Цепеш неожиданно материализовался рядом.
- Идём смотреть город, - сообщил он, стреляя глазами в задремавшего у барной стойки хозяина. – За целый камушек я задарю вам самые отпадные места. Идёмте.
Сначала они прошлись по набережной, где Даг купил себе кулек жареных рачков,
которых местные жители вылавливали из реки и сразу же жарили в кипящем масле на небольших жаровнях. Потом свернули на небольшую улочку. Мальчишка подошел к увитой плющом стене, около которой находился какой-то механизм и схватился за ручку, пристроенную сбоку этого механизма.
- Можете мне помочь. Я один не осилю. Тяжё-олый – он смешно оттопырил губу.
За несколько минут они подняли на небольшую высоту несколько домов на одной платформе и в освободившемся пространстве открылись ступеньки, ведущие куда-то вниз. Все спустились в подземелье и, как в детской объёмной книжке из картона, вокруг поднялся, принимая вертикальное положение, целый квартал с торговыми рядами, фонарями на изящных ножках, домами с дверьми и колокольчиками над ними, с окнами, подоконники которых были уставлены цветочными горшками, резными воротами, ведущими, очевидно, во внутренние дворы домов. Айна тряхнула фонарный столб, опасаясь в глубине души, что он превратится у неё в руках в размякшую от влаги бумагу, потом повисла на нём. И тут же почувствовала на себе взгляды. Разные, но по большей части такие, которыми смотрят на собирающегося нашкодить ребёнка.
- Ай-ай-ай, - вздохнула дородная дама.
- И что? Получается? – ехидно спросил дедушка из какого-то окошка.
Айна устыдилась и поспешила догонять своих спутников, которые успели уйти далеко вперёд, очевидно, предчувствуя весь этот позор.
Вокруг кипела жизнь.
- Как здесь такое получается?
- Что получается? – не понял Цепеш.
Айна бросила выразительные взгляды туда и сюда.
- А кто ж знает. Как-то получается.
И с чего я взяла, что он мальчишка? Вполне взрослый мужчина, уж точно постарше её, вон уже собираются у складок губ морщины. Ростом он едва доставал ей до груди. Лицо бледное, а глаза за толстыми стёклами очков казались влажными и огромными. Вот только волосы были пышными, светло-коричневыми и похожими на пшеничное поле. Наверное, из-за маленького роста и этих волос я и приняла его за мальчишку, подумала Айна.
Цепеш поглядел на Айну через стёкла очков, а потом поверх них, словно желая удостовериться, поняла ли она его. С нажимом прибавил:
- Оно здесь всегда так. Как-то.
Айна с энтузиазмом покивала. Конечно, так стало гораздо понятнее.
- Местные архитекторы большие шутники, - говорил человечек, с потрясающей (мальчишеской!) резвостью семеня впереди, прыгая через лужи. – Не оставили после себя никаких планов. Только все эти шестерни. О, их здесь тысяча. Точнее, девятьсот восемьдесят семь ровно. Они пронумерованы, но вы никогда не найдёте все. Люди крутят ручки и что-то происходит. Иногда что-то полезное. Иногда нет. Двадцать четвёртая ручка, например, двигает по кругу горшок… ну, это мы его так называем. На самом деле это – Горшок! – Он выделил интонацией первую букву и выжидательно посмотрел на Айну. Мол, поняла, нет?
Она глубокомысленно кивнула.
- Большущая каменная ваза с землёй, - снизошёл до объяснений человечек. - Там растёт подорожник, немного щавеля, две или три ромашки, чахлые васильки, бобовый куст обыкновенный. Точнее, их там два, зовут, кстати, Баб и Буб. И куст дикой розы, на котором ещё ни разу не видели ни одного бутона. Периодически кто-то из Большой Башни проходит мимо, морщится и пишет указ выполоть весь этот огород. Посадить что-нибудь более стоящее, всё-таки иногда центр города… Кстати, я не говорил, что её, ну, то бишь эту двадцать четвёртую ручку, любят крутить туристы? На табличке ведь написано, что чтобы отплатить Городу за гостеприимство, нужно час крутить любую шестерёнку, ну вот они и крутят вот эту. Потому что это легко, рядом есть чего перекусить и им, видите ли, весело наблюдать, как горшок ездит вокруг, натыкаясь на стены и тех, кто не успел убраться с его непредсказуемой дороги. Аж в очередь выстраиваются ради этого.
Наши, конечно, просекли это дело и сделали горшок достопримечательностью. Торгуют вокруг него пирожками, сдобными булочками и сливовым вином за непомерные деньги. Периодически горшок куда-нибудь исчезает, а потом объявляется в другом месте. И всё начинается сначала.
Здесь вообще всё очень условно. Всё постоянно в движении, крутится себе так и сяк, и как хочет. Отправился ты, например, из дома в булочную, а твой дом от тебя – фьють! – и уехал. А всё почему? Потому, что крутит какой-нибудь чудак шестерню возле Цирюльни Семи Прядей, чтобы развернуть к себе передом мост, или просто так, от широты души. Тут же всё связано, там, внизу – он ткнул пальцем себе под ноги – миллионы таких вот колёсиков. Шевельнул одно – шевельнулось шестьсот других. Вот и вращается сам город. То он воротами на запад, то на западо-восток… архитекторов-то нет давно. Некому морду набить.
- Театр! – просияла Айна. Над головой снова было небо, а на ближайшем здании, прямо над воротами во двор, голубой краской была намалёвана маска.
- А что это? – Даг оторвался от кулька с жареными рачками. - Здесь подают кофе? Я подумал, что было бы неплохо ещё раз его попробовать.
Девушка улыбалась.
- О, да тебя ждёт ещё много открытий, сэр волк. Надо было меньше обходить стороной города. Здесь подают зрелища! Маэстро Цепеш. Мы посмотрим?
- Валяйте уж, - мужчина раздражённо поправил очки. Пальцы у него были бледные и походили на куриные, только со стриженными ногтями. – Как устанете от действия, найдите меня.
Она не знала, почему назвала его маэстро. Но Айне показалось, что это будет правильно.
- Они все страшные, большие, чадят, шумят и воняют, - вздёрнул нос Даг. – Эти твои города.
- Гости, - мужчина окинул их цепким взглядом единственного глаза. Второй закрывала белая повязка, беспрестанно сползающая с его скользкой от пота лысины. - Прошу… нет-нет, прошу сюда.
Он грациозным движением руки отворил калитку во внутренний двор. – Вы последние, так что я запираю.
Их подхватил под руки ловкий суетливый мальчишка с белыми волосами, что торчали во все стороны и напоминали совиные перья. Он был гол по пояс и одет в широкие шаровары с целым пучком обвязанных вокруг пояса шнурков разного цвета и размера.
- Ага, вот и вы. Сейчас подберём вам маски и пойдёте на сцену. Я буду звать вас – он окинул их взглядом лукавых раскосых глаз, сначала Айну, потом Дага - Уголёк и Гречишное Семечко. Вы можете звать меня Костюмником.
В шевелюре у него и впрямь запуталось несколько белых пёрышек и одно из них сейчас спланировало вниз.
- Мы не актёры, - пояснила Айна. - Мы зрители.
- Вы гости города, - смеясь, ответил мальчуган и сверкнул, должно быть, своими же выбитыми зубами. Они висели у него на шее на шнурке. А может и чужими, кто их разберёт,… но зубов у него во рту не хватало как раз, примерно, столько, сколько было на шее. – В нашем театре гости играют для хозяев.
- Но мы же не профессиональные актёры, и даже вообще никакие не актёры.
- Как это не актёры? Вы же живёте, верно? Проживаете свою жизнь, более или, может быть, менее интересно. Кто-то смотрит, как растёт во дворе бук, кто-то гоняется за птицами…. Но вы же проживаете её правдоподобно. Никто не тычет в вас пальцем и не орёт, мол, вон со сцены, верните нам деньги. И уж тем более не кидается гнилыми фруктами. – Он взял Айну за локоть. – Здесь все играют свои роли. И что плохого случится, если на ближайшие полчаса роль немного поменяется?
- Ничего, - очарованно ответила Айна.
- Быть может, смерть и несчастье запутаются в ваших многочисленных масках и пройдут стороной, - заговорщицким шёпотом прибавил он. – Пошлите выбирать вам роли, представление начинается. Большой Живот и Муравей уже на сцене.
Он повёл их вниз, в подвальное помещение, где там и сям в беспорядке вздымались облицованные мрамором колонны, несущие на себе вес двухэтажного дома, ноги сразу же утонули в грудах разноцветных тряпок, а голова погрузилась в облако сырости, которое сразу же напитало маслянистой влагой волосы.
- Сегодня у нас время Саги, – тараторил Костюмник, подбирая для них одежду. Айне досталась накидка, сшитая из пяти меховых лоскутов разного цвета, снабжённая капюшоном со смешными ушками. Следом волочился совершенно уродливый лысый хвост, сделанный из набитой чем-то змеиной шкуры. Даг невозмутимо примерял бутафорские доспехи из дерева и кожи с торчащими во все стороны шипами. К доспехам прилагался изогнутый деревянный клинок. - Саги о том, как из Луны из-за лунотрясения повылетали почти все гвозди и она готовится свалиться на город. То есть – вам на головы. У нас есть Астролог, который весь этот беспорядок предсказал, есть Вор, который готовит мешок, чтобы стащить Луну. Раз она так светит, то должна быть из драгоценного материала, верно? Есть, собственно, Луна… ну, да вы всех узнаете по костюмам. Ты, Уголёк, будешь Мышью, что каждую ночь забирается на самую высокую в городе трубу и откусывает от Луны кусок. Или же гоняется за звёздами... А ты, Гречишное Семечко, сыграешь триста семьдесят двух воинственных моряков, прибывших из Алоторха, великой морской державы. Да, всех сразу. Смотрите, как вам? По-моему, хорошо.
