пород по вертикали в результате разлома земной коры. – Рука геолога прочертила невидимую линию вдоль протянувшейся "от моря и до моря" базальтовой стены с изломами прожилок кварцита. – Продолжение сброса отснято с "Пионера", только оно находится под водой. Под водой у “Сахарной головы” или “ноздрей” сброс круто поворачивает к востоку. Кстати, возле утеса работает экипаж Ивана Григорьевича. Пернатый корсар по его части!
– Ящер! Смотрите! Ящер! – Криккрак посунулся за борт насколько позволил ремень безопасности и показывал в направлении одинокой скалы, угловатые очертания которой напоминали вылезающего из разнотравья тираннозавра. – Осторожней, мама! Не снижайся! Он большой!
Мельком взглянув на сына, мать поняла, что тот не видит сходства скалы с вымершим на Земле хищником, и на которую обратила внимание она. Криккрак показывал много ниже, прямо в пеструю смесь воды, цветов, белых камней и шевелящихся фиолетовых листьев низкорослого кустарника.
– На кого ты показываешь? Кто большой?
Мама остановила везделет рядом с каменной головой. Экипаж дружно последовал примеру мальчика, отыскивая живого обитателя Мертвого болота. Микки заерзала по сидению. Ремень безопасности надоел ей на первой же секунде. Заметив волнение подруги, мишка освободил зверька, а потом и себя от привязи. Осматриваться а, тем более, заглядывать под везделет, будучи привязанным к креслу, оказалось крайне неудобно.
– Я потерял его! – в голосе Криккрака сквозило недоумение. – Ящер большой и только что сидел здесь, рядом с лужей. Видите? Скала, синяя лужа, а он в траве между ними.
– Как он выглядел?
– Он живой?
– Почему ящер?
Вопросы в полном смысле висели в воздухе. От теплого бриза качались метелки кустов, и морщинилась вода. Белели скалы, те самые, что отовсюду смотрелись разбросанными по болоту костями. Гудели жуки, неслышно порхали бабочки, прошелестело нечто, напоминающее помесь стрекозы с этажеркой, и... никаких признаков мира животных.
Неистовый рев, сопроводивший массивный удар в днище не встряхнул до костей, разве что, Железяку. Подчиняясь пилоту, везделет рванулся в спасительную синь неба. Но чья-то злая воля удержала послушную машину, заставив ее беспомощно выплясывать возле "памятника" тираннозавру бешеную джигу с риском проломить освобожденный от брони борт о матовые, поросшие сиреневым лишайником выступы.
Вышедшие из повиновения рычаги, медвежонок в обнимку с шимпанзе на полу кабины, застывшее лицо мужа за стеклянным забралом, бластер в руках сына, замершая стрелка секундомера – застряли в памяти мамы кадрами замедленной съемки.
– Вот он, красавец! – выдавил, наконец, муж, с присвистом выдыхая воздух на последнем слоге. А коварная стрелка на приборной доске проскочила отметку первой секунды и засеменила по окружности с прежней скоростью. – Убери оружие, сын! Нам выпала невероятная удача. Мы присутствуем на охоте гигантского хамелеона за дичью. Дичь – наша семья! – Геолог с наслаждением потер руки, тотчас чертыхнувшись, в который раз позабыв про перчатки.
– Дичь не мы, а везделет, – поправила мужа летчица, парируя рычагами усилия зверя затянуть машину в болото. – Нас он, слава Богу, не разглядел...
– Редкий, давно вымерший на Земле экземпляр! Ему цены нет!
Шлемофоны передали довольное поцокивание языком геолога и археолога-любителя, по совместительству.
Эх, совсем недавно, между третьим и четвертым курсом, студент-романтик Колька Когтев, побывал в археологической экспедиции, едва не изменил обожаемому с мелколетства камню. Но тянула, тянула и тянула сердце тоска кладоискателя, готового рискнуть жизнью ради диковинной находки.
Тем временем “разнокалиберная семья” продолжала разглядывать ящерицу устрашающих размеров с нарастающим любопытством.
Гигант извивался в тщетных потугах затянуть в пасть добычу и, наверное, никогда в жизни бедняге так не везло! Ухватил столько еды, а добыча вдруг заупрямилась. Ящер ревел от негодования, метался из стороны в сторону и сучил раскоряченными лапами на одном месте, постепенно погружаясь в ржавую жижу. Бедолага старался изо всех сил, чтобы насытиться и утихомирить страсти пустого желудка. Фиолетовый хвост в зубцах треугольных пластин по верху, месил грязь у самого основания "памятника". Временами хамелеон цеплял шероховатую поверхность скалы чешуйчатым боком, отскакивая в измочаленные заросли почти чернильного цвета. Алая лента из пасти чудовища пульсировала, укорачиваясь, или вытягиваясь в тонкий жгут, вываживая дичь на рыбацкий манер.
– И редкий обжора! – Летчица левой рукой тронула сектор газа, добавляя мощности двигателям. – Еще поднажмет, каналья, у меня тяги не хватит.
– Тяги у тебя хватит поднять этого типа вместе со скалой. Но хорош, бродяга! В нем никак не меньше пяти метров от носа до хвоста и пятисот сантиметров от хвоста до носа. Кто будет измерять? Давайте посмотрим, как он будет его заглатывать. Что, нет смелых? А еще скафандры нацепили! – В азарте геолог привскакивал на сиденье и то потирал руки, вернее, краги скафандра, то хватался ими за борт или остекление фонаря, словно собираясь выскочить из везделета и принять непосредственное участие в охоте на себя самого.
– У него язык страшный, – пропищал медвежонок, оправдываясь и высовывая голову из-под стальной нянькиной руки, с явным расчетом не потерять равновесие при очередном рывке машины. – Ты в порядке, Микки? – обернулся он к шимпанзе. – Хочешь посмотреть, как нас проглотит тот, от кого я тебя прикрывал сверху. Не бойся, скафандры крепкие! Ящер против него слабак. Он только с виду страшный. Это он нас языком держит?
– Языком! – утвердил папа, в очередной раз, падая на сидение и оценивая наивное оправдание мишки веселой улыбкой. – Язык его оружие. Не советую попадаться под удар. А ты, сын, своим оружием без дела размахиваешь. Стыдно!
– Прости, отец! "Без нужды не вынимай, без славы не вкладывай". – За известным казачьим изречением последовал сверхскоростной путь бластера назад, в кобуру и сполох густого темно-фиолетового свечения, к счастью видимого только внутри тесного пространства затемненного шлема. Щекам стало нестерпимо горячо. Криккрак, перегнулся за борт по пояс, до ограничителей натянув страховку. Продолжая досадовать на свою промашку, он торопливо закруглил неприятный момент, отработанным и отвлекающим внимание “мишкиным приемом”. – Железяка, накрути о зверюге фильму и запиши его словесный портрет.
– Можно я, можно я? – затараторил мишка, перебивая друга и не замечая ни смущения мальчика, ни хитрых улыбок взрослых за дымчатыми стеклами шлемов. Не дожидаясь утвердительного ответа, он снова просунул голову под стальной локоть няня:
– Общие размеры, как сказал дядя Коля, до пяти метров. Туловище веретенообразной формы и сплющено по бокам. Пасть напоминает пасть лягушки. Глаза в четыре кулака Криккрака. Язык страшный, красный, жилистый, способен выбрасываться на расстояние... на расстояние... Какая у нас высота?
– На расстояние шести метров по высотомеру, – расхохоталась мама.
Ободряющая улыбка и дружеское похлопывание Криккрака по плечу добавили репортеру словесной прыти.
– Глаза большие, потому что выпученные. Они крутятся в разные стороны. Хвост и спина... Наоборот, спина и хвост защищены треугольными пластинами, а лапы раскоряченные... Лапы месят болотную жижу.
– Стоп, стоп, стоп! – притормозил расходившегося комментатора папа. – Достаточно сказать, что хамелеон похож на своих собратьев. Видимых отклонений, за исключением размеров, не обнаружено. А, вообще то, из тебя получится великолепный комментатор. Убавь из речи словесные “раскоряки”. Но в остальном, – ты, мишка, талант!
Мишка засопел от удовольствия, а бандит из Мертвого болота все продолжал и продолжал бесплодные попытки справиться с везделетом. Очевидно, в крохотном мозгу хищника зрело понимание бесполезности маскировки. Он спешил, переливаясь радугой красных, зеленых и сиреневых оттенков. Не изменяющимися оставались, разве что, ядовито-желтые пятна вокруг высоких колпачков век. Под ними от лучей двух светил, в самой глубине вращающихся кратеров-зрачков временами вспыхивал жутковатый рубиновый свет. Издалека, беспорядочные потуги бедолаги могли вызвать смех. Вблизи, тупое безразличие шлемоподобной морды не тянуло на вымученную улыбку. Свидание с настырным хамелеоном затягивалось. Зверь визжал от возмущения стадом голодных свиней.
– Нам пора в путь. Не обижайся, родимый. – Перчатка летчицы легла на клавишу с изображением белой молнии по красному фону.
– Вперед, мать! – скомандовал папа. – Держись, гвардия!
Везделет рванул к небу со скоростью выпущенной из лука стрелы и резко остановился, задрав пластиковый капот к желтому солнцу, покачивая плавными обводами на манер осаженной на скаку лошади.
Отчаянный визг захлебнулся на режущей слух ноте.
– Подавился бедолага языком, – загадочно произнес папа.
– Вы его отрубили? – ахнул Криккрак, вновь повисая за бортом и стараясь осмыслить произошедшую с ящером перемену.
– Обижаешь недоверием, сынок! Мы стараемся жить в мире с природой. А вот зачеты по знанию везделета тебе с медвежонком напрашиваются сами собой. Придется пересдавать защиту экипажа. – Геолог обернулся к друзьям и посмотрел на них пытливо и, вместе с тем, задумчиво.
– Прости, папа, я не сообразил! Мама подала на обшивку напряжение. Оно автоматически нарастает до размыкания. Тридцати вольт хамелеону хватило за глаза. Я просто не успел подумать! Все так неожиданно произошло.
– В первое мгновение, я испугался не меньше тебя, – улыбнулся отец. – И мать, испугалась. Здоровый страх – не позор! – Серебряные перчатки легли на плечи медвежонка и сына. – Запомните, мои хорошие! Страх пропал, иди в больницу! Совсем другое дело, наступить ему на хвост, обуздать и не показывать!
3
Ориентируясь на маяк биологов, мама вывела везделет к Утесу. Вместительный аппарат биологов парил над "сахарным носом медвежьей головы". Иван Григорьевич, долговязый профиль которого извивался над остеклением фонаря, восторженно словоизвергался, жестикулируя нескладными руками, мелькающими на лазурном фоне крыльями ветряной мельницы. Его помощники жались к низким бортам, избегая встречи с бронированной рукой начальника, столкновение с которой гарантировало, если не падение, то неминуемую порчу неповторимых кадров киносъемки незнакомого мира.
При подлете, стало видно, что причина экзальтированного поведения Главного биолога паслась под ними на поросшем водорослями мелководье, подковой достигающего подножья Громилы вдоль песчаного пляжа. Низколобые рогатые головы на гибких змеиных шеях то и дело возникали над теряющими прозрачность волнами пастбища и могли вселить ужас в самое крепкое сердце, не будь они украшены охапками темно-зеленых водорослей, живописно свисающих из вислогубых жующих пастей.
– Не попадайтесь им на кончик хвоста, когда они плывут, либо резвятся, – подвел итог знакомства с морскими "заврами" Иван Григорьевич. – Точную классификацию зверюг мы дадим завтра, а сейчас, видите ли, занимаемся подробнейшим описанием.
Когтевы, в свою очередь, поделились с ботаниками своими наблюдениями на болоте.
– Наши, покрупней, будут! – Иван Григорьевич довольно потирал руки, словно честь присутствия исполинских животных на планете принадлежала лично ему. – Эти коровы весят не менее пятидесяти тонн. Представляете мощь мускулатуры, способную сдвинуть эдакую махину с места? Жалко, вода мутная! Вы бы посмотрели на их безразмерное брюхо! Ластоногий дирижабль, а не корова!
– “Ластоногий дирижабль” звучит солидно, – неумело скрывая иронию, согласился старший Когтев и посмотрел на часы. – Только в настоящий момент для меня везделет лучше. По графику мне самое время подключиться к строительству Хрустального. Посмотрите на Вулкан! Это башни нашего города высверкивают под скалами.
4
– Я думал, техника только-только разворачивается, а там стоит город! Ну, отец, такой скорости от роботов я не ожидал. Учил “Строительство”, не отдавая отчета, насколько все быстро происходит на самом деле! – Криккрак восхищенно крутил головой, разглядывая выросшие сверкающие стены и башни новостройки. Мальчик помнил, много этажей города прятались глубоко под землей в скорлупе поставленного на носик яйца, отлитой машинами из крепчайшего стекла, а сверху Хрустальный должен смотреться уменьшенной копией "Пионера Вселенной".
Когда Когтевы прибыли на место, ангары под технику в сверкающих башнях функционировали на всю катушку. Под желтыми квадратами пола равномерно гундосили "жуки" – строительные машины астронавтов. Они дробили и втягивали в себя окружающий грунт и варили из него янтарного цвета смесь. Форма будущих стен задавалась подвижными панелями в соответствии с программой компьютера. “Жуки” добавляли в расплав отвердители, красители и укладывали горячую вязкую массу быстро и без отходов.
– Отец, разреши посмотреть работу "жуков" вблизи, – попросил мальчик.
– Рядом с роботами находиться опасно. За “жуками” даже операторы следят по мониторам. – Папа запрыгнул на проходивший мимо кар и помахал семейству рукой. – Лучше устраивайтесь с жильем! Я подойду,… наладим водоснабжение...
5
Занятые благоустройством колонии, пионеры Медвежьего продолжали поиски разумной жизни светлыми ночами, за счет отдыха. "Медицина" не возражала. Среди не обремененных работой врачей нашлось немало энтузиастов поисковых групп, и первое (к сожалению, печальное) открытие принадлежит именно им. Находка оказалась древним захоронением в карстовой пещере южного склона Громилы. Не без волнения шли за взрослыми по мрачному тоннелю Криккрак и его тонконогий друг. Стоило или не стоило подвергать ребят суровому испытанию, решалось накануне на Совете поисковиков. Была переломана гора словесных копий, пока колонисты отважились на рискованный шаг. Победила апробированная в космосе идея "боевого крещения без скидок".
Извилистый коридор вывел путников в широкую галерею со стрельчатым потолком. Фонари гермошлемов высвечивали бугристые балдахины кремовых натеков в траурных коричневых иероглифах кристаллического гипса над непроницаемо черными нишами у самого пола. Мишка присел и осветил глубокую природную полость. Его затуманенным страхом глазам открылись тесные ряды окаменевших коконов корзин, частью разрушенных временем и обнаживших содержимое настолько жуткого характера, что неискушенному в зрелищах скорби медвежонку потребовался свежий воздух.
