Я вышел на этого «террориста» случайно. Тогда он еще не был террористом, в Интернете он развлекался тем, что виртуально расчленял своих знакомых. Почему я остановил внимание на нем? С его комплексами у него не было выбора в жизни.
Когда начал разваливаться коммунистический советский госкапитализм, я создал рекламно-коммерческую фирму «Фантом», по типу ликвидированной властями комсомольской фирмы, занимавшейся в семидесятых годах реальным внедрением научных достижений в советскую действительность в Советском районе Новосибирска. Она называлась тогда «Факел», и была ликвидирована после чешских событий из-за своей эффективности. Теперь она, при достаточно хорошем компьютерном обеспечении, существует на Большой Коммунистической в Москве в маленьком, но хорошо отреставрированном особнячке.
Мне понравилось в этом парне, что он не стремился устроиться в жизни поудобнее, при этом беззастенчиво расталкивая окружающих у кормушки. Он хотел найти соратников-товарищей, с кем можно было разделить ответственность. А еще, он не обращал внимания на окружающее его, если при нем где-то неясно повторяли слово, то в первой же фразе, которую он выдавливал из себя, было это слово.
Через провайдера начал подсовывать ему интересующие меня страницы Интернета, контролировать его внимание и интерес. Не буду подробно описывать схему, скажу только, что связано это с прокси, программным обеспечением, осуществляющимся подключением удаленных пользователей через промежуточный шлюз, а также путем подмена доменного имени путем присвоения чужого имени DNS или искажением кэша информационной службы.
В новом государстве, которое мимикрировало из советского, разрешено многое, точнее разваливающееся государство уже не могло контролировать процесс. Взбудоражив общество примитивными рыночными инстинктами, алчностью, безнаказанностью, кажущейся доступностью достойной человека жизни, но только за чужие деньги, политиканы толкали, как им казалось, к прогрессу и здоровой активности его, но они уничтожали основу общества – терпимость и интерес к себе подобным. Надо же такому «либерализму» случиться. В новом государстве банки и внешняя торговля, юстиция и военно-промышленный комплекс, сырьевые и энергетические отрасли, медицина и продуктовая промышленность, - без чего не может существовать эффективная комплексная безопасность государства, - все отдано на откуп этим «новым»: «красным директорам», комсомольской и коммунистической номенклатуре, а также бесчисленному племени безродных проходимцев и авантюристов всех мастей. «Мы хотим, - они кричат возбужденно, - из бедности и зависимости выйти». Оставшиеся, не вошедших в их круг, будут всю жизнь жить в страхе между поделившими государственную власть мафиозными кланами.
Человек – самоуравновешивающееся существо, - не только в отношении к себе, но и к обществу. Если общество дает ему возможность развиваться по внутреннему побуждению, он проживает свою событийность без ущерба и потерь.
Любить ближнего своего труднее, чем ненавидеть. Но когда любишь без страха, ненависть уходит. Как просто и легко ты живешь. Без паскудства и занудства. Пища в меру - успокаивает физиологию, сон в меру – уравновешивает психическую активность, труд в меру – укрепляет кости и мускулы, секс в меру – приближает к гармоничному воспроизводству общества, без войн и голода. А смерть в меру – все уравнивает, и дает возможность достойно дожить до старости. Конфуций был прав, указав китайцам срединный путь меры. Ничего сложного он не говорил для слышащих: «Победи алчность, невежество и зависть, - и будь счастлив».
Корпоративная мораль, развившаяся в настоящее время, и интересы мафии действуют только внутри структуры и не имеют обратной связи с обществом, ведь цель их - эксплуатация этого общества, и распределение благ внутри себя! Также, - и старая чиновничье-ведомственная система! Государство при помощи принуждения властными структурами может некоторое время существовать без катаклизмов, но общество – нет. «Фантом» не подменяет собой ведомственные министерства. «Старые» структуры, как и «новые», корпоративные, – не эффективны. Общественное мышление требует вспомогательных структур для своего стабильного существования или, как говорят мировые политиканы, ответа «на новые вызовы». Требуются реклама, телевидение и печать, репортеры с мест событий и корреспонденты-аналитики, стукачи и осведомители, чтобы поддержать нестабильное равновесие в государстве.
В стране создано множество фондов и общественных организаций. Как это делалось, не буду подробно рассказывать. Создается с громким названием, например, «Новый Гуманитарный институт», или «Фонд эффективной политики». Пропускается персонал через, например, «Хаббарт колледж», который универсально занимается обучением менеджеров для экономики и внедрением в сознание их своих методов управления персоналом. По новейшим технологиям, созданным отставным полковником США, и «новой» идеологии и религии, саентологии, быстро и дорого, клепают «новую элиту». Такие «колледжи» приводят слушателей в стойло интересов мировой элиты, то бишь, к заинтересованным спецслужбам, но они же включают зависимую «новую элиту» в мировую игру по завоеванию позиций на поле управления глобальными процессами в политике и мировой экономике.
Руслан Аракиев жил в Красноградске, в подмосковном городке, вместе с матерью, своей тихонькой женой и ребенком. Окончил строительный институт. Создатель и руководитель секции карате в своей родной школе, уже после ее окончания. Детишек в секции воспитывал строго, - задержал деньги за занятия на один день, от занятий отстраняешься. Ввел дни полного контакта, после чего и сам тоже приходил с побоями с занятий, но довольный и окрыленный. В другое время он заставлял себя ходить на тренировки, они все реже приносили физическое удовлетворение, и он мучился этим. Небольшие деньги приносили маленький доход, но бросать их не хотелось. Он как бы пристегнул других к своей жизни, чтобы ее оправдать, по этой же причине вечно занимал у всех деньги, злился на себя и кредиторов, когда их нужно было отдавать, но делал это постоянно.
Он попивал, особенно после смерти отца, потом сестра уговорила его «зашиться». Сестра, Людмила, живет там же, но отдельно, в другом подъезде престижного дома. В молодости она «ошиблась», но удачно нашла крепкого хорошего парня, бывшего офицера-десантника, певуна и гитариста, родила второго ребеночка. С новым мужем гоняла на мотоцикле, лазила под воду с аквалангом, вместе пила водку, но фильтровала его друзей. «Вампирша», это видно было по ее «примаку», у которого повышенное давление от злоупотреблений, а еще губа, кто-то разбил ее ядовитые зубы в молодости. Руслан время от времени бил в ванной своего шурина, «чтоб не выступал, алкоголик».
Сестра кроме строительного, получила второе, юридическое образование, и устроилась юристом- консультантом на работу в строительный холдинг «Центр-Ответственность». Брата своего она взяла управляющим к своему хозяину. Там же менеджером в магазине «Видео» работал и ее муж.
Речь Руслана тихая, казалась спокойной, но он начинал мычать, когда его прерывали в разговоре, затыкал языком себе рот и заикался, а когда видел, что собеседник жалел его и поэтому не противоречил или сворачивал разговор, начинал не на шутку злиться. Впоследствии, когда «Фантом» занялся им, я излечил его от заикания у нас в медицинском центре.
Поражало, что он был с абсолютно-правильными, какими-то «картонными» моральными ценностями. Он был сентиментален по-американски, - тебе задают вопрос глумливый, а ты в ответ обезоруживаешь зрителя своей наивностью и еще школьными представлениями о добре и зле. К таким людям плотно прилипают стереотипы поведения.
Генерал Аракиев перебрался в Подмосковье из крупного войскового округа с семьей, сделав удачную карьеру. Шла подготовка крупномасштабной мировой войны. Он, приходя, домой, снимал папаху и шинель, надевал пижаму, плотно ужинал, пока растянувшийся желудок не говорил ему, что - всё. Ел он жадно и неряшливо, вздергивая тонким носом, поросшим волосами, зрелище – ну, хорек! Потом включал телевизор, заваливался на диван круглым животом вверх, брал в руки газету и вскоре уже храпел. Он по-своему любил своего позднего сына. Но любовь это не насилие и не страх. Уже в окружном городе, когда Руслан ходил в школу, где учились дети соседнего детдома, хулиганистые и отчаянные, отец установил ему жесткий порядок жизни.
Дом был престижный, старинный. Стол, стулья, серебряный сервиз: стаканчики с красно-сине-белой эмалью и гербом где вензель, – все было трофейное, немецкое. Легенда говорила, капитан, командир роты с орденом Красного Знамени, смахнул со стола в плащ-палатку шнапс в бутылке, сервиз со стола, когда он въехал на танке прямо в гостиную богатого немецкого бюргера в Эберсвальде, следом пошли и стол и стул. Майора получил в Академии в Ленинграде. Руслан хорошо помнил этот стул. Стул стоял в комнате с высокими потолками, закругленными у стен углами, скрипучий паркет, длинные высокие батареи отопления.
Родился ребенок, его мыли в банной комнате в тазу, поставленным в ванну, глубокую с прямыми стенками. Таз убирали, ребенка водружали на стул, заботливые руки матери обтирали его голенькое тельце махровым полотенцем, а он держался ручонками за спинку стула, и довольно пофыркивал. Потом стул стоял в коридоре у телефона на стене, черного с рожками, ножки стула были вечно запыленные, дуло из-под двойной двухстворчатой двери с тамбуром. Руслан в детстве забирался на него и подолгу вслушивался в то, что происходило за дверью. На первом этаже ОП милиции, общество слепых, диспетчерская ЖеКа. Дворники татары на таинственном пятом этаже, куда детям запрещалось ходить, там был лаз на крышу. В дворике дома была заброшенная клумба с пустым постаментом в середине, от бюста Сталина.