- А как же сюжет, реплики?.. – воскликнула Айна, чувствуя, как колышется от звука её голоса воздух. - Опишите нам сюжет!
Мальчишка заговорщически подмигнул.
- Нету никакого сюжета. Вернее, я его уже вам рассказал, а всё остальное – как получится. На самом деле, чем он проще, тем занимательнее иногда выходят истории. Иногда комедии, иногда – такие трагедии, что дамы натурально рыдают в жилетки своих кавалеров. Чтобы зрелище никогда не повторялось, достаточно ролей, которые я раздаю актёрам, каждый раз разных. Итак, говорите что взбредёт в голову, делайте что взбредёт в голову, словом – живите!
И он вытолкал их на сцену.
Сцена оказалась прямо во внутреннем дворике, а зрители смотрели с балкончиков и из окон, громоздились на крыше. В центре был обведён мелом круг, наподобие арены, в который, под доброжелательные взгляды зрителей, выскакивали или робко вступали актёры.
Стены домов изрисованы цветными мелками в виде черепичных крыш городка, с башнями, флигелями и часами. Синего, заштрихованного косыми штрихами, неба. Темно-синего моря, на котором был изображен устрашающего вида корабль с торчащими во все стороны мачтами и зубастым дельфином на носу. Над всем этим, на уровне второго этажа – пронзительно-белая луна, нарисованная вокруг одного из окон. В окне Айна увидела сначала смущённую, но очень яркую улыбку, а потом её обладательницу, даму средних лет с короткими светлыми кудряшками, облачённую в белое одеяние, с которого при каждом движении слетали блёстки.
«Наверное, это и есть Луна», подумала Айна и решила, что готова отдать этой актрисе сердце. Своё и, заодно, дагово, если одного окажется мало.
В стороне от мелового круга за столом под навесом остальные актёры беседовали и ждали своего выхода на сцену. Смеялись, обсуждали между собой реплики тех, кто развлекал сейчас людей, придумывали дальнейший сюжет, который за две минуты успевал поменяться раз пять или шесть. Положив на колени маски, у кого они, конечно же, были и подобрав рукава одеяний, перемещали в желудок различные закуски и выпивку. Мышку и Моряков приветствовали одобрительными возгласами. Дага снабдили едой и выпивкой, в виде двух непочатых бочонков, и отправили в окошко, расположенное над палубой нарисованного корабля.
- Театр - это потрясающе, - пришёптывая и картавя, рассказывал Айне дедушка-«Поэт» в шляпе-котелке с колокольчиками, лихо сдвинутой на затылок. На шее у него висела чёрно-белая полумаска, которую он прятал под жиденькой бородкой. - Я уже в который раз претворяюсь гостем города, хотя живу здесь настолько давно, что все эти годы можно запаковать в деревянные ящики и продавать, как яблоки. Кажется, тогда и город был меньше, не город даже, а – тьфу! – деревушка, плюнуть и растереть. Так вот, о чём это я… А! Главное, одеться попричудливее, сделать посложнее лицо и повосторженнее глаза. Ещё можно разевать рот, вроде как всему удивляешься. У вас, миледи, это хорошо выходит… Мне кажется, Привратник меня уже давно узнаёт, но всё равно отправляет в правую дверь. Даже подмигивает иногда, мерзавец… А Костюмнику наплевать, если брат пропустил, значит, всё нормально. А я давно знаю эту парочку. Они братья, хотя на свете не сыщешь двух более непохожих друг на друга людей…
Айна уже не слушала. Она смотрела в противоположный конец стола, на замотанную в цветастую шаль фигуру. Завитые рога, узоры на маске, вытянутый в ухмылке, неуклюже намалеванный рот. В прорезях для глаз ворочаются влажные тени.
- Кто это? Там, за тем концом стола?
- А, это Вор. Мы с ним уже договорились, в начале второго акта он попытается сбить луну камнем.
- Вы его знаете?
- Конечно же, нет, - старик смеётся, - второй раз в театр из актёров, пожалуй, не приходит никто. Это же такое сильное потрясение, многим и одного раза хватает выше головы. Хотя, бывают бродяжки, которые, чтобы забесплатно поесть и попить, готовы примерить любые маски и приходят к нам во второй, и в третий раз. Но играют они настолько скверно, что Привратник видит таких, когда они выворачивают из-за угла на дальнем конце улицы. Как бельмо на собственном глазу.
Смеётся, кашляя в кулак.
- Почему он не снимает маску? – Айна гнула своё.
- Может быть, стесняется. Кто его знает? Может, в его родной стране не принято есть при других людях. Если хочешь быть здоров, ешь один и в тесноте, знаете такую пословицу?..
Весь спектакль Айна не отрывала взгляда от Вора, так что Мышь вышла из неё весьма посредственная. Зато из Дага получилась отменная толпа морских разбойников, разношёрстная, галдящая, невозмутимо-бесстрашная и вечно таскающая за собой бочонок с вином.
После спектакля Вор, благополучно, кстати, утащивший Луну, выскочил на улицу. Когда Айна выскочила следом, даже камни, у которых, как известно, короткая память, а у городских камней ещё короче – это что же, каждую бредущую по утру к масляной лавке клушу запоминать? – уже забыли его следы. Зрители стали расходиться по домам. Хлопали ставни – жители готовились к ночи, и сразу же над крышами начинал клубиться дымок, пахнущий очагом. Где-то кричал разносчик молока.
- Мадам Мышка, верните платье! – орал за спиной выглядывающий из своей норы и косившийся на темнеющее небо Костюмник.
- Какой шустрый, – возмутилась Айна. – Даже в театре успел поиграть. Нет бы сидеть в тёмном углу и дрожать, пока мы его тут вовсю ищем. Так нет… Ну что ты опять куришь? Нам нужно его поймать.
- Пожалуй, - согласился Даг. Он уже успел скинуть «доспехи» – Ты так и не вспомнила, что мы должны у него отнять обратно?
Айна открыла было рот, чтобы ответить, что мол, нет, не вспомнила, но нужно сначала отобрать эту самую маску. Чтоб, значит, неповадно было, а дальше посмотрим. И тут же закрыла, потому что Даг вдруг поднялся на цыпочки, сделал пару неуверенных шагов, раздвинув руки. И застыл, вытянувшись, точно суслик, высматривающий хищника. Он тянулся и тянулся вверх. Айна опустила глаза и увидела, как истончаются под штанинами ноги, превращаясь в волчьи лапы. Даг уже раскачивается на уровне крыш, хватаясь за пролетающих ворон, чтобы не упасть, а вот его уже нет, и только тень некоторое время лежала под ногами, кося под тень от фонарного столба. Наконец, пропала и она.
Толпа, важно и лениво выползавшая под сумерки, куда-то исчезла. За спиной ахнули и робко попросили:
- Ну хоть вы, мадам, не исчезайте. Отдайте, пожалуйста, плащик. Мне ещё Кролика как-то завтра одевать.
Дага она нашла на Улице Многих Ног, рассматривающим демона в маске. Айна уже на подходе почувствовала досаду, ибо демон был нарисован на стене, там, где она его вчера оставила.
- Не догнал?
- Почему? Догнал. Вот он. Просто слился с твоими каляками.
Она попинала стену, задумчиво потёрла пальцем картинку, растирая мел на одном из рогов, ожидая, пока сознание вздумает, наконец, удивиться. Нет, ничего. Пустота. Неправильному театру оно удивлялось и то сильнее.
- Какое представление ты там устроил. Бу! И нету.
- Меня? – довольно равнодушно спросил Даг. Он грыз яблоко, откусывая мякоть с красного бока и пренебрегая жёлтым. Бывшего владельца яблока нигде не было видно. Если оно появилось у Дага, значит, у кого-то оно пропало, верно?..
- Мне показалось, что всех этих людей посдувало с улиц чуть ли не раньше его начала. Представления.
- А.
Даг смачно жевал, сок брызгал ему на подбородок.
- Я могу казаться не только человеком. Человеком просто легче, и гораздо приятнее. А это был ветер. Не очень-то приятно, когда тобой помыкают какие-то кусты, но зато он есть везде и всюду. На то и ветер. Иногда злой и явный, иногда едва слышный и лукавый. И без представления тут бы ничего не получилось, какой бы он ни был, он любит, когда на него обращают внимание.
Айна собралась было удивиться, но снова не смогла.
- Что нам теперь делать с этим? Может, просто смыть. Где здесь можно взять воду?
- Если хочешь больше никогда не увидеть то, что у тебя украли, то можешь одолжить в любом окне ведро воды.
- Как это – не увидеть?
- Ну, может быть, не услышать, - милостиво согласился Даг. – Откуда я знаю, каким органом чувств ты это ощущала…. Впрочем, как я понял, ты и сама не больно-то знаешь. Всё дело в том, что наверняка вместе с рисунком ты смоешь своё драгоценное нечто. Мы просто оставим всё как есть и пойдём гулять дальше.
- А если его кто-нибудь испортит? Или пойдёт дождь?
- Не волнуйся. Смотри, какие яркие цвета? Совсем не выцвели. Думаю, он где-то раздобыл мелки и обвел себя пару лишних раз.