– Пи… простите меня, – пищал косматый абориген, извлеченный из недр Громилы перепугавшимися за состояние мишкиной психики членами поисковой группы. – Я понимаю, захоронение старое. Я не боюсь... Нет, боюсь, но по другому... Я боюсь найти другие… могилы!
– А других мы не найдем! – Геолог Когтев обнял мишку за плечи и, с нескрываемой печалью, но твердо заглянул тому в глаза. – Их не может быть, если предположить самые грустные результаты последних землетрясений. Не ломай голову!
– А если медвежата живут в пещерах, – предположил Криккрак, обращая к отцу синеву надежды своего волшебного подарка, – и редко выходят на поверхность?
–В твоем предположении есть резон. Только в самом паршивом варианте нет смысла раскисать! – Геолог усадил медвежонка на поросший сиреневым лишайником валун и повернулся к сыну. – Раскисай, теперь, не раскисай, а надо делать дело и надеяться тоже надо!
– Ты совсем как те казаки, отец, которые говорили, нет смысла бояться смерти пока живешь, а после смерти бояться будет некому.
– Мы и те казаки вкладываем в слово "смерть" разный смысл. – Геолог подмигнул сыну "со значением" и перевел взгляд на медвежонка. "Стоит ли затрагивать сейчас столь щекотливый вопрос?"
– Мне не легче оттого, что я понимаю "смерть" как переход в другое состояние с возвращением к жизни потом. Я хочу жить с моими отцом и матерью сейчас и в этом мире! – Мишка засопел и отвернулся. "Вам то хорошо, – думал он с обидой без адреса. – А с другой стороны, мы с Криккраком, считай что братья. Эх, если бы не этот мой дурацкий облик, чем мы все не семья?"
6
Колонисты упорно искали разумную жизнь, не предполагая, на сколько точную информацию им давным-давно выдал дедушка Космос через сны-сказки мальчика. По задумке волшебников Криккрак и астронавты должны были сами разобраться в тайнах Медвежьего. Контакт через Ягу старики считали задачей номер один. В случае срыва замысла Феи, этого (самого умного) робота бишау предполагалось переселить на другую планету. Знакомству с другими духами дед и бабка отводили роль второго плана. Все духи Хета могли поступать, как им заблагорассудится. Подождать или сразу выдать свое присутствие. Действовать в союзе с Ягой или самостоятельно, затаиться навсегда или предложить услуги колонистам. Всех вариантов старики не просчитывали, оберегая собственный интерес к событиям. Скучно тому, кто знает все-все-все наперед.
События вились своим чередом, и долгожданный контакт пришельцев с волшебными силами Медвежьего становился неизбежным. Начало ему положила бессмертная душа Кометы.
Две тысячи лет измывалась Цунама над пленницей, срывая зло проигрыша на бывшей сопернице. До позорного сговора с Паучелло не думала и не гадала глупая баба, что победа и поражение – одного поля ягоды. Кому после "победы", что сосватал проходимец бишау, стала нужна ослепительная красота царицы? Горсточке замшелых духов, да переселенцам космических колдунов? Ни тех, ни других чужие дела никогда не волновали. Разве что Яга с Сычом-вороном изредка брали на себя роль спасателей живности, случись разворошиться брату Вулкану.
Яги и зачарованного витязя, что появился незнамо откуда, Цунама не понимала. Да и дружбу с ними не водила. Тяготил владычицу независимый нрав “непонятных”. Проходимец Паучелло, тот независимым слыл! А пропала молодость вместе с Паучлло и с родом людским! Паучело у Желтого карлика ошивается, его разыскать, Тайофуну – не служба. Токмо где прикажешь сыскать новый род людской?
Одряхлела царица. Размокла. А червячок сомнения он тут как тут. Свербит, свербит окаянный! Разбередил ту самую, что на поверку с душком оказалась, растревожил до невозможности. О расплате заставил поразмыслить с далеко невыгодной для царицы стороны. Хороший червячок. Нужный.
Затосковало сердце Цунамы, хоть волком вой! Выметнулась царица из раковины, служившей владыкам постелью, и занырнула к тайной тюрьме с намерением, излить накопившуюся желчь на безответную душу пленницы.
Приблизилась Цунама к железным прутьям клетки и остолбенела. Замерла и не может понять, откуда в колдовском творении брата Вулкана появилась танцующая фея на месте призрачной ваты вечно плачущего тумана. А фея в клетке танцует, кружится, поет, отбивая нехитрый ритм мелодии поднятыми со дна голышами, и на нее, царицу, ну ровно никакого внимания.
Летит мой рыцарь трам-там-там
И смерть царице ля-ля-лям.
Не сможет больше вражья рать
В тюрьме подводной Нас держать!
Бессовестное "Нас", применимое единственно к особам царской крови, окончательно вывело Цунаму из себя. Откуда было знать глупой бабе, что Комета в незапамятные времена сама и морем, и царицей была. Не давая себе отчета, взъярившаяся владычица морских стихий Хета взмахнула волшебным трезубцем и жахнула им по железным прутьям с намерением раз и навсегда покончить с соперницей. И просчиталась. Гнев – он липовый советчик! Мудрецы, те семь раз кончиком языка по нёбу водят, сидят и ждут, пока пожар злости талой водой сойдет. Хорошо помнят: злой правым не бывает, а утро вечера всегда мудренее.
Хорошо мудрецам! Они умные.
Цунама к числу мудрейших не принадлежала, потому и дело у нее получилось хуже некуда. Побежали по железным прутьям синие, да желтые змеи, рассыпалось в прах волшебное творение Вулкана.… А пленница осталась невредимой, разве что самую малость подрастерялась. Кто не растеряется, получив свободу вот так, сразу, после двухтысячелетнего плена?
– Быть драке! – опешила царица, сообразив, наконец, какую роковую ошибку сотворила собственными глупыми руками.
Трезубец морских царей далеко не палка! Бессмертная душа Кометы, сбросив чары покорности, тотчас обрела былую волшебную силу. Теперь она в любой момент могла предъявить жесткий счет за учиненное над ней насилие. Скажет заклятие, ледяным пальчиком коснется царицы, и превратиться Цунама в ледяную глыбу! Пока растает, сто раз расколоть можно и по кусочкам в космос забросить! Грозный трезубец оттягивал руку, но драться на равных или с сомнительным исходом Цунама не умела. Постояла соляным столбом, собралась с духом и, по-царски величественно кивнув, оставила поле несостоявшегося поединка заботам соперницы. “Зачем самой рисковать, когда есть муж и куча прихлебателей из нечисти. Он – голова. Я – шея. Поверну, куда и когда захочу!”
И повернула! Да так круто, что всесильный старец оказался за пределами атмосферы Хета быстрее, чем успел напялить на лысину растрепавшийся тюрбан. В отличие от тяжеловесной жены, грозный старик умел выходить в космос.
– И отдохнуть не даст по-человечески корова ластоногая! – огорченно ворчал Тайофун, стягивая кушаком полы черного боевого халата и озираясь окрест. – Кометиного лыцаря испугалась. "Спасай Родину, старый ишак!" На себя посмотри, верблюдица тысячегорбая! Сто по сто лыцарей на дно повалятся и не встанут, доведись с твоей синюшной красой познакомиться!
Последние слова разобиженный старик храбро прокричал вниз, прямо в разверстые пасти морских глубин. Недоступные для благоверной бескрайние космические просторы давно служили Тайофуну верным убежищем в смутные времена семейных отношений, позволяя обрести форму.
К несчастью день невезения набирал обороты, и достоинству воителя Хета только-только предстояло пройти невероятное испытание.
Не успел Тайофун пришпилить булавками из иголок морских ежей сшитый из пены тюрбан, как на его пупырчатый нос накатилось двенадцатикилометровое колесо "Пионера Вселенной". И не просто накатилось, а буквально приставило к водянистым глазам старца один из многочисленных иллюминаторов-телескопов, за которым по воле провидения сидела круглоухая шимпанзе Микки.
Ее друзья, тем временем, совещались у компьютера в полумраке лаборатории. От нечего делать обезьяна крутила рукоятки настройки, любуясь голубым шариком за стеклом, меняющим размеры от движений ее косматой руки. Шарик рос и уменьшался до крошечной точки, приближался, заполняя лабораторию астрофизиков дрожащей радугой света, и снова кокетливо отбегал назад, приглашая Микки поиграть в догонялки.
Микки не могла отлипнуть от иллюминатора. Она, с удовольствием, строила веселому шарику рожи, верещала от восторга, скалилась, прижимала нос к стеклу и сердито стучала ладошками по бесценной оптике. Впрочем, не причиняя последней никакого вреда.
Неожиданно шарик перестал сверкать и превратился в черную муху с белой человеческой головой и толстым пупырчатым носом. Микки возмущенно зарычала на насекомое, по-собачьи вздергивая толстые губы над совсем нешуточными клыками. Крепкие и острые когти зло клацнули по стеклу...
С другой стороны иллюминатора, что вдруг наплыл на нос перетрусившего Тайофуна, накарканный Цунамой лыцарь с оскаленной кровавой пастью и желтыми сетками на месте глаз потянулся к его лицу черными кривыми саблями!
Ничегошеньки не подозревая о свойствах телескопов, увеличивших обезьянью морду в тысячу раз, владыка ураганов не выдержал молниеносной атаки монстра! Или, как он полагал, лыцаря-избавителя пленницы. Морда оказалась настолько жуткой, что сразила мужа морской царицы наповал одним своим видом.
– Аааааа!!! Трах, бах! Буль, буль, буль, буль-буль-буль-буль...
Печальны богатырям последствия свиданий на орбите.
7
Военный совет по случаю запланетной напасти проходил под знаком “побитой хари” в глубоком гроте западного отрога Громилы. Многочисленные примочки из разложившегося свинца древних рыбацких грузил превратили многострадального Тайофуна в морскую корову, заплутавшуюся в водорослях. От царского величия осталась, разве что, шишкастая венценосная лысина в обрамлении частокола фиолетовых иголок морских ежей.
Вынужденная изображать присутствие духа подслащенной улыбкой, Цунама с выводком рыб-прилипал в нечесаных патлах, при всей пышности наряда для церемоний, производила впечатление пожелтевшей от старости курицы в кастрюле с кипящей ухой.
Потрепанный вид владык наводил приблудившуюся по тревоге нечисть на невеселые размышления о конце золотых дней под пятой неласковой, зато привычной власти.
Сообщение Цунамы о драке с рыцарем-чудовищем не ошеломило разве что востроносую болотную Лихоманку с ее искушенным в интригах двора характером. Даже товарищ болотной твари по подлостям – Неспящий Маг (трусливый гном и шут Их величеств) с трудом скрывал трясущиеся поджилки. Одетый в красное, шут нахально устроился в подушках изголовья хозяина, выделяясь на перламутровом фоне постели длиннобородым вопросительным знаком при колпачке без колокольчиков. Колокольчики под водой не звонят.
Этим двоим, не до полной потери памяти потерявшим присутствие духа, царствующие особы, посовещавшись между собой, поручили самую деликатную часть плана спасения нечисти от кометиного защитника.
В союзе с "непонятными" или без такового, с помощью нечисти или без таковой, правдами ли неправдами, только Лихоманка и Неспящий Маг должны были раздобыть Книгу судеб – самый надежный источник информации нечисти о будущем. Книгу охраняла Яга, особа неприятная и самая непонятная из "непонятных". А уж приспешники у нее: козлорогий череп-охранник, с зачарованным витязем сычом-вороном, да ветхая изба на куриных ходулях. Все неподкупные и верные сторонники ведьмы. Даже не ведьмы, а черт ее знает.… Так с ними и витязь зачарованный. “Тьфу, на него!”
Обвести вокруг пальца хранителей заветной книжки, задачка "О-го-го!" для любого нечестивца. Да только цари на то и цари, чтобы толком знать, кому и что поручать.
Рыбешек-прилипал, что путались в неприбранных волосах царицы во время военного совета, приклеили глиной к морским конькам, прикрутили водорослями, чтобы не вздумалось им по пути отлепиться, и отправили за тридевять земель к Комете, отбывшей (по слухам) в северные моря подальше от солнышек. В ее неприступный ледяной замок на Холодном Полюсе прилипалы повезли Грамоту с предложениями Мира, клятвами в вечной любви, дружбе и преданности общему делу Освобождения из плена.
Послушать престарелых Владык, так в плен угодила Комета по нечаянному недоразумению. Дескать, неожиданное прибытие гостьи Они (Цари стихий планеты) приняли за вторжение ненавистных колдунов бишау. Они, мол, оказались принуждены обстоятельствами борониться с помощью наемной нечистой силы, и что содержание наемников влетело Владыкам в копеечку. Нахлебники давно слиняли в свои неизвестные тартарары, а траты за их безмозглую службу Царями списаны за давностью лет.
Пострадавшая по случайной ошибке Комета может не беспокоиться. Владыки Хета не требуют возмещения расходов, учитывая бедственное положение прекрасной странницы. На словечко прекрасной Цунама согласилась, скребя сердце. Большая политика не без крутых издержек в самолюбии.
В кристалле нет заметок о впечатлении Кометы от царского словоблудия, именуемого "лапша на уши". Воевать Комета не думала. Она плавала вкруг полюса, обрастая льдом и мечтая встретиться с Рыцарем подводных грез. А песенку, что взбудоражила царицу, она сочинила, не ведая судьбы.
В отличие от Кометы, владыки стихий готовились к войне. Готовились "втихую". Самую главную часть плана – выигрыш времени для подготовки нападения на страшного рыцаря, от прихлебателей утаили. Ждали подкреплений. Не надеясь на мужа, Цунама уговорила больного страхом старика попросить помощи у старого друга Паучелло.
Убыв с гостеприимного Хета, колдун обосновался на планете Земля в системе “Пьяного” карлика. “Пьяного” карлика люди звали “Желтым”. Однако, обучая Тайофуна полетам сквозь космос, Паучелло предупредил о возможном несоответствии личных и общепринятых названий планетных систем.
– В ней, в перепутанице, заключена соль паучьей жизни, мой друг! Вселенная опутана паутиной секретов. Отыщи середину середин, забирайся в нее, дергай за нужные веревочки и станешь Богом Богов!
Тем временем "деликатная" часть плана из-за упрямства Яги едва не провалилась. Как ни соблазняла Лихоманка старуху лечебными грязями от радикулита, запеченными на солнце лягушками и Мертвой водой, чем славилось болото, бабка на союз не шла.
