Он медленно брёл по осыпающейся аллее, загребая ботинками опавшую листву. Школа приближалась, неотвратимо, втискивая в свою дверь новых и новых мальчиков и девочек. Он опустил глаза долу и стал следить как носки его добротных ботинок, незаметно успевших превратиться в мощные ледоколы, взлетают из пластов условной листвы, на самом деле являющихся глыбами льда. Мгновенно увлекшись новой идеей Борис уже стоял на капитанском мостике и отдавал короткие приказания, посматривая на раскинувшуюся вкруг ледяную пустыню Арктики в бинокль.
Кто-то, шурша, его нагонял.
- Борька, слышь, тебе сёдни хана!- Загундоносил рядом Васька Полуяров.- Светлана
Николаевна обязательно тебя спросит. - Васька забежал вперёд и начал заглядывать в глаза. - Ха, а ты стих не выучил!
- Выучил.
- Врешь, не выучил! Будет у тебя в четверти двояк по литературе.
Борис отвернулся, ускорил шаг и, отодвинув Ваську плечом, вошел в дверь школы.
Урок литературы был вторым.
- Скребнев! К доске. - Светлана Николаевна бросила взгляд поверх очков, продолжая при этом писать что-то в своих бумагах.
Борис медленно встал, прошел к доске, взял зачем-то мелок с полочки, но тут же положил обратно. Повернулся к классу. Все внимали. Даже Фадеев на "камчатке" перестал шуршать упаковкой из-под чипсов.
Спектакль вот-вот должен был начаться. Мальчику стало совсем тоскно. Он бросил взгляд в окно, на освещенную солнцем берёзу с редкою листвою на ветках, на яркую черную ленточку запутавшуюся в ветвях и теперь весело трепетавшую обоими своими концами. Что-то было в этом ярком лоскуте! Что? Он уперся взглядом в шкафы за последними партами и моментально вспомнил: бескозырка! Конечно бескозырка! Он видел её в фильмах про моряков. И вот он уже карабкается по вантам закусив ленточки зубами, чтобы бескозырку не унесло яростным ветром шторма. Боцман, внизу на палубе, изрыгает проклятия, капитан молча и напряженно следит за каждым ловким движением Бориса, матросы что-то кричат и махают руками. Все надежды этого судна и его команды сейчас в сильных, мужественных руках Бориса; нет, не Бориса - Джека-Косого Шрама, разудалого матроса, которому все нипочем, которому раз плюнуть при абордаже влезть на самую верхушку грот-мачты и весело скаля зубы сигануть на неприятельский капитанский мостик с саблей в руках. Но сейчас дело поважнее: нужно освободить запутавшийся парус и …
- Мы ждем, Скребнев!
Борис повернулся и встретился взглядом со скучающе-озабоченным взглядом учительницы. Он нагнул голову.
- Ты знаешь урок?
В классе захихикали.
- Тихо! – Светлана Николаевна откинулась на стуле и сняв очки начала протирать стекла салфеткой. – Борис, я ведь тебя перед всем классом предупреждала, если ты не выучишь это стихотворение – на тройку в четверти и не надейся. Было такое?
Мальчик молчал.
Светлана Николаевна начала говорить о том, как важно учиться, знать родной язык, что очень тяжело придется в жизни без знаний, упущенное тяжело наверстать. Борис слушал и так ему было обидно за этого взрослого, непутёвого себя, что хотелось крикнуть всему классу, учительнице – вы ничего про меня не знаете, я никогда не буду таким! Но опять что-то помешало, сдержало, превратившись в удушающий комок в горле. Мальчик сглотнул и ещё ниже нагнул голову.
- Иди, садись, – вздохнула Светлана Николаевна и, надев очки, склонилась над столом. Борис скосил глаза и увидел как учительница вывела округлую двойку в журнале напротив его фамилии.
Внутри стало как-то пусто, но в то же время легко. Мальчик поднял голову и посмотрел в класс. Всем стало уже неинтересно, каждый занялся своими делами; один Васька, давний недруг, опершись одним локтем на спинку стула, победоносно скособочился и презрительно гримасничал.
- Я же сказала – иди, садись! – Голос учительницы стал на тон выше.
- Я…знаю урок, - просипел Борис, и самому стало противно за свой пропавший голос.
Класс затих.
- Что ты сказал? – Учительница повернулась к Борису. – Извини, я не расслышала.
