Часть 4
Из небытия в бытие
Долгая дорога из небытия в бытие была восстановлена в памяти очень быстро. Но по прошествии времени было уже трудно отличить событие от осознания, реальное от виртуального, точно так же, как нельзя было предположить, какие препятствия могут ещё возникнуть на пути, радоваться им или огорчаться.
– Многое могло бы рассказать пространство, не будь оно связано обязательствами перед временем, – направился в глубину вопроса Эмиль. – Спин времени, оказывается, как вихрь играющий, проникает в него изнутри и мгновенно выскакивает за пределы.
Почему именно такую картину нам нарисовали, почему, например, не компактифицировать всё ещё больше? Допустим, представить спин как то, в чём всё! Тогда, если восприятие его направлено на внешнюю бесконечность, он кажется себе крохотным и беззащитным, начинает сворачиваться, места себе не находит, входит в неопределённость, превращается в возбудителя всех движений и напряжений.
А вот если он обращает вовнутрь свой взгляд, то видит бесконечность внутри себя и представляется себе огромным, уверенным, всеохватным. Начинает там всё упорядочивать, организовывать по подобию того, что видит снаружи.
И, с одной стороны, ему интересно подсмотреть, как же там вне его, а с другой стороны, занимаясь внутренней организацией, он сознаёт, что сам изменяет условия существования снаружи.
– Это что ты сейчас, доклад готовишь для научной конференции? – поинтересовалась Вера.
– Нет, это я откручиваю стрелки часов на исходную позицию, – ответил Эмиль, – я от своего решения не отступаю, хотя и предоставляю событиям право развиваться вариативно, с минимальным напряжением. Я ещё не готов к поединку с регуляторами процессов энтропии.
– А зря, – рассмеялся Бона, – ведь если мы пойдём вспять, то все и эти процессы будем проходить против течения. Надо быть ко всему готовыми. Вспомни, какие профессиональные навыки надо иметь, чтобы легко и свободно перемещаться во всей этой неохватности. Сколько там работает разных управителей! И каждый будет отстаивать чистоту сферы своей ответственности, сколько там регуляторов прав, вершителей судеб, управителей света, повелителей времени, мировых держителей, владык жизни, явителей воли, аннигиляционных аматиков! И каждый из них может оказаться на нашем пути. Но самое интересное, что не все из них правильно это воспримут, я даже уверен, что большинство сочтёт, что мы возникли на их пути, как препятствие. Ну, и сам понимаешь, придётся выяснять отношения.
– Не всё так безнадёжно, как ты рисуешь, – возразил Эмиль, – слова «бесконечность», «многомерность», «вечность» ведь не предназначены для того, чтобы запугивать, а, наоборот, чтобы дать понять: всё имеет место быть. Понимаешь, места всем хватает. Только иногда ограниченность создаёт скопления, а иногда это просто акт, предшествующий синтезу и компактификации.
– Не хочешь ли ты сказать, что звёздные скопления – это следствие ограниченности? – решила уточнить Вера.
– А почему бы и нет, ведь это материальные скопления, ограниченные мерностью, скоростью преображения, инертностью, невозможностью занимать одно и то же место пространства в одно и то же время. Понятие мерности для них – как хомут на шее: что имеешь, то и несёшь.
Эмиль внимательно отслеживал все темы разговора и пытался найти в каждом вопросе новый ракурс взгляда.
– Хочешь сказать, что мы сильно отличаемся от них в этом плане? – поинтересовалась Делси. – Нет, теоретически я знаю, верю и там всё такое, а вот практически, где та точка отсчёта, за которой проживается свобода, а ещё лучше, где она явно существует?
– Примерно на восьмом уровне, где мы и находимся, – напомнил Эмиль, – только если проникся принципами аматичности и овладел соответствующими технологиями.
– Вот и я о том же, – согласилась Делси со своими же мыслями.
– Пора возвращаться, а то вы мне столько всякого напихаете в мой мысленакопительный резервуар, пока я Чтец, что мне долго потом придётся очищаться от этого, – вспомнил Эмиль, где они находятся.
– Смотри-ка, ты ещё способен шутить, значит, шансы на успех растут, – обрадовалась Вера.
Эмиль, а за ним и все остальные, покинули странную серо-пятнистую комнату и, не останавливаясь, направились ко второй двери.
– О, я думаю всем интересно, что же будет дальше, – взялся Эмиль за ручку... и ничего не произошло. Дверь оказалась запертой.
– Что, нафантазировали да не учли сиюпроявленных реалий? – расстроилась Делси.