С одной стороны, Яга знала: ей, ходячей мумии, не помогут никакие мази из болотной грязи. Они ей, что мертвому припарка. С другой, – гневалась старая колдунья на глупость брата Цунамы, Вулкана. Двадцать лет прошло, а как вчера помнила: дым, огонь, камни свистят, земля ходуном ходит. Сколько птицы, да безответного зверья положил охальник! Спасли с витязем малую толику. А какой ценой?! Сычу-ворону лапу камнем перебило, у самой прическу до волосиночки сожгло. Как ни пыхтела, новая вшивельюра не выросла. Спасибо витязю, в беде не бросил: надергал хаттоньего меха из корзин в подземелье и "вшиньен" древесной смолой приклеил.
Кощей – гнусь костлявая отказался порасстараться! Ему лишь бы зубья поскалить: – “Ты мне лысая, да прожаренная милее кажешься!” Иш, охальник! Нехай нынче сам с гостями цунамиными разбирается. К нему то в тридевятое царство и отослала старая Яга хитропопую Лихоманку со товарищем. Нехай поищут замок-невидимку, со старым гадом Горынычем побеседуют.
Жаль, недооценила простодушная Яга талантов и настырности посланников морской царицы. Прошляпила, чтоб им пусто было! За что и поплатилась вскоре.
Яга задрыхла на полатях, куриные ноги ее ветхого жилища неспеша бродили по поляне, получившей на карте ребят название "Волшебная", но не прошло и часа, как на петлястом пути куриных лап оказалась Вечно спящая фея из хризолитового грота заболотных скал. Сама спала беспробудно и усыпляла всех, не ведая своего могущества. С одним Неспящим Магом справиться не могла.
Догадайся Яга о готовящейся подлости Мага или попадись тот на глаза рогатому Черепу-охраннику, что торчал на шесте высоко над крышей, не миновать заговорщикам примерной трепки, нето осинового кола меж лопат за неуважительное отношение к собратьям по ремеслу. Чары феи легко развеивались ерундовым заклинанием.
Все вышло бы так, не случись по-другому. Задрыхли в полном составе: Яга на печи, ей снились калачи; избушка, вытянув ножки, летала по орлиным дорожкам, а череп-охранник ловил во сне карманников. Сыч-ворон в гости залетел, сесть не успел, как повис головой вниз. Храпят сердешные, стон окрест.
Тем временем, Книгу судеб сперли. Неспящий Маг прокрался в уснувшее царство Яги, залез в заветный сундучок и лично представил волшебное издание под водянистые очи морской царицы и ее пострадавшего в неравном бою супруга.
А Лихоманка осталась нести нелегкую службу разведчицы. Следуя тайному колдовскому языку “на стреме”, спрятавшись среди камней белоглавого Утеса в непосредственной близости к району боевых действий, то бишь, к поляне Яги.
Долго вглядывались Владыки стихий Хета в синеглазый лик с румянцем во всю щеку, принимая голубое свечение волшебного подарка за особенность нерукотворных древних страниц. Долго водил Тайофун похожим на пупырчатый трепанг носом по картинке из будущего. Водил и недоумевал, каким колдовским образом это невесомое синеглазое создание сумело его провести! Его, маститого магистра волшебных наук! Мало того, что провело, так и не уважило, низвергнув в пучину с заоблачных высот.
– Не иначе оборотень! – изворотливо брякнула раздосадованная Цунама, озлобляясь на недотепу мужа и ехидные смешинки в рыбьих глазах прихлебателей. – Вот о нем, об оборотне, и озаботитесь, голубчики мои свинорылые. Потом вместе и позубоскалим, когда победим!
Хотели лизоблюды возразить, да прикусили язычки. С царями спорить – живот обездолить.
8
А через два дня (считая от воровства Книги судеб) румяный оборотень объявился на острове. Вернулась болотная тварь из разведки, все глаза проглядела, а рыцарь ни днем, ни ночью в страшилище не превращается, с Ягой не контачит, больше того, от мальчишки за версту несет Человеком! Уж в чем в чем, а в этом Лихоманка разобралась без ошибки. До Великого исхода нечисти на Хет, охота с вурдалаками да упырями за людской кровью составляли главный смысл задания страшных облаков с Черными молниями посередине.
Идея налакаться крови кометиного рыцаря-мальчишки у нечестивых возникла сама собой, будто и не было столетий вынужденного прозябания на острове, где кроме пахнущих тиной лягушек доброму вампиру поживиться ну совершенно не чем. Подговорив старинных друзей о засаде у спуска к Мертвому болоту, принцесса болотных болячек полетела к городу пришельцев. Разыскав мальчишку, она превратилась в невидимку, угнездилась на его левом плече и зашелестела осенним ветерком по сухим камышам:
– Медвежат нужно искать ночью...
– Медвежат нужно искать ночью, – послушно повторил мальчик, не замечая бесплотной тени и думая, что высказывает собственную мысль.
– С чего ты взял? – друг смотрел недоверчиво, но в коричневых глазах-пуговицах Криккрак уловил задетую за живое надежду. – Наши давно ищут ночами, и все без толку!
– Не там ищут, не там рыщут, – застрекотала кузнечиком Лихоманка. – У спуска к болоту не искали...
– Не там ищем! Наверху, рядом со спуском в болото никто... не искал...
– Не искали! – утвердительно качнул перьями зонтика мишка. – Не успели еще. Не думаю, чтобы мои там жили. У моих мамы и папы нет ни крыльев, ни везделетов. Как им спускаться на болото и вылезать потом наверх?
– К болоту ходить им необязательно, но старая тропа может пригодиться, – Криккрак зарассуждал самостоятельно, и Лихоманку охватил давно позабытый озноб удачи. Ее внушение работало безотказно. – Да только внизу делать нечего, живьем съедят!
– Я не позабыл! Тропинка нехожена, незнамо кем проложена. А уж сорваться проще простого, камни старые. Конечно можно пипопытаться.
– Не будем мы слазить вниз! Поищем наверху, рядом со спуском... Там деревья в три обхвата с дуплами.
Идея закрепилась в сознании ребят и Лихоманка молчала. Мальчишка развивал вполне приличный вариант ночного поиска.
– Пойдем с Железякой без Микки. Микки оставим дома. Кто знает, как она поведет себя ночью?
– Нашел мне ночь! – Медвежонку не терпелось привести остроумный план друга в действие. – Астрономы говорят, настоящая ночь раз в три года бывает.
– Потому что два солнца. Будем искать в сумерках. Лучше видно.
– Твоя мать не любит летать в сумерки.
Обсуждать особенности полетов в сумерках не имело смысла. Криккрак предложил самое естественное продолжение дискуссии и с "самой большой пользой для здоровья" – в мире сновидений.
9
Трудно сказать, по какой причине друзьям не пришло в голову поставить в известность взрослых о смене режима своей поисковой работы. Лихоманка виновата или общий настрой колонистов на работу ночами. С первых же выходов все полюбили ночи-сумерки, предпочитая их заманчивую прохладу дневной духоте чащоб и пеклу полян.
Настоящая же ночь со звездами (в чем ребята были абсолютно правы) наступала лишь один раз в три года, когда оба светила уходили далеко за горизонт, уступая место бархатной черноте неба, расшитой таинственными жемчугами чужих созвездий. Не знали друзья другого: островная нечисть обожала настоящую ночь за волнующее очарование теней, превращающих неприглядное днем Мертвое болото в подобие старинного кладбища с просвечивающими призраками надгробий. Нечисть праздновала приход настоящей ночи, упиваясь волшебной красотой природы с чудесными превращениями и неограниченной свободой бытия.
Природа не сочла нужным снабдить Хет спутником. Колдовское сияние луны раз в три года заменял волшебный луч Голубой звезды. Ровно в полночь он касался черной воды озера Мертвой головы, знаменуя своим приходом начало Великого шабаша. Самый козлобокий представитель нечистой братии под его волшебным сиянием неузнаваемо преображался, и все время праздника выглядел блистающим принцем крови. Любая задрипанная мадам из кущей благородством линий тела могла затмить королеву красоты межгалактического конкурса мод. В бирюзовой магии света таяли горе и печаль, и не было в нем места черным делам или грязным помыслам. Одной из Волшебных ночей еще предстояло повернуть судьбу медвежонка и синеглазого Криккрака.
Едва желтое солнце укрылось за горизонтом, одетая в скафандры процессия направилась к обрыву, за которым начиналось Мертвое болото. Гермошлемы, к тому времени, разрешалось не одевать. Они, не стесняя движений, горбатились за плечами черными шарами на зацепах панцирей, отражая полировкой стекол лимонную нежность неба в бегущих тенях волшебного леса.
Железяка шел первым, стараясь не причинить ущерба реликтовым зарослям разнотравья, обходя кусты похожей на папортник жгучей парчолы (колонисты пока не знают этого древнего названия) и обеспечивая безопасность ночной вылазки круговым наблюдением за местностью с высоты двухметрового роста.
Запах робота напомнил Лихоманке своего из клана "непонятных". Однако молчаливый рыцарь уклонился от контакта с невесомым собеседником. Ни один мускул на гладком лице не дрогнул, когда разведчица Цунамы перелетела с плеча мальчика на стальную площадку у ниспадающих колец прически незнакомца.
После памятной тренировки по рукопашному бою с десятилетним Криккраком кибернетики укрепили шею и плечи Железяки воротником и эполетами из брони.
На новшество Лихоманка не обратила внимания, как впрочем и на более существенный момент ночной вылазки друзей, – пробирающуюся за процессией шимпанзе. Вопреки просьбе Криккрака, не отлучаться из спальни, зверек крался за ними, с неподражаемой ловкостью укрываясь за пышной растительностью острова. Знай обезьянка наперед, к какой роковой развязке приведет безобидное непослушание, она бы носа не показала из Хрустального.
– Готовы к бою, рыцари? – Тень Лихоманки промелькнула рядом со свинячьим носом Упыря и исчезла в гнилом дупле сухостоины у самого спуска к болоту. Подвижный наблюдательный пункт на железном плече перестал устраивать ведьму по причинам личной безопасности. В драке всякое бывает... – Человечинка идет! – Нервная дрожь родных утробных голосов прокатилась по корявому телу разведчицы волной забытого охотничьего азарта. – Тсс... – зашипела Лихоманка, заметив выбирающегося на звериную тропу Железяку. – Хватайте оборотня, и в кусты!
Место предстоящей расправы с мальчишкой просматривалось из дупла как нельзя лучше: процессия с "непонятным" во главе, бесплотные тени упыря и вурдалака, просторная прогалина перед спуском – все было, как на ладони.
Заросли остались позади. "Непонятный" остановился, осматривая расширяющийся уступом подход к спуску, оглянулся.… Две черные тени, выметнувшись из кустов, с хрустом гнилых костей сошлись лбами за непокрытой головой пришельца.
– Не то-о-от! – застонала Лихоманка, содрогаясь от провала тщательно проведенной военной операции. – Скоты! Мерзавцы! Кровососы вонючие! Это не че-ло-век!!! – Отчаянию болотной твари не было предела. – Хватайте заднего! Заднего, говорю!
Ни заднего, ни среднего, ни переднего подельщикам Лихоманки ухватить не довелось. Две стальные руки “человечинки” невероятным образом вывернулись назад и ухватили самих нападавших.
Раз! – Старт широкими местами к небу нечестивцы оценить не успели. Железные кулаки казалось, выросли на пути синих с выпученными глазами морд. – Два! – Неуловимым движением те же кулаки развернули свиные рыла бандитов строго на запад, отчего упырь и вурдалак, набирая ход, начали таять в сизой мути Мертвого болота. – Три!..
– Ззум-шшш!
Едва стих свистящий звук из железных пальцев "непонятного" и оборотня, успевшего сменить живую голову мальчишки на блестящий черный шар, как горячая волна буквально размазала Лихоманку о прогнившую стену дупла.
Ни выяснять, кого били по лицу в лукавом семействе за провал охоты у Мертвого болота, ни праздновать победу поисковая группа не стала. Воспользовавшись замешательством, нянь усадил обоих искателей приключений на плечи и скорым шагом вернулся в Хрустальный. Горькая истина войны не заставила ждать и проявила себя во всей своей неприглядной красе: на войне всегда есть потери, и нет победителей! Микки пропала! И пропала по их вине!
Взрослые не смогли понять, почему ребята ушли, не сказав ни слова дежурной смене или родителям Криккрака о ночном поиске. Все понимали, запрет вылазке не грозил, а подстраховка другими группами общему делу повредить не могла. И объяснить свой поступок у друзей не получилось. Кто в всерьез воспримет ссылку на наваждение? Врать да выкручиваться, себя не уважать! Сказали только:
– Сами не знаем.
И замолчали. Иван Григорьевич с прозорливостью ученого вычленил, правда, любопытный факт, невероятным образом связанный с происшествием. Место, где потерялась шимпанзе, на карте ребят значилось как "Лес пропавшей обезьяны". По какому наитию Криккрак дал название лесу за два дня до высадки экспедиции на Медвежий? Увы, мы не умеем выкапывать корни очевидного!
10
К чести астронавтов, они оказались думающими людьми, не превратив Хрустальный в тюрьму подрастающего поколения. Поиски ночью Криккраку и Медвежонку не запретили. Один из везделетов, кибернетики довели до совершенства, автоматика исключала грубую посадку, возвращая машину простым нажатием кнопки "Домой". Роботу отвели роль наземного сопровождения. После доработки, к великому неудовольствию мишки, нянька прибавила в скорости, выполняя при необходимости подлет, ориентируясь на сигналы радиомаяка везделета. Задачи следует решать в пользу детей!
Неделя обучения, напряженных тренировок и… самостоятельный вылет не состоялся. С борта "Пионера Вселенной" поступил сигнал тревоги. На Медвежий, со стороны моря, надвигался небывалой силы ураган. Его жало тупым клином нацелилось прямо в сверкающее сердце колонии – городок Хрустальный.
– Вот это, да! – пробормотал старший Когтев, разглядев на обзорном экране столы исполинского смерча набирающего высоту устрашающим форштевнем волны с расходящимися белопенными усами.
– Это опасно, отец? – Криккрак спросил спокойно, но густые синие вспышки выдали волнение мальчика с головой. – Глава семьи казалось, не услышал вопроса. Сухое лицо с торчащими по бокам усами выражало изумление.
– "Свиньей" идут Псы-рыцари на Невского, да и только! – Когтев свел пальцы и показал тупой клин строя.
– Нападение чистой воды! – Мама присоединилась к семейству настолько тихо, что медвежонок вздрогнул от неожиданности. – А барометры совершенно спокойны и не предсказывают бури.