- Хорошо. Что мне делать дальше?
- Не знаю. Найдём нашего проводника, пусть приведёт нас куда-нибудь ещё. А потом, может быть, будет дождь.
Цепеша нигде не было видно. Айна вспоминала, как приняла его сначала за мальчишку, и смущённо улыбалась себе под нос. И они искали его, неспешно шагая навстречу надвигающейся от городских ворот ночи, сворачивая то туда, то сюда. Так делают, когда не знают точно, где обронили то, что ищут.
- Где этот мальчишка? - буркнул Даг.
Цепеш появился внезапно и неизвестно откуда, и сразу же повел их на экскурсию. Они вошли в куполообразное здание.
Внутри всё дышало древностью, она сразу же пропитала волосы, оставила на гортани сухой отпечаток. Стены по самый потолок в надписях и рисунках. Над головой - круглый купол и, когда смотришь наверх, появлялось ощущение, что находишься внутри огромного яйца. В центре – бассейн с очень прозрачной водой, вокруг которого находилось несколько скамеек. В стене - круглое окошко, через которое внутрь проникали скудные лучи света, около которого располагалась огромная шестерня, наполовину утопленная в пол и проворачивающаяся там с надменным величием.
- Считается, что эта шестерёнка вращает время, - сказал Цепеш и многозначительно замолк.
Приглядевшись, Айна заметила невысокого смешного мужичка, который, повесив на плечи грандиозные усы и заломив набок пурпурную шапочку, вращал её, налегая на потёртую ручку. Красные парадные одеяния хрустели и шли складками, узор их менялся при каждом его движении. Мужчина был исполнен значительности, а стражам в красной форме, стоящим у входа с начищенными до блеска пиками, можно было вешать на грудь таблички – Сэр Важность Первый и Сэр Важность Второй. Вернее, просто «Сэр Важность» - каждому, потому как невозможно определить, кто из них важнее другого.
- Это общегородская повинность. Каждый, достигший совершеннолетия, мужчина с нетерпением ждёт, когда до него дойдёт очередь крутить время.
- А где можно посмотреть время? – Айна крутила головой, ожидая увидеть хоть какие-нибудь часы – с песком внутри, указывающие время тенью от солнца, часы, работающие от пара и пыхтящие, как ветряная мельница. Всё что угодно.
- Да вот же оно, - Цепеш нетерпеливо ткнул пальцем в круглое оконце. Там, в доме через улочку, за отдёрнутыми шторами, подслеповато щурясь, читал толстую книгу седовласый старик.
- Это не Время. Это такой бойкий старичок… Поэт, кажется. Мы его сегодня видели в театре.
- Каждый день, в Час Пуховой Послеобеденной Подушки, Старик Время читает Новости. Утром, ровно в Час Сонных, он варит себе кофе. В Час Нечаянных Слов, и не минутой позже, он идёт к Старому Опиму за булкой хлеба, всегда горячего и свежего. За четверть до Часа Строгих Правил прогуливается по Улице Потерянных Вещей до Улицы с Тремя Именами. За тридцать одну секунду до Часа Всех Змей он приходит сюда и разговаривает с чучелом тритона, вон тем, что на полке справа от окна…. И так далее, и так далее. Поэтому и время спектаклей никому не приходило в голову менять. Ничего не меняется уже не одно столетие. Наши летописцы давно не упоминают о нём в своих летописях, поскольку каждый малыш знает о Старике Времени. Расписание целиком вы можете почитать вон там, на стене, - с неожиданно сварливой интонацией закончил Цепеш и скрестил на груди руки.
- Это занятно, - подал голос Даг. – Я часто задумывался о том, что же такое время. Но ни разу не смог решить окончательно. Потому что всё это очень сложно. Кто знает, к чему бы привели меня мои мысли. Но теперь всё ясно.
Он приник к окошку, рассматривая старика.
- А мне – не ясно ничего, - Айна почему-то рассердилась на проводника за этот откровенный бред. - И поэтому вы тут крутите своё чёртово колесо?
- И днём и ночью. На самом деле никто доподлинно не знает, есть ли связь между Стариком Время и этой шестернёй, а его спросить мы, откровенно говоря, не решаемся.
- А что случится, если она остановится? – заинтересовался Даг.
- Этого никто не проверял, - серьёзно ответил проводник. - Все боятся.
Когда, зевая и шаркая по мозаике тротуара (стараясь наступать на зелёные камешки!), в город приходила ночь, жители выходили с лучинами чтобы зажечь свои фонарики. У каждой семьи был такой фонарь. Считалось, что если ночью он не горит, то солнце не будет светить для домочадцев. Они шли по такой освещенной улице. Даг иногда отращивал хвост и уши, или на какое-то мгновение менял голову на волчью. Его время подходило, но превращаться полностью ему было лень.
- На что ты всё время смотришь? – вдруг спросил он.
Айна от неожиданности остановилась.
- А?
Даг взял её за плечи и повернул лицом к себе.
- Ты здесь, но глаза твои далеко, как будто их унесли вороны. Там отражается что-то, чего здесь нет. Разыгрываются какие-то сценки. Как в театре, в котором мы играли днём. Пьесы.
Айна засмеялась.
- Как красиво говоришь. Это всё мой магазин. Я думаю, как я его обставлю, как развешу под потолком пучки цветов и расставлю на полках свои книги. Повешу вывеску, где будет Кот, Жующий Траву. С таким глупым-глупым выражением на морде…. Настолько нелепый логотип, что от клиентов не будет отбоя. Вот увидишь.
- Не увижу.
- Да, наверное, не увидишь, - Айна опустила глаза. - Не будешь же ты ловить мышей по подворотням, в то время как я буду стариться, толстеть и рожать детей. А не хочешь подработать продавцом за стойкой? Я буду продавать ещё и табак.
- Зайду в гости, когда ты будешь старой и толстой, и с пятнадцатью детьми. Обещай откладывать мне по щепотке табака в день.
- Обещаю… ой. Ты же не зайдёшь.
- Нет, конечно. Кто знает, на каком лоскуте земли я буду, когда о тебе вспомню. Подумаю – а хорошо бы к ней зайти. И снова забуду.
- Да. Ну ладно. А мне здесь нравится! Посмотри на эти мосты. На фонарики. И реку. Правда кажется, что она светится изнутри? И вообще – всё! Кажется, что мы живём на морском дне. У меня здесь будет любимое дело.
«Дело» произнесла Айна в потолок, очнувшись под пуховым одеялом в облаке волос на подушке. Вот тебе и ночная прогулка. А как там всё-таки было хорошо, бродить, заглядывать в окна, где, как звёзды, зажигались масляные лампы, нюхать посвежевший воздух.
Пожалуй, в Хлои я хотела бы жить, подумала она, и прислушалась, как звучит эта фраза. Покатала на языке каждое слово. Получается, что их с Дагом совместное путешествие подошло к концу. Пара десятков дней, узелок, в который завязались две нитки, завязались, чтобы разойтись потом вновь, каждая по своим делам. Кто-то будет змейкой тянуться навстречу сквозняку к окну, кто-то в тень под тёплое кресло.
Подумав об этом, Айна почему-то рассердилась на себя, на весь мир разом и на своего компаньона в частности. Ну какая, в конце концов, от него польза? Без конца курит, даже, кажется, кое-какие полезные травки. Листья смородины пропали. Не ахти какая ценность, но чай из них выходил отменный. Гоняет в высокой траве полевых демонов, а потом самозабвенно храпит, пока они дёргают из хвоста лошади волоски и потрошат её любимое пуховое одеяло. Воняет псиной и привлекает любопытных ворон …. Вот же ж угораздило связаться….
Всё, отпустило. Зато он приносил ей в постель хлеб с ветчиной.
Вторая кровать пустовала. Даг отправился на обычную ночную охоту, бросив поверх одеяла куртку. Должно быть, за мышами. А может, за большим и похожим на сардельку рыжим котом хозяина гостиницы.
Истории, вроде той, в которую угораздило ей вляпаться, не кончаются так быстро. Будь она начинающей сказочницей, как Нора, она бы написала много-много сказок об их приключениях. Но сейчас, пожалуй, другое дело. Сейчас вокруг жизнь, суровая и страшная тётка, тянет зябким сквозняком из-под ставень. Пахнет застарелой грязью из-под кровати. В ней нужно уметь найти свою норку, как можно уютнее и теплее всех, что попадались тебе до этого. И собственный магазин, подумать только, целый дом с обжитым вторым этажом! – её норка, такая, о которой она не могла и мечтать прошлой осенью, когда мир вокруг качался на сонных волнах при полном штиле, а штормом даже и не пахло.
Да. Она останется среди этих смешных разноцветных фонариков до конца жизни. И демоны с ним, с похищенным неизвестно чем, всё равно оно останется под боком, на одной из стен Улицы Многих Ног. А если понадобится, она перерисует его поближе.
Завтра же утром она пойдёт к продавцу кошек и отдаст ему свою лошадь. Вместе с телегой, если он пожелает.
Успокоенная, Айна повернулась на другой бок и долго ворочалась в ожидании сна.
Гораздо позже вернулся Даг.
- Дождь идёт. – Он всегда чувствовал, когда она спит, а когда нет. Впрочем, иногда, когда ему было скучно, под этим предлогом и будил. Мол, у тебя веко дёрнулось, я думал, ты не спишь. Но раз всё равно разбудил, давай поговорим…
Айна села на кровати, прижимая к груди одеяло.