- Да врёт он всё! – Васька зло и наигранно засмеялся. – Боится, батя дома шею-то намылит!
В классе опять захихикали, а Васька уже конкретно заржал.
- Полуяров, придержи свой темперамент к уроку физкультуры, и сиди тихо – за тобой тоже хвост с полкилометра волочится. – Светлана Николаевна не любила физкультуру и частенько в её высказываниях сквозило холодком по поводу этого предмета. Она встала из-за стола и прошла между партами на середину класса. Повернулась к Борису:
- Если мы тебя правильно поняли – ты знаешь стихотворение! Что ж, может быть двойка в журнале – досадная ошибка. А раз уж ты знаешь стихотворение – было бы не по-товарищески нам его не рассказать. Правда, ребята?
В классе закивали, задакали, заулыбались.
Борис понял – ничего он уже не расскажет. Вновь запершило в горле, невыносимо потянуло отвести глаза от этих, направленных на него взглядов. Пересилив себя он посмотрел прямо в глаза учительнице и хотя чувствовал, что вот сейчас брызнут слезы – он смотрел и смотрел.
Светлана Николаевна хотела что-то сказать, её губы зашевелились, но слова так и не вышли наружу. Ушла с губ мягкая улыбка, она смотрела на мальчика и какая-то страдальческая, даже материнская искорка блеснула в её глазах:
- Скребнев, сядь, пожалуйста, на место.
На большой перемене Полуяров крутился на третьем этаже школьного коридора. Вот он остановился у окна и засмеялся. Окликнув пробегающего мимо одноклассника Сашку Котенко, подтянул к окну и указал вниз, в школьный скверик. Там, на лавочке, сидела Светлана Николаевна прижимая к груди стопку книг, и подняв голову смотрела на Скребнева Бориса, который, неловко переминаясь на месте, ей что-то рассказывал.
- Он, что ей, стих рассказывает? – Сашка недоуменно пожал плечами.
- Не знаю, наверное. – Васька сузил глаза. – Вот дура, лучше б пожрать в столовку сходила: худая – что кляча, а всё туда же, возится с этим великим молчальником! Не могу смотреть, тьфу! – Зло сплюнул. – Саня, у тебя курить что есть?
- Кемал.
Васька хохотнул:
- Братана старшого бомбанул?
- Ага.
- Так чё молчишь? Вот баранья башка! – Полуяров панибратски обхватил Сашку за шею и потащил к лестничной площадке.
06.09.2007
Кто-то, шурша, его нагонял.
- Борька, слышь, тебе сёдни хана!- Загундоносил рядом Васька Полуяров.- Светлана
Николаевна обязательно тебя спросит. - Васька забежал вперёд и начал заглядывать в глаза. - Ха, а ты стих не выучил!
- Выучил.
- Врешь, не выучил! Будет у тебя в четверти двояк по литературе.
Борис отвернулся, ускорил шаг и, отодвинув Ваську плечом, вошел в дверь школы.
Урок литературы был вторым.
- Скребнев! К доске. - Светлана Николаевна бросила взгляд поверх очков, продолжая при этом писать что-то в своих бумагах.
Борис медленно встал, прошел к доске, взял зачем-то мелок с полочки, но тут же положил обратно. Повернулся к классу. Все внимали. Даже Фадеев на "камчатке" перестал шуршать упаковкой из-под чипсов.
Спектакль вот-вот должен был начаться. Мальчику стало совсем тоскно. Он бросил взгляд в окно, на освещенную солнцем берёзу с редкою листвою на ветках, на яркую черную ленточку запутавшуюся в ветвях и теперь весело трепетавшую обоими своими концами. Что-то было в этом ярком лоскуте! Что? Он уперся взглядом в шкафы за последними партами и моментально вспомнил: бескозырка! Конечно бескозырка! Он видел её в фильмах про моряков. И вот он уже карабкается по вантам закусив ленточки зубами, чтобы бескозырку не унесло яростным ветром шторма. Боцман, внизу на палубе, изрыгает проклятия, капитан молча и напряженно следит за каждым ловким движением Бориса, матросы что-то кричат и махают руками. Все надежды этого судна и его команды сейчас в сильных, мужественных руках Бориса; нет, не Бориса - Джека-Косого Шрама, разудалого матроса, которому все нипочем, которому раз плюнуть при абордаже влезть на самую верхушку грот-мачты и весело скаля зубы сигануть на неприятельский капитанский мостик с саблей в руках. Но сейчас дело поважнее: нужно освободить запутавшийся парус и …
- Мы ждем, Скребнев!