– На счет "чистой" воды сомневаюсь, а барометрам пора бы подсуетиться. Ураган не шуточный! – Когтев обхватил узкие плечи жены фиолетовой от загара ручищей и прижал к себе. Мама забавно пискнула, вырываться, однако не стала.
Камера показала увеличенную картину натиска стихий. Головной смерч, лениво раскачиваясь, казалось, вот-вот затянет самого оператора съемки.
– А птицы, звери? А мои папа и мама? – медвежонок дрожал, и голос зверька трепетал на пределе.
– Не пищи и не трусись! Твои давно приспособились к фокусам родной природы. Они обязаны были приспособиться, чтобы выжить. А конструкция Хрустального выдержит. «За это честь моя порукой». – Геолог потрепал мишку за вставший дыбом хохолок. – Смотри за приборами. Подскажешь, ежели чего!
Что подразумевалось под "ежели чего", папа не уточнил. Мишка засопел и сделал попытку отвернуться от экрана, нижняя кромка которого высвечивала длинный ряд цифр. Когтев заметил маневр разнюнившегося до слез аборигена.
– Какая скорость у ветра? – Геолог подхватил медвежонка на руки, чтобы тому было лучше видно.
– Сто пятьдесят, – пискнул мишка слезой в горле.
– Сто пятьдесят чего? – брови геолога сошлись у переносицы, а голос приобрел наставническую жесткость.
– Метров в секунду. – Медвежонок вздохнул со всхлипом, но слеза в писклявом сопровождении не исчезла.
– Сколько километров в час? – поддержал отца Криккрак.
– Сам считай, если охота! – слеза пропала. Мишка начинал сердиться на допрос и запросился на пол. Нужная формула как назло выскочила из головы.
– Опять позабыл? – Криккрак без труда разгадал причины мишкиного недовольства. – Сто пятьдесят, умножь на четыре и отними число десятков.
– Шестьсот, отнять шестьдесят – получиться пятьсот сорок километров в час. – Медвежонок понял, что словчить не удалось, и смирился с условиями игры.
– Молодец! – похвалила мама. – А сейчас?
– Сто пятьдесят три, множу на четыре – получаю шестьсот двенадцать. Отнимаю шестьдесят один и две десятых. Получаю... тик-так… пятьсот... пятьдесят... и восемь десятых километра в час.
Мишка окончательно успокоился, отвечая уверенно и без дураков.
– Чудак ты, мишка! – полыхнул, синим светом Криккрак. – Прибавил бы к прежнему ответу двенадцать, а отнял те же один “запятая” два. Намного проще!
– Разрешите продолжить репортаж? – попытка медвежонка перехватить инициативу показалась забавной и вызвала улыбки. Он не спасовал. – Высота волны... высота больше тридцати метров и продолжает расти!..
– Вопрос к Криккраку! – геолог не хотел упустить возможность заодно проверить на слабину и сына. Мишкин репортаж на полных оборотах забуксовал перед авторитетом старшего. – Что означают цифры в нижнем левом углу, сынок?
– Силу удара волны на квадрат в один сантиметр препятствия.
– Почему для нас это важно?
– Можно рассчитать силу удара воды о Хрустальный. Не забыть высоту стен приравнять к высоте волны и прибавить башни.
– Не плохо. Почти как в мишкином репортаже. К силе удара прибавить башни и получить бочку соленых огурцов. – Геолог удовлетворенно огладил усы, искоса в прищур, посмотрев на сына. "Силища не по годам. Спокоен, что сфинкс".
– Все поняли меня, папа!
– Можешь предсказать результат?
– Нет! – засмеялся мальчик. – Дедушка Космос и бабушка Время меня давно не звали в гости. Забыли, наверное. Вырос. – оттенок грусти промелькнул густой синевой и тотчас растворился в смехе. – Страшно без подсказки, отец?
– Очччень! – захохотали родители одновременно.
Астронавты умеют смеяться в лицо смерти, и медвежонок посмотрел на развеселившихся друзей с опасливым подозрением.
– ВКЛЮЧАЮ ГЕРМЕТИЗАЦИЮ. ВЫХОД И ВЫЛЕТЫ ЗАПРЕЩАЮ! – Ураган на экране сменило добродушное лицо пилота дежурной смены.
"Нет, эти смеются не от страха". – Мишка незаметно перевел дух, чтобы не подумали, что он волнуется. Пилота с экрана он помнил по пуску зонда, что расчистил путь от астероидов: колючий взгляд, быстрые пухлые пальцы на клавиатуре пульта. Его ясновидящий друг молча стоял рядом в атмосфере недоверия и ждал результата. Сиреневые тени обиды бродили по клавишам...
– Ап... ап... ап... – слезливо сморщившись, лицо на экране неожиданно для зрителей приобрело беспомощное выражение и вдруг чихнуло навзрыд. – Апчхи! – Последовавшее затем шипение герметизации, воспринялось ответом автоматики на нестандартную команду. – Смейтесь, смейтесь! – подмигнул пилот, вытирая пот и слезы платком в красную полоску. Реакцию колонистов на свой непроизвольный чих дежурный отчетливо видел по системе обратной связи. – Смейтесь, сколько хотите, только запрета не нарушайте. Не волна – таран первобытной силы. Слабонервных прошу переместиться на нижние ярусы!
Совет дежурного повис в воздухе. В свое время дедушка Космос дал точную оценку экипажу Пионера Вселенной. События у берега стали различаться сквозь прозрачные стены Хрустального невооруженным глазом, и охотников пропустить схватку города со стихией не нашлось. Набежавшее с моря черное облако, укрыло светила плотной пеленой. Краски поблекли. Свинцовые волны шарахнулись от берега, обнажая дно, испещренное пятнами водорослей, и втянулись в столб грязной пены с изжелта-серыми полосами поднявшегося придонного грунта.
– Рррахшшш! – Преодолев остаток расстояния, многотонная масса с шипением обрушилась на башни Хрустального. – Бумрррахшшш!
– Тьфу, дьявол, – негромко выругался папа. – Строительные машины придется монтировать, чтобы откопаться.
В отсветах прожекторов, сквозь несусветную муть проступили, дымящиеся стога фиолетовых водорослей и не мерянные горы шевелящегося ила.
– Радуйся, Когтев! Нет нужды нырять за образцами! – засмеялся кто-то из астронавтов.
Геолог открыл, было, рот, парируя шутку, как на стеклянные башни города накатил очередной вал винегрета из морепродуктов:
– Рррахшшш!
– Вот тебе на! – опешил насмешник, когда остатки мути, пенясь и завиваясь воронками водоворотов, стекли через открывшиеся в стенах клюзы. – Сглазил! Образцы домой уплыли. Нырять тебе, Когтев, за ними до скончания века!
Очищенный двор между спицами-переходами сиял под лучами освещения зеленью травы с фиолетовыми потеками водорослей. А Цунама тем временем готовилась к новой атаке. Обескураженная неудачей первого натиска, царица откатилась назад и, набирая скорость, потребовала от брата-Вулкана немедленной поддержки.
Надоели горному исполину заумные шашни царственной сестренки хуже горькой редьки. А как родне откажешь? Всю жизнь потом упреками зашпыняет. Вздохнул Громила, поминая сестрицу не теми словами, прочистил горло облаками раскаленного дыма, запыхтел паровозной трубой и, заскрежетав каменными зубами, опрокинул на пришельцев огненное варево необъятного подземного чрева. Заструились к Хрустальному дымные реки. По крутым плечам исполина погребальными свечками вспыхнул лес. Задрожала земля от ужаса.
И заторопилась Цунама, подгоняемая страхом перед мальчишкой-оборотнем. В безумной жажде разрушения ей захотелось быть первой.
– Плоховато у ребят со штурманской подготовкой. – Выставив ладони клиньями, мама вначале свела их резким жестом и тотчас, растопырив изящные пальчики веером, бросила их вверх и в стороны. – Ой, что сейчас будет! Держись за воздух, ребята!
Багровый язык навис над городом. Подавая брату пример расторопности, Цунама нанесла упреждающий удар! Черная в кружевах серой пены мантия царицы ударила в стены, обтекла Хрустальный, взметнувшись к небу и... накрыла багровое от подземного пламени плечо брата. Огонь и вода встретились!!!
– Держись!
– А-аах! – грянул взрыв.
Конус Громилы раскололся у самого основания. Гора, казалось, сдвинулась с места. Пол под колонистами так и заходил ходуном. Вверху за облаками дыма снова раскатисто ухнуло. Мишка даже подумал, что это прокатилось над горами мощное эхо. Действительность оказалась куда круче. Привычный глазу конус Вулкана перестал существовать. Срезанная наискось шапка Громилы рухнула на Цунаму дождем многотонных глыб.
– Глядите, пушку разворотило!
– Салют Хрустальному!
– Учись, ребята! Высший класс тактики боя!
– Ты что-нибудь понял, сынок? – не обращая внимания на шутки товарищей, папа смотрел на мальчика строго, без тени усмешки. – У меня не проходит ощущение твоей причастности к происходящему.
– Нет, отец, – признался Криккрак, пожимая плечами, в знак полного не ведения причин разгулявшихся стихий. – Очень похоже на трагедию Кометы по картинкам дедушки Космоса.
– Без Кометы... – вставил медвежонок. Небрежный жест косматой руки в сторону экрана завершил мысль... – Война кончилась. Я и Кри летим искать моих!
Безбрежный океан сквозь рвань облаков лениво играл свинцовыми мускулами в молчаливом спокойствии вечности.
– После отбоя тревоги! И будьте внимательны, мои дорогие. У меня нет предчувствия опасности, но отец прав. Нечто неопределенное крутится вкруг нас на этом загадочном острове! – Крепкий кулачок с усилием пристукнул по изящной ладошке.
– Совсем, как бабушка Время по столешнице, – прошептал Криккрак, непроизвольно отдаваясь воспоминаниям “детства”.
Мама подумала, что мальчик хочет что-нибудь добавить к сказанному, но она не закончила своих доказательств и, предостерегая сына от несвоевременного вмешательства, погрозила тому пальцем.
– Умную сову похожую на ворону, исключая нас, никто не видел. Нападение теней, плюс пропажа Микки в лесу с названием-подсказкой. А только что, отказавшие перед бурей барометры, ураган и волна с признаками прицельного удара по колонии?
Скуластое лицо матери, во время этой, не свойственной летчице многословной тирады, оставалось спокойным. Однако необъяснимая грустная нотка в потемневших глазах кольнула вдруг мальчика в самое сердце неясным предчувствием скорой разлуки.
"Мы не успели вырасти, а детство ушло", – подумал Криккрак, невольно поддаваясь тревожному настроению и не зная, радоваться ему или печалиться по поводу этого неожиданного открытия. – Пойдем готовиться к полету! – произнес он вслух, обнимая косматого друга за плечи и увлекая того к ангару их везделета. – За отбоем тревоги задержки не будет. "Мы готовы к полету, мама! – добавил он снова про себя, боясь обернуться и выдать полыхающую чернотой синь расставания с еще близким и навсегда ушедшим прошлым. – Мы готовы к полету, отец! "
На острове планеты дальней
Город светится Хрустальный.
Говорят, что люди тут
В дружбе с духами живут.
И Яга с мальчонком дружит.
Робот верной нянькой служит.
А морских волнин царица
Отрока того боится.
Книжица открыла ей –
Мальчик сильный чародей.
Смелый, в мысли не дурак.
Нечисть он зажмет в кулак!
Друг волшебника с пеленок –
Славный птице-медвежонок
Таинством волшебной ночи
Человеком стать захочет.
Рука об руку пойдут
Юный Маг и верный друг.
И уступят злые силы
Силе духа побратимов.
Ты мечтай, а сказ второй
Поведет тебя с собой.
Везделет отошел от грузового катера, и мама крутым пике повела серебристый диск над кронами фиолетовой и зеленой растительности. “Семья”, включая медвежонка, робота и шимпанзе, удобно разместилась в просторных креслах и с любопытством первооткрывателей разглядывала долгожданный мир сквозь стекла гермошлемов, ругая "медицину", настоявшую на адаптации.
Скафандры применяли в исключительных случаях, когда требовалось выходить в открытый космос, “чтобы не позабыть, как он выглядит” шутили острые на язык астропилоты. От многочасового пребывания в скафандрах отвыкли, не ощущая необходимости. Атмосфера соответствовала земной, и не угрожала здоровью. Однако у медиков работало правило на всяк случай, а бороться с “медициной” не отважился бы и сам Начальник экспедиции, он же Главный астронавт и Командир в просторечии. За плечами медиков стояла ее величество Инструкция по безопасности. Инструкцию читали и почитали, ругая докторов, потому что, когда трудно, всегда хочется крепко высказаться.
Один мишка сделал попытку отказаться наотрез и не исполнять общепринятые правила. У бедняги даже температура подскочила от возмущения! Пригрозив отказчику месячным карантином на борту "Пионера", аборигена втиснули в "никчемное (его словами) приспособление", где он продолжал сердито ворчать, изливая желчь на задымленное от палящих лучей остекление гермошлема. От плохого настроения скафандр не защищал, и ворчал мишка до самого старта курьерского катера.
А потом, “щекочущее” в области хвоста ощущение свободного падения, сменившиеся приличными перегрузками при посадке, заметно охладили пыл косматого, уступив место естественному волнению встречи с Отечеством. Мишка примолк, засопел и смотрел во все глаза и стороны, не мигая.
2
– Трудновато будет с розысками твоей родни, мишка! – Папа хотел почесать щеку сквозь стекло забрала, но только обескуражено махнул рукой в рубчатой перчатке. – Здесь и пешком ничего не найдешь! Не понимаю, как вам удалось такую подробную карту составить? Здесь же джунгли сплошные!
В полуметре от желтой поверхности пляжа, простым нажатием кнопки, мама освободила везделет от дымящейся брони космических доспехов.
– Ой!
Везделет сиганул кверху на добрый десяток метров.
– Куда летим, абориген?
– На северо-востоке большие поляны. – Медвежонок ткнул лапой в лобовое остекление, на которое проецировалось цветное изображение карты и красное перекрестие, обозначавшее место везделета на текущий момент времени. – Мне без разницы, искать или не искать! Кто меня узнает в этой консервной банке!?
Досадливый хлопок ладонями в серебристых крагах по скафандру завершил мишкину тираду, произнесенную гнусавым голосом избалованного беби.
– Не переживай и не скули! – посоветовал Криккрак разобиженному другу. – Смотри! У птиц хохолки-зонтики, как и у тебя... Ой, что за бабочки? Отец, твои перчатки, сложенные вместе, меньше их крыльев! – Криккрак убрал боковое остекление, свесился за борт и приставил ладони одна к другой, растопырив до отказа пальцы. – А жуки, просто чудо!