В школе Руслана не любили, он учился на «отлично», но не имел друзей. Сплоченные детдомовские забирали у него карманные деньги, пинали его, а он только стоял с опущенными руками, не смея поднять на обидчиков безвольных глаз. Он приводил иногда новеньких одноклассников домой, думая, что отец не будет в присутствии чужих заставлять его выполнять распорядок дня. Тот тыкал пальцем в бумажку расписания на стене, грозно покрикивая, начинал вытаскивать из штанов ремень. «Но я уже сделал уроки. – Я проверю, иди тогда заниматься на турнике в свою комнату. – Я хочу гулять с друзьями. – Всему свое время». Он, атлетически сложенный, перед небольшим коренастым отцом, плакал, опустив руки. Высокий и сильный он перечил отцу сквозь слезы, заикаясь. Отец тащил его в кабинет, оттуда взрывались рыдания Руслана и шлепки ремня.
Когда у Руслана родился свой ребеночек, он понял, что жизнь его не удалась. Мальчика он не заставлял заниматься спортом, тот рос тихоньким и слабеньким, склонным к меланхолии.
Став управляющим в особняке хозяина в Жуковке на Рублево-Успенском шоссе, первое время он гордился этим, мог запросто зайти в кабинет его. Доброжелательные слуги много не болтали. Ему нравилось, как функционировал порядок в доме, размещались и чистились в просторных высоких комнатах дорогие безделушки. На антикварных тумбочках в вазах ежедневно менялись пышные цветы, никаких горшков под окнами. Ему нравилось, как расставлялась великолепная посуда в столовой и порядок подачи блюд, простых и всегда свежих, работал повар. Все знали свое дело, никто не указывал, кому что делать. Чистенькие вышколенные служанки в кружевных передничках с выпирающими грудями, набранные специальными службами из числа местных, которые жили, рождались и работали в этих престижных местах всегда, тихо расхаживали по дому. Как спокойно и беззлобно временами хозяин брал их в кабинет, как они радостно и подобострастно отдавались ему. Моральные ограничения и зажатость возникают только у малоимущих, озабоченных повседневной жизнью, у них нет стабильного будущего. Уборщицу в Жуковке нельзя было уволить, она знала, что ее работа у хозяина – на всю жизнь.
У хозяина было большое широкое лицо с тонким острым носом, и он носил светлые прозрачные очки, за которыми скрывались добрые застенчивые глаза. Он был довольно крупным. При тихом его разговоре, сложно было понять, что же он хочет, он держался от собеседника на отдалении, с нездоровым запахом изо рта, словно вечная отрыжка от лука. Высоцкий был бы не прав сегодня со своими словами: «Капитан, никогда ты не станешь майором». Хозяин был большой демократ, и его любимый анекдот: «Сынишка спрашивает папу генерала, - А я стану лейтенантом? – Станешь, сынок. – А майором? – Станешь, сынок. – А генералом? – Станешь, сынок! – А маршалом? – Нет, у маршала свой сын есть». Хозяин был славянофил и истинный русак. Он вырос в Красногорске, оканчивал ту же школу, что и Руслан и был по возрасту почти ему ровесник, потом училище. Служил здесь же, в органах, с трудом дотянул до подполковника. Когда пощипали генералов из ГКЧП, его поставили генеральным директором строительного холдинга «Центр-Ответственность», он умел манипулировать людьми, т.е. стравливать их в своих интересах.
Предыдущий «генсек» создал другую фирму, но вскоре был застрелен утром у вестибюля своего офиса, когда нынешний владелец «Центра-Ответственности» и бывший глава района были вместе в отпуске на Кипре. Холдинг занимается в основном теперь торговлей, имеет несколько крупных гипермаркетов по Кольцевой дороге. Финансовый директор у хозяина бывший прапорщик польского происхождения из литовских, по фамилии Гудвин, молодой, грузный, уже лысый, с круглым лицом, что начинал карьеру бизнесмена, бегая по Подмосковью с автоматом, теперь он бегает с пухлым портфелем, из которого в офисе, как фокусник, извлекает пачки новеньких долларов. У финдиректора свой дом, рядом с особняком хозяина, такой же большой, но с полным отсутствием вкуса, что-то с остроконечными башенками.
Хозяин до сих пор любит проехаться вечером на своем мерседесе-вегоне, снять кассы со своих магазинов в своем гипермаркете, это его хобби. А потом утром сам заносит деньги и кассовые чеки в офис, во вторую бухгалтерию, его личного торгового дома, где сидит маленькая вертлявая бухгалтерша, со словно навсегда оскорбленным лицом.
В его личные владения входит нерентабельный магазин видео и аудио кассет, такой же нерентабельный салон домашнего кинотеатра, а также, книжный магазин, где можно купить от Марининой и Донцовой до классиков оккультных наук. Зато там, в подсобке, в уютном будуаре, ему можно выпить кофе или коньяка в обществе старой школьной подруги, «коня с яйцами», которая властно, временами, требует себе подарок, хотя подарок ей уже сделан, когда ее взяли менеджером в этот магазин, здесь всегда женский порядок и свежие пирожные к чаю, только в этом она понимает толк.
Жена хозяина – высокая, худенькая, обесцвеченная, с густым запахом дорогого парфюма, с вздернутым тоненьким носиком, властная и вздорная мадам, с хорошей модной плоской фигурой. Как они любят друг друга! Муж после книжного магазина заходит к ней, чтобы увезти домой, хотя у нее маленький свой BMV-жук. Жена его «независима», она оканчивала «плешку», ее так называемая третья бухгалтерия ведет магазин «Парфюмаркет» в соседней комнате, там же сидит бухгалтерия Гудвина, тоже имеющего свой магазинчик, где продаются ножи и удочки, его хобби – рыбалка. Но все сотрудники получают зарплату в первой бухгалтерии холдинга, доход, снимаемый с аренды площадей, полтора миллиона долларов в месяц.
Деньги, что хозяйка дает их единственному с хозяином сыну, проклятие для последнего. Он их «не заработал». А поэтому принимает их с брезгливостью, но обходиться без них уже не может, каждый раз убеждаясь в их силе. С бледным лицом, лихорадочным блеском глаз, и всегда с кроваво-красными губами, этот молодой человек учится в одной из созданных на скорую руку коммерческих платных академий, на кафедре международной экономики, ездит на старом, но резвом, джипе-чероки, и портит девок. Проклятие его в другом, и он мучится этим - у него нет жизненного стержня, мировоззрения, и поэтому он живет «по-понятиям» своего отца.
Жизнь у хозяина вскоре надоела Руслану, зарплату платили хорошую, регулярно, но не много. Тем временем я взялся за него, и он уже не пожимал плечами обречено, «что тут поделаешь», когда ему задавали вопрос «ну как дела?».
«Ты хочешь, чтобы тебя любили, хочешь, чтобы вместо ненависти у тебя была любовь. А ты любишь себя. Сначала полюби себя. Ты любишь свои руки, ноги, глаза? Руки хотят делать то, что им нравится, глаза смотреть на то, что им нравится. Ведь ты отдергиваешь руку от горячей плиты, и отводишь глаза от яркого света, и устаешь от глубокой темноты. Тебе нравится запах цветов и не нравится - протухших подворотен. Тебе приятно разговаривать с людьми, которые тебя могут понять и без слов, и неприятно оставаться в одиночестве у телевизора, где говорят и говорят без конца изо дня в день, из года в год одно и тоже. Научись понимать, что ты любишь, тогда поймешь - к чему стремишься, когда поймешь, к чему стремишься - обретешь спокойствие, ты начнешь жить, у тебя появится прошлое, от которого тебе не захочется убежать. А человек, у которого есть прошлое - не боится будущего».
«Будь самим собой, не привязывайся ни к чему, только темнота души видит свет вокруг. «Общее», «работа» - делай, выполняй, отдавай, что от тебя люди хотят. Цени работу не как цель, а как средство, средство жить среди людей, не подвергаясь опасности с их стороны. Не замыкайся в себе, не отрывайся от земли - чувство полета кружит голову, и только. Для многих реальность - это вещи, вещи и вещи. Они лгут, говоря, что человек существует для существования вещей, ибо жизнь его коротка. Лгут и те, что говорят реальность - это мысли, доброта, красота, поэзия и природа, что кроме окружающего нас существует жизнь высшая, лучшая и что к ней и надо стремиться. Все это ложь. Запомни одно - мир единственен, а не множествен, реален, а не иллюзорен, целен, а не разматывается по частям как длинная нить Парки. А то, что он в движении, так это все живое хочет проявить себя в нем сейчас. А потом, не хватайся за слова, как будто нашел истину. Истина проще, чем слова о ней, или точнее, истины нет как таковой в мире слов, этих обломков мыслей. Истина и мысль - это аффект чувств, самообольщение, ослепление светом. А потом, знай, что люди все свободны, и в мире нет принуждения, насилия - это иллюзия трусливых натур, что боятся скорее не смерти, а жизни. Свободны, но не хотят быть ими, придумывают для этого правду и ложь, которые невозможно отличить друг от друга, придумывают необходимость и мораль, как вечные, неписаные законы, о которых нужно говорить шепотом и при этом моргать глазами».
«Смотреть в глаза жизни - порой это невыносимо, хочется уйти в мир собственного воображения, не понимать, не переживать, стать другим, раствориться в другом. Но ради себя надо одержать победу над собой, остаться преданным реальности жизни, обдуваемой ее терпким ветром, - только в этом спасение и победа над внешними обстоятельствами. Я выдержу, я не отступлю, я останусь самим собой - так отвоевывается у жизни право на жизнь».
Я не долго думал, куда его пристроить. Если сам не можешь контролировать вновь появившееся общественное или политическое движение, не можешь его возглавить, нужно хотя бы внедрить в него подконтрольного человека. Нужно было начать с безобидного экологического движения. Судьба его должна была для него выглядеть правдоподобно. Не подумал я об одном, что когда у него пошли дела в нужном направлении, у него появилась уверенность в исключительности своей личности.