- Не бойся, твою картинку не смыло. Её кто-то загородил фаянсовой ванной и набросал сверху всякого мусора. А с самого верху положил какого-то пьяного бродягу.
- Сколько времени?
Даг принялся выжимать на пол рукава рубашки.
- Еще темно. Попытайся лучше заснуть.
- Не могу. Пойдём гулять.
- К толстяку в кошачьем магазине? По-моему, ещё слишком рано.
Айна даже не стала удивляться, как он точно угадал её обкатанные бессонницей, словно голышки, мысли. Наверное, слишком громко стучали у неё в голове…
- Нет. Ты помнишь место, где мы были вчера вечером?
- Решила уточнить Время у него самого? – Даг самодовольно приглаживал торчащие волосы и при взгляде на него во рту становилось приторно. Видно, повезло поймать на чердаке голубя. – Отличная идея. А вдруг оно называется совсем не так, как мы привыкли его называть? Уверен, никто из этих сухарей до этого не додумался.
Айна баюкала внутри себя проснувшуюся мигрень. Она вдруг очень чётко услышала стук дождевых капель. Скоро здесь будет море и всё вокруг будет сине-зелёным, а в волосах поселятся стаи крошечных рыбок…
- Дедушку беспокоить не будем, у него же график. Отвернись, я оденусь… Может быть, немного попугаем индюков в красном.
- Как скажешь, - Даг пробирался к куртке. – Во всяком случае, это гораздо интереснее, чем спать.
Стражи умиротворенно храпели, склонив на плечи головы и побросав пики. Третий, адепт красной панамки, самозабвенно наматывал на зубчики минуты и секунды – а попробуй-ка тут не поработай, ежели хочешь встретить завтра - и мурлыкал под нос какую-то задорную песенку. В этот раз совсем молодой парнишка, красная роба была ему велика и сползала с плеч, обнажая тонкие ключицы.
Они стояли вдвоём на деревянном ящике и смотрели внутрь помещения, приникнув к круглому окошку. Айна набросила капюшон. Дага, похоже, затекающая за шиворот вода не беспокоила. За спиной теплился свет – старик Время против ожиданий не спал, а листал книжку, запивая жидкими чёрными зёрнами из кружки. Айна пихнула товарища локтем.
- Представь, если бы оказалось, что Время неграмотен. Это же ужас!
- Где ужас?
- А, я и забыла, с кем шатаюсь по миру. Если бы Время не умел читать и считать хотя бы до десяти.
- А.
Он вновь повернулся к работающему пареньку.
- Ты хочешь её остановить?
- Вроде того, - сказала Айна, пьянея от крутящихся в голове мыслей. Я покажу тебе, как только проберёмся внутрь. У меня этот городишко, видишь ли, кое-что свистнул.
- Мне показалось, ты не поверила, когда Цепеш рассказывал про время. У тебя было такое лицо…
Он показал.
- Неправда! – Ужаснулась девушка. – Такое лицо у меня не может быть ни при каких обстоятельствах. Убери его немедленно… вот так. Я до сих пор не верю.
Даг кивнул, словно такого ответа и ждал. Сказал.
- Я могу их просто съесть.
- Всех троих? – ужаснулась Айна.
- Всех троих будет сложно. Двоих, а одному отгрызть голову. Мне не нравятся их пуговицы. Я их все не переварю.
- Обойдёмся без отгрызенных голов, хорошо?
- Как скажешь. Тогда можешь напускать туда какого-нибудь сонного дыма.
- Очень сыро. И до рассвета у нас совсем мало времени. И дверь наверняка заперта изнутри. Всё против меня, - она надула губы, злясь на дождь, на Дага, который, видите ли, не переваривает пуговицы.
- А знаешь что? - в глазах, где до этого был только густо замешанный дождь, вдруг сверкнул живой огонёк.
- Давай лучше я тебе расскажу, как я научилась рисовать такие странные картинки мелом.
Некоторое время спустя, на пузатом боку круглого строения, макаемого в грязную сырость переулка, как пряник в варенье, рядом с одной дверью появилась другая. Небрежно нарисованная мелом.
- Представь, что это самое нелепое, что ты делал в своей жизни – входить куда-то через нарисованную дверь, - говорила Айна, приблизив губы к самому уху Дага. - И входи.
Она потянула за нарисованную ручку, увлекая за собой часть стены.
- Если ты считаешь, что нарисованная дверь должна открываться со скрипом, то заблуждаешься, - насмешливо и очень-очень серьёзно зашептали у другого уха, когда Даг нагнулся, чтобы ступить внутрь.
Парнишка подавился песенкой, но ручку крутить не перестал. Наоборот, налёг ещё сильнее, словно таким образом надеялся уехать верхом на механизме подальше от странных гостей.
- Никому не положено видеть мои Чудеса! – сердито воскликнул голосок где-то за спиной Дага. Слишком тонкий, чтобы принадлежать взрослой женщине. Кто-то – Айна? - для внушительности топнул ногой, и парнишка, закатив глаза, кулем свалился на пол. Бравые стражники, которые сначала, спотыкаясь друг об друга, с полными ужаса глазами бросились отпирать настоящую дверь, последовали его примеру.
- Вот так каждый раз, - Айна надула губы. – Хочешь показать кому-нибудь, как скачет по стенке нарисованная тобой лошадь, а тут – не положено. Не положено, и всё тут. Обидно до ужаса.
- А что с ними?
- Ничегошеньки. Просто спят, к утру даже не вспомнят о нас. Хотя, у них, наверняка, будет целый ворох других проблем. Как бы не повесили бедняг.
- Знаешь, мне на секунду показалось, что ты куда-то исчезла.
- Правильно, исчезла. Это была Айна-Из-Детства, которая умела рисовать все эти картинки. Я же тебе рассказывала.
- Что рассказывала?
- Про своё детство. Ты… - она запнулась, полными безнадёжности глазами поглядела на Дага. - Ты и правда не помнишь?
- Ты собиралась рассказать. А потом… - он наморщил лоб, вспоминая, что было перед тем, как рука с мелком заскользила по влажной стене. Дверь, кстати, уже закрылась и полностью слилась со стеной.
- Ну вот, видишь? – сказала Айна и повторила: - Так всегда. Поэтому родители мне не верили. Чудеса.
- Чудеса, - подтвердил Даг, как будто эти «чудеса» уже в порядке вещей. Заметил для себя: - Она пахла мёдом и мятой, Та, что рисовала дверь. Очень приятно… Я почему-то не бухнулся смотреть сны, как вон те вон.
- Тебя она как-то потерпела, но это исключение. Просто, наверное, не было выхода…. Слушай, я никогда не встречала таких, как ты. Я сама еле на ногах держусь от страха, а он… а он... – Айна махнула рукой, не в силах выразить всё это словами. - Что там дедушка?
Даг посмотрел в окошко.
- Задул свечку и, должно быть, пошёл спать.
Айна закрыла глаза, прислушиваясь к чему-то внутри себя.
- Ага. Теперь скажи мне, что хотя бы часть этой легенды о шестерёнке времени – правда. Как можешь. А ты можешь, по всякому, я знаю… Мне очень нужно в это поверить.
- А рожи корчить?
- Будь добр. С самым страшным лицом, самым страшным голосом, закатывая глаза и заламывая руки. Хотя, пожалуй, не переигрывай. А то не поверю.
Даг сказал. Потом прибавил:
- У меня был приятель в устье реки До-Хох-Ай, на востоке, там, где она устаёт метаться эхом среди похожих на торчащие из земли огрызки костей кусков скал и, вдруг, начинает спокойно течь. Точнее, я его привык так называть - приятель. Он меня, возможно, называл как-то по другому. Или вообще никак не называл, просто предпочитал не замечать. А я прибегал, умещал свой хвост под огрызок скалы, чтобы не намок, и подолгу смотрел, как он наполняет мои следы мутной водой. Никто не знал его имени и он был сам по себе – шуршащий в камышах своим гибким хвостом и гоняющий тучи комаров, смотрящий из прореженной венами ручейков земли глазными яблоками, похожими на бутоны болотных лилий. Когда он выдыхал, вокруг становилось зелено от кузнечиков, которые потом разбредались по окрестным полям.
Я слышал легенды о нём от местных жителей. Их слагали женщины, отправляющиеся за водой к реке и замечающие, иногда, как из-под воды на них смотрит и ворочается в своей глазной чаше огромное буркало. Рассказывались они редко и с постной миной, потому что легенды были так себе, ну что это за чудовище, действительно – девок не ворует, на амбары набеги не совершает. Срамота, а не чудище. А те же девки наверняка видели никакой не глаз, а бутон болотной лилии…
И слышал от своего приятеля легенды о нелепых существах на двух конечностях, тонких, как ивовые прутики, которые иногда приходили к нему с бадьями и уносили по каплям реки. Он считал, что они ему снятся и очень потешался - мол, представь, если бы такие уродцы на самом деле существовали на земле, ходили вокруг, втыкая в землю свои тонкие ноги.
Вот и всё.
Он загадочно замолк, полоща в бассейне ладони. Айна рассмеялась, баюкая в горле комок дрожи и страха.
- Спасибо. Одна из твоих непонятных телег была мне сейчас необходима. Теперь я могу с лёгким сердцем ставить опыты над временем.
Она взялась за ручку, посмотрела на спутника огромными глазами, полными страха и тёмно-зелёной морской воды. И начала вращать её – в обратную сторону.
(С) Дмитрий Ахметшин.