– Нет, это такой манёвр, – быстро сориентировался Эмиль, – наш путь из небытия в бытие гораздо прозаичнее, ведь там моя комната, комната, управляемая моими мыслями или отвечающая на них, и я уже созрел для того, чтобы замкнуть круг. Нет необходимости в том, чтобы мыкаться по закоулкам неизвестности. Не буду напрягать саму комнату, но там, с противоположной стороны её, нами осталась незамеченной ещё одна дверь. Именно она и есть искомый нами выход, возврат в ту исходную точку, где ждёт нас толстяк. Не будем искушать судьбу и наивно утверждать, что именно здесь замыкается круг. Оставим место для вариативности и неопределённости, но, вот, что именно эта комната является портом или порталом, точно не противоречит её названию.
– И то, что ты являешься ключом этого портала или начальником порта, тоже не противоречит, – подтвердил всеобщую уверенность Бона. Прошу, – указал он жестом на дверь.
– Значит, время пришло, – вздохнул Эмиль и вошёл первым. Пройдя в конец комнаты, он, как и ожидал, обнаружил там дверь, вернее, увидел её причудливые очертания в хаосе точек-пупырышек. Без твёрдой уверенности никогда бы не определил, где надо нажать. Уверенность переросла в веру (волевое естество реализации условий), как условие того, что иначе и быть не могло...
Коридор выглядел тоже иначе, чем всё предыдущее их местопребывание.
«Натурально-материальное», – отметил про себя Эмиль, подойдя к «натуральной» двери, и взялся за «натуральную» ручку...
Толстячок сидел за преподавательским столом и нервно смотрел на часы.
– Никогда бы не поверил, что можно за три часа пройти всю дистанцию без единого стирания памяти, а потом полчаса тупо не видеть последней двери. Хорошо, хоть придумали историю с порталом-портом. Сами себя доубедили, – оправдательно произнёс он, – рассаживайтесь, будем подводить итоги. Итак, с кого начнём? Пожалуй, с той части, которая большую часть времени пробыла в тени. Так будет справедливо. Первый вопрос будет такой: «На каком присутствии происходили события, соответственно, какова мерность пространства, глубина прохождения, какие допущены неточности, получены сведения, знания или опыт»? Для начала хватит. Делси, тебе слово.
– Почему Делси, если я Людмила?
– Потому что если не подтвердишь прохождение, пойдёшь на повторный круг. Отвечай коротко и по существу.
– Даже не даётся времени подумать? – удивился Бона.
– У вас было три часа времени на проработку материала с экспериментальным отслеживанием. В конце-то концов, вы на технологическом отделении завершаете своё образование или на машиностроительном? Здесь, сейчас, спонтанно, многоприсутственно, огненно – это ваше состояние, не обязательно постоянное, но в любой момент времени активируемое.
Усечённое восприятие
– Я всегда готова к ответу, – сдержано произнесла Делси. Было непонятно, с какой стороны ждать подвоха.
– Мы особо-то и не были нигде, – начала она отвечать, – на нас спустился Зал Осуществления и Реализации и он всё за нас сделал: ввёл в условия восьмого присутствия, одиннадцатой мерности, всячески оберегал нас от излишних взаимодействий и практически чуть ли не тепличные условия создал. Только благодаря удивительной способности некоторых говорунов попадать в самые невероятные ситуации мы прошли через ряд волнительных моментов.
– Я же просил коротко, – напомнил толстячок.
– Я и так коротко, – заверила Делси. – Так вот, поначалу мы занимались разборками выяснения отношений между пространством и временем, а когда, наконец, сообразили, что время находится в знаменателе, то следом же всплыло и следующее обстоятельство, что оно всякий раз перетекает в числитель при переходе в более высокую мерность, уступая место своему преемнику с большей степенью свободы. И так оно, то важно знаменует собой всё, то просто числится во всём.
Поначалу это казалось развлечением, но потом целый ряд событий показал, что в споре этом или спорте нет места для других. Поясню: когда одно перетекает в другое, объявляется всеобщий аврал, и спокойная жизнь заканчивается: материя должна следовать через переправу по условиям договора между этими двумя, которые внесены в реестр континуума. Кто не успел, называется, тот опоздал.
– Ну, и что же в этом плохого? – поинтересовался толстячок. – Вот сейчас, если сможешь подвести под это какую-нибудь идею, пусть даже бредовую, считай, что экзамен сдала.
– Да, пожалуйста, – обрадовалась Делси, – дело в том, что инертность материи была учтена континуумом своеобразно: в виде обнуления или сброса на позицию ниже, всего-то одним правилом: «Каждый новый уровень начинается на ступеньку выше». А это означает: то, что было на земле – оказывается под землёю, то, что было на небесах – опускается на землю. Или другой вариант: представитель растительного царства проявляется в царстве минералов, представитель животного царства – в царстве растений, представитель человеческого царства – в царстве животных. Таким образом, с одной стороны, каждый представитель должен вернуