Ветре

Где-то на чердаке лежал среди людей и проповедовал им о Любви, о Божественном Сознании и чувствовал себя Христом, но увы никто не прислушивался к моим проповедям. Вывалился от туда (в буквальном смысле слова, встал и подумал о том, что это моё последнее воплощение и тут за мной следом вывалился ещё парень и встал тоже на ноги. Я ему сказал, чтобы он шёл за мной, что скоро он мне пригодится, на что он только рассмеялся. Тогда я раскрыл правую ладонь, но так, чтобы никто не видел, из неё полилась...

В то утро Кармайкл вернулся из Нью-Мексико, и, когда он посадил свой маленький самолет в аэропорту Бербанк, ему первым делом сообщили, что лесные пожары вокруг Лос-Анджелеса выходят из-под контроля. Он срочно нужен, сообщили ему.

Заканчивался октябрь, самый пик сезона лесных пожаров на юге Калифорнии. Из пустыни Мохаве дул горячий, сухой ветер, а дождь последний раз шел пятого апреля. Кармайкл сразу же по-звонил окружному диспетчеру, и тот сказал совсем кратко:

— Майк, одна нога там...

До катастрофы, которая должна была уничтожить планету, оставалось одиннадцать недель, два дня и три часа, плюс-минус несколько минут, но неожиданно Мориси поймал себя на мысли, что, может, землетрясения вообще не будет. Он даже остановился.

Это пришло ему в голову, когда он бродил по берегу Кольца-Океана, километрах в двенадцати от коттеджа, где жил. Он повернулся к своему спутнику, старому факсу Динуву, и спросил с интересом:

— А что если планета вообще не будет дрожать?
— Но она будет...

«...Я уверен, во всем виноват химический завод. Тот самый, под сенью которого приютился наш забытый Богом промышленный поселок Ведельскирхен. Первое, что мне вспоминается из детства, это разрывающие беспомощно-нежную голубизну весеннего неба трубы, огромные, антрацитно-блестящие. Окутанные зловещими клубами ядовито-радужного дыма. Они казались мне тогда чем-то само собой разумеющимся, как детская песочница под окном или заваленный осколками битого кирпича и поросший чахлой травой школьный дворик...

Не надо было этого делать!!! Сколько раз говорил себе не лезть в воду при четырех баллах, да еще после стакана вина! Серые валы двухметровой высоты накатывались один за другим, накрывая меня с головой. Я уже несколько раз хлебнул и все время сбивал дыхание. Меня все дальше сносило волной и ветром и тащило на какие-то незнакомые камни. Завтрашнее утро становилось все более проблематичным. Не надо было этого делать!

Жестокий прибой швырнул меня на прибрежные валуны, и я даже, кажется, на миг...

Тень промелькнула и пропала. Прохожий вздрогнул и остановился в растерянности: «Что бы это могло быть?». Он оглянулся и увидел её.

Рыжая лайковая перчатка. Она лежала на сером, окутанном поздними сумерками снегу, и свет от покачивающегося на ветру фонаря то отступал, то снова обозначал её контур.

«Какая-то растяпа потеряла», – размышлял человек, поднимая находку и стряхивая с неё невесомый снег.

«Правая, правая… Где же твоя пара? – мужчина поднёс её к лицу и принюхался. – Какой тонкий...

…Однажды, после одной грандиозной попойки, меня угораздило вляпаться в мерзкую, гадкую, крайне нелепую и, очевидно, не свойственную моему тепличному характеру ситуацию. Не знаю, как это вышло, но, только, проснувшись, я понял, что очутился в Казани.

За сто километров от дома. Зимой! В жуткий злющий январский мороз, без документов и, разумеется, без копейки в кармане.

Как назло, в этот самый момент, в этом городе, у меня не было ни одного знакомого мне человека.

А на мне было чёрное...

2. Ночь. Полнолуние. Языческий Обряд.

Ты как младенец, спящий в пещере.
Видишь ты свет, но не можешь идти.
Плоть окружают демоны – звери.
Душу свою ты не сможешь спасти!

Огненный взгляд в страхе безумства
Смотрит на мир, околоченный тьмой,
Но в подсознании мечутся чувства,
Ты поглощен их безумной игрой!

Дух овевает ветер вселенной,
Взор устремился в зовущую даль.
Стоя над пропастью, шагом мгновенным,
Ты утоляешь пустую печаль!

Словно ты заново был возрожден
Смерти предать...

Никогда не надобно без нужды на то ходить на кладбища, если, разумеется, Вы ни кого не хороните, или не поминаете, собираясь возложить на могилы ближних свои принесённые им цветы и конфеты. Кладбища – это места дурные, тяжёлые, без необходимости нечего там и делать. Лучше уж дышите полной грудию в ином, развлекательном месте, веселитесь, пейте, ну, к примеру, шампанское, шутите, одним словом – живите настоящей насыщенной жизнью, которую Вам задарма преподнесла природа.

А здесь, среди могил...

В пространстве осени
звучала неслышная музыка .
В ней переплетались
насыщенность золота листьев
и хрустальность инея.
Мягкость паутины
и порывистость ветра.
Озноб влажного ветра и
жар сжигаемых листьев.
Дробный стук дождинок о стёкла
и шорох падающих листьев.
Ля - минор увядания.

Около стены кирпичной кладки,
в трещинках - морщинках времени,
освещённой заходящим солнцем,
стояла пара - Он и Она.
По её лицу текли слёзы.
Он взял её руки в свои,
прижал ладони к щекам.
Между их...