- Идём смотреть город, - сообщил он, стреляя глазами в задремавшего у барной стойки хозяина. – За целый камушек я задарю вам самые отпадные места. Идёмте.
Сначала они прошлись по набережной, где Даг купил себе кулек жареных рачков,
которых местные жители вылавливали из реки и сразу же жарили в кипящем масле на небольших жаровнях. Потом свернули на небольшую улочку. Мальчишка подошел к увитой плющом стене, около которой находился какой-то механизм и схватился за ручку, пристроенную сбоку этого механизма.
- Можете мне помочь. Я один не осилю. Тяжё-олый – он смешно оттопырил губу.
За несколько минут они подняли на небольшую высоту несколько домов на одной платформе и в освободившемся пространстве открылись ступеньки, ведущие куда-то вниз. Все спустились в подземелье и, как в детской объёмной книжке из картона, вокруг поднялся, принимая вертикальное положение, целый квартал с торговыми рядами, фонарями на изящных ножках, домами с дверьми и колокольчиками над ними, с окнами, подоконники которых были уставлены цветочными горшками, резными воротами, ведущими, очевидно, во внутренние дворы домов. Айна тряхнула фонарный столб, опасаясь в глубине души, что он превратится у неё в руках в размякшую от влаги бумагу, потом повисла на нём. И тут же почувствовала на себе взгляды. Разные, но по большей части такие, которыми смотрят на собирающегося нашкодить ребёнка.
- Ай-ай-ай, - вздохнула дородная дама.
- И что? Получается? – ехидно спросил дедушка из какого-то окошка.
Айна устыдилась и поспешила догонять своих спутников, которые успели уйти далеко вперёд, очевидно, предчувствуя весь этот позор.
Вокруг кипела жизнь.
- Как здесь такое получается?
- Что получается? – не понял Цепеш.
Айна бросила выразительные взгляды туда и сюда.
- А кто ж знает. Как-то получается.
И с чего я взяла, что он мальчишка? Вполне взрослый мужчина, уж точно постарше её, вон уже собираются у складок губ морщины. Ростом он едва доставал ей до груди. Лицо бледное, а глаза за толстыми стёклами очков казались влажными и огромными. Вот только волосы были пышными, светло-коричневыми и похожими на пшеничное поле. Наверное, из-за маленького роста и этих волос я и приняла его за мальчишку, подумала Айна.
Цепеш поглядел на Айну через стёкла очков, а потом поверх них, словно желая удостовериться, поняла ли она его. С нажимом прибавил:
- Оно здесь всегда так. Как-то.
Айна с энтузиазмом покивала. Конечно, так стало гораздо понятнее.
- Местные архитекторы большие шутники, - говорил человечек, с потрясающей (мальчишеской!) резвостью семеня впереди, прыгая через лужи. – Не оставили после себя никаких планов. Только все эти шестерни. О, их здесь тысяча. Точнее, девятьсот восемьдесят семь ровно. Они пронумерованы, но вы никогда не найдёте все. Люди крутят ручки и что-то происходит. Иногда что-то полезное. Иногда нет. Двадцать четвёртая ручка, например, двигает по кругу горшок… ну, это мы его так называем. На самом деле это – Горшок! – Он выделил интонацией первую букву и выжидательно посмотрел на Айну. Мол, поняла, нет?
Она глубокомысленно кивнула.
- Большущая каменная ваза с землёй, - снизошёл до объяснений человечек. - Там растёт подорожник, немного щавеля, две или три ромашки, чахлые васильки, бобовый куст обыкновенный. Точнее, их там два, зовут, кстати, Баб и Буб. И куст дикой розы, на котором ещё ни разу не видели ни одного бутона. Периодически кто-то из Большой Башни проходит мимо, морщится и пишет указ выполоть весь этот огород. Посадить что-нибудь более стоящее, всё-таки иногда центр города… Кстати, я не говорил, что её, ну, то бишь эту двадцать четвёртую ручку, любят крутить туристы? На табличке ведь написано, что чтобы отплатить Городу за гостеприимство, нужно час крутить любую шестерёнку, ну вот они и крутят вот эту. Потому что это легко, рядом есть чего перекусить и им, видите ли, весело наблюдать, как горшок ездит вокруг, натыкаясь на стены и тех, кто не успел убраться с его непредсказуемой дороги. Аж в очередь выстраиваются ради этого.
Наши, конечно, просекли это дело и сделали горшок достопримечательностью. Торгуют вокруг него пирожками, сдобными булочками и сливовым вином за непомерные деньги. Периодически горшок куда-нибудь исчезает, а потом объявляется в другом месте. И всё начинается сначала.
Здесь вообще всё очень условно. Всё постоянно в движении, крутится себе так и сяк, и как хочет. Отправился ты, например, из дома в булочную, а твой дом от тебя – фьють! – и уехал. А всё почему? Потому, что крутит какой-нибудь чудак шестерню возле Цирюльни Семи Прядей, чтобы развернуть к себе передом мост, или просто так, от широты души. Тут же всё связано, там, внизу – он ткнул пальцем себе под ноги – миллионы таких вот колёсиков. Шевельнул одно – шевельнулось шестьсот других. Вот и вращается сам город. То он воротами на запад, то на западо-восток… архитекторов-то нет давно. Некому морду набить.
- Театр! – просияла Айна. Над головой снова было небо, а на ближайшем здании, прямо над воротами во двор, голубой краской была намалёвана маска.
- А что это? – Даг оторвался от кулька с жареными рачками. - Здесь подают кофе? Я подумал, что было бы неплохо ещё раз его попробовать.
Девушка улыбалась.
- О, да тебя ждёт ещё много открытий, сэр волк. Надо было меньше обходить стороной города. Здесь подают зрелища! Маэстро Цепеш. Мы посмотрим?
- Валяйте уж, - мужчина раздражённо поправил очки. Пальцы у него были бледные и походили на куриные, только со стриженными ногтями. – Как устанете от действия, найдите меня.
Она не знала, почему назвала его маэстро. Но Айне показалось, что это будет правильно.
- Они все страшные, большие, чадят, шумят и воняют, - вздёрнул нос Даг. – Эти твои города.
- Гости, - мужчина окинул их цепким взглядом единственного глаза. Второй закрывала белая повязка, беспрестанно сползающая с его скользкой от пота лысины. - Прошу… нет-нет, прошу сюда.
Он грациозным движением руки отворил калитку во внутренний двор. – Вы последние, так что я запираю.
Их подхватил под руки ловкий суетливый мальчишка с белыми волосами, что торчали во все стороны и напоминали совиные перья. Он был гол по пояс и одет в широкие шаровары с целым пучком обвязанных вокруг пояса шнурков разного цвета и размера.
- Ага, вот и вы. Сейчас подберём вам маски и пойдёте на сцену. Я буду звать вас – он окинул их взглядом лукавых раскосых глаз, сначала Айну, потом Дага - Уголёк и Гречишное Семечко. Вы можете звать меня Костюмником.
В шевелюре у него и впрямь запуталось несколько белых пёрышек и одно из них сейчас спланировало вниз.
- Мы не актёры, - пояснила Айна. - Мы зрители.
- Вы гости города, - смеясь, ответил мальчуган и сверкнул, должно быть, своими же выбитыми зубами. Они висели у него на шее на шнурке. А может и чужими, кто их разберёт,… но зубов у него во рту не хватало как раз, примерно, столько, сколько было на шее. – В нашем театре гости играют для хозяев.
- Но мы же не профессиональные актёры, и даже вообще никакие не актёры.
- Как это не актёры? Вы же живёте, верно? Проживаете свою жизнь, более или, может быть, менее интересно. Кто-то смотрит, как растёт во дворе бук, кто-то гоняется за птицами…. Но вы же проживаете её правдоподобно. Никто не тычет в вас пальцем и не орёт, мол, вон со сцены, верните нам деньги. И уж тем более не кидается гнилыми фруктами. – Он взял Айну за локоть. – Здесь все играют свои роли. И что плохого случится, если на ближайшие полчаса роль немного поменяется?
- Ничего, - очарованно ответила Айна.
- Быть может, смерть и несчастье запутаются в ваших многочисленных масках и пройдут стороной, - заговорщицким шёпотом прибавил он. – Пошлите выбирать вам роли, представление начинается. Большой Живот и Муравей уже на сцене.
Он повёл их вниз, в подвальное помещение, где там и сям в беспорядке вздымались облицованные мрамором колонны, несущие на себе вес двухэтажного дома, ноги сразу же утонули в грудах разноцветных тряпок, а голова погрузилась в облако сырости, которое сразу же напитало маслянистой влагой волосы.
- Сегодня у нас время Саги, – тараторил Костюмник, подбирая для них одежду. Айне досталась накидка, сшитая из пяти меховых лоскутов разного цвета, снабжённая капюшоном со смешными ушками. Следом волочился совершенно уродливый лысый хвост, сделанный из набитой чем-то змеиной шкуры. Даг невозмутимо примерял бутафорские доспехи из дерева и кожи с торчащими во все стороны шипами. К доспехам прилагался изогнутый деревянный клинок. - Саги о том, как из Луны из-за лунотрясения повылетали почти все гвозди и она готовится свалиться на город. То есть – вам на головы. У нас есть Астролог, который весь этот беспорядок предсказал, есть Вор, который готовит мешок, чтобы стащить Луну. Раз она так светит, то должна быть из драгоценного материала, верно? Есть, собственно, Луна… ну, да вы всех узнаете по костюмам. Ты, Уголёк, будешь Мышью, что каждую ночь забирается на самую высокую в городе трубу и откусывает от Луны кусок. Или же гоняется за звёздами... А ты, Гречишное Семечко, сыграешь триста семьдесят двух воинственных моряков, прибывших из Алоторха, великой морской державы. Да, всех сразу. Смотрите, как вам? По-моему, хорошо.