– Жуков здесь столько, что для полетов в сумерках придется установить на них аэронавигационные огни, – пошутила мама, нарочно раскачивая машину из стороны в сторону. – Столкнешься с таким бегемотом, хлопот не оберешься! – Летчица боевым разворотом набрала высоту, пропуская очередного мохнатого представителя мира насекомых, и обернулась к медвежонку. – На северо-востоке "Мертвое болото". Ты предлагаешь начать поиски с него?
Нос везделета послушно замер в направлении редких белых скал, что по-прежнему напоминали беспорядочно разбросанные по полю кости.
– Не знаю! – продолжая источать неудовольствие сквозь скафандр, пожал плечами медвежонок. – Кто знает, где они? Может, на болоте. Мне оно не по душе. У Сахарной головы, есть другие поляны. Давайте полетаем над полянами!
– Ах, поляны мои чистые... – пропела вдруг мама мальчишеским дискантом. – Перестань хандрить, Медвежонок. "Кто ищет – тот всегда найдет"!
– На ожиревшее сидячее место приключений, – вставил отец и смешно крякнул, опуская неуклюжую перчатку на тыльную сторону стыковочного кольца гермошлема, словно оно (то самое место) находилось у него возле шеи.
– Похоже, в твоей шутке бездна правды. – Резким маневром "вниз и влево" летчица избежала столкновения с невесть откуда взявшейся птицей. – Экипаж, смотреть в оба! Столкновения нам ни к чему.
– Осторожно, мама! Эта птица идет на абордаж! – Криккрак подскочил в кресле от восторга, призывно махая руками. – Лети, лети к нам, чудо пернатое!
Мама сбавила скорость, позволяя корсару, догнать и обойти машину справа.
– Не пойму, – пробормотал папа в недоумении. – Посмотреть на птицу сбоку – ворона-вороной, а спереди смотрится сычом. Гибрид или мутант?
Сыч-ворон обогнал везделет, развернулся и уставился на пассажиров зелеными глазищами. Яркие рыжие брови торчали над круглой башкой, издалека рогатой или ушастой, в зависимости от фантазии зрителя.
– Широкий зонтик-хохолок, крючковатый клюв, размах черных крыльев до двух метров… – ненавязчиво напомнил Железяка комментаторские обязанности экипажа из "Инструкции поисковиков".
– Сыч-ворон не пускает нас к болоту! – тревожно пискнул медвежонок, и заглох.
Птица висела перед капотом, усевшись в воздухе на распушенные перья черного хвоста и сохраняя равновесие короткими взмахами атласных крыльев.
– А кто-то сомневался в присутствии разумной жизни? Осторожнее мать! Куда прешь, дурында! Прости! Это я птице. – Папа приподнялся, придерживаясь за кромку борта, и замахал на нахалку рукой в неуклюжей перчатке.
– Не думала, что с первого дня вспомню все фигуры пилотажа. – Мастерски исполненной "горкой", отчего глава семьи плюхнулся на сиденье мешком с мокрыми отрубями, везделет снова уклонился от столкновения. – "Боевой разворот" я выполняла, сейчас была "горка", так и до "иммельмана" докрутимся!
– Она пипопоказывает, что мы поступаем глупо! – Мишка сопел в систему связи на всю катушку. От ворчливой утренней хандры не осталось и следа.
– Каррр!
Изящной "бочкой" сыч-ворон перешел к нормальному полету, вторично обогнал везделет, развернулся носом к машине и, переломив крыло, недвусмысленно покрутил маховыми перьями у виска.
– Предупреждает о неприятностях. Будем внимательны! – Старший Когтев накинул плечевые ремни безопасности. – Берите с меня пример, ребята!
– Есть быть внимательным! Есть взять пример! – Железяка воспринял слова главы семьи привычной командой и вытянул шею на добрых полметра.
Везделет миновал границу известкового обрыва к болоту и резко, аж захватило дух, скользнул к его подножью. “Корсар” отстал.
– Классический сброс, смещение горных пород по вертикали в результате разлома земной коры. – Рука геолога прочертила невидимую линию вдоль протянувшейся "от моря и до моря" базальтовой стены с изломами прожилок кварцита. – Продолжение сброса отснято с "Пионера", только оно находится под водой. Под водой у “Сахарной головы” или “ноздрей” сброс круто поворачивает к востоку. Кстати, возле утеса работает экипаж Ивана Григорьевича. Пернатый корсар по его части!
– Ящер! Смотрите! Ящер! – Криккрак посунулся за борт насколько позволил ремень безопасности и показывал в направлении одинокой скалы, угловатые очертания которой напоминали вылезающего из разнотравья тираннозавра. – Осторожней, мама! Не снижайся! Он большой!
Мельком взглянув на сына, мать поняла, что тот не видит сходства скалы с вымершим на Земле хищником, и на которую обратила внимание она. Криккрак показывал много ниже, прямо в пеструю смесь воды, цветов, белых камней и шевелящихся фиолетовых листьев низкорослого кустарника.
– На кого ты показываешь? Кто большой?
Мама остановила везделет рядом с каменной головой. Экипаж дружно последовал примеру мальчика, отыскивая живого обитателя Мертвого болота. Микки заерзала по сидению. Ремень безопасности надоел ей на первой же секунде. Заметив волнение подруги, мишка освободил зверька, а потом и себя от привязи. Осматриваться а, тем более, заглядывать под везделет, будучи привязанным к креслу, оказалось крайне неудобно.
– Я потерял его! – в голосе Криккрака сквозило недоумение. – Ящер большой и только что сидел здесь, рядом с лужей. Видите? Скала, синяя лужа, а он в траве между ними.
– Как он выглядел?
– Он живой?
– Почему ящер?
Вопросы в полном смысле висели в воздухе. От теплого бриза качались метелки кустов, и морщинилась вода. Белели скалы, те самые, что отовсюду смотрелись разбросанными по болоту костями. Гудели жуки, неслышно порхали бабочки, прошелестело нечто, напоминающее помесь стрекозы с этажеркой, и... никаких признаков мира животных.
Неистовый рев, сопроводивший массивный удар в днище не встряхнул до костей, разве что, Железяку. Подчиняясь пилоту, везделет рванулся в спасительную синь неба. Но чья-то злая воля удержала послушную машину, заставив ее беспомощно выплясывать возле "памятника" тираннозавру бешеную джигу с риском проломить освобожденный от брони борт о матовые, поросшие сиреневым лишайником выступы.
Вышедшие из повиновения рычаги, медвежонок в обнимку с шимпанзе на полу кабины, застывшее лицо мужа за стеклянным забралом, бластер в руках сына, замершая стрелка секундомера – застряли в памяти мамы кадрами замедленной съемки.
– Вот он, красавец! – выдавил, наконец, муж, с присвистом выдыхая воздух на последнем слоге. А коварная стрелка на приборной доске проскочила отметку первой секунды и засеменила по окружности с прежней скоростью. – Убери оружие, сын! Нам выпала невероятная удача. Мы присутствуем на охоте гигантского хамелеона за дичью. Дичь – наша семья! – Геолог с наслаждением потер руки, тотчас чертыхнувшись, в который раз позабыв про перчатки.
– Дичь не мы, а везделет, – поправила мужа летчица, парируя рычагами усилия зверя затянуть машину в болото. – Нас он, слава Богу, не разглядел...
– Редкий, давно вымерший на Земле экземпляр! Ему цены нет!
Шлемофоны передали довольное поцокивание языком геолога и археолога-любителя, по совместительству.
Эх, совсем недавно, между третьим и четвертым курсом, студент-романтик Колька Когтев, побывал в археологической экспедиции, едва не изменил обожаемому с мелколетства камню. Но тянула, тянула и тянула сердце тоска кладоискателя, готового рискнуть жизнью ради диковинной находки.
Тем временем “разнокалиберная семья” продолжала разглядывать ящерицу устрашающих размеров с нарастающим любопытством.
Гигант извивался в тщетных потугах затянуть в пасть добычу и, наверное, никогда в жизни бедняге так не везло! Ухватил столько еды, а добыча вдруг заупрямилась. Ящер ревел от негодования, метался из стороны в сторону и сучил раскоряченными лапами на одном месте, постепенно погружаясь в ржавую жижу. Бедолага старался изо всех сил, чтобы насытиться и утихомирить страсти пустого желудка. Фиолетовый хвост в зубцах треугольных пластин по верху, месил грязь у самого основания "памятника". Временами хамелеон цеплял шероховатую поверхность скалы чешуйчатым боком, отскакивая в измочаленные заросли почти чернильного цвета. Алая лента из пасти чудовища пульсировала, укорачиваясь, или вытягиваясь в тонкий жгут, вываживая дичь на рыбацкий манер.
– И редкий обжора! – Летчица левой рукой тронула сектор газа, добавляя мощности двигателям. – Еще поднажмет, каналья, у меня тяги не хватит.
– Тяги у тебя хватит поднять этого типа вместе со скалой. Но хорош, бродяга! В нем никак не меньше пяти метров от носа до хвоста и пятисот сантиметров от хвоста до носа. Кто будет измерять? Давайте посмотрим, как он будет его заглатывать. Что, нет смелых? А еще скафандры нацепили! – В азарте геолог привскакивал на сиденье и то потирал руки, вернее, краги скафандра, то хватался ими за борт или остекление фонаря, словно собираясь выскочить из везделета и принять непосредственное участие в охоте на себя самого.
– У него язык страшный, – пропищал медвежонок, оправдываясь и высовывая голову из-под стальной нянькиной руки, с явным расчетом не потерять равновесие при очередном рывке машины. – Ты в порядке, Микки? – обернулся он к шимпанзе. – Хочешь посмотреть, как нас проглотит тот, от кого я тебя прикрывал сверху. Не бойся, скафандры крепкие! Ящер против него слабак. Он только с виду страшный. Это он нас языком держит?
– Языком! – утвердил папа, в очередной раз, падая на сидение и оценивая наивное оправдание мишки веселой улыбкой. – Язык его оружие. Не советую попадаться под удар. А ты, сын, своим оружием без дела размахиваешь. Стыдно!
– Прости, отец! "Без нужды не вынимай, без славы не вкладывай". – За известным казачьим изречением последовал сверхскоростной путь бластера назад, в кобуру и сполох густого темно-фиолетового свечения, к счастью видимого только внутри тесного пространства затемненного шлема. Щекам стало нестерпимо горячо. Криккрак, перегнулся за борт по пояс, до ограничителей натянув страховку. Продолжая досадовать на свою промашку, он торопливо закруглил неприятный момент, отработанным и отвлекающим внимание “мишкиным приемом”. – Железяка, накрути о зверюге фильму и запиши его словесный портрет.
– Можно я, можно я? – затараторил мишка, перебивая друга и не замечая ни смущения мальчика, ни хитрых улыбок взрослых за дымчатыми стеклами шлемов. Не дожидаясь утвердительного ответа, он снова просунул голову под стальной локоть няня:
– Общие размеры, как сказал дядя Коля, до пяти метров. Туловище веретенообразной формы и сплющено по бокам. Пасть напоминает пасть лягушки. Глаза в четыре кулака Криккрака. Язык страшный, красный, жилистый, способен выбрасываться на расстояние... на расстояние... Какая у нас высота?
– На расстояние шести метров по высотомеру, – расхохоталась мама.
Ободряющая улыбка и дружеское похлопывание Криккрака по плечу добавили репортеру словесной прыти.
– Глаза большие, потому что выпученные. Они крутятся в разные стороны. Хвост и спина... Наоборот, спина и хвост защищены треугольными пластинами, а лапы раскоряченные... Лапы месят болотную жижу.
– Стоп, стоп, стоп! – притормозил расходившегося комментатора папа. – Достаточно сказать, что хамелеон похож на своих собратьев. Видимых отклонений, за исключением размеров, не обнаружено. А, вообще то, из тебя получится великолепный комментатор. Убавь из речи словесные “раскоряки”. Но в остальном, – ты, мишка, талант!
Мишка засопел от удовольствия, а бандит из Мертвого болота все продолжал и продолжал бесплодные попытки справиться с везделетом. Очевидно, в крохотном мозгу хищника зрело понимание бесполезности маскировки. Он спешил, переливаясь радугой красных, зеленых и сиреневых оттенков. Не изменяющимися оставались, разве что, ядовито-желтые пятна вокруг высоких колпачков век. Под ними от лучей двух светил, в самой глубине вращающихся кратеров-зрачков временами вспыхивал жутковатый рубиновый свет. Издалека, беспорядочные потуги бедолаги могли вызвать смех. Вблизи, тупое безразличие шлемоподобной морды не тянуло на вымученную улыбку. Свидание с настырным хамелеоном затягивалось. Зверь визжал от возмущения стадом голодных свиней.
– Нам пора в путь. Не обижайся, родимый. – Перчатка летчицы легла на клавишу с изображением белой молнии по красному фону.
– Вперед, мать! – скомандовал папа. – Держись, гвардия!
Везделет рванул к небу со скоростью выпущенной из лука стрелы и резко остановился, задрав пластиковый капот к желтому солнцу, покачивая плавными обводами на манер осаженной на скаку лошади.
Отчаянный визг захлебнулся на режущей слух ноте.
– Подавился бедолага языком, – загадочно произнес папа.
– Вы его отрубили? – ахнул Криккрак, вновь повисая за бортом и стараясь осмыслить произошедшую с ящером перемену.
– Обижаешь недоверием, сынок! Мы стараемся жить в мире с природой. А вот зачеты по знанию везделета тебе с медвежонком напрашиваются сами собой. Придется пересдавать защиту экипажа. – Геолог обернулся к друзьям и посмотрел на них пытливо и, вместе с тем, задумчиво.
– Прости, папа, я не сообразил! Мама подала на обшивку напряжение. Оно автоматически нарастает до размыкания. Тридцати вольт хамелеону хватило за глаза. Я просто не успел подумать! Все так неожиданно произошло.
– В первое мгновение, я испугался не меньше тебя, – улыбнулся отец. – И мать, испугалась. Здоровый страх – не позор! – Серебряные перчатки легли на плечи медвежонка и сына. – Запомните, мои хорошие! Страх пропал, иди в больницу! Совсем другое дело, наступить ему на хвост, обуздать и не показывать!
3
Ориентируясь на маяк биологов, мама вывела везделет к Утесу. Вместительный аппарат биологов парил над "сахарным носом медвежьей головы". Иван Григорьевич, долговязый профиль которого извивался над остеклением фонаря, восторженно словоизвергался, жестикулируя нескладными руками, мелькающими на лазурном фоне крыльями ветряной мельницы. Его помощники жались к низким бортам, избегая встречи с бронированной рукой начальника, столкновение с которой гарантировало, если не падение, то неминуемую порчу неповторимых кадров киносъемки незнакомого мира.