Борис повернулся и встретился взглядом со скучающе-озабоченным взглядом учительницы. Он нагнул голову.
- Ты знаешь урок?
В классе захихикали.
- Тихо! – Светлана Николаевна откинулась на стуле и сняв очки начала протирать стекла салфеткой. – Борис, я ведь тебя перед всем классом предупреждала, если ты не выучишь это стихотворение – на тройку в четверти и не надейся. Было такое?
Мальчик молчал.
Светлана Николаевна начала говорить о том, как важно учиться, знать родной язык, что очень тяжело придется в жизни без знаний, упущенное тяжело наверстать. Борис слушал и так ему было обидно за этого взрослого, непутёвого себя, что хотелось крикнуть всему классу, учительнице – вы ничего про меня не знаете, я никогда не буду таким! Но опять что-то помешало, сдержало, превратившись в удушающий комок в горле. Мальчик сглотнул и ещё ниже нагнул голову.
- Иди, садись, – вздохнула Светлана Николаевна и, надев очки, склонилась над столом. Борис скосил глаза и увидел как учительница вывела округлую двойку в журнале напротив его фамилии.
Внутри стало как-то пусто, но в то же время легко. Мальчик поднял голову и посмотрел в класс. Всем стало уже неинтересно, каждый занялся своими делами; один Васька, давний недруг, опершись одним локтем на спинку стула, победоносно скособочился и презрительно гримасничал.
- Я же сказала – иди, садись! – Голос учительницы стал на тон выше.
- Я…знаю урок, - просипел Борис, и самому стало противно за свой пропавший голос.
Класс затих.
- Что ты сказал? – Учительница повернулась к Борису. – Извини, я не расслышала.
- Да врёт он всё! – Васька зло и наигранно засмеялся. – Боится, батя дома шею-то намылит!
В классе опять захихикали, а Васька уже конкретно заржал.
- Полуяров, придержи свой темперамент к уроку физкультуры, и сиди тихо – за тобой тоже хвост с полкилометра волочится. – Светлана Николаевна не любила физкультуру и частенько в её высказываниях сквозило холодком по поводу этого предмета. Она встала из-за стола и прошла между партами на середину класса. Повернулась к Борису:
- Если мы тебя правильно поняли – ты знаешь стихотворение! Что ж, может быть двойка в журнале – досадная ошибка. А раз уж ты знаешь стихотворение – было бы не по-товарищески нам его не рассказать. Правда, ребята?
В классе закивали, задакали, заулыбались.
Борис понял – ничего он уже не расскажет. Вновь запершило в горле, невыносимо потянуло отвести глаза от этих, направленных на него взглядов. Пересилив себя он посмотрел прямо в глаза учительнице и хотя чувствовал, что вот сейчас брызнут слезы – он смотрел и смотрел.
Светлана Николаевна хотела что-то сказать, её губы зашевелились, но слова так и не вышли наружу. Ушла с губ мягкая улыбка, она смотрела на мальчика и какая-то страдальческая, даже материнская искорка блеснула в её глазах:
- Скребнев, сядь, пожалуйста, на место.
На большой перемене Полуяров крутился на третьем этаже школьного коридора. Вот он остановился у окна и засмеялся. Окликнув пробегающего мимо одноклассника Сашку Котенко, подтянул к окну и указал вниз, в школьный скверик. Там, на лавочке, сидела Светлана Николаевна прижимая к груди стопку книг, и подняв голову смотрела на Скребнева Бориса, который, неловко переминаясь на месте, ей что-то рассказывал.
- Он, что ей, стих рассказывает? – Сашка недоуменно пожал плечами.
- Не знаю, наверное. – Васька сузил глаза. – Вот дура, лучше б пожрать в столовку сходила: худая – что кляча, а всё туда же, возится с этим великим молчальником! Не могу смотреть, тьфу! – Зло сплюнул. – Саня, у тебя курить что есть?
- Кемал.
Васька хохотнул:
- Братана старшого бомбанул?
- Ага.
- Так чё молчишь? Вот баранья башка! – Полуяров панибратски обхватил Сашку за шею и потащил к лестничной площадке.
06.09.2007
Обсуждения Стих