То тюлень, то олень...

В этот день я хотел отдохнуть. Вчера поздно вернулся с халтуры, и надеялся сегодня отоспаться. Уже в семь утра раздался первый телефонный звонок. Забив на него старым методом наших предков – натягивание подушки на голову, я продолжал, как несовершеннолетний влюбленный болван, улыбаться во сне. Но вскоре пронзительный звонок в дверь заставил меня задуматься: "Так ли уж неправа была моя бабушка, когда я не мог её дозваться по причине самодельных ушных затычек из ваты?" Стряхнув с себя остатки прекрасного забвения с помощью недопитой вчера бутылки пива, услужливо стоявшей у кровати, я поплёлся к двери посмотреть на того урода, которому не спится в такое время. На пороге стоял дядька интеллигентной наружности с большим букетом красивых и судя по всему, дорогих роз. Увидев меня, он посмотрел на номер квартиры и слегка растерялся:

– Простите, я наверное ошибся домом.
– Наверное, Вова, наверное, – зевая пробурчал я, прочитав на его четырёх пальцах коряво выведенные буквы "ВОВА".

– Как? Вы меня знаете? – очумело уставился на меня интеллигент, видать забывший о своей, выцветшей и не представляющей художественного интереса в наши дни, татуировке.

А я возьми да ляпни:
– Кто же тебя, Вова, не знает.
– Значит, она вам всё-таки рассказала?
Тут уже очумел я. Но не растерялся:
– А ты как думал?
– Вы только не волнуйтесь, – затараторил он, – мы со Светланой…м-м-м… ну, вообщем это не то, о чём вы подумали…я не то…что бы…

"Ага, значит её зовут Светлана", – уловил я, и пошёл в нападение:

– Как это "не то", когда она мне во всём покаялась?

Я сделал шаг вперёд. Вова неуклюже отпрянул, и прикрыл лицо букетом, как будто действительно верил, что тот может его защитить.

– Молодой человек, давайте поговорим сп..сп..спокойно, как интеллигентные люди, – промычал неудачливый любовник.

– Поговорим??? – вскипел я, – а может тебе просто харю начистить, чмошник вонючий?

– У нас…ну вы понимаете…несерьёзно было, – затрясся он.

Прикол затягивался, и я боялся, что этого интеллигентного заморыша может хватить инфаркт.

– Ладно, – говорю, – мы вот что со Светкой решили: будем жить втроём – я, ты и она. А трахать её будем по очереди, понял?

На меня смотрели умоляющие глаза.
– А…если… я не соглашусь? – осторожно поинтересовался оппонент.

– Тогда я тебя порву, – безапелляционно заявил я, – прямо здесь.

Вова весь напрягся, как школьник, не выучивший домашнее задание, и рискующий быть вызванным к доске с минуты на минуту. А в следующее мгновение мне в лицо полетели розы. Через секунду, придя в адекватную готовность, я мог наблюдать только полулысую голову Вовы, стремительно удаляющуюся от меня в лестничном проёме этажом ниже.

– Эй, мужик, – закричал я, – я пошутил, не знаю я твою Свету.

Но он, похоже, меня уже не слышал. Похоже, он сейчас ничего не слышал.

Я поднял букет, усмехнулся, и пошёл набирать воду в вазу. Спасибо Вове за розы. Пять таких Вов в день, и я смогу занять достойное место среди цветочниц местного рынка.

Допив под сигаретку вчерашнее пиво, я решил снова прикорнуть. Но мечтам моим не суждено было сбыться. Первой мыслью было: "Вова вернулся за цветами", но когда я заткнул наконец настойчивый звонок методом резкого и шумного открывания двери, то увидел на пороге двух чуваков, перманентно озабоченных вопросом "где бы похмелиться".

– Мы проводим социологический опрос, – привычно забубнил тот, что повыше, – вы за кого будете голосовать?

– А кто имеется? – спросил я.
– Реальных кандидатов два – Баранидзе и Недоделко.
Я прыснул!
– А нереальных? – спрашиваю.
– Ещё баллотируются Манданевич, Лесбийский, Однополов…

– Супер, – перебил я, – а кто-нибудь с нормальной фамилией у вас есть?

– Есть, Иванов Василий Михалыч.
– О, это мне подходит, – обрадовался я, – а он кто?

– ??? Человек, – непонятливо вылупился на меня собеседник.

– Я не то имею ввиду. Ну, коммунист, демократ, кто?

– Аааа, неееет, он сторожем у нас в ЖЭКе работает.
"Бред какой-то. Я что ещё сплю?"
– А причём он к выборам? – продолжаю я диалог.
– Он к выборам ни причём, – ответил соцопрашиватель, посмотрев на меня как на дебила. Дескать, ты что дурак, какое отношение наш сторож может иметь к выборам?