Откуда-то, из глубины его, освобожденного исподволь мной существа, возникла энергия, которая требовала немедленного применения. Нравственность нельзя привить. И он пришел к выводу, что деньги являются самоцелью любого лидера общественного движения. Это, как прибалты, - сначала пели хором, а потом потребовали «независимости». Он быстро вскочил в другой «поезд», как ему казалось. В его интересы в Интернете начали входить сайты официальные, например сайт «Эффективной политики», сайты московских анархистов, пугающие публику «поваренной книгой», сайт «Кавказ», гуляющий по сети.
Он понял, что никто не собирается уничтожать террористов в условиях ядерного мира, когда большая война с большими игроками невозможна. Мелкие террористические акты становятся рычагами большой политики, их будут пестовать все стороны для укрепления, как личной власти, так корпоративной и государственной. Их будут финансировать и прикрывать. Терроризм современный возник из идеи многополярного мира. Пока общество не научится, как у примитивных народов, справедливо распределять общественное достояние, а не защищать интересы воров, в мире будет воровство и убийства, никто не уверен в другом.
Чтобы занять положение в организации, нужны деньги. А деньги можно взять у богатых и заинтересованных, правда, деньги будут темные, и почти всегда грязные. Чтобы стать заметным и незаменимым в организации, завоевать политический вес, надо стать экстремистом, участвовать в общественных скандалах и громких акциях с привлечением маст-медиа и властных структур. В этом экспансивном мире надо унять свою алчность, иначе не решишь никаких задач, нет быстрого и простого решения. Кажущаяся легкость и доступность цели, больно ударит потом по самонадеянным, беспринципным и наглым политиканам.
Алгоритм желательных событий для Руслана был написан. Программа усложнилась, введены были элементы случайности, что-то подобное «броуновскому движению», но только в поступках. За ним никто никогда не следил. Как он контролировался? Да очень просто, по программе. Когда он справлялся с очередным заданием программы, физиогномика и череда поступков и событий в его жизни всегда выводили на него. Как не велики были временные и другие затраты, но они всегда оправдывали себя. Если хочешь сохранить власть над событиями и людьми – деньги не самое главное.
Добра и зла не существует. Жизнь обладает двумя качествами: экспансивностью, как волей к действию, и экспрессивностью, как сигналом к действию. Как мы рыбу ловим? Ручейник живет в каменной крепости, рыба стоит в потоке, и тот и другая в воде, оба питаются тем, что попадает в воду. Приходит человек, насаживает на крючок голенького ручейника, ловит на него рыбу. В природе рыба бы ждала, когда из ручейника появится поденка и выйдет из домика, чтобы схватить ее, человек же усилил событийность среды, в которой они жили, треугольник события состоялся. Увеличив экспрессивность среды, человек уничтожил и рыбку и ручейника. Человек научился управлять этим свойством живого. Число сигналов в человеческом обществе растет, экспрессивность в государстве растет, человек перестал думать над чем-либо, его плотно подвесили на крючок.
Если рабочий делал сложную вещь, например, за месяц, то теперь он делает простую, однообразную деталь за минуту, а приходит домой, ему хочется забыться от пустоты в голове, он включает телевизор или пьет водку. Быстрота обладания результатом события приводит к соблазну, заставляет выполнять больше работы, пропуская насыщение работой - отсюда и стрессы. Человек попадает в замкнутый круг каждодневных и пропущенных событий, и не может вырваться из него.
Почему высшие слои общества ничего не делают? Потому что праздность- привилегия управляющих, иначе общество станет неуправляемым, что приведет к хаосу и остановке производства, так как только они помнят смысл работы, события. Деньги имеют функцию захвата власти богатыми собственниками над неимущим большинством, они заставляют принимать свои правила распределения и работы неимущими. Рабы отдают свою свободу в виде полноценной событийности жизни, на ущербную работу на угнетателей, в рамках бесчеловечного общества. Человек в современном обществе - раб распределения, никуда не может от него уйти, разве что в нищету.
Управляющие классы не заботит понятие «добра», они придумали «добро», и пользуются им только в отношении своих детей и своего класса, навязывая рабам свое понятие «добра» как идеологии. Подменяя экспрессивность человека религией, привязав его к общей ответственности перед ней, используя милосердного и карающего Бога, как наживку, фанатики начинают приносить Богу человеческие жертвы, на самом деле в своих интересах.
Правильный политический строй начнется, когда большинству вернут событийность, как свободу от высших управляющих классов. «Добро есть бунт, Бакунин говорит, а зло, - зло лишь обличие его».
Он метался от Гринписа к антиглобалистам, от шовинистов к анархистам. Несколько раз мы подставляли его как провокатора, даже посадили в тюрьму ненадолго с помощью спецслужб соседней страны, а потом официально потребовали выдачи к нам, за экстремизм, что потом у нас не было доказано судом, но дело было сделано. Он начал говорить: «Что же делать – терроризм моя судьба и профессия».
Он вспомнил, что его предок по матери, лезгинец, который покинул Отчизну, чтобы служить России. Руслан похож на него серыми глазами и тонким лицом. В Дагестане в горах, куда он исчез, с трудом говорили по-русски, а женщины даже и не понимали его. Первое время эти темноволосые люди, с похожими носами, ушами, глазами, с одинаковой мимикой лица, когда разговаривали, были ему не доступны в разговоре.
Можно ли назвать национальностью - общину, живущую веками в одном ауле, из одного ущелья. Они могли быть - кем угодно и жить как угодно, но это было племя с вождями, своими женщинами, своими предками, и все были готовы к войне, они всегда жили военным станом. Они подчинялись только своему, одному с ними по крови. Они понимали общую ответственность за род и воевали только за него.
В своей старой жизни, в комфортабельной квартире он не замечал, что в ванной течет вода из крана, и горячая и холодная, газ на плите, только поднеси спичку, свет горит, батареи отопления ночью греют комнату, по телевизору развлекают, кто-то по утрам увозит мусор, кто-то в магазине продает ему молоко, кто-то для него убивает на мясо животных и птиц, кто-то выращивает и печет хлеб. А он ходил на работу, заполнял пару бумажек своим красивым почерком за день, заходил раз в месяц с ними в банк на двадцать минут, - все! На такую жизнедеятельность уходила его зарплата, но это казалось ему несправедливо мало, словно это - само собой разумеющееся.
На Кавказе попал он в лагерь к арабам, принял мусульманство, воевал, больше бегая по горам, чем, стреляя, голодный и оборванный. Порой отряд их делал недельные переходы по снегу перевалов под ледяным небом и злым ветром, от которого не спрячешься, в долинах их ждали бомбежки и обстрелы. Если ему пришлось обрывать все связи с прошлым и родными, то эти люди, в отличие от него, братья-мусульмане, наоборот, чем суровей была жизнь и потери, укрепляли связи с соплеменниками. У них был враг, пусть даже которого они и не знали, и общий бог. Их музыка и песни, которые они пели или по одиночке или все вместе, были возвышенно-печальны, как мировая скорбь. Боевые танцы и сопровождающие их клики больше напоминали магические заклятия, рассчитанные на запугивания духов и призыв к удачному набегу.
Попалась ему еще в лагере старая, выпуска сорок девятого года, с пожелтевшими страницами на плохой бумаге и цинкографическими черно-белыми картинками, медицинская книга «Полевая хирургия». Там в предисловии было сказано, что «война – эпидемия травматизма». Это оказалось правдой, не столько смертью он заведовал, в основном были ранения и болезни.
Изможденного, его переправили через Азербайджан в Турцию. Дальше была война в Центральной и Восточной Африке, неизвестная в Европе, это экспансия мусульманского Севера на Юг, ислам подменял собой слабые государства, и она проходит успешно. Он убивал людей, совершенно на него не похожих, как траву косой косил. Был он в Македонии и в Косове.
Загнала его мусульманская идея сильного братского и молодого исламского мира на Минданао, и даже Бирму и Южный Китай, к единоверцам. Нелегально переходил на территорию Израиля, где ему устроили встречу с шейхом Ясином из «Хамаса», знатоком Корана, слепому не надо видеть мир, замысел Аллаха он просто знает. «Все судьбы у Аллаха в руках». «Аллаху известно, кому умереть, а кому жить». «У христиан сказано: «Если глаз соблазнил тебя, вырви его». Шейх уже тогда знал, что придет время и Руслан предаст своих братьев-мусульман, идеи Руслана не совпадали с его идеями. Они с Аллахом живут постоянно, молиться на дню пять раз даром не проходит. Представьте миллиард сплоченных, как единая нация бойцов, под неусыпным контролем Аллаха, - им же покорится весь мир.
У нас что-то подобное было с коммунистической идеологией. Отошел от пути Господа – смерть. Человек никогда не будет свободным, пока существует религия, или идеология, построенная как религия. Самая большая трагедия высказана давно в Библии - обреченность этому миру, «ибо ничего мы не принесли в мир, явно ничего не можем и вынести из него».
Разрушение традиционного быта в исламе привело к возникновению панисламизма нацистского типа, который в современном мире становится глобальным процессом. Потом он разделится на отдельные наиболее активные части по расовому признаку, как это уже было. Что делают в Москве тысячи молодых, крепких мусульманских мужчин призывного возраста. Работают за копейки. Они беженцы? Они устали от войны? Но война была смыслом их жизни всегда. «Мы, чеченцы устали от войны, - говорит Кадыров. Понимай его. – Вы устали от войны».
Что такое мечети? Это не место, где живет бог, это место собрания единоверцев, поклоняющихся Аллаху. У вечных кочевников и воинов бога не надо носить с собой, он всегда с ними. У зорастрийцев Бог – огонь. У китайцев – земля, небо, огонь, вода, предок, их религия – ритуал жертвоприношений этим элементам, храм – место соблюдения ритуала. Все это для приобщения к общей ответственности.