При подлете, стало видно, что причина экзальтированного поведения Главного биолога паслась под ними на поросшем водорослями мелководье, подковой достигающего подножья Громилы вдоль песчаного пляжа. Низколобые рогатые головы на гибких змеиных шеях то и дело возникали над теряющими прозрачность волнами пастбища и могли вселить ужас в самое крепкое сердце, не будь они украшены охапками темно-зеленых водорослей, живописно свисающих из вислогубых жующих пастей.
– Не попадайтесь им на кончик хвоста, когда они плывут, либо резвятся, – подвел итог знакомства с морскими "заврами" Иван Григорьевич. – Точную классификацию зверюг мы дадим завтра, а сейчас, видите ли, занимаемся подробнейшим описанием.
Когтевы, в свою очередь, поделились с ботаниками своими наблюдениями на болоте.
– Наши, покрупней, будут! – Иван Григорьевич довольно потирал руки, словно честь присутствия исполинских животных на планете принадлежала лично ему. – Эти коровы весят не менее пятидесяти тонн. Представляете мощь мускулатуры, способную сдвинуть эдакую махину с места? Жалко, вода мутная! Вы бы посмотрели на их безразмерное брюхо! Ластоногий дирижабль, а не корова!
– “Ластоногий дирижабль” звучит солидно, – неумело скрывая иронию, согласился старший Когтев и посмотрел на часы. – Только в настоящий момент для меня везделет лучше. По графику мне самое время подключиться к строительству Хрустального. Посмотрите на Вулкан! Это башни нашего города высверкивают под скалами.
4
– Я думал, техника только-только разворачивается, а там стоит город! Ну, отец, такой скорости от роботов я не ожидал. Учил “Строительство”, не отдавая отчета, насколько все быстро происходит на самом деле! – Криккрак восхищенно крутил головой, разглядывая выросшие сверкающие стены и башни новостройки. Мальчик помнил, много этажей города прятались глубоко под землей в скорлупе поставленного на носик яйца, отлитой машинами из крепчайшего стекла, а сверху Хрустальный должен смотреться уменьшенной копией "Пионера Вселенной".
Когда Когтевы прибыли на место, ангары под технику в сверкающих башнях функционировали на всю катушку. Под желтыми квадратами пола равномерно гундосили "жуки" – строительные машины астронавтов. Они дробили и втягивали в себя окружающий грунт и варили из него янтарного цвета смесь. Форма будущих стен задавалась подвижными панелями в соответствии с программой компьютера. “Жуки” добавляли в расплав отвердители, красители и укладывали горячую вязкую массу быстро и без отходов.
– Отец, разреши посмотреть работу "жуков" вблизи, – попросил мальчик.
– Рядом с роботами находиться опасно. За “жуками” даже операторы следят по мониторам. – Папа запрыгнул на проходивший мимо кар и помахал семейству рукой. – Лучше устраивайтесь с жильем! Я подойду,… наладим водоснабжение...
5
Занятые благоустройством колонии, пионеры Медвежьего продолжали поиски разумной жизни светлыми ночами, за счет отдыха. "Медицина" не возражала. Среди не обремененных работой врачей нашлось немало энтузиастов поисковых групп, и первое (к сожалению, печальное) открытие принадлежит именно им. Находка оказалась древним захоронением в карстовой пещере южного склона Громилы. Не без волнения шли за взрослыми по мрачному тоннелю Криккрак и его тонконогий друг. Стоило или не стоило подвергать ребят суровому испытанию, решалось накануне на Совете поисковиков. Была переломана гора словесных копий, пока колонисты отважились на рискованный шаг. Победила апробированная в космосе идея "боевого крещения без скидок".
Извилистый коридор вывел путников в широкую галерею со стрельчатым потолком. Фонари гермошлемов высвечивали бугристые балдахины кремовых натеков в траурных коричневых иероглифах кристаллического гипса над непроницаемо черными нишами у самого пола. Мишка присел и осветил глубокую природную полость. Его затуманенным страхом глазам открылись тесные ряды окаменевших коконов корзин, частью разрушенных временем и обнаживших содержимое настолько жуткого характера, что неискушенному в зрелищах скорби медвежонку потребовался свежий воздух.
– Пи… простите меня, – пищал косматый абориген, извлеченный из недр Громилы перепугавшимися за состояние мишкиной психики членами поисковой группы. – Я понимаю, захоронение старое. Я не боюсь... Нет, боюсь, но по другому... Я боюсь найти другие… могилы!
– А других мы не найдем! – Геолог Когтев обнял мишку за плечи и, с нескрываемой печалью, но твердо заглянул тому в глаза. – Их не может быть, если предположить самые грустные результаты последних землетрясений. Не ломай голову!
– А если медвежата живут в пещерах, – предположил Криккрак, обращая к отцу синеву надежды своего волшебного подарка, – и редко выходят на поверхность?
–В твоем предположении есть резон. Только в самом паршивом варианте нет смысла раскисать! – Геолог усадил медвежонка на поросший сиреневым лишайником валун и повернулся к сыну. – Раскисай, теперь, не раскисай, а надо делать дело и надеяться тоже надо!
– Ты совсем как те казаки, отец, которые говорили, нет смысла бояться смерти пока живешь, а после смерти бояться будет некому.
– Мы и те казаки вкладываем в слово "смерть" разный смысл. – Геолог подмигнул сыну "со значением" и перевел взгляд на медвежонка. "Стоит ли затрагивать сейчас столь щекотливый вопрос?"
– Мне не легче оттого, что я понимаю "смерть" как переход в другое состояние с возвращением к жизни потом. Я хочу жить с моими отцом и матерью сейчас и в этом мире! – Мишка засопел и отвернулся. "Вам то хорошо, – думал он с обидой без адреса. – А с другой стороны, мы с Криккраком, считай что братья. Эх, если бы не этот мой дурацкий облик, чем мы все не семья?"
6
Колонисты упорно искали разумную жизнь, не предполагая, на сколько точную информацию им давным-давно выдал дедушка Космос через сны-сказки мальчика. По задумке волшебников Криккрак и астронавты должны были сами разобраться в тайнах Медвежьего. Контакт через Ягу старики считали задачей номер один. В случае срыва замысла Феи, этого (самого умного) робота бишау предполагалось переселить на другую планету. Знакомству с другими духами дед и бабка отводили роль второго плана. Все духи Хета могли поступать, как им заблагорассудится. Подождать или сразу выдать свое присутствие. Действовать в союзе с Ягой или самостоятельно, затаиться навсегда или предложить услуги колонистам. Всех вариантов старики не просчитывали, оберегая собственный интерес к событиям. Скучно тому, кто знает все-все-все наперед.
События вились своим чередом, и долгожданный контакт пришельцев с волшебными силами Медвежьего становился неизбежным. Начало ему положила бессмертная душа Кометы.
Две тысячи лет измывалась Цунама над пленницей, срывая зло проигрыша на бывшей сопернице. До позорного сговора с Паучелло не думала и не гадала глупая баба, что победа и поражение – одного поля ягоды. Кому после "победы", что сосватал проходимец бишау, стала нужна ослепительная красота царицы? Горсточке замшелых духов, да переселенцам космических колдунов? Ни тех, ни других чужие дела никогда не волновали. Разве что Яга с Сычом-вороном изредка брали на себя роль спасателей живности, случись разворошиться брату Вулкану.
Яги и зачарованного витязя, что появился незнамо откуда, Цунама не понимала. Да и дружбу с ними не водила. Тяготил владычицу независимый нрав “непонятных”. Проходимец Паучелло, тот независимым слыл! А пропала молодость вместе с Паучлло и с родом людским! Паучело у Желтого карлика ошивается, его разыскать, Тайофуну – не служба. Токмо где прикажешь сыскать новый род людской?
Одряхлела царица. Размокла. А червячок сомнения он тут как тут. Свербит, свербит окаянный! Разбередил ту самую, что на поверку с душком оказалась, растревожил до невозможности. О расплате заставил поразмыслить с далеко невыгодной для царицы стороны. Хороший червячок. Нужный.
Затосковало сердце Цунамы, хоть волком вой! Выметнулась царица из раковины, служившей владыкам постелью, и занырнула к тайной тюрьме с намерением, излить накопившуюся желчь на безответную душу пленницы.
Приблизилась Цунама к железным прутьям клетки и остолбенела. Замерла и не может понять, откуда в колдовском творении брата Вулкана появилась танцующая фея на месте призрачной ваты вечно плачущего тумана. А фея в клетке танцует, кружится, поет, отбивая нехитрый ритм мелодии поднятыми со дна голышами, и на нее, царицу, ну ровно никакого внимания.
Летит мой рыцарь трам-там-там
И смерть царице ля-ля-лям.
Не сможет больше вражья рать
В тюрьме подводной Нас держать!
Бессовестное "Нас", применимое единственно к особам царской крови, окончательно вывело Цунаму из себя. Откуда было знать глупой бабе, что Комета в незапамятные времена сама и морем, и царицей была. Не давая себе отчета, взъярившаяся владычица морских стихий Хета взмахнула волшебным трезубцем и жахнула им по железным прутьям с намерением раз и навсегда покончить с соперницей. И просчиталась. Гнев – он липовый советчик! Мудрецы, те семь раз кончиком языка по нёбу водят, сидят и ждут, пока пожар злости талой водой сойдет. Хорошо помнят: злой правым не бывает, а утро вечера всегда мудренее.
Хорошо мудрецам! Они умные.
Цунама к числу мудрейших не принадлежала, потому и дело у нее получилось хуже некуда. Побежали по железным прутьям синие, да желтые змеи, рассыпалось в прах волшебное творение Вулкана.… А пленница осталась невредимой, разве что самую малость подрастерялась. Кто не растеряется, получив свободу вот так, сразу, после двухтысячелетнего плена?
– Быть драке! – опешила царица, сообразив, наконец, какую роковую ошибку сотворила собственными глупыми руками.
Трезубец морских царей далеко не палка! Бессмертная душа Кометы, сбросив чары покорности, тотчас обрела былую волшебную силу. Теперь она в любой момент могла предъявить жесткий счет за учиненное над ней насилие. Скажет заклятие, ледяным пальчиком коснется царицы, и превратиться Цунама в ледяную глыбу! Пока растает, сто раз расколоть можно и по кусочкам в космос забросить! Грозный трезубец оттягивал руку, но драться на равных или с сомнительным исходом Цунама не умела. Постояла соляным столбом, собралась с духом и, по-царски величественно кивнув, оставила поле несостоявшегося поединка заботам соперницы. “Зачем самой рисковать, когда есть муж и куча прихлебателей из нечисти. Он – голова. Я – шея. Поверну, куда и когда захочу!”
И повернула! Да так круто, что всесильный старец оказался за пределами атмосферы Хета быстрее, чем успел напялить на лысину растрепавшийся тюрбан. В отличие от тяжеловесной жены, грозный старик умел выходить в космос.
– И отдохнуть не даст по-человечески корова ластоногая! – огорченно ворчал Тайофун, стягивая кушаком полы черного боевого халата и озираясь окрест. – Кометиного лыцаря испугалась. "Спасай Родину, старый ишак!" На себя посмотри, верблюдица тысячегорбая! Сто по сто лыцарей на дно повалятся и не встанут, доведись с твоей синюшной красой познакомиться!
Последние слова разобиженный старик храбро прокричал вниз, прямо в разверстые пасти морских глубин. Недоступные для благоверной бескрайние космические просторы давно служили Тайофуну верным убежищем в смутные времена семейных отношений, позволяя обрести форму.
К несчастью день невезения набирал обороты, и достоинству воителя Хета только-только предстояло пройти невероятное испытание.
Не успел Тайофун пришпилить булавками из иголок морских ежей сшитый из пены тюрбан, как на его пупырчатый нос накатилось двенадцатикилометровое колесо "Пионера Вселенной". И не просто накатилось, а буквально приставило к водянистым глазам старца один из многочисленных иллюминаторов-телескопов, за которым по воле провидения сидела круглоухая шимпанзе Микки.
Ее друзья, тем временем, совещались у компьютера в полумраке лаборатории. От нечего делать обезьяна крутила рукоятки настройки, любуясь голубым шариком за стеклом, меняющим размеры от движений ее косматой руки. Шарик рос и уменьшался до крошечной точки, приближался, заполняя лабораторию астрофизиков дрожащей радугой света, и снова кокетливо отбегал назад, приглашая Микки поиграть в догонялки.
Микки не могла отлипнуть от иллюминатора. Она, с удовольствием, строила веселому шарику рожи, верещала от восторга, скалилась, прижимала нос к стеклу и сердито стучала ладошками по бесценной оптике. Впрочем, не причиняя последней никакого вреда.
Неожиданно шарик перестал сверкать и превратился в черную муху с белой человеческой головой и толстым пупырчатым носом. Микки возмущенно зарычала на насекомое, по-собачьи вздергивая толстые губы над совсем нешуточными клыками. Крепкие и острые когти зло клацнули по стеклу...
С другой стороны иллюминатора, что вдруг наплыл на нос перетрусившего Тайофуна, накарканный Цунамой лыцарь с оскаленной кровавой пастью и желтыми сетками на месте глаз потянулся к его лицу черными кривыми саблями!
Ничегошеньки не подозревая о свойствах телескопов, увеличивших обезьянью морду в тысячу раз, владыка ураганов не выдержал молниеносной атаки монстра! Или, как он полагал, лыцаря-избавителя пленницы. Морда оказалась настолько жуткой, что сразила мужа морской царицы наповал одним своим видом.
– Аааааа!!! Трах, бах! Буль, буль, буль, буль-буль-буль-буль...
Печальны богатырям последствия свиданий на орбите.
7
Военный совет по случаю запланетной напасти проходил под знаком “побитой хари” в глубоком гроте западного отрога Громилы. Многочисленные примочки из разложившегося свинца древних рыбацких грузил превратили многострадального Тайофуна в морскую корову, заплутавшуюся в водорослях. От царского величия осталась, разве что, шишкастая венценосная лысина в обрамлении частокола фиолетовых иголок морских ежей.
Вынужденная изображать присутствие духа подслащенной улыбкой, Цунама с выводком рыб-прилипал в нечесаных патлах, при всей пышности наряда для церемоний, производила впечатление пожелтевшей от старости курицы в кастрюле с кипящей ухой.
Потрепанный вид владык наводил приблудившуюся по тревоге нечисть на невеселые размышления о конце золотых дней под пятой неласковой, зато привычной власти.
Сообщение Цунамы о драке с рыцарем-чудовищем не ошеломило разве что востроносую болотную Лихоманку с ее искушенным в интригах двора характером. Даже товарищ болотной твари по подлостям – Неспящий Маг (трусливый гном и шут Их величеств) с трудом скрывал трясущиеся поджилки. Одетый в красное, шут нахально устроился в подушках изголовья хозяина, выделяясь на перламутровом фоне постели длиннобородым вопросительным знаком при колпачке без колокольчиков. Колокольчики под водой не звонят.
