Стыд

Перни с хохотом и гиканьем бежал через лес, пока не выбился из сил. Тогда он бросился плашмя на голубой мох и издал радостный вопль, наслаждаясь ощущением полной свободы. Этот день принадлежит ему, и он наконец увидит океан.

Отдышавшись, Перни оглянулся. Никаких признаков деревни — он оставил ее далеко позади. Он вырвался из-под надзора братьев и родителей, и теперь ничто не помешает ему добраться до океана. А сейчас настал момент остановить время.

— Замрите! — крикнул он струе ручья и его...

— Но почему не Моцарта? — спросил Хоугланд, с сомнением качнув головой. — Почему не Шуберта, например? В конце концов, если вы хотели воскресить великого музыканта, могли бы перенести сюда Бикса Бейдербека.

— Бейдербек — это джаз, — ответил я. — А меня джаз не интересует. Джаз вообще сейчас никого не ин-тересует, кроме тебя.

— Ты хочешь сказать, что в 2008 году людей все еще интересует Перголези?

— Он интересует меня.

— Моцарт произвел бы на публику большее впечатление. Рано или...

Ветер уже совсем стих.
В сущности, это не ветер стих – это небо прекратило ёрзать.

Оно тут бывает так неспокойно, что даже пытается соскользнуть с поверхности моря и

унестись в сторону Луны. Тогда лик ее, пресыщенный земным вниманием, масляный, самодовольный, превратится вдруг в рассерженный обрубок мяса и все непременно отметят это изменение, с чем-то своим его связывая.

Проснутся толкователи изменений, откроют свои школы и станут собирать деньги с наивных.

У тех, конечно, не так...

Когда-то, давным-давно, они сидели на крыше больницы и курили. Он курил. Она смотрела на облака. Руки у нее были связаны ремнем, губы высохли, а запястья исписаны косыми порезами. Ему было почти уже сорок. Для него это была последняя возможность, так сказать последняя весна. Но об этом он и не думал. Просто курил. Сигарету за сигаретой.

Едкий дым поднимался вверх и сливался с… сливался с небом, с жизнью, становился ее частью. Сотни и сотни кубометров табачного дыма не только с крыши той...

• Могла ли Биче, словно Дант, творить,
Или Лаура жар любви восславить?
Я научила женщин говорить...
Но, Боже, как их замолчать заставить!

• Настоящую нежность не спутаешь Ни с чем, и она тиха.

• Наше священное ремесло
Существует тысячи лет...
С ним и без света миру светло.
Но еще ни один не сказал поэт,
Что мудрости нет, и старости нет,
А может, и смерти нет.

• Жить — так на воле, Умирать — так дома.

• И в мире нет людей бесслезней,
Надменнее и проще нас.

• Когда б вы...

Сэм Денкингер – уважаемый стольпар.
Когда он идет вразвалочку по Гангутской набережной, единственной улице поселка,

загребая здоровенными ручищами семечку из кармана отутюженных брюк, подносит ее ко рту манерно, слегка оттопырив мизинец – всем сразу понятно: перед ними матерый потомственный стольпар собственной персоной.

Здоровается с редкими прохожими, вышагивающими субботним утром по воняющему гниющими водорослями берегу, он небрежно : «…рассьте..» и сверкает передним золотым зубом так...

Однажды Октябрь Борисович попал в больницу. Колесников узнал об этом в тот же день и придя обнаружил его спящим вытянувшись на кровати как тонкая наполовину сгоревшая лучина.

Стараясь не разбудить его, он тихонько сел на стул в изголовье. На тумбочке лежал лист бумаги. Не двигаясь что бы старый стул не заскрипел Колесников скосил глаза и прочитал:

«…Сначала это чувство похоже на легкий оттенок ностальгии, который приходит в середине путешествия, когда ты уже посмотрел все...

Они никогда не испытывали мучительного чувства одиночества, родившись близнецами, с разницею появления на свет всего в пять минут. Неведома им была и тяга к общению с другими, судорожная, переходящая у некоторых, в навязчивую идею отверженности, отстраненности от мира.

Им вполне хватало общения вдвоем.

Еще, будучи младенцами, они чувствовали, если одного вдруг брали на руки или уносили – второй от отчаяния заливался истошным криком.

Привыкнув в утробе матери к мерному сердцебиению, они...

Узники жадно приникли к крохотным окошкам крепости, громоздкие ворота ограды, что окружала мрачное серое здание, открылись, пропуская освобожденных, и закрылись снова.

Был час заката. Лучи ярко освещали черепицу островерхих крыш, камни мостовых, кроны одиноких деревьев.

Кристиан огляделся – родной город показался ему новым, незнакомым.

- Пошли, - окликнул его Леон. – Теперь нам не откажут в помощи. Полтора года – это тебе не вечность, у нас еще остались друзья. Надо прежде всего...

День начинался сумбурно и странно.
Лук пришел на работу совершенно разбитым, со страшной головной болью. Накануне он почти до трех часов ночи просидел за компьютером, дорабатывая срочный проект, а потом долго не мог заснуть от переутомления — и вот теперь примостился за своим рабочим столом и пил черный кофе, чашку за чашкой, безуспешно пытаясь сосредоточить взгляд на линиях и цифрах, беззаботно пляшущих по экрану монитора.

Больше всего ему хотелось вернуться домой и выспаться: упасть на...