Возьмите Америку с их множеством «свободных» людей, которые создали множество сект и церквей. Что не пригорок, то на частной земле новый пророк со своей церковью имени себя. Так удобней, Всевышний один, а нравственность прихожан – общая, и в тоже время его, пророка. Торговые центры – тоже храмы, для поклоняющихся деньгам. В древности было проще, капища, - языческий алтарь, на котором приносились жертвы, - боги требовали крови. Неужели новый бог капитализма не требует принести себе жертвы на свой алтарь?
Запах смерти преследовал Руслана везде, может быть потому, что он родился в этой стране. Где бы он ни побывал, он встречался с людьми, которые жили в его стране. От них всех пахло смертью. Он не упоминал здесь Африку или Южную Азию, наши здесь надолго не задерживаются. Смерть там - повседневное и привычное явление. Ни на переселенных Мальдивских островах, ни на Цейлоне, Таиланде, смерть не является в виде проклятия. Она там другая, может в тропиках быстрый биологический оборот смерти. Может это оттого, что страна наша проклята богом, она воняет языческим коммунизмом с его многочисленными жертвами во имя всеобщего равенства.
Вернувшись на Кавказ, Руслан себя не проявил. Набранная им группа не участвовала пока в операциях войны, но тренировки Руслан проводил жестко, в полный контакт, ему не хотелось, чтобы они погибли в первой же схватке с натренированными спецназовцами. Готовился терракт с политическими целями, громкий. Нужно было подставить одного неконтролируемого лидера экстремистов перед американцами, которые видели его правозащитником, они есть и в среде мусульман, и одного олигарха на деньги, поддерживающего его. Деньги были нужны к широкомасштабной избирательной компании в России другого «нашего» лидера.
Набранные «молодые волки» не были связаны со «старыми» боевиками, которые начинали войну, как клановую, за контроль над «трубой», по которой «старые» олигархи из Сибири бесконтрольно со стороны либеральных властей перекачивали нефть в Туапсе, что приносило им сверхприбыли. Большинство молодых братьев-мусульман потеряли на войне отца и мать, братьев и сестер. Им, озлобленным на «русских», не нужны были даже деньги, они воевали за обиды рода.
Взрывчатку в Торговый Центр носили в термосах работяги-таджики, работавшие по отделке нового здания и жившие за оградой в строительных вагончиках, забитых в три ряда нарами. Терракт не может быть абстрактным, безадресным, типа отравления воды или водки, как акт отчаяния. Нужен был именной терракт, чтобы получить общественный резонанс и привести к желательным событиям.
Захват произошел быстро, Торговый Центр был полон московской публики, на презентации должна была выступить группа «Белый орел». Но все пошло не так как он планировал. Перед захватом он не смог попасть в Центр, на входе ему навстречу вышла бухгалтерша с вечно обиженными глаза. «Руслан, что ты тут делаешь?», и он резко повернул назад, ушел за ограду Центра. Несколько машин одна за другой покинули стоянку: серебристый BMV, мерседес-вегон и «жук». Неприятные предчувствия возникли у Руслана, но остановить уже ничего было нельзя, из Торгового Центра слышались выстрелы, его «волки» обезвреживали «секъюрити». Но все пошло нормально, как и планировали. Руслан успокоился.
Двое суток удерживались люди на территории Центра. По телевидению ведущий, хорошо зачесанный и с твердым уверенным голосом, говорил знакомые ему слова, словно программу ему писали одинаковую с ним. Но дальше, словно кто-то подменил план терракта, вдруг все пошло кувырком, видно кто-то не был уверен, что молодые справятся и проявят выдержку перед лицом сильного давления. Опального олигарха не удалось привязать к акции, уверенный в себе ведущий передал заявление «террористов»: - «Они пришли в Москву умирать!». «Москва застыла в ужасе перед лицом «террора». Руслан понял, что его бойцы, которых он готовил к войне с неверными, а не к смерти, должны погибнуть, никаких свидетелей подготовки не должно было остаться. По телевидению выступил оппонент «нашего» лидера, сторонник жесткой линии. Потом плакали и умоляли с экрана либеральные актеры и режиссеры. Напугали даже бывших диссидентов с именем, но это уже был фарс победителей.
Он знал, что будет дальше, и набрал на мобильнике номер. Выбегавшие из разрушенного взрывом изнутри здания натыкались на оцепление, которое жестко отбивало их в нужном направлении. Это видение, вдруг, на какое-то мгновение затуманилось, словно поднялся воздух над горячим асфальтом, но он уже лежал в бетонном желобе водослива, звуковая волна взрыва накрыла его. Сколько он пролежал – не помнил, но когда поднялся, то ни фасада здания не узнал, ни роскошных машин у входа, только месиво из скрученного металла, огня и дыма там где была стоянка и оцепление, вход ему был свободен, - основная масса взрывчатки была в микроавтобусах Центра.
Алая, сворачивающаяся кровь проступала на закопченных черных телах шатающихся или ползающих навстречу на коленях, на них были клочья серой от цемента одежды. Уже никто не стремился выйти из здания, внутри, где сохранились перекрытия и залы, бродили в разных направлениях безумные, воющие от ужаса и боли люди с трясущимися руками и головами, среди того, что раньше тоже было людьми. Сладкий запах взрывчатки, и горький запах гари смешивались с запахом смерти и испражнений.
Он увидел молодую террористку в черном посмертном одеянии на полу, обездвиженную. Она смотрела на него своими печальными черными глазами с густыми ресницами, он узнал ее, - это была его семнадцатилетняя подружка, «мужчина не должен страдать». Сквозь серые фигуры целенаправленно скользили одетые с иголочки спецназовцы в полной экипировке. Спецназ был вооружен штурмовыми девятимиллиметровыми винтарезами «Вал» с глушителями. Она, террористка, не смотрела на убивающего ее. Выстрел, от удара пули в голову вылупились глаза, и открылся рот, словно она подавилась языком, по изменившемуся лицу змейкой пробежала судорога, лицо сразу стало неузнаваемым, – насильственная смерть всегда отвратительна.
И тут вдруг, среди растерзанных тел, он увидел агонизирующую мать с оторванными ногами. Он выл, но не слышал себя, только мычание. По рукам и ногам бегали иголочки, словно он голым продирался сквозь колючий ельник. Когда его взяли за опущенные безвольные руки, он сквозь глухоту услышал далекое: «Шок».
На проверку его отвезли в «Склифасовского». Документы его оказались в полном порядке, и фирма «Фантом» подтвердила его существование, всегда можно изменить показания, «была ошибка». Родственников не нашли, и скоро его перевели в «Моники», рядом, где у фирмы был свой медцентр.
Провалялся два месяца, потом выпустили. Он очутился в Красноградске, и первого кого встретил, был балагур и весельчак, старый его знакомый, владелец маленькой компьютерной фирмы, где Руслан впервые подключался к Интернету. Жена его, калмычка с красивым восточным лицом, была рядом, они собирались да дачу и крутились у машины. Посмотрев сквозь свои очки на его душевное состояние, посоветовавшись, они пригласили его с собой под Осташково на Селигер.
Пока ехали, Вернов рассказал ему, что все его родные погибли во время терракта в Торговом Центре, остался только старший сын его сестры, поступивший накануне в военное училище. На презентации в Центре был открыт большой детский зал с игровыми автоматами, и Людмила уговорила мать пойти, взять детей, «пусть развлекутся», тем более что хозяин арендовал автобус, чтобы отвезти сотрудников офиса туда и обратно, будет «фуршет» с шашлыками для своих.
Пройдя по дамбе и деревянному мосту с перилами, где прямо у ног плескалась вода, к каменным воротам монастыря, куда его притащил Верной, они вдвоем прошли на территорию. Трехэтажные корпуса были в разрушении и запустении, кирпичная кладка давно обветшала, внутренние дворики заросли сорняками и травой. Только возвышался отреставрированный центральный Храм и виднелась на другом конце острова светлая новая часовня.
Когда-то остров и монастырь был превращен коммунистами в концлагерь для польских жандармов, лесных охранников и пограничников. Все шесть тысяч здесь же и были расстреляны Нквд перед самой войной, о чем свидетельствуют у входа в монастырь два камня из черного мрамора с двумя надписями на разных языках. У поляков свои вековые обиды на Россию, они не хотели привязывать своих погибших к репрессированным при Сталине аборигенам. У них была своя война. Достучаться до государства невозможно с помощью террора, а до людей, уничтожая их – тем более. Государство самый большой насильник и вымогатель, а тем более религия, делящая людей по религиозному признаку, подменяющая государство собой и говорящая о «любви» к угнетенным людям. «Любя», - рвать их в клочья.
- Брат, - обратился Верной, теребя простенький православный крестик на бечевке у себя на шее, к подошедшему к ним худому старцу монаху в длинной, скрывающей щиколотки, черной сутане, - как вы можете жить на оскверненной убийствами земле монастыря.
Старец посмотрел сквозь толстые очки на Верного, в его такие же толстые очки, и ответил: - Мы не принадлежим этой земле, мы живем в царстве Божием.
– А как же власть. Что такое власть на этой земле? – задал Верной провокационный вопрос Понтия Пилата.
– Всякая власть от Бога.
– А если бог, это просто большая компьютерная программа?
– Бог не компьютер, Бог – вечность.
– А как узнать, что он от нас хочет?
- Замысел Бога не дано узнать людям.
- А это кто, – спросил он, повернувшись к Руслану, всматриваясь в его темное бесстрастное лицо, словно опаленное адским пламенем, - алкоголик?
- Глухонемой.
- Убогий. – Сочувственно покачал головой монах.
Руслан остался в этом оскверненном месте, выколов себе глаза. Теперь его можно видеть в монастыре, сидящим на старом венском стуле под громадной липой на высоком берегу, в стороне от тропинок. Он теряется в отблесках громадного озера с его заливами и островами вдали.