- А как же сюжет, реплики?.. – воскликнула Айна, чувствуя, как колышется от звука её голоса воздух. - Опишите нам сюжет!
Мальчишка заговорщически подмигнул.
- Нету никакого сюжета. Вернее, я его уже вам рассказал, а всё остальное – как получится. На самом деле, чем он проще, тем занимательнее иногда выходят истории. Иногда комедии, иногда – такие трагедии, что дамы натурально рыдают в жилетки своих кавалеров. Чтобы зрелище никогда не повторялось, достаточно ролей, которые я раздаю актёрам, каждый раз разных. Итак, говорите что взбредёт в голову, делайте что взбредёт в голову, словом – живите!
И он вытолкал их на сцену.
Сцена оказалась прямо во внутреннем дворике, а зрители смотрели с балкончиков и из окон, громоздились на крыше. В центре был обведён мелом круг, наподобие арены, в который, под доброжелательные взгляды зрителей, выскакивали или робко вступали актёры.
Стены домов изрисованы цветными мелками в виде черепичных крыш городка, с башнями, флигелями и часами. Синего, заштрихованного косыми штрихами, неба. Темно-синего моря, на котором был изображен устрашающего вида корабль с торчащими во все стороны мачтами и зубастым дельфином на носу. Над всем этим, на уровне второго этажа – пронзительно-белая луна, нарисованная вокруг одного из окон. В окне Айна увидела сначала смущённую, но очень яркую улыбку, а потом её обладательницу, даму средних лет с короткими светлыми кудряшками, облачённую в белое одеяние, с которого при каждом движении слетали блёстки.
«Наверное, это и есть Луна», подумала Айна и решила, что готова отдать этой актрисе сердце. Своё и, заодно, дагово, если одного окажется мало.
В стороне от мелового круга за столом под навесом остальные актёры беседовали и ждали своего выхода на сцену. Смеялись, обсуждали между собой реплики тех, кто развлекал сейчас людей, придумывали дальнейший сюжет, который за две минуты успевал поменяться раз пять или шесть. Положив на колени маски, у кого они, конечно же, были и подобрав рукава одеяний, перемещали в желудок различные закуски и выпивку. Мышку и Моряков приветствовали одобрительными возгласами. Дага снабдили едой и выпивкой, в виде двух непочатых бочонков, и отправили в окошко, расположенное над палубой нарисованного корабля.
- Театр - это потрясающе, - пришёптывая и картавя, рассказывал Айне дедушка-«Поэт» в шляпе-котелке с колокольчиками, лихо сдвинутой на затылок. На шее у него висела чёрно-белая полумаска, которую он прятал под жиденькой бородкой. - Я уже в который раз претворяюсь гостем города, хотя живу здесь настолько давно, что все эти годы можно запаковать в деревянные ящики и продавать, как яблоки. Кажется, тогда и город был меньше, не город даже, а – тьфу! – деревушка, плюнуть и растереть. Так вот, о чём это я… А! Главное, одеться попричудливее, сделать посложнее лицо и повосторженнее глаза. Ещё можно разевать рот, вроде как всему удивляешься. У вас, миледи, это хорошо выходит… Мне кажется, Привратник меня уже давно узнаёт, но всё равно отправляет в правую дверь. Даже подмигивает иногда, мерзавец… А Костюмнику наплевать, если брат пропустил, значит, всё нормально. А я давно знаю эту парочку. Они братья, хотя на свете не сыщешь двух более непохожих друг на друга людей…
Айна уже не слушала. Она смотрела в противоположный конец стола, на замотанную в цветастую шаль фигуру. Завитые рога, узоры на маске, вытянутый в ухмылке, неуклюже намалеванный рот. В прорезях для глаз ворочаются влажные тени.
- Кто это? Там, за тем концом стола?
- А, это Вор. Мы с ним уже договорились, в начале второго акта он попытается сбить луну камнем.
- Вы его знаете?
- Конечно же, нет, - старик смеётся, - второй раз в театр из актёров, пожалуй, не приходит никто. Это же такое сильное потрясение, многим и одного раза хватает выше головы. Хотя, бывают бродяжки, которые, чтобы забесплатно поесть и попить, готовы примерить любые маски и приходят к нам во второй, и в третий раз. Но играют они настолько скверно, что Привратник видит таких, когда они выворачивают из-за угла на дальнем конце улицы. Как бельмо на собственном глазу.
Смеётся, кашляя в кулак.
- Почему он не снимает маску? – Айна гнула своё.
- Может быть, стесняется. Кто его знает? Может, в его родной стране не принято есть при других людях. Если хочешь быть здоров, ешь один и в тесноте, знаете такую пословицу?..
Весь спектакль Айна не отрывала взгляда от Вора, так что Мышь вышла из неё весьма посредственная. Зато из Дага получилась отменная толпа морских разбойников, разношёрстная, галдящая, невозмутимо-бесстрашная и вечно таскающая за собой бочонок с вином.
После спектакля Вор, благополучно, кстати, утащивший Луну, выскочил на улицу. Когда Айна выскочила следом, даже камни, у которых, как известно, короткая память, а у городских камней ещё короче – это что же, каждую бредущую по утру к масляной лавке клушу запоминать? – уже забыли его следы. Зрители стали расходиться по домам. Хлопали ставни – жители готовились к ночи, и сразу же над крышами начинал клубиться дымок, пахнущий очагом. Где-то кричал разносчик молока.
- Мадам Мышка, верните платье! – орал за спиной выглядывающий из своей норы и косившийся на темнеющее небо Костюмник.
- Какой шустрый, – возмутилась Айна. – Даже в театре успел поиграть. Нет бы сидеть в тёмном углу и дрожать, пока мы его тут вовсю ищем. Так нет… Ну что ты опять куришь? Нам нужно его поймать.
- Пожалуй, - согласился Даг. Он уже успел скинуть «доспехи» – Ты так и не вспомнила, что мы должны у него отнять обратно?
Айна открыла было рот, чтобы ответить, что мол, нет, не вспомнила, но нужно сначала отобрать эту самую маску. Чтоб, значит, неповадно было, а дальше посмотрим. И тут же закрыла, потому что Даг вдруг поднялся на цыпочки, сделал пару неуверенных шагов, раздвинув руки. И застыл, вытянувшись, точно суслик, высматривающий хищника. Он тянулся и тянулся вверх. Айна опустила глаза и увидела, как истончаются под штанинами ноги, превращаясь в волчьи лапы. Даг уже раскачивается на уровне крыш, хватаясь за пролетающих ворон, чтобы не упасть, а вот его уже нет, и только тень некоторое время лежала под ногами, кося под тень от фонарного столба. Наконец, пропала и она.
Толпа, важно и лениво выползавшая под сумерки, куда-то исчезла. За спиной ахнули и робко попросили:
- Ну хоть вы, мадам, не исчезайте. Отдайте, пожалуйста, плащик. Мне ещё Кролика как-то завтра одевать.
Дага она нашла на Улице Многих Ног, рассматривающим демона в маске. Айна уже на подходе почувствовала досаду, ибо демон был нарисован на стене, там, где она его вчера оставила.
- Не догнал?
- Почему? Догнал. Вот он. Просто слился с твоими каляками.
Она попинала стену, задумчиво потёрла пальцем картинку, растирая мел на одном из рогов, ожидая, пока сознание вздумает, наконец, удивиться. Нет, ничего. Пустота. Неправильному театру оно удивлялось и то сильнее.
- Какое представление ты там устроил. Бу! И нету.
- Меня? – довольно равнодушно спросил Даг. Он грыз яблоко, откусывая мякоть с красного бока и пренебрегая жёлтым. Бывшего владельца яблока нигде не было видно. Если оно появилось у Дага, значит, у кого-то оно пропало, верно?..
- Мне показалось, что всех этих людей посдувало с улиц чуть ли не раньше его начала. Представления.
- А.
Даг смачно жевал, сок брызгал ему на подбородок.
- Я могу казаться не только человеком. Человеком просто легче, и гораздо приятнее. А это был ветер. Не очень-то приятно, когда тобой помыкают какие-то кусты, но зато он есть везде и всюду. На то и ветер. Иногда злой и явный, иногда едва слышный и лукавый. И без представления тут бы ничего не получилось, какой бы он ни был, он любит, когда на него обращают внимание.
Айна собралась было удивиться, но снова не смогла.
- Что нам теперь делать с этим? Может, просто смыть. Где здесь можно взять воду?
- Если хочешь больше никогда не увидеть то, что у тебя украли, то можешь одолжить в любом окне ведро воды.
- Как это – не увидеть?
- Ну, может быть, не услышать, - милостиво согласился Даг. – Откуда я знаю, каким органом чувств ты это ощущала…. Впрочем, как я понял, ты и сама не больно-то знаешь. Всё дело в том, что наверняка вместе с рисунком ты смоешь своё драгоценное нечто. Мы просто оставим всё как есть и пойдём гулять дальше.
- А если его кто-нибудь испортит? Или пойдёт дождь?
- Не волнуйся. Смотри, какие яркие цвета? Совсем не выцвели. Думаю, он где-то раздобыл мелки и обвел себя пару лишних раз.