Этим двоим, не до полной потери памяти потерявшим присутствие духа, царствующие особы, посовещавшись между собой, поручили самую деликатную часть плана спасения нечисти от кометиного защитника.
В союзе с "непонятными" или без такового, с помощью нечисти или без таковой, правдами ли неправдами, только Лихоманка и Неспящий Маг должны были раздобыть Книгу судеб – самый надежный источник информации нечисти о будущем. Книгу охраняла Яга, особа неприятная и самая непонятная из "непонятных". А уж приспешники у нее: козлорогий череп-охранник, с зачарованным витязем сычом-вороном, да ветхая изба на куриных ходулях. Все неподкупные и верные сторонники ведьмы. Даже не ведьмы, а черт ее знает.… Так с ними и витязь зачарованный. “Тьфу, на него!”
Обвести вокруг пальца хранителей заветной книжки, задачка "О-го-го!" для любого нечестивца. Да только цари на то и цари, чтобы толком знать, кому и что поручать.
Рыбешек-прилипал, что путались в неприбранных волосах царицы во время военного совета, приклеили глиной к морским конькам, прикрутили водорослями, чтобы не вздумалось им по пути отлепиться, и отправили за тридевять земель к Комете, отбывшей (по слухам) в северные моря подальше от солнышек. В ее неприступный ледяной замок на Холодном Полюсе прилипалы повезли Грамоту с предложениями Мира, клятвами в вечной любви, дружбе и преданности общему делу Освобождения из плена.
Послушать престарелых Владык, так в плен угодила Комета по нечаянному недоразумению. Дескать, неожиданное прибытие гостьи Они (Цари стихий планеты) приняли за вторжение ненавистных колдунов бишау. Они, мол, оказались принуждены обстоятельствами борониться с помощью наемной нечистой силы, и что содержание наемников влетело Владыкам в копеечку. Нахлебники давно слиняли в свои неизвестные тартарары, а траты за их безмозглую службу Царями списаны за давностью лет.
Пострадавшая по случайной ошибке Комета может не беспокоиться. Владыки Хета не требуют возмещения расходов, учитывая бедственное положение прекрасной странницы. На словечко прекрасной Цунама согласилась, скребя сердце. Большая политика не без крутых издержек в самолюбии.
В кристалле нет заметок о впечатлении Кометы от царского словоблудия, именуемого "лапша на уши". Воевать Комета не думала. Она плавала вкруг полюса, обрастая льдом и мечтая встретиться с Рыцарем подводных грез. А песенку, что взбудоражила царицу, она сочинила, не ведая судьбы.
В отличие от Кометы, владыки стихий готовились к войне. Готовились "втихую". Самую главную часть плана – выигрыш времени для подготовки нападения на страшного рыцаря, от прихлебателей утаили. Ждали подкреплений. Не надеясь на мужа, Цунама уговорила больного страхом старика попросить помощи у старого друга Паучелло.
Убыв с гостеприимного Хета, колдун обосновался на планете Земля в системе “Пьяного” карлика. “Пьяного” карлика люди звали “Желтым”. Однако, обучая Тайофуна полетам сквозь космос, Паучелло предупредил о возможном несоответствии личных и общепринятых названий планетных систем.
– В ней, в перепутанице, заключена соль паучьей жизни, мой друг! Вселенная опутана паутиной секретов. Отыщи середину середин, забирайся в нее, дергай за нужные веревочки и станешь Богом Богов!
Тем временем "деликатная" часть плана из-за упрямства Яги едва не провалилась. Как ни соблазняла Лихоманка старуху лечебными грязями от радикулита, запеченными на солнце лягушками и Мертвой водой, чем славилось болото, бабка на союз не шла.
С одной стороны, Яга знала: ей, ходячей мумии, не помогут никакие мази из болотной грязи. Они ей, что мертвому припарка. С другой, – гневалась старая колдунья на глупость брата Цунамы, Вулкана. Двадцать лет прошло, а как вчера помнила: дым, огонь, камни свистят, земля ходуном ходит. Сколько птицы, да безответного зверья положил охальник! Спасли с витязем малую толику. А какой ценой?! Сычу-ворону лапу камнем перебило, у самой прическу до волосиночки сожгло. Как ни пыхтела, новая вшивельюра не выросла. Спасибо витязю, в беде не бросил: надергал хаттоньего меха из корзин в подземелье и "вшиньен" древесной смолой приклеил.
Кощей – гнусь костлявая отказался порасстараться! Ему лишь бы зубья поскалить: – “Ты мне лысая, да прожаренная милее кажешься!” Иш, охальник! Нехай нынче сам с гостями цунамиными разбирается. К нему то в тридевятое царство и отослала старая Яга хитропопую Лихоманку со товарищем. Нехай поищут замок-невидимку, со старым гадом Горынычем побеседуют.
Жаль, недооценила простодушная Яга талантов и настырности посланников морской царицы. Прошляпила, чтоб им пусто было! За что и поплатилась вскоре.
Яга задрыхла на полатях, куриные ноги ее ветхого жилища неспеша бродили по поляне, получившей на карте ребят название "Волшебная", но не прошло и часа, как на петлястом пути куриных лап оказалась Вечно спящая фея из хризолитового грота заболотных скал. Сама спала беспробудно и усыпляла всех, не ведая своего могущества. С одним Неспящим Магом справиться не могла.
Догадайся Яга о готовящейся подлости Мага или попадись тот на глаза рогатому Черепу-охраннику, что торчал на шесте высоко над крышей, не миновать заговорщикам примерной трепки, нето осинового кола меж лопат за неуважительное отношение к собратьям по ремеслу. Чары феи легко развеивались ерундовым заклинанием.
Все вышло бы так, не случись по-другому. Задрыхли в полном составе: Яга на печи, ей снились калачи; избушка, вытянув ножки, летала по орлиным дорожкам, а череп-охранник ловил во сне карманников. Сыч-ворон в гости залетел, сесть не успел, как повис головой вниз. Храпят сердешные, стон окрест.
Тем временем, Книгу судеб сперли. Неспящий Маг прокрался в уснувшее царство Яги, залез в заветный сундучок и лично представил волшебное издание под водянистые очи морской царицы и ее пострадавшего в неравном бою супруга.
А Лихоманка осталась нести нелегкую службу разведчицы. Следуя тайному колдовскому языку “на стреме”, спрятавшись среди камней белоглавого Утеса в непосредственной близости к району боевых действий, то бишь, к поляне Яги.
Долго вглядывались Владыки стихий Хета в синеглазый лик с румянцем во всю щеку, принимая голубое свечение волшебного подарка за особенность нерукотворных древних страниц. Долго водил Тайофун похожим на пупырчатый трепанг носом по картинке из будущего. Водил и недоумевал, каким колдовским образом это невесомое синеглазое создание сумело его провести! Его, маститого магистра волшебных наук! Мало того, что провело, так и не уважило, низвергнув в пучину с заоблачных высот.
– Не иначе оборотень! – изворотливо брякнула раздосадованная Цунама, озлобляясь на недотепу мужа и ехидные смешинки в рыбьих глазах прихлебателей. – Вот о нем, об оборотне, и озаботитесь, голубчики мои свинорылые. Потом вместе и позубоскалим, когда победим!
Хотели лизоблюды возразить, да прикусили язычки. С царями спорить – живот обездолить.
8
А через два дня (считая от воровства Книги судеб) румяный оборотень объявился на острове. Вернулась болотная тварь из разведки, все глаза проглядела, а рыцарь ни днем, ни ночью в страшилище не превращается, с Ягой не контачит, больше того, от мальчишки за версту несет Человеком! Уж в чем в чем, а в этом Лихоманка разобралась без ошибки. До Великого исхода нечисти на Хет, охота с вурдалаками да упырями за людской кровью составляли главный смысл задания страшных облаков с Черными молниями посередине.
Идея налакаться крови кометиного рыцаря-мальчишки у нечестивых возникла сама собой, будто и не было столетий вынужденного прозябания на острове, где кроме пахнущих тиной лягушек доброму вампиру поживиться ну совершенно не чем. Подговорив старинных друзей о засаде у спуска к Мертвому болоту, принцесса болотных болячек полетела к городу пришельцев. Разыскав мальчишку, она превратилась в невидимку, угнездилась на его левом плече и зашелестела осенним ветерком по сухим камышам:
– Медвежат нужно искать ночью...
– Медвежат нужно искать ночью, – послушно повторил мальчик, не замечая бесплотной тени и думая, что высказывает собственную мысль.
– С чего ты взял? – друг смотрел недоверчиво, но в коричневых глазах-пуговицах Криккрак уловил задетую за живое надежду. – Наши давно ищут ночами, и все без толку!
– Не там ищут, не там рыщут, – застрекотала кузнечиком Лихоманка. – У спуска к болоту не искали...
– Не там ищем! Наверху, рядом со спуском в болото никто... не искал...
– Не искали! – утвердительно качнул перьями зонтика мишка. – Не успели еще. Не думаю, чтобы мои там жили. У моих мамы и папы нет ни крыльев, ни везделетов. Как им спускаться на болото и вылезать потом наверх?
– К болоту ходить им необязательно, но старая тропа может пригодиться, – Криккрак зарассуждал самостоятельно, и Лихоманку охватил давно позабытый озноб удачи. Ее внушение работало безотказно. – Да только внизу делать нечего, живьем съедят!
– Я не позабыл! Тропинка нехожена, незнамо кем проложена. А уж сорваться проще простого, камни старые. Конечно можно пипопытаться.
– Не будем мы слазить вниз! Поищем наверху, рядом со спуском... Там деревья в три обхвата с дуплами.
Идея закрепилась в сознании ребят и Лихоманка молчала. Мальчишка развивал вполне приличный вариант ночного поиска.
– Пойдем с Железякой без Микки. Микки оставим дома. Кто знает, как она поведет себя ночью?
– Нашел мне ночь! – Медвежонку не терпелось привести остроумный план друга в действие. – Астрономы говорят, настоящая ночь раз в три года бывает.
– Потому что два солнца. Будем искать в сумерках. Лучше видно.
– Твоя мать не любит летать в сумерки.
Обсуждать особенности полетов в сумерках не имело смысла. Криккрак предложил самое естественное продолжение дискуссии и с "самой большой пользой для здоровья" – в мире сновидений.
9
Трудно сказать, по какой причине друзьям не пришло в голову поставить в известность взрослых о смене режима своей поисковой работы. Лихоманка виновата или общий настрой колонистов на работу ночами. С первых же выходов все полюбили ночи-сумерки, предпочитая их заманчивую прохладу дневной духоте чащоб и пеклу полян.
Настоящая же ночь со звездами (в чем ребята были абсолютно правы) наступала лишь один раз в три года, когда оба светила уходили далеко за горизонт, уступая место бархатной черноте неба, расшитой таинственными жемчугами чужих созвездий. Не знали друзья другого: островная нечисть обожала настоящую ночь за волнующее очарование теней, превращающих неприглядное днем Мертвое болото в подобие старинного кладбища с просвечивающими призраками надгробий. Нечисть праздновала приход настоящей ночи, упиваясь волшебной красотой природы с чудесными превращениями и неограниченной свободой бытия.
Природа не сочла нужным снабдить Хет спутником. Колдовское сияние луны раз в три года заменял волшебный луч Голубой звезды. Ровно в полночь он касался черной воды озера Мертвой головы, знаменуя своим приходом начало Великого шабаша. Самый козлобокий представитель нечистой братии под его волшебным сиянием неузнаваемо преображался, и все время праздника выглядел блистающим принцем крови. Любая задрипанная мадам из кущей благородством линий тела могла затмить королеву красоты межгалактического конкурса мод. В бирюзовой магии света таяли горе и печаль, и не было в нем места черным делам или грязным помыслам. Одной из Волшебных ночей еще предстояло повернуть судьбу медвежонка и синеглазого Криккрака.
Едва желтое солнце укрылось за горизонтом, одетая в скафандры процессия направилась к обрыву, за которым начиналось Мертвое болото. Гермошлемы, к тому времени, разрешалось не одевать. Они, не стесняя движений, горбатились за плечами черными шарами на зацепах панцирей, отражая полировкой стекол лимонную нежность неба в бегущих тенях волшебного леса.
Железяка шел первым, стараясь не причинить ущерба реликтовым зарослям разнотравья, обходя кусты похожей на папортник жгучей парчолы (колонисты пока не знают этого древнего названия) и обеспечивая безопасность ночной вылазки круговым наблюдением за местностью с высоты двухметрового роста.
Запах робота напомнил Лихоманке своего из клана "непонятных". Однако молчаливый рыцарь уклонился от контакта с невесомым собеседником. Ни один мускул на гладком лице не дрогнул, когда разведчица Цунамы перелетела с плеча мальчика на стальную площадку у ниспадающих колец прически незнакомца.
После памятной тренировки по рукопашному бою с десятилетним Криккраком кибернетики укрепили шею и плечи Железяки воротником и эполетами из брони.
На новшество Лихоманка не обратила внимания, как впрочем и на более существенный момент ночной вылазки друзей, – пробирающуюся за процессией шимпанзе. Вопреки просьбе Криккрака, не отлучаться из спальни, зверек крался за ними, с неподражаемой ловкостью укрываясь за пышной растительностью острова. Знай обезьянка наперед, к какой роковой развязке приведет безобидное непослушание, она бы носа не показала из Хрустального.
– Готовы к бою, рыцари? – Тень Лихоманки промелькнула рядом со свинячьим носом Упыря и исчезла в гнилом дупле сухостоины у самого спуска к болоту. Подвижный наблюдательный пункт на железном плече перестал устраивать ведьму по причинам личной безопасности. В драке всякое бывает... – Человечинка идет! – Нервная дрожь родных утробных голосов прокатилась по корявому телу разведчицы волной забытого охотничьего азарта. – Тсс... – зашипела Лихоманка, заметив выбирающегося на звериную тропу Железяку. – Хватайте оборотня, и в кусты!
Место предстоящей расправы с мальчишкой просматривалось из дупла как нельзя лучше: процессия с "непонятным" во главе, бесплотные тени упыря и вурдалака, просторная прогалина перед спуском – все было, как на ладони.
Заросли остались позади. "Непонятный" остановился, осматривая расширяющийся уступом подход к спуску, оглянулся.… Две черные тени, выметнувшись из кустов, с хрустом гнилых костей сошлись лбами за непокрытой головой пришельца.
– Не то-о-от! – застонала Лихоманка, содрогаясь от провала тщательно проведенной военной операции. – Скоты! Мерзавцы! Кровососы вонючие! Это не че-ло-век!!! – Отчаянию болотной твари не было предела. – Хватайте заднего! Заднего, говорю!