Когда начал разваливаться коммунистический советский госкапитализм, я создал рекламно-коммерческую фирму «Фантом», по типу ликвидированной властями комсомольской фирмы, занимавшейся в семидесятых годах реальным внедрением научных достижений в советскую действительность в Советском районе Новосибирска. Она называлась тогда «Факел», и была ликвидирована после чешских событий из-за своей эффективности. Теперь она, при достаточно хорошем компьютерном обеспечении, существует на Большой Коммунистической в Москве в маленьком, но хорошо отреставрированном особнячке.
Мне понравилось в этом парне, что он не стремился устроиться в жизни поудобнее, при этом беззастенчиво расталкивая окружающих у кормушки. Он хотел найти соратников-товарищей, с кем можно было разделить ответственность. А еще, он не обращал внимания на окружающее его, если при нем где-то неясно повторяли слово, то в первой же фразе, которую он выдавливал из себя, было это слово.
Через провайдера начал подсовывать ему интересующие меня страницы Интернета, контролировать его внимание и интерес. Не буду подробно описывать схему, скажу только, что связано это с прокси, программным обеспечением, осуществляющимся подключением удаленных пользователей через промежуточный шлюз, а также путем подмена доменного имени путем присвоения чужого имени DNS или искажением кэша информационной службы.
В новом государстве, которое мимикрировало из советского, разрешено многое, точнее разваливающееся государство уже не могло контролировать процесс. Взбудоражив общество примитивными рыночными инстинктами, алчностью, безнаказанностью, кажущейся доступностью достойной человека жизни, но только за чужие деньги, политиканы толкали, как им казалось, к прогрессу и здоровой активности его, но они уничтожали основу общества – терпимость и интерес к себе подобным. Надо же такому «либерализму» случиться. В новом государстве банки и внешняя торговля, юстиция и военно-промышленный комплекс, сырьевые и энергетические отрасли, медицина и продуктовая промышленность, - без чего не может существовать эффективная комплексная безопасность государства, - все отдано на откуп этим «новым»: «красным директорам», комсомольской и коммунистической номенклатуре, а также бесчисленному племени безродных проходимцев и авантюристов всех мастей. «Мы хотим, - они кричат возбужденно, - из бедности и зависимости выйти». Оставшиеся, не вошедших в их круг, будут всю жизнь жить в страхе между поделившими государственную власть мафиозными кланами.
Человек – самоуравновешивающееся существо, - не только в отношении к себе, но и к обществу. Если общество дает ему возможность развиваться по внутреннему побуждению, он проживает свою событийность без ущерба и потерь.
Любить ближнего своего труднее, чем ненавидеть. Но когда любишь без страха, ненависть уходит. Как просто и легко ты живешь. Без паскудства и занудства. Пища в меру - успокаивает физиологию, сон в меру – уравновешивает психическую активность, труд в меру – укрепляет кости и мускулы, секс в меру – приближает к гармоничному воспроизводству общества, без войн и голода. А смерть в меру – все уравнивает, и дает возможность достойно дожить до старости. Конфуций был прав, указав китайцам срединный путь меры. Ничего сложного он не говорил для слышащих: «Победи алчность, невежество и зависть, - и будь счастлив».
Корпоративная мораль, развившаяся в настоящее время, и интересы мафии действуют только внутри структуры и не имеют обратной связи с обществом, ведь цель их - эксплуатация этого общества, и распределение благ внутри себя! Также, - и старая чиновничье-ведомственная система! Государство при помощи принуждения властными структурами может некоторое время существовать без катаклизмов, но общество – нет. «Фантом» не подменяет собой ведомственные министерства. «Старые» структуры, как и «новые», корпоративные, – не эффективны. Общественное мышление требует вспомогательных структур для своего стабильного существования или, как говорят мировые политиканы, ответа «на новые вызовы». Требуются реклама, телевидение и печать, репортеры с мест событий и корреспонденты-аналитики, стукачи и осведомители, чтобы поддержать нестабильное равновесие в государстве.
В стране создано множество фондов и общественных организаций. Как это делалось, не буду подробно рассказывать. Создается с громким названием, например, «Новый Гуманитарный институт», или «Фонд эффективной политики». Пропускается персонал через, например, «Хаббарт колледж», который универсально занимается обучением менеджеров для экономики и внедрением в сознание их своих методов управления персоналом. По новейшим технологиям, созданным отставным полковником США, и «новой» идеологии и религии, саентологии, быстро и дорого, клепают «новую элиту». Такие «колледжи» приводят слушателей в стойло интересов мировой элиты, то бишь, к заинтересованным спецслужбам, но они же включают зависимую «новую элиту» в мировую игру по завоеванию позиций на поле управления глобальными процессами в политике и мировой экономике.
Руслан Аракиев жил в Красноградске, в подмосковном городке, вместе с матерью, своей тихонькой женой и ребенком. Окончил строительный институт. Создатель и руководитель секции карате в своей родной школе, уже после ее окончания. Детишек в секции воспитывал строго, - задержал деньги за занятия на один день, от занятий отстраняешься. Ввел дни полного контакта, после чего и сам тоже приходил с побоями с занятий, но довольный и окрыленный. В другое время он заставлял себя ходить на тренировки, они все реже приносили физическое удовлетворение, и он мучился этим. Небольшие деньги приносили маленький доход, но бросать их не хотелось. Он как бы пристегнул других к своей жизни, чтобы ее оправдать, по этой же причине вечно занимал у всех деньги, злился на себя и кредиторов, когда их нужно было отдавать, но делал это постоянно.
Он попивал, особенно после смерти отца, потом сестра уговорила его «зашиться». Сестра, Людмила, живет там же, но отдельно, в другом подъезде престижного дома. В молодости она «ошиблась», но удачно нашла крепкого хорошего парня, бывшего офицера-десантника, певуна и гитариста, родила второго ребеночка. С новым мужем гоняла на мотоцикле, лазила под воду с аквалангом, вместе пила водку, но фильтровала его друзей. «Вампирша», это видно было по ее «примаку», у которого повышенное давление от злоупотреблений, а еще губа, кто-то разбил ее ядовитые зубы в молодости. Руслан время от времени бил в ванной своего шурина, «чтоб не выступал, алкоголик».
Сестра кроме строительного, получила второе, юридическое образование, и устроилась юристом- консультантом на работу в строительный холдинг «Центр-Ответственность». Брата своего она взяла управляющим к своему хозяину. Там же менеджером в магазине «Видео» работал и ее муж.
Речь Руслана тихая, казалась спокойной, но он начинал мычать, когда его прерывали в разговоре, затыкал языком себе рот и заикался, а когда видел, что собеседник жалел его и поэтому не противоречил или сворачивал разговор, начинал не на шутку злиться. Впоследствии, когда «Фантом» занялся им, я излечил его от заикания у нас в медицинском центре.
Поражало, что он был с абсолютно-правильными, какими-то «картонными» моральными ценностями. Он был сентиментален по-американски, - тебе задают вопрос глумливый, а ты в ответ обезоруживаешь зрителя своей наивностью и еще школьными представлениями о добре и зле. К таким людям плотно прилипают стереотипы поведения.
Генерал Аракиев перебрался в Подмосковье из крупного войскового округа с семьей, сделав удачную карьеру. Шла подготовка крупномасштабной мировой войны. Он, приходя, домой, снимал папаху и шинель, надевал пижаму, плотно ужинал, пока растянувшийся желудок не говорил ему, что - всё. Ел он жадно и неряшливо, вздергивая тонким носом, поросшим волосами, зрелище – ну, хорек! Потом включал телевизор, заваливался на диван круглым животом вверх, брал в руки газету и вскоре уже храпел. Он по-своему любил своего позднего сына. Но любовь это не насилие и не страх. Уже в окружном городе, когда Руслан ходил в школу, где учились дети соседнего детдома, хулиганистые и отчаянные, отец установил ему жесткий порядок жизни.
Дом был престижный, старинный. Стол, стулья, серебряный сервиз: стаканчики с красно-сине-белой эмалью и гербом где вензель, – все было трофейное, немецкое. Легенда говорила, капитан, командир роты с орденом Красного Знамени, смахнул со стола в плащ-палатку шнапс в бутылке, сервиз со стола, когда он въехал на танке прямо в гостиную богатого немецкого бюргера в Эберсвальде, следом пошли и стол и стул. Майора получил в Академии в Ленинграде. Руслан хорошо помнил этот стул. Стул стоял в комнате с высокими потолками, закругленными у стен углами, скрипучий паркет, длинные высокие батареи отопления.
Родился ребенок, его мыли в банной комнате в тазу, поставленным в ванну, глубокую с прямыми стенками. Таз убирали, ребенка водружали на стул, заботливые руки матери обтирали его голенькое тельце махровым полотенцем, а он держался ручонками за спинку стула, и довольно пофыркивал. Потом стул стоял в коридоре у телефона на стене, черного с рожками, ножки стула были вечно запыленные, дуло из-под двойной двухстворчатой двери с тамбуром. Руслан в детстве забирался на него и подолгу вслушивался в то, что происходило за дверью. На первом этаже ОП милиции, общество слепых, диспетчерская ЖеКа. Дворники татары на таинственном пятом этаже, куда детям запрещалось ходить, там был лаз на крышу. В дворике дома была заброшенная клумба с пустым постаментом в середине, от бюста Сталина.