- Хорошо. Что мне делать дальше?
- Не знаю. Найдём нашего проводника, пусть приведёт нас куда-нибудь ещё. А потом, может быть, будет дождь.
Цепеша нигде не было видно. Айна вспоминала, как приняла его сначала за мальчишку, и смущённо улыбалась себе под нос. И они искали его, неспешно шагая навстречу надвигающейся от городских ворот ночи, сворачивая то туда, то сюда. Так делают, когда не знают точно, где обронили то, что ищут.
- Где этот мальчишка? - буркнул Даг.
Цепеш появился внезапно и неизвестно откуда, и сразу же повел их на экскурсию. Они вошли в куполообразное здание.
Внутри всё дышало древностью, она сразу же пропитала волосы, оставила на гортани сухой отпечаток. Стены по самый потолок в надписях и рисунках. Над головой - круглый купол и, когда смотришь наверх, появлялось ощущение, что находишься внутри огромного яйца. В центре – бассейн с очень прозрачной водой, вокруг которого находилось несколько скамеек. В стене - круглое окошко, через которое внутрь проникали скудные лучи света, около которого располагалась огромная шестерня, наполовину утопленная в пол и проворачивающаяся там с надменным величием.
- Считается, что эта шестерёнка вращает время, - сказал Цепеш и многозначительно замолк.
Приглядевшись, Айна заметила невысокого смешного мужичка, который, повесив на плечи грандиозные усы и заломив набок пурпурную шапочку, вращал её, налегая на потёртую ручку. Красные парадные одеяния хрустели и шли складками, узор их менялся при каждом его движении. Мужчина был исполнен значительности, а стражам в красной форме, стоящим у входа с начищенными до блеска пиками, можно было вешать на грудь таблички – Сэр Важность Первый и Сэр Важность Второй. Вернее, просто «Сэр Важность» - каждому, потому как невозможно определить, кто из них важнее другого.
- Это общегородская повинность. Каждый, достигший совершеннолетия, мужчина с нетерпением ждёт, когда до него дойдёт очередь крутить время.
- А где можно посмотреть время? – Айна крутила головой, ожидая увидеть хоть какие-нибудь часы – с песком внутри, указывающие время тенью от солнца, часы, работающие от пара и пыхтящие, как ветряная мельница. Всё что угодно.
- Да вот же оно, - Цепеш нетерпеливо ткнул пальцем в круглое оконце. Там, в доме через улочку, за отдёрнутыми шторами, подслеповато щурясь, читал толстую книгу седовласый старик.
- Это не Время. Это такой бойкий старичок… Поэт, кажется. Мы его сегодня видели в театре.
- Каждый день, в Час Пуховой Послеобеденной Подушки, Старик Время читает Новости. Утром, ровно в Час Сонных, он варит себе кофе. В Час Нечаянных Слов, и не минутой позже, он идёт к Старому Опиму за булкой хлеба, всегда горячего и свежего. За четверть до Часа Строгих Правил прогуливается по Улице Потерянных Вещей до Улицы с Тремя Именами. За тридцать одну секунду до Часа Всех Змей он приходит сюда и разговаривает с чучелом тритона, вон тем, что на полке справа от окна…. И так далее, и так далее. Поэтому и время спектаклей никому не приходило в голову менять. Ничего не меняется уже не одно столетие. Наши летописцы давно не упоминают о нём в своих летописях, поскольку каждый малыш знает о Старике Времени. Расписание целиком вы можете почитать вон там, на стене, - с неожиданно сварливой интонацией закончил Цепеш и скрестил на груди руки.
- Это занятно, - подал голос Даг. – Я часто задумывался о том, что же такое время. Но ни разу не смог решить окончательно. Потому что всё это очень сложно. Кто знает, к чему бы привели меня мои мысли. Но теперь всё ясно.
Он приник к окошку, рассматривая старика.
- А мне – не ясно ничего, - Айна почему-то рассердилась на проводника за этот откровенный бред. - И поэтому вы тут крутите своё чёртово колесо?
- И днём и ночью. На самом деле никто доподлинно не знает, есть ли связь между Стариком Время и этой шестернёй, а его спросить мы, откровенно говоря, не решаемся.
- А что случится, если она остановится? – заинтересовался Даг.
- Этого никто не проверял, - серьёзно ответил проводник. - Все боятся.
Когда, зевая и шаркая по мозаике тротуара (стараясь наступать на зелёные камешки!), в город приходила ночь, жители выходили с лучинами чтобы зажечь свои фонарики. У каждой семьи был такой фонарь. Считалось, что если ночью он не горит, то солнце не будет светить для домочадцев. Они шли по такой освещенной улице. Даг иногда отращивал хвост и уши, или на какое-то мгновение менял голову на волчью. Его время подходило, но превращаться полностью ему было лень.
- На что ты всё время смотришь? – вдруг спросил он.
Айна от неожиданности остановилась.
- А?
Даг взял её за плечи и повернул лицом к себе.
- Ты здесь, но глаза твои далеко, как будто их унесли вороны. Там отражается что-то, чего здесь нет. Разыгрываются какие-то сценки. Как в театре, в котором мы играли днём. Пьесы.
Айна засмеялась.
- Как красиво говоришь. Это всё мой магазин. Я думаю, как я его обставлю, как развешу под потолком пучки цветов и расставлю на полках свои книги. Повешу вывеску, где будет Кот, Жующий Траву. С таким глупым-глупым выражением на морде…. Настолько нелепый логотип, что от клиентов не будет отбоя. Вот увидишь.
- Не увижу.
- Да, наверное, не увидишь, - Айна опустила глаза. - Не будешь же ты ловить мышей по подворотням, в то время как я буду стариться, толстеть и рожать детей. А не хочешь подработать продавцом за стойкой? Я буду продавать ещё и табак.
- Зайду в гости, когда ты будешь старой и толстой, и с пятнадцатью детьми. Обещай откладывать мне по щепотке табака в день.
- Обещаю… ой. Ты же не зайдёшь.
- Нет, конечно. Кто знает, на каком лоскуте земли я буду, когда о тебе вспомню. Подумаю – а хорошо бы к ней зайти. И снова забуду.
- Да. Ну ладно. А мне здесь нравится! Посмотри на эти мосты. На фонарики. И реку. Правда кажется, что она светится изнутри? И вообще – всё! Кажется, что мы живём на морском дне. У меня здесь будет любимое дело.
«Дело» произнесла Айна в потолок, очнувшись под пуховым одеялом в облаке волос на подушке. Вот тебе и ночная прогулка. А как там всё-таки было хорошо, бродить, заглядывать в окна, где, как звёзды, зажигались масляные лампы, нюхать посвежевший воздух.
Пожалуй, в Хлои я хотела бы жить, подумала она, и прислушалась, как звучит эта фраза. Покатала на языке каждое слово. Получается, что их с Дагом совместное путешествие подошло к концу. Пара десятков дней, узелок, в который завязались две нитки, завязались, чтобы разойтись потом вновь, каждая по своим делам. Кто-то будет змейкой тянуться навстречу сквозняку к окну, кто-то в тень под тёплое кресло.
Подумав об этом, Айна почему-то рассердилась на себя, на весь мир разом и на своего компаньона в частности. Ну какая, в конце концов, от него польза? Без конца курит, даже, кажется, кое-какие полезные травки. Листья смородины пропали. Не ахти какая ценность, но чай из них выходил отменный. Гоняет в высокой траве полевых демонов, а потом самозабвенно храпит, пока они дёргают из хвоста лошади волоски и потрошат её любимое пуховое одеяло. Воняет псиной и привлекает любопытных ворон …. Вот же ж угораздило связаться….
Всё, отпустило. Зато он приносил ей в постель хлеб с ветчиной.
Вторая кровать пустовала. Даг отправился на обычную ночную охоту, бросив поверх одеяла куртку. Должно быть, за мышами. А может, за большим и похожим на сардельку рыжим котом хозяина гостиницы.
Истории, вроде той, в которую угораздило ей вляпаться, не кончаются так быстро. Будь она начинающей сказочницей, как Нора, она бы написала много-много сказок об их приключениях. Но сейчас, пожалуй, другое дело. Сейчас вокруг жизнь, суровая и страшная тётка, тянет зябким сквозняком из-под ставень. Пахнет застарелой грязью из-под кровати. В ней нужно уметь найти свою норку, как можно уютнее и теплее всех, что попадались тебе до этого. И собственный магазин, подумать только, целый дом с обжитым вторым этажом! – её норка, такая, о которой она не могла и мечтать прошлой осенью, когда мир вокруг качался на сонных волнах при полном штиле, а штормом даже и не пахло.
Да. Она останется среди этих смешных разноцветных фонариков до конца жизни. И демоны с ним, с похищенным неизвестно чем, всё равно оно останется под боком, на одной из стен Улицы Многих Ног. А если понадобится, она перерисует его поближе.
Завтра же утром она пойдёт к продавцу кошек и отдаст ему свою лошадь. Вместе с телегой, если он пожелает.
Успокоенная, Айна повернулась на другой бок и долго ворочалась в ожидании сна.
Гораздо позже вернулся Даг.
- Дождь идёт. – Он всегда чувствовал, когда она спит, а когда нет. Впрочем, иногда, когда ему было скучно, под этим предлогом и будил. Мол, у тебя веко дёрнулось, я думал, ты не спишь. Но раз всё равно разбудил, давай поговорим…
Айна села на кровати, прижимая к груди одеяло.