– Так на кой хрен вы мне про него говорите? – повысил голос я.

– Ну, вы же спросили, кто есть с нормальной фамилией, а у нас только Михалыч с нормальной.

– Так, валите отсюда, алкашня, – я захлопнул дверь.

Не успев далеко удалиться, я услышал голос, принадлежавший судя по всему второму, который до этого молчал, и лишь изредка подёргивался, видимо собираясь отправить вчерашнюю закуску на мой и так давно уже не сияющий чистотой коврик:

– Ну вот, вечно так, а потом на власть жалуются. Грубияны. Ладно, пошли они все на фуй.

"Ну ни фига себе. Щас я тебе дам "на фуй". Я снова открыл дверь.

– Эй, мужики, – говорю, – выпить хотите?
Веки их приподнялись, взгляд ненадолго прояснился, и они посмотрели друг на друга, не веря внезапно свалившемуся на них счастью.

– Не отказались бы, – промычал тот, который второй.

– Сейчас вынесу.
Я побежал на кухню. Вынул из холодильника непочатую бутылку и полез в аптечку.

"Только бы не заподозрили ничего".
Вся процедура много времени не заняла, и уже через минуту я предоставил этим двум красавцам их заветную мечту, заряженную лошадиной дозой мочегонного. Теперь за свои фуи до завтрашнего утра держаться будут.

Счастливые обладатели смертоносного пойла радостно отблагодарили меня и удалились.

Сон у меня окончательно улетучился, и я отправился на кухню разогревать завтрак. Сел, умастился, открыл книгу, и принялся наслаждаться трапезой. Во время дожовывания последней партии, я услышал противный и знакомый до боли звонок телефона. Спасибо хоть доесть дали.

– Слушаю внематочно, – по привычке буркнул я.
– Доброе утро, – приятный женский голос.
– Надеюсь, день будет добрее.
– Серёжка?
– Вообще-то да, – неуверенно соглашаюсь я.
– А я к тебе дозвониться не могу. То занято было, а то к дауну какому-то попала.

"Так вот ты, малолетка, как людей обзываешь? Ну, держись, сучка".

– А чего хотела? – еле сдерживаясь, спросил я.
– Так, прооосто... А что, просто позвонить нельзя? – кокетливо промурлыкала барышня.

– Я думаю, не стоит.
– Серёжа, что случилось? – голос стал серьёзнее.
– Не звони больше! – влепил я голосом судьи, выносящего приговор серийному маньяку.

– Не поняла, ты чего?..
– Звони своим даунам.
– Да ты что? Я тебе звонила? – продолжала удивлённо негодовать собеседница.

– Я не знаю по какому номеру ты звонила...
Но, резко и бестактно перебив меня, девушка зачем-то продиктовала мне номер. Видимо таким образом она старалась убедить своего кавалера в том, что его номер она носит прямо в сердце, и может в любое время дня и ночи выпалить его, зная наизусть.

"Вот за это спасибо. Начинается смерть пионЭрки в спецшколе для "отставших от товарного поезда".

– Молодец, а теперь забудь его навсегда, – я положил трубку, и тут же принялся набирать продиктованный дамой номер.

В трубке раздался грубый голос явного сопляка, изображающего из себя бывалого авторитета.

– Алло!
– Это Сергей? – спросил я.
– Ну…
– Болт гну! Пока ты там нукаешь, твоя баба в постели с другим мужиком чеканится. Лети, сокол, а то можешь не застать конкурента.

– Кто говорит?
– Кто, кто… – конь в помаранчевом пальто. Доброжелатель, ёшкин кот, – я положил трубку.

Ну теперь пойдёт веселье у ребят. Не фиг людей даунами обзывать.

В дверь позвонили. Ура, день продолжается!
– Добгый день, – на пороге стоял маленький щупленький еврейчик, похожий на сбежавшего из диспансера нарика, – пгостите, я собигаю на геставгацию синагоги, сколько можете…

– Я бы с удовольствием, – отвечаю, – но, к сожалению вчера уже приходили мусульмане, и я все деньги отдал на строительство в нашем городе мечети.

Иудей покачал головой так, как будто на его глазах трамвай переехал два десятка школьников.

– Ты, – говорю, – иди в 32-ю квартиру, там парнишка живёт, Ромой зовут, так он обязательно даст. Скажи ему, чтобы и за меня дал, я потом с ним рассчитаюсь.

– Спасибо большое. Пгиходите посмотгеть когда закончим.