В школе Руслана не любили, он учился на «отлично», но не имел друзей. Сплоченные детдомовские забирали у него карманные деньги, пинали его, а он только стоял с опущенными руками, не смея поднять на обидчиков безвольных глаз. Он приводил иногда новеньких одноклассников домой, думая, что отец не будет в присутствии чужих заставлять его выполнять распорядок дня. Тот тыкал пальцем в бумажку расписания на стене, грозно покрикивая, начинал вытаскивать из штанов ремень. «Но я уже сделал уроки. – Я проверю, иди тогда заниматься на турнике в свою комнату. – Я хочу гулять с друзьями. – Всему свое время». Он, атлетически сложенный, перед небольшим коренастым отцом, плакал, опустив руки. Высокий и сильный он перечил отцу сквозь слезы, заикаясь. Отец тащил его в кабинет, оттуда взрывались рыдания Руслана и шлепки ремня.
Когда у Руслана родился свой ребеночек, он понял, что жизнь его не удалась. Мальчика он не заставлял заниматься спортом, тот рос тихоньким и слабеньким, склонным к меланхолии.
Став управляющим в особняке хозяина в Жуковке на Рублево-Успенском шоссе, первое время он гордился этим, мог запросто зайти в кабинет его. Доброжелательные слуги много не болтали. Ему нравилось, как функционировал порядок в доме, размещались и чистились в просторных высоких комнатах дорогие безделушки. На антикварных тумбочках в вазах ежедневно менялись пышные цветы, никаких горшков под окнами. Ему нравилось, как расставлялась великолепная посуда в столовой и порядок подачи блюд, простых и всегда свежих, работал повар. Все знали свое дело, никто не указывал, кому что делать. Чистенькие вышколенные служанки в кружевных передничках с выпирающими грудями, набранные специальными службами из числа местных, которые жили, рождались и работали в этих престижных местах всегда, тихо расхаживали по дому. Как спокойно и беззлобно временами хозяин брал их в кабинет, как они радостно и подобострастно отдавались ему. Моральные ограничения и зажатость возникают только у малоимущих, озабоченных повседневной жизнью, у них нет стабильного будущего. Уборщицу в Жуковке нельзя было уволить, она знала, что ее работа у хозяина – на всю жизнь.
У хозяина было большое широкое лицо с тонким острым носом, и он носил светлые прозрачные очки, за которыми скрывались добрые застенчивые глаза. Он был довольно крупным. При тихом его разговоре, сложно было понять, что же он хочет, он держался от собеседника на отдалении, с нездоровым запахом изо рта, словно вечная отрыжка от лука. Высоцкий был бы не прав сегодня со своими словами: «Капитан, никогда ты не станешь майором». Хозяин был большой демократ, и его любимый анекдот: «Сынишка спрашивает папу генерала, - А я стану лейтенантом? – Станешь, сынок. – А майором? – Станешь, сынок. – А генералом? – Станешь, сынок! – А маршалом? – Нет, у маршала свой сын есть». Хозяин был славянофил и истинный русак. Он вырос в Красногорске, оканчивал ту же школу, что и Руслан и был по возрасту почти ему ровесник, потом училище. Служил здесь же, в органах, с трудом дотянул до подполковника. Когда пощипали генералов из ГКЧП, его поставили генеральным директором строительного холдинга «Центр-Ответственность», он умел манипулировать людьми, т.е. стравливать их в своих интересах.
Предыдущий «генсек» создал другую фирму, но вскоре был застрелен утром у вестибюля своего офиса, когда нынешний владелец «Центра-Ответственности» и бывший глава района были вместе в отпуске на Кипре. Холдинг занимается в основном теперь торговлей, имеет несколько крупных гипермаркетов по Кольцевой дороге. Финансовый директор у хозяина бывший прапорщик польского происхождения из литовских, по фамилии Гудвин, молодой, грузный, уже лысый, с круглым лицом, что начинал карьеру бизнесмена, бегая по Подмосковью с автоматом, теперь он бегает с пухлым портфелем, из которого в офисе, как фокусник, извлекает пачки новеньких долларов. У финдиректора свой дом, рядом с особняком хозяина, такой же большой, но с полным отсутствием вкуса, что-то с остроконечными башенками.
Хозяин до сих пор любит проехаться вечером на своем мерседесе-вегоне, снять кассы со своих магазинов в своем гипермаркете, это его хобби. А потом утром сам заносит деньги и кассовые чеки в офис, во вторую бухгалтерию, его личного торгового дома, где сидит маленькая вертлявая бухгалтерша, со словно навсегда оскорбленным лицом.
В его личные владения входит нерентабельный магазин видео и аудио кассет, такой же нерентабельный салон домашнего кинотеатра, а также, книжный магазин, где можно купить от Марининой и Донцовой до классиков оккультных наук. Зато там, в подсобке, в уютном будуаре, ему можно выпить кофе или коньяка в обществе старой школьной подруги, «коня с яйцами», которая властно, временами, требует себе подарок, хотя подарок ей уже сделан, когда ее взяли менеджером в этот магазин, здесь всегда женский порядок и свежие пирожные к чаю, только в этом она понимает толк.
Жена хозяина – высокая, худенькая, обесцвеченная, с густым запахом дорогого парфюма, с вздернутым тоненьким носиком, властная и вздорная мадам, с хорошей модной плоской фигурой. Как они любят друг друга! Муж после книжного магазина заходит к ней, чтобы увезти домой, хотя у нее маленький свой BMV-жук. Жена его «независима», она оканчивала «плешку», ее так называемая третья бухгалтерия ведет магазин «Парфюмаркет» в соседней комнате, там же сидит бухгалтерия Гудвина, тоже имеющего свой магазинчик, где продаются ножи и удочки, его хобби – рыбалка. Но все сотрудники получают зарплату в первой бухгалтерии холдинга, доход, снимаемый с аренды площадей, полтора миллиона долларов в месяц.
Деньги, что хозяйка дает их единственному с хозяином сыну, проклятие для последнего. Он их «не заработал». А поэтому принимает их с брезгливостью, но обходиться без них уже не может, каждый раз убеждаясь в их силе. С бледным лицом, лихорадочным блеском глаз, и всегда с кроваво-красными губами, этот молодой человек учится в одной из созданных на скорую руку коммерческих платных академий, на кафедре международной экономики, ездит на старом, но резвом, джипе-чероки, и портит девок. Проклятие его в другом, и он мучится этим - у него нет жизненного стержня, мировоззрения, и поэтому он живет «по-понятиям» своего отца.
Жизнь у хозяина вскоре надоела Руслану, зарплату платили хорошую, регулярно, но не много. Тем временем я взялся за него, и он уже не пожимал плечами обречено, «что тут поделаешь», когда ему задавали вопрос «ну как дела?».
«Ты хочешь, чтобы тебя любили, хочешь, чтобы вместо ненависти у тебя была любовь. А ты любишь себя. Сначала полюби себя. Ты любишь свои руки, ноги, глаза? Руки хотят делать то, что им нравится, глаза смотреть на то, что им нравится. Ведь ты отдергиваешь руку от горячей плиты, и отводишь глаза от яркого света, и устаешь от глубокой темноты. Тебе нравится запах цветов и не нравится - протухших подворотен. Тебе приятно разговаривать с людьми, которые тебя могут понять и без слов, и неприятно оставаться в одиночестве у телевизора, где говорят и говорят без конца изо дня в день, из года в год одно и тоже. Научись понимать, что ты любишь, тогда поймешь - к чему стремишься, когда поймешь, к чему стремишься - обретешь спокойствие, ты начнешь жить, у тебя появится прошлое, от которого тебе не захочется убежать. А человек, у которого есть прошлое - не боится будущего».
«Будь самим собой, не привязывайся ни к чему, только темнота души видит свет вокруг. «Общее», «работа» - делай, выполняй, отдавай, что от тебя люди хотят. Цени работу не как цель, а как средство, средство жить среди людей, не подвергаясь опасности с их стороны. Не замыкайся в себе, не отрывайся от земли - чувство полета кружит голову, и только. Для многих реальность - это вещи, вещи и вещи. Они лгут, говоря, что человек существует для существования вещей, ибо жизнь его коротка. Лгут и те, что говорят реальность - это мысли, доброта, красота, поэзия и природа, что кроме окружающего нас существует жизнь высшая, лучшая и что к ней и надо стремиться. Все это ложь. Запомни одно - мир единственен, а не множествен, реален, а не иллюзорен, целен, а не разматывается по частям как длинная нить Парки. А то, что он в движении, так это все живое хочет проявить себя в нем сейчас. А потом, не хватайся за слова, как будто нашел истину. Истина проще, чем слова о ней, или точнее, истины нет как таковой в мире слов, этих обломков мыслей. Истина и мысль - это аффект чувств, самообольщение, ослепление светом. А потом, знай, что люди все свободны, и в мире нет принуждения, насилия - это иллюзия трусливых натур, что боятся скорее не смерти, а жизни. Свободны, но не хотят быть ими, придумывают для этого правду и ложь, которые невозможно отличить друг от друга, придумывают необходимость и мораль, как вечные, неписаные законы, о которых нужно говорить шепотом и при этом моргать глазами».
«Смотреть в глаза жизни - порой это невыносимо, хочется уйти в мир собственного воображения, не понимать, не переживать, стать другим, раствориться в другом. Но ради себя надо одержать победу над собой, остаться преданным реальности жизни, обдуваемой ее терпким ветром, - только в этом спасение и победа над внешними обстоятельствами. Я выдержу, я не отступлю, я останусь самим собой - так отвоевывается у жизни право на жизнь».
Я не долго думал, куда его пристроить. Если сам не можешь контролировать вновь появившееся общественное или политическое движение, не можешь его возглавить, нужно хотя бы внедрить в него подконтрольного человека. Нужно было начать с безобидного экологического движения. Судьба его должна была для него выглядеть правдоподобно. Не подумал я об одном, что когда у него пошли дела в нужном направлении, у него появилась уверенность в исключительности своей личности.