- Не бойся, твою картинку не смыло. Её кто-то загородил фаянсовой ванной и набросал сверху всякого мусора. А с самого верху положил какого-то пьяного бродягу.
- Сколько времени?
Даг принялся выжимать на пол рукава рубашки.
- Еще темно. Попытайся лучше заснуть.
- Не могу. Пойдём гулять.
- К толстяку в кошачьем магазине? По-моему, ещё слишком рано.
Айна даже не стала удивляться, как он точно угадал её обкатанные бессонницей, словно голышки, мысли. Наверное, слишком громко стучали у неё в голове…
- Нет. Ты помнишь место, где мы были вчера вечером?
- Решила уточнить Время у него самого? – Даг самодовольно приглаживал торчащие волосы и при взгляде на него во рту становилось приторно. Видно, повезло поймать на чердаке голубя. – Отличная идея. А вдруг оно называется совсем не так, как мы привыкли его называть? Уверен, никто из этих сухарей до этого не додумался.
Айна баюкала внутри себя проснувшуюся мигрень. Она вдруг очень чётко услышала стук дождевых капель. Скоро здесь будет море и всё вокруг будет сине-зелёным, а в волосах поселятся стаи крошечных рыбок…
- Дедушку беспокоить не будем, у него же график. Отвернись, я оденусь… Может быть, немного попугаем индюков в красном.
- Как скажешь, - Даг пробирался к куртке. – Во всяком случае, это гораздо интереснее, чем спать.
Стражи умиротворенно храпели, склонив на плечи головы и побросав пики. Третий, адепт красной панамки, самозабвенно наматывал на зубчики минуты и секунды – а попробуй-ка тут не поработай, ежели хочешь встретить завтра - и мурлыкал под нос какую-то задорную песенку. В этот раз совсем молодой парнишка, красная роба была ему велика и сползала с плеч, обнажая тонкие ключицы.
Они стояли вдвоём на деревянном ящике и смотрели внутрь помещения, приникнув к круглому окошку. Айна набросила капюшон. Дага, похоже, затекающая за шиворот вода не беспокоила. За спиной теплился свет – старик Время против ожиданий не спал, а листал книжку, запивая жидкими чёрными зёрнами из кружки. Айна пихнула товарища локтем.
- Представь, если бы оказалось, что Время неграмотен. Это же ужас!
- Где ужас?
- А, я и забыла, с кем шатаюсь по миру. Если бы Время не умел читать и считать хотя бы до десяти.
- А.
Он вновь повернулся к работающему пареньку.
- Ты хочешь её остановить?
- Вроде того, - сказала Айна, пьянея от крутящихся в голове мыслей. Я покажу тебе, как только проберёмся внутрь. У меня этот городишко, видишь ли, кое-что свистнул.
- Мне показалось, ты не поверила, когда Цепеш рассказывал про время. У тебя было такое лицо…
Он показал.
- Неправда! – Ужаснулась девушка. – Такое лицо у меня не может быть ни при каких обстоятельствах. Убери его немедленно… вот так. Я до сих пор не верю.
Даг кивнул, словно такого ответа и ждал. Сказал.
- Я могу их просто съесть.
- Всех троих? – ужаснулась Айна.
- Всех троих будет сложно. Двоих, а одному отгрызть голову. Мне не нравятся их пуговицы. Я их все не переварю.
- Обойдёмся без отгрызенных голов, хорошо?
- Как скажешь. Тогда можешь напускать туда какого-нибудь сонного дыма.
- Очень сыро. И до рассвета у нас совсем мало времени. И дверь наверняка заперта изнутри. Всё против меня, - она надула губы, злясь на дождь, на Дага, который, видите ли, не переваривает пуговицы.
- А знаешь что? - в глазах, где до этого был только густо замешанный дождь, вдруг сверкнул живой огонёк.
- Давай лучше я тебе расскажу, как я научилась рисовать такие странные картинки мелом.
Некоторое время спустя, на пузатом боку круглого строения, макаемого в грязную сырость переулка, как пряник в варенье, рядом с одной дверью появилась другая. Небрежно нарисованная мелом.
- Представь, что это самое нелепое, что ты делал в своей жизни – входить куда-то через нарисованную дверь, - говорила Айна, приблизив губы к самому уху Дага. - И входи.
Она потянула за нарисованную ручку, увлекая за собой часть стены.
- Если ты считаешь, что нарисованная дверь должна открываться со скрипом, то заблуждаешься, - насмешливо и очень-очень серьёзно зашептали у другого уха, когда Даг нагнулся, чтобы ступить внутрь.
Парнишка подавился песенкой, но ручку крутить не перестал. Наоборот, налёг ещё сильнее, словно таким образом надеялся уехать верхом на механизме подальше от странных гостей.
- Никому не положено видеть мои Чудеса! – сердито воскликнул голосок где-то за спиной Дага. Слишком тонкий, чтобы принадлежать взрослой женщине. Кто-то – Айна? - для внушительности топнул ногой, и парнишка, закатив глаза, кулем свалился на пол. Бравые стражники, которые сначала, спотыкаясь друг об друга, с полными ужаса глазами бросились отпирать настоящую дверь, последовали его примеру.
- Вот так каждый раз, - Айна надула губы. – Хочешь показать кому-нибудь, как скачет по стенке нарисованная тобой лошадь, а тут – не положено. Не положено, и всё тут. Обидно до ужаса.
- А что с ними?
- Ничегошеньки. Просто спят, к утру даже не вспомнят о нас. Хотя, у них, наверняка, будет целый ворох других проблем. Как бы не повесили бедняг.
- Знаешь, мне на секунду показалось, что ты куда-то исчезла.
- Правильно, исчезла. Это была Айна-Из-Детства, которая умела рисовать все эти картинки. Я же тебе рассказывала.
- Что рассказывала?
- Про своё детство. Ты… - она запнулась, полными безнадёжности глазами поглядела на Дага. - Ты и правда не помнишь?
- Ты собиралась рассказать. А потом… - он наморщил лоб, вспоминая, что было перед тем, как рука с мелком заскользила по влажной стене. Дверь, кстати, уже закрылась и полностью слилась со стеной.
- Ну вот, видишь? – сказала Айна и повторила: - Так всегда. Поэтому родители мне не верили. Чудеса.
- Чудеса, - подтвердил Даг, как будто эти «чудеса» уже в порядке вещей. Заметил для себя: - Она пахла мёдом и мятой, Та, что рисовала дверь. Очень приятно… Я почему-то не бухнулся смотреть сны, как вон те вон.
- Тебя она как-то потерпела, но это исключение. Просто, наверное, не было выхода…. Слушай, я никогда не встречала таких, как ты. Я сама еле на ногах держусь от страха, а он… а он... – Айна махнула рукой, не в силах выразить всё это словами. - Что там дедушка?
Даг посмотрел в окошко.
- Задул свечку и, должно быть, пошёл спать.
Айна закрыла глаза, прислушиваясь к чему-то внутри себя.
- Ага. Теперь скажи мне, что хотя бы часть этой легенды о шестерёнке времени – правда. Как можешь. А ты можешь, по всякому, я знаю… Мне очень нужно в это поверить.
- А рожи корчить?
- Будь добр. С самым страшным лицом, самым страшным голосом, закатывая глаза и заламывая руки. Хотя, пожалуй, не переигрывай. А то не поверю.
Даг сказал. Потом прибавил:
- У меня был приятель в устье реки До-Хох-Ай, на востоке, там, где она устаёт метаться эхом среди похожих на торчащие из земли огрызки костей кусков скал и, вдруг, начинает спокойно течь. Точнее, я его привык так называть - приятель. Он меня, возможно, называл как-то по другому. Или вообще никак не называл, просто предпочитал не замечать. А я прибегал, умещал свой хвост под огрызок скалы, чтобы не намок, и подолгу смотрел, как он наполняет мои следы мутной водой. Никто не знал его имени и он был сам по себе – шуршащий в камышах своим гибким хвостом и гоняющий тучи комаров, смотрящий из прореженной венами ручейков земли глазными яблоками, похожими на бутоны болотных лилий. Когда он выдыхал, вокруг становилось зелено от кузнечиков, которые потом разбредались по окрестным полям.
Я слышал легенды о нём от местных жителей. Их слагали женщины, отправляющиеся за водой к реке и замечающие, иногда, как из-под воды на них смотрит и ворочается в своей глазной чаше огромное буркало. Рассказывались они редко и с постной миной, потому что легенды были так себе, ну что это за чудовище, действительно – девок не ворует, на амбары набеги не совершает. Срамота, а не чудище. А те же девки наверняка видели никакой не глаз, а бутон болотной лилии…
И слышал от своего приятеля легенды о нелепых существах на двух конечностях, тонких, как ивовые прутики, которые иногда приходили к нему с бадьями и уносили по каплям реки. Он считал, что они ему снятся и очень потешался - мол, представь, если бы такие уродцы на самом деле существовали на земле, ходили вокруг, втыкая в землю свои тонкие ноги.
Вот и всё.
Он загадочно замолк, полоща в бассейне ладони. Айна рассмеялась, баюкая в горле комок дрожи и страха.
- Спасибо. Одна из твоих непонятных телег была мне сейчас необходима. Теперь я могу с лёгким сердцем ставить опыты над временем.
Она взялась за ручку, посмотрела на спутника огромными глазами, полными страха и тёмно-зелёной морской воды. И начала вращать её – в обратную сторону.
(С) Дмитрий Ахметшин.
Обсуждения Волк и Городские легенды.Часть 2