Вновь

Просил, чтобы тот материализовал ему гинекологическое кресло, на, что баба Маня, на него шикала, приговаривая: «У старый козёл», один раз, даже он (Борис), услышал её реплику, возгордился, покраснел, вообще он испытывал тягу к этим животным, ещё с юношеских пор (в силу скитальческого, образа жизни и ограниченности женского внимания), что оставило отпечаток на всё его творчество и стало любимой темой, Бориса, в искусстве (скотоложство), и вообще можно сказать, а некоторые его и причисляли к родоначальнику стиля и направления (разветвление соцреализма, ветвь, которую одни искусствоведы, называли, тупым отростком, атавизмом, «аппендиксом», а другие органом, формирующим иммунитет любви к животным) скотоложизм, ( за что, он подвергался преследованиям и гонениям, зелёными и местным участковым, бледным ментом, правда, всякий раз, из соучастника, он странным образом, превращался в свидетеля, после, оттопыренный карман дяди Стёпы, казался ещё больше оттопыренным, а румянец его горел ещё ярче, несмотря на это, мамаши при встрече с Борисом, переводили детей на другую сторону улицы, чем нередко создавали аварийные ситуации на проезжей части дороги

***
Побив очередной раз Бориса, за испачканный, ледоруб, Коба, выкатив глаза на лоб, кричал (картавя, перекривлял, Ульянова В. закладывая большие пальцы за края виртуального жилета) «Стегильность, стегильность, и ещё газ стегильность»), и два раза в сутки, заставлял тибетского целителя Мелих-Дзао, автоклавировать, его (ледоруб), приговаривая: «На всакий, случай».

***
«Не лезь вперёд батьки в пекло», сказал Коба и постучал Енприыха, по плечу, и пригласил Армону на танец.