Ни заднего, ни среднего, ни переднего подельщикам Лихоманки ухватить не довелось. Две стальные руки “человечинки” невероятным образом вывернулись назад и ухватили самих нападавших.
Раз! – Старт широкими местами к небу нечестивцы оценить не успели. Железные кулаки казалось, выросли на пути синих с выпученными глазами морд. – Два! – Неуловимым движением те же кулаки развернули свиные рыла бандитов строго на запад, отчего упырь и вурдалак, набирая ход, начали таять в сизой мути Мертвого болота. – Три!..
– Ззум-шшш!
Едва стих свистящий звук из железных пальцев "непонятного" и оборотня, успевшего сменить живую голову мальчишки на блестящий черный шар, как горячая волна буквально размазала Лихоманку о прогнившую стену дупла.
Ни выяснять, кого били по лицу в лукавом семействе за провал охоты у Мертвого болота, ни праздновать победу поисковая группа не стала. Воспользовавшись замешательством, нянь усадил обоих искателей приключений на плечи и скорым шагом вернулся в Хрустальный. Горькая истина войны не заставила ждать и проявила себя во всей своей неприглядной красе: на войне всегда есть потери, и нет победителей! Микки пропала! И пропала по их вине!
Взрослые не смогли понять, почему ребята ушли, не сказав ни слова дежурной смене или родителям Криккрака о ночном поиске. Все понимали, запрет вылазке не грозил, а подстраховка другими группами общему делу повредить не могла. И объяснить свой поступок у друзей не получилось. Кто в всерьез воспримет ссылку на наваждение? Врать да выкручиваться, себя не уважать! Сказали только:
– Сами не знаем.
И замолчали. Иван Григорьевич с прозорливостью ученого вычленил, правда, любопытный факт, невероятным образом связанный с происшествием. Место, где потерялась шимпанзе, на карте ребят значилось как "Лес пропавшей обезьяны". По какому наитию Криккрак дал название лесу за два дня до высадки экспедиции на Медвежий? Увы, мы не умеем выкапывать корни очевидного!
10
К чести астронавтов, они оказались думающими людьми, не превратив Хрустальный в тюрьму подрастающего поколения. Поиски ночью Криккраку и Медвежонку не запретили. Один из везделетов, кибернетики довели до совершенства, автоматика исключала грубую посадку, возвращая машину простым нажатием кнопки "Домой". Роботу отвели роль наземного сопровождения. После доработки, к великому неудовольствию мишки, нянька прибавила в скорости, выполняя при необходимости подлет, ориентируясь на сигналы радиомаяка везделета. Задачи следует решать в пользу детей!
Неделя обучения, напряженных тренировок и… самостоятельный вылет не состоялся. С борта "Пионера Вселенной" поступил сигнал тревоги. На Медвежий, со стороны моря, надвигался небывалой силы ураган. Его жало тупым клином нацелилось прямо в сверкающее сердце колонии – городок Хрустальный.
– Вот это, да! – пробормотал старший Когтев, разглядев на обзорном экране столы исполинского смерча набирающего высоту устрашающим форштевнем волны с расходящимися белопенными усами.
– Это опасно, отец? – Криккрак спросил спокойно, но густые синие вспышки выдали волнение мальчика с головой. – Глава семьи казалось, не услышал вопроса. Сухое лицо с торчащими по бокам усами выражало изумление.
– "Свиньей" идут Псы-рыцари на Невского, да и только! – Когтев свел пальцы и показал тупой клин строя.
– Нападение чистой воды! – Мама присоединилась к семейству настолько тихо, что медвежонок вздрогнул от неожиданности. – А барометры совершенно спокойны и не предсказывают бури.
– На счет "чистой" воды сомневаюсь, а барометрам пора бы подсуетиться. Ураган не шуточный! – Когтев обхватил узкие плечи жены фиолетовой от загара ручищей и прижал к себе. Мама забавно пискнула, вырываться, однако не стала.
Камера показала увеличенную картину натиска стихий. Головной смерч, лениво раскачиваясь, казалось, вот-вот затянет самого оператора съемки.
– А птицы, звери? А мои папа и мама? – медвежонок дрожал, и голос зверька трепетал на пределе.
– Не пищи и не трусись! Твои давно приспособились к фокусам родной природы. Они обязаны были приспособиться, чтобы выжить. А конструкция Хрустального выдержит. «За это честь моя порукой». – Геолог потрепал мишку за вставший дыбом хохолок. – Смотри за приборами. Подскажешь, ежели чего!
Что подразумевалось под "ежели чего", папа не уточнил. Мишка засопел и сделал попытку отвернуться от экрана, нижняя кромка которого высвечивала длинный ряд цифр. Когтев заметил маневр разнюнившегося до слез аборигена.
– Какая скорость у ветра? – Геолог подхватил медвежонка на руки, чтобы тому было лучше видно.
– Сто пятьдесят, – пискнул мишка слезой в горле.
– Сто пятьдесят чего? – брови геолога сошлись у переносицы, а голос приобрел наставническую жесткость.
– Метров в секунду. – Медвежонок вздохнул со всхлипом, но слеза в писклявом сопровождении не исчезла.
– Сколько километров в час? – поддержал отца Криккрак.
– Сам считай, если охота! – слеза пропала. Мишка начинал сердиться на допрос и запросился на пол. Нужная формула как назло выскочила из головы.
– Опять позабыл? – Криккрак без труда разгадал причины мишкиного недовольства. – Сто пятьдесят, умножь на четыре и отними число десятков.
– Шестьсот, отнять шестьдесят – получиться пятьсот сорок километров в час. – Медвежонок понял, что словчить не удалось, и смирился с условиями игры.
– Молодец! – похвалила мама. – А сейчас?
– Сто пятьдесят три, множу на четыре – получаю шестьсот двенадцать. Отнимаю шестьдесят один и две десятых. Получаю... тик-так… пятьсот... пятьдесят... и восемь десятых километра в час.
Мишка окончательно успокоился, отвечая уверенно и без дураков.
– Чудак ты, мишка! – полыхнул, синим светом Криккрак. – Прибавил бы к прежнему ответу двенадцать, а отнял те же один “запятая” два. Намного проще!
– Разрешите продолжить репортаж? – попытка медвежонка перехватить инициативу показалась забавной и вызвала улыбки. Он не спасовал. – Высота волны... высота больше тридцати метров и продолжает расти!..
– Вопрос к Криккраку! – геолог не хотел упустить возможность заодно проверить на слабину и сына. Мишкин репортаж на полных оборотах забуксовал перед авторитетом старшего. – Что означают цифры в нижнем левом углу, сынок?
– Силу удара волны на квадрат в один сантиметр препятствия.
– Почему для нас это важно?
– Можно рассчитать силу удара воды о Хрустальный. Не забыть высоту стен приравнять к высоте волны и прибавить башни.
– Не плохо. Почти как в мишкином репортаже. К силе удара прибавить башни и получить бочку соленых огурцов. – Геолог удовлетворенно огладил усы, искоса в прищур, посмотрев на сына. "Силища не по годам. Спокоен, что сфинкс".
– Все поняли меня, папа!
– Можешь предсказать результат?
– Нет! – засмеялся мальчик. – Дедушка Космос и бабушка Время меня давно не звали в гости. Забыли, наверное. Вырос. – оттенок грусти промелькнул густой синевой и тотчас растворился в смехе. – Страшно без подсказки, отец?
– Очччень! – захохотали родители одновременно.
Астронавты умеют смеяться в лицо смерти, и медвежонок посмотрел на развеселившихся друзей с опасливым подозрением.
– ВКЛЮЧАЮ ГЕРМЕТИЗАЦИЮ. ВЫХОД И ВЫЛЕТЫ ЗАПРЕЩАЮ! – Ураган на экране сменило добродушное лицо пилота дежурной смены.
"Нет, эти смеются не от страха". – Мишка незаметно перевел дух, чтобы не подумали, что он волнуется. Пилота с экрана он помнил по пуску зонда, что расчистил путь от астероидов: колючий взгляд, быстрые пухлые пальцы на клавиатуре пульта. Его ясновидящий друг молча стоял рядом в атмосфере недоверия и ждал результата. Сиреневые тени обиды бродили по клавишам...
– Ап... ап... ап... – слезливо сморщившись, лицо на экране неожиданно для зрителей приобрело беспомощное выражение и вдруг чихнуло навзрыд. – Апчхи! – Последовавшее затем шипение герметизации, воспринялось ответом автоматики на нестандартную команду. – Смейтесь, смейтесь! – подмигнул пилот, вытирая пот и слезы платком в красную полоску. Реакцию колонистов на свой непроизвольный чих дежурный отчетливо видел по системе обратной связи. – Смейтесь, сколько хотите, только запрета не нарушайте. Не волна – таран первобытной силы. Слабонервных прошу переместиться на нижние ярусы!
Совет дежурного повис в воздухе. В свое время дедушка Космос дал точную оценку экипажу Пионера Вселенной. События у берега стали различаться сквозь прозрачные стены Хрустального невооруженным глазом, и охотников пропустить схватку города со стихией не нашлось. Набежавшее с моря черное облако, укрыло светила плотной пеленой. Краски поблекли. Свинцовые волны шарахнулись от берега, обнажая дно, испещренное пятнами водорослей, и втянулись в столб грязной пены с изжелта-серыми полосами поднявшегося придонного грунта.
– Рррахшшш! – Преодолев остаток расстояния, многотонная масса с шипением обрушилась на башни Хрустального. – Бумрррахшшш!
– Тьфу, дьявол, – негромко выругался папа. – Строительные машины придется монтировать, чтобы откопаться.
В отсветах прожекторов, сквозь несусветную муть проступили, дымящиеся стога фиолетовых водорослей и не мерянные горы шевелящегося ила.
– Радуйся, Когтев! Нет нужды нырять за образцами! – засмеялся кто-то из астронавтов.
Геолог открыл, было, рот, парируя шутку, как на стеклянные башни города накатил очередной вал винегрета из морепродуктов:
– Рррахшшш!
– Вот тебе на! – опешил насмешник, когда остатки мути, пенясь и завиваясь воронками водоворотов, стекли через открывшиеся в стенах клюзы. – Сглазил! Образцы домой уплыли. Нырять тебе, Когтев, за ними до скончания века!
Очищенный двор между спицами-переходами сиял под лучами освещения зеленью травы с фиолетовыми потеками водорослей. А Цунама тем временем готовилась к новой атаке. Обескураженная неудачей первого натиска, царица откатилась назад и, набирая скорость, потребовала от брата-Вулкана немедленной поддержки.
Надоели горному исполину заумные шашни царственной сестренки хуже горькой редьки. А как родне откажешь? Всю жизнь потом упреками зашпыняет. Вздохнул Громила, поминая сестрицу не теми словами, прочистил горло облаками раскаленного дыма, запыхтел паровозной трубой и, заскрежетав каменными зубами, опрокинул на пришельцев огненное варево необъятного подземного чрева. Заструились к Хрустальному дымные реки. По крутым плечам исполина погребальными свечками вспыхнул лес. Задрожала земля от ужаса.
И заторопилась Цунама, подгоняемая страхом перед мальчишкой-оборотнем. В безумной жажде разрушения ей захотелось быть первой.
– Плоховато у ребят со штурманской подготовкой. – Выставив ладони клиньями, мама вначале свела их резким жестом и тотчас, растопырив изящные пальчики веером, бросила их вверх и в стороны. – Ой, что сейчас будет! Держись за воздух, ребята!
Багровый язык навис над городом. Подавая брату пример расторопности, Цунама нанесла упреждающий удар! Черная в кружевах серой пены мантия царицы ударила в стены, обтекла Хрустальный, взметнувшись к небу и... накрыла багровое от подземного пламени плечо брата. Огонь и вода встретились!!!
– Держись!
– А-аах! – грянул взрыв.
Конус Громилы раскололся у самого основания. Гора, казалось, сдвинулась с места. Пол под колонистами так и заходил ходуном. Вверху за облаками дыма снова раскатисто ухнуло. Мишка даже подумал, что это прокатилось над горами мощное эхо. Действительность оказалась куда круче. Привычный глазу конус Вулкана перестал существовать. Срезанная наискось шапка Громилы рухнула на Цунаму дождем многотонных глыб.
– Глядите, пушку разворотило!
– Салют Хрустальному!
– Учись, ребята! Высший класс тактики боя!
– Ты что-нибудь понял, сынок? – не обращая внимания на шутки товарищей, папа смотрел на мальчика строго, без тени усмешки. – У меня не проходит ощущение твоей причастности к происходящему.
– Нет, отец, – признался Криккрак, пожимая плечами, в знак полного не ведения причин разгулявшихся стихий. – Очень похоже на трагедию Кометы по картинкам дедушки Космоса.
– Без Кометы... – вставил медвежонок. Небрежный жест косматой руки в сторону экрана завершил мысль... – Война кончилась. Я и Кри летим искать моих!
Безбрежный океан сквозь рвань облаков лениво играл свинцовыми мускулами в молчаливом спокойствии вечности.
– После отбоя тревоги! И будьте внимательны, мои дорогие. У меня нет предчувствия опасности, но отец прав. Нечто неопределенное крутится вкруг нас на этом загадочном острове! – Крепкий кулачок с усилием пристукнул по изящной ладошке.
– Совсем, как бабушка Время по столешнице, – прошептал Криккрак, непроизвольно отдаваясь воспоминаниям “детства”.
Мама подумала, что мальчик хочет что-нибудь добавить к сказанному, но она не закончила своих доказательств и, предостерегая сына от несвоевременного вмешательства, погрозила тому пальцем.
– Умную сову похожую на ворону, исключая нас, никто не видел. Нападение теней, плюс пропажа Микки в лесу с названием-подсказкой. А только что, отказавшие перед бурей барометры, ураган и волна с признаками прицельного удара по колонии?
Скуластое лицо матери, во время этой, не свойственной летчице многословной тирады, оставалось спокойным. Однако необъяснимая грустная нотка в потемневших глазах кольнула вдруг мальчика в самое сердце неясным предчувствием скорой разлуки.
"Мы не успели вырасти, а детство ушло", – подумал Криккрак, невольно поддаваясь тревожному настроению и не зная, радоваться ему или печалиться по поводу этого неожиданного открытия. – Пойдем готовиться к полету! – произнес он вслух, обнимая косматого друга за плечи и увлекая того к ангару их везделета. – За отбоем тревоги задержки не будет. "Мы готовы к полету, мама! – добавил он снова про себя, боясь обернуться и выдать полыхающую чернотой синь расставания с еще близким и навсегда ушедшим прошлым. – Мы готовы к полету, отец! "
Обсуждения Волшебники