Я закрыл дверь.
Нужно сказать, что в 32-й квартире жил чистокровный немец Роман Цейгер. С детства он ненавидел евреев, и при каждой возможности старался дать в табло какому-нибудь пархатому, отрабатывая тем самым домашнее задание, которое ему задавал тренер по боксу. Такая агрессия в адрес маланской диаспоры была вызвана двумя причинами: во-первых, истинное происхождение Роминой фамилии здесь никого не интересовало, и поэтому его частенько необоснованно называли жидом (за что потом расплачивались своими зубами); а во-вторых, когда Роме было 11 лет, маленький еврей с соседнего дома попытался украсть у него велосипед. 11-ти летний антисемит Рома не мог простить такое варварство маленькому жидёнку, чьим предкам ещё Ромин дед ломал хребты лопатой, и откусил представителю национального меньшинства кусок щеки. Кстати задолго до истории Майка Тайсона, видимо у боксёров это практикуется весьма успешно. Жителям округи история запомнилась душераздирающем визгом иудейского отпрыска и окровавленными губами Ромы, изрыгающего проклятия в адрес жидов в целом и мальчика в частности, и обещая устроить им всем обрезание папкиными слесарными ножницами, как только тот принесёт их с работы. Теперь, когда кому-то надо было проучить человека еврейской национальности, непременно обращались к Роме. Он с радостью откликался на подобные просьбы, и гуманно не требовал за это платы, получая простое человеческое удовлетворение от бескорыстной помощи ближнему.

Пока сборщик средств на реставрацию иудейского храма шёл навстречу своей смерти, я уже беседовал по телефону с очередной жертвой.

– Будьте добры, позовите Анатолия Анатолиевича к трубочке, – вежливо попросила женщина.

– А кто его спрашивает?
– Это Анна Михайловна.
– Простите, а вы кто ему будете? – как можно вежливее спросил я.

– Я коллега и товарищ Анатолия, он знает.
– Вы могли бы сейчас подъехать к нему на квартиру?
– А что случилось?
– У Анатолия Анатолиевича признаки кататонического ступора, – ляпнул я первое, что пришло на ум из пройденного когда-то в институте материала, – последним, что он сказал, было ваше имя.

– Конечно, уже вылетаю, – она бросила трубку.
"Вылетай, вылетай. Только высоко не взлетай – больно падать".

Подозревая, что ничем серьёзным мне заняться всё равно не дадут, я включил телевизор, и умастился поудобнее в своём любимом кресле.

Ни прошло и часа. На этот раз я услышал в телефонной трубке голос мужика, как мне показалось, полностью разочаровавшегося в наличие хоть какого-то смысла жизни:

– Здрасте. Куда гроб то везти?
Я опешил. Меня что, за мои шутки уже успели приговорить?

– Какой гроб? – говорю.
– Ну гроб вы заказывали, – вздохнул мужик, – Готово. Адрес давайте.

– Ах, да, спасибо, – пролепетал я, и, подходя идеологически к подобному юмору, продиктовал адрес своей бывшей тёщи. Пусть "мама" порадуется.

Чё-то я не вкуриваю в работу телефонной станции. Чтобы за один день было столько не туда попавших. Сумасшествие. Но когда тебе предлагают гроб, приятного мало, поэтому на последующие телефонные звонки, замучившие меня в течении дня, я реагировал уже не с прежним настроением.

Дело близилось к вечеру. И когда раздался очередной настойчивый звук дверного звонка, я сорвался как ошпаренный. Подлетел к двери, и дёрнул её на себя с криком: "Какому пи… ещё какого-то ё… х… от меня надо?"

На пороге стояла моя сестра Ирка, ошалело глядя на меня, и с трудом удерживая в руках арбуз, который чуть не вывалился у неё из рук.

Сидя на кухне и дымя отечественными сигаретами, Ирина слушала моё повествование на тему "Как я провёл день". Ей было весело. А я задумался. Единственный человек, которого мне было жалко, это несчастный представитель синагоги. Не надо было так. Чересчур злая какая-то шутка получилась. Мне было его жалко. Может быть потому, что в детстве у меня не крали велосипед.

И как только мы с Иркой принялись наслаждаться арбузом… да-да… именно так… в дверь позвонили. Я посмотрел на сестру. Она улыбнулась.

На пороге стоял кровожадный истребитель евреев – Рома:

– Привет старый. Меня никто не искал? А то я со вчерашнего дня завис на даче, только вот приехал.

Я засмеялся. Громко, по-детски, от души.
– Ты чего ржёшь? – недовольно спросил Рома.
И в ответ ему я с выражением начал читать Корнея Чуковского…

2005 г.