Боже, думал маленький человек, боже, как же страшно жить, как невыносимо просыпаться изо дня в день и погружаться в этот социальный дарвинизм, постоянный надзор вездесущего общественного мнения и строгие правила человеческих коммуникаций. А беззаконие этого города, как с ним бороться, есть ли здесь хоть капля справедливости и благородства, любви и правды, ведь он всегда мне лжет, всегда обманывает сладким привкусом красочных стеллажей, на которых с холодным расчетом расставлены ядовитые колбочки ненависти. Боже, куда все бегут, куда все катиться, кто-нибудь знает, у кого-нибудь есть мысли по этому поводу, зачем это беспорядочное движение, этот живой поток, съедающий последние остатки хладнокровия сердца, что подхватывает тебя, словно эфирное перышко и несет следом за собой в хаос должностей, инструкций, прав и чертовых свобод, на которые всем наплевать. Как страшно, жутко страшно сливаться с этим ураганом существования, маскироваться под одного из них, прикидываться деталью, звеном, составной частью машины бытия. Интересно, что будет, когда закончиться бензин, пейзаж наводнят апокалипсические пророчества фантастов и тогда воздух станет чище, прозрачнее и безмятежнее, или все обворожит тьма, беспроглядная, всеохватывающая, смертельная тьма, созерцающая саму себя. А будет ли там Бог, а может его уже нет, он бросил нас переваривать друг друга в собственном соку, он устал возится с человеческим отрицанием и отвержением его любви. Нет, он там будет, но только без свидетелей и пророков, как самодостаточная субстанция мира, как идеальное воплощение жизни без ее биологической постановки. Да, страшно, страшно думать, вдруг мои мысли прочтут, вдруг мои потаенные желания вскроют на всеобщее обозрение и куда деться, куда спрятаться от навязчивого преследования обличающих глаз, только внутрь себя, закрыться в собственном сердце, отгородиться от суеты движения в оледеневшее молчание, в безумие. Эй, там, прохожий, какой же ты чужой, я всегда очень остро отмечал эту черствость и сухость в тебе и в тебе-другом, и в другом-другом, все лица одинаковы, когда попадаются на крючок. А я, нет, уж лучше сторонкой, сторонкой, сторонкой от страха…
Охлажденное небо сгущало краски, пунцовое солнце клонилось к закату и травяные хлопья деревьев лизал волнующий майский ветер. Маленький человек стоял на краю крыши, маленький человек собирался сделать большой шаг в неизвестность…
Охлажденное небо сгущало краски, пунцовое солнце клонилось к закату и травяные хлопья деревьев лизал волнующий майский ветер. Маленький человек стоял на краю крыши, маленький человек собирался сделать большой шаг в неизвестность…
Обсуждения Страх