Откуда-то, из глубины его, освобожденного исподволь мной существа, возникла энергия, которая требовала немедленного применения. Нравственность нельзя привить. И он пришел к выводу, что деньги являются самоцелью любого лидера общественного движения. Это, как прибалты, - сначала пели хором, а потом потребовали «независимости». Он быстро вскочил в другой «поезд», как ему казалось. В его интересы в Интернете начали входить сайты официальные, например сайт «Эффективной политики», сайты московских анархистов, пугающие публику «поваренной книгой», сайт «Кавказ», гуляющий по сети.
Он понял, что никто не собирается уничтожать террористов в условиях ядерного мира, когда большая война с большими игроками невозможна. Мелкие террористические акты становятся рычагами большой политики, их будут пестовать все стороны для укрепления, как личной власти, так корпоративной и государственной. Их будут финансировать и прикрывать. Терроризм современный возник из идеи многополярного мира. Пока общество не научится, как у примитивных народов, справедливо распределять общественное достояние, а не защищать интересы воров, в мире будет воровство и убийства, никто не уверен в другом.
Чтобы занять положение в организации, нужны деньги. А деньги можно взять у богатых и заинтересованных, правда, деньги будут темные, и почти всегда грязные. Чтобы стать заметным и незаменимым в организации, завоевать политический вес, надо стать экстремистом, участвовать в общественных скандалах и громких акциях с привлечением маст-медиа и властных структур. В этом экспансивном мире надо унять свою алчность, иначе не решишь никаких задач, нет быстрого и простого решения. Кажущаяся легкость и доступность цели, больно ударит потом по самонадеянным, беспринципным и наглым политиканам.
Алгоритм желательных событий для Руслана был написан. Программа усложнилась, введены были элементы случайности, что-то подобное «броуновскому движению», но только в поступках. За ним никто никогда не следил. Как он контролировался? Да очень просто, по программе. Когда он справлялся с очередным заданием программы, физиогномика и череда поступков и событий в его жизни всегда выводили на него. Как не велики были временные и другие затраты, но они всегда оправдывали себя. Если хочешь сохранить власть над событиями и людьми – деньги не самое главное.
Добра и зла не существует. Жизнь обладает двумя качествами: экспансивностью, как волей к действию, и экспрессивностью, как сигналом к действию. Как мы рыбу ловим? Ручейник живет в каменной крепости, рыба стоит в потоке, и тот и другая в воде, оба питаются тем, что попадает в воду. Приходит человек, насаживает на крючок голенького ручейника, ловит на него рыбу. В природе рыба бы ждала, когда из ручейника появится поденка и выйдет из домика, чтобы схватить ее, человек же усилил событийность среды, в которой они жили, треугольник события состоялся. Увеличив экспрессивность среды, человек уничтожил и рыбку и ручейника. Человек научился управлять этим свойством живого. Число сигналов в человеческом обществе растет, экспрессивность в государстве растет, человек перестал думать над чем-либо, его плотно подвесили на крючок.
Если рабочий делал сложную вещь, например, за месяц, то теперь он делает простую, однообразную деталь за минуту, а приходит домой, ему хочется забыться от пустоты в голове, он включает телевизор или пьет водку. Быстрота обладания результатом события приводит к соблазну, заставляет выполнять больше работы, пропуская насыщение работой - отсюда и стрессы. Человек попадает в замкнутый круг каждодневных и пропущенных событий, и не может вырваться из него.
Почему высшие слои общества ничего не делают? Потому что праздность- привилегия управляющих, иначе общество станет неуправляемым, что приведет к хаосу и остановке производства, так как только они помнят смысл работы, события. Деньги имеют функцию захвата власти богатыми собственниками над неимущим большинством, они заставляют принимать свои правила распределения и работы неимущими. Рабы отдают свою свободу в виде полноценной событийности жизни, на ущербную работу на угнетателей, в рамках бесчеловечного общества. Человек в современном обществе - раб распределения, никуда не может от него уйти, разве что в нищету.
Управляющие классы не заботит понятие «добра», они придумали «добро», и пользуются им только в отношении своих детей и своего класса, навязывая рабам свое понятие «добра» как идеологии. Подменяя экспрессивность человека религией, привязав его к общей ответственности перед ней, используя милосердного и карающего Бога, как наживку, фанатики начинают приносить Богу человеческие жертвы, на самом деле в своих интересах.
Правильный политический строй начнется, когда большинству вернут событийность, как свободу от высших управляющих классов. «Добро есть бунт, Бакунин говорит, а зло, - зло лишь обличие его».
Он метался от Гринписа к антиглобалистам, от шовинистов к анархистам. Несколько раз мы подставляли его как провокатора, даже посадили в тюрьму ненадолго с помощью спецслужб соседней страны, а потом официально потребовали выдачи к нам, за экстремизм, что потом у нас не было доказано судом, но дело было сделано. Он начал говорить: «Что же делать – терроризм моя судьба и профессия».
Он вспомнил, что его предок по матери, лезгинец, который покинул Отчизну, чтобы служить России. Руслан похож на него серыми глазами и тонким лицом. В Дагестане в горах, куда он исчез, с трудом говорили по-русски, а женщины даже и не понимали его. Первое время эти темноволосые люди, с похожими носами, ушами, глазами, с одинаковой мимикой лица, когда разговаривали, были ему не доступны в разговоре.
Можно ли назвать национальностью - общину, живущую веками в одном ауле, из одного ущелья. Они могли быть - кем угодно и жить как угодно, но это было племя с вождями, своими женщинами, своими предками, и все были готовы к войне, они всегда жили военным станом. Они подчинялись только своему, одному с ними по крови. Они понимали общую ответственность за род и воевали только за него.
В своей старой жизни, в комфортабельной квартире он не замечал, что в ванной течет вода из крана, и горячая и холодная, газ на плите, только поднеси спичку, свет горит, батареи отопления ночью греют комнату, по телевизору развлекают, кто-то по утрам увозит мусор, кто-то в магазине продает ему молоко, кто-то для него убивает на мясо животных и птиц, кто-то выращивает и печет хлеб. А он ходил на работу, заполнял пару бумажек своим красивым почерком за день, заходил раз в месяц с ними в банк на двадцать минут, - все! На такую жизнедеятельность уходила его зарплата, но это казалось ему несправедливо мало, словно это - само собой разумеющееся.
На Кавказе попал он в лагерь к арабам, принял мусульманство, воевал, больше бегая по горам, чем, стреляя, голодный и оборванный. Порой отряд их делал недельные переходы по снегу перевалов под ледяным небом и злым ветром, от которого не спрячешься, в долинах их ждали бомбежки и обстрелы. Если ему пришлось обрывать все связи с прошлым и родными, то эти люди, в отличие от него, братья-мусульмане, наоборот, чем суровей была жизнь и потери, укрепляли связи с соплеменниками. У них был враг, пусть даже которого они и не знали, и общий бог. Их музыка и песни, которые они пели или по одиночке или все вместе, были возвышенно-печальны, как мировая скорбь. Боевые танцы и сопровождающие их клики больше напоминали магические заклятия, рассчитанные на запугивания духов и призыв к удачному набегу.
Попалась ему еще в лагере старая, выпуска сорок девятого года, с пожелтевшими страницами на плохой бумаге и цинкографическими черно-белыми картинками, медицинская книга «Полевая хирургия». Там в предисловии было сказано, что «война – эпидемия травматизма». Это оказалось правдой, не столько смертью он заведовал, в основном были ранения и болезни.
Изможденного, его переправили через Азербайджан в Турцию. Дальше была война в Центральной и Восточной Африке, неизвестная в Европе, это экспансия мусульманского Севера на Юг, ислам подменял собой слабые государства, и она проходит успешно. Он убивал людей, совершенно на него не похожих, как траву косой косил. Был он в Македонии и в Косове.
Загнала его мусульманская идея сильного братского и молодого исламского мира на Минданао, и даже Бирму и Южный Китай, к единоверцам. Нелегально переходил на территорию Израиля, где ему устроили встречу с шейхом Ясином из «Хамаса», знатоком Корана, слепому не надо видеть мир, замысел Аллаха он просто знает. «Все судьбы у Аллаха в руках». «Аллаху известно, кому умереть, а кому жить». «У христиан сказано: «Если глаз соблазнил тебя, вырви его». Шейх уже тогда знал, что придет время и Руслан предаст своих братьев-мусульман, идеи Руслана не совпадали с его идеями. Они с Аллахом живут постоянно, молиться на дню пять раз даром не проходит. Представьте миллиард сплоченных, как единая нация бойцов, под неусыпным контролем Аллаха, - им же покорится весь мир.
У нас что-то подобное было с коммунистической идеологией. Отошел от пути Господа – смерть. Человек никогда не будет свободным, пока существует религия, или идеология, построенная как религия. Самая большая трагедия высказана давно в Библии - обреченность этому миру, «ибо ничего мы не принесли в мир, явно ничего не можем и вынести из него».
Разрушение традиционного быта в исламе привело к возникновению панисламизма нацистского типа, который в современном мире становится глобальным процессом. Потом он разделится на отдельные наиболее активные части по расовому признаку, как это уже было. Что делают в Москве тысячи молодых, крепких мусульманских мужчин призывного возраста. Работают за копейки. Они беженцы? Они устали от войны? Но война была смыслом их жизни всегда. «Мы, чеченцы устали от войны, - говорит Кадыров. Понимай его. – Вы устали от войны».
Что такое мечети? Это не место, где живет бог, это место собрания единоверцев, поклоняющихся Аллаху. У вечных кочевников и воинов бога не надо носить с собой, он всегда с ними. У зорастрийцев Бог – огонь. У китайцев – земля, небо, огонь, вода, предок, их религия – ритуал жертвоприношений этим элементам, храм – место соблюдения ритуала. Все это для приобщения к общей ответственности.
Возьмите Америку с их множеством «свободных» людей, которые создали множество сект и церквей. Что не пригорок, то на частной земле новый пророк со своей церковью имени себя. Так удобней, Всевышний один, а нравственность прихожан – общая, и в тоже время его, пророка. Торговые центры – тоже храмы, для поклоняющихся деньгам. В древности было проще, капища, - языческий алтарь, на котором приносились жертвы, - боги требовали крови. Неужели новый бог капитализма не требует принести себе жертвы на свой алтарь?
Запах смерти преследовал Руслана везде, может быть потому, что он родился в этой стране. Где бы он ни побывал, он встречался с людьми, которые жили в его стране. От них всех пахло смертью. Он не упоминал здесь Африку или Южную Азию, наши здесь надолго не задерживаются. Смерть там - повседневное и привычное явление. Ни на переселенных Мальдивских островах, ни на Цейлоне, Таиланде, смерть не является в виде проклятия. Она там другая, может в тропиках быстрый биологический оборот смерти. Может это оттого, что страна наша проклята богом, она воняет языческим коммунизмом с его многочисленными жертвами во имя всеобщего равенства.
Вернувшись на Кавказ, Руслан себя не проявил. Набранная им группа не участвовала пока в операциях войны, но тренировки Руслан проводил жестко, в полный контакт, ему не хотелось, чтобы они погибли в первой же схватке с натренированными спецназовцами. Готовился терракт с политическими целями, громкий. Нужно было подставить одного неконтролируемого лидера экстремистов перед американцами, которые видели его правозащитником, они есть и в среде мусульман, и одного олигарха на деньги, поддерживающего его. Деньги были нужны к широкомасштабной избирательной компании в России другого «нашего» лидера.
Набранные «молодые волки» не были связаны со «старыми» боевиками, которые начинали войну, как клановую, за контроль над «трубой», по которой «старые» олигархи из Сибири бесконтрольно со стороны либеральных властей перекачивали нефть в Туапсе, что приносило им сверхприбыли. Большинство молодых братьев-мусульман потеряли на войне отца и мать, братьев и сестер. Им, озлобленным на «русских», не нужны были даже деньги, они воевали за обиды рода.
Взрывчатку в Торговый Центр носили в термосах работяги-таджики, работавшие по отделке нового здания и жившие за оградой в строительных вагончиках, забитых в три ряда нарами. Терракт не может быть абстрактным, безадресным, типа отравления воды или водки, как акт отчаяния. Нужен был именной терракт, чтобы получить общественный резонанс и привести к желательным событиям.
Захват произошел быстро, Торговый Центр был полон московской публики, на презентации должна была выступить группа «Белый орел». Но все пошло не так как он планировал. Перед захватом он не смог попасть в Центр, на входе ему навстречу вышла бухгалтерша с вечно обиженными глаза. «Руслан, что ты тут делаешь?», и он резко повернул назад, ушел за ограду Центра. Несколько машин одна за другой покинули стоянку: серебристый BMV, мерседес-вегон и «жук». Неприятные предчувствия возникли у Руслана, но остановить уже ничего было нельзя, из Торгового Центра слышались выстрелы, его «волки» обезвреживали «секъюрити». Но все пошло нормально, как и планировали. Руслан успокоился.
Двое суток удерживались люди на территории Центра. По телевидению ведущий, хорошо зачесанный и с твердым уверенным голосом, говорил знакомые ему слова, словно программу ему писали одинаковую с ним. Но дальше, словно кто-то подменил план терракта, вдруг все пошло кувырком, видно кто-то не был уверен, что молодые справятся и проявят выдержку перед лицом сильного давления. Опального олигарха не удалось привязать к акции, уверенный в себе ведущий передал заявление «террористов»: - «Они пришли в Москву умирать!». «Москва застыла в ужасе перед лицом «террора». Руслан понял, что его бойцы, которых он готовил к войне с неверными, а не к смерти, должны погибнуть, никаких свидетелей подготовки не должно было остаться. По телевидению выступил оппонент «нашего» лидера, сторонник жесткой линии. Потом плакали и умоляли с экрана либеральные актеры и режиссеры. Напугали даже бывших диссидентов с именем, но это уже был фарс победителей.
Он знал, что будет дальше, и набрал на мобильнике номер. Выбегавшие из разрушенного взрывом изнутри здания натыкались на оцепление, которое жестко отбивало их в нужном направлении. Это видение, вдруг, на какое-то мгновение затуманилось, словно поднялся воздух над горячим асфальтом, но он уже лежал в бетонном желобе водослива, звуковая волна взрыва накрыла его. Сколько он пролежал – не помнил, но когда поднялся, то ни фасада здания не узнал, ни роскошных машин у входа, только месиво из скрученного металла, огня и дыма там где была стоянка и оцепление, вход ему был свободен, - основная масса взрывчатки была в микроавтобусах Центра.
Алая, сворачивающаяся кровь проступала на закопченных черных телах шатающихся или ползающих навстречу на коленях, на них были клочья серой от цемента одежды. Уже никто не стремился выйти из здания, внутри, где сохранились перекрытия и залы, бродили в разных направлениях безумные, воющие от ужаса и боли люди с трясущимися руками и головами, среди того, что раньше тоже было людьми. Сладкий запах взрывчатки, и горький запах гари смешивались с запахом смерти и испражнений.
Он увидел молодую террористку в черном посмертном одеянии на полу, обездвиженную. Она смотрела на него своими печальными черными глазами с густыми ресницами, он узнал ее, - это была его семнадцатилетняя подружка, «мужчина не должен страдать». Сквозь серые фигуры целенаправленно скользили одетые с иголочки спецназовцы в полной экипировке. Спецназ был вооружен штурмовыми девятимиллиметровыми винтарезами «Вал» с глушителями. Она, террористка, не смотрела на убивающего ее. Выстрел, от удара пули в голову вылупились глаза, и открылся рот, словно она подавилась языком, по изменившемуся лицу змейкой пробежала судорога, лицо сразу стало неузнаваемым, – насильственная смерть всегда отвратительна.
И тут вдруг, среди растерзанных тел, он увидел агонизирующую мать с оторванными ногами. Он выл, но не слышал себя, только мычание. По рукам и ногам бегали иголочки, словно он голым продирался сквозь колючий ельник. Когда его взяли за опущенные безвольные руки, он сквозь глухоту услышал далекое: «Шок».
На проверку его отвезли в «Склифасовского». Документы его оказались в полном порядке, и фирма «Фантом» подтвердила его существование, всегда можно изменить показания, «была ошибка». Родственников не нашли, и скоро его перевели в «Моники», рядом, где у фирмы был свой медцентр.
Провалялся два месяца, потом выпустили. Он очутился в Красноградске, и первого кого встретил, был балагур и весельчак, старый его знакомый, владелец маленькой компьютерной фирмы, где Руслан впервые подключался к Интернету. Жена его, калмычка с красивым восточным лицом, была рядом, они собирались да дачу и крутились у машины. Посмотрев сквозь свои очки на его душевное состояние, посоветовавшись, они пригласили его с собой под Осташково на Селигер.
Пока ехали, Вернов рассказал ему, что все его родные погибли во время терракта в Торговом Центре, остался только старший сын его сестры, поступивший накануне в военное училище. На презентации в Центре был открыт большой детский зал с игровыми автоматами, и Людмила уговорила мать пойти, взять детей, «пусть развлекутся», тем более что хозяин арендовал автобус, чтобы отвезти сотрудников офиса туда и обратно, будет «фуршет» с шашлыками для своих.
Пройдя по дамбе и деревянному мосту с перилами, где прямо у ног плескалась вода, к каменным воротам монастыря, куда его притащил Верной, они вдвоем прошли на территорию. Трехэтажные корпуса были в разрушении и запустении, кирпичная кладка давно обветшала, внутренние дворики заросли сорняками и травой. Только возвышался отреставрированный центральный Храм и виднелась на другом конце острова светлая новая часовня.
Когда-то остров и монастырь был превращен коммунистами в концлагерь для польских жандармов, лесных охранников и пограничников. Все шесть тысяч здесь же и были расстреляны Нквд перед самой войной, о чем свидетельствуют у входа в монастырь два камня из черного мрамора с двумя надписями на разных языках. У поляков свои вековые обиды на Россию, они не хотели привязывать своих погибших к репрессированным при Сталине аборигенам. У них была своя война. Достучаться до государства невозможно с помощью террора, а до людей, уничтожая их – тем более. Государство самый большой насильник и вымогатель, а тем более религия, делящая людей по религиозному признаку, подменяющая государство собой и говорящая о «любви» к угнетенным людям. «Любя», - рвать их в клочья.
- Брат, - обратился Верной, теребя простенький православный крестик на бечевке у себя на шее, к подошедшему к ним худому старцу монаху в длинной, скрывающей щиколотки, черной сутане, - как вы можете жить на оскверненной убийствами земле монастыря.
Старец посмотрел сквозь толстые очки на Верного, в его такие же толстые очки, и ответил: - Мы не принадлежим этой земле, мы живем в царстве Божием.
– А как же власть. Что такое власть на этой земле? – задал Верной провокационный вопрос Понтия Пилата.
– Всякая власть от Бога.
– А если бог, это просто большая компьютерная программа?
– Бог не компьютер, Бог – вечность.
– А как узнать, что он от нас хочет?
- Замысел Бога не дано узнать людям.
- А это кто, – спросил он, повернувшись к Руслану, всматриваясь в его темное бесстрастное лицо, словно опаленное адским пламенем, - алкоголик?
- Глухонемой.
- Убогий. – Сочувственно покачал головой монах.
Руслан остался в этом оскверненном месте, выколов себе глаза. Теперь его можно видеть в монастыре, сидящим на старом венском стуле под громадной липой на высоком берегу, в стороне от тропинок. Он теряется в отблесках громадного озера с его заливами и островами вдали.
Обсуждения Террорист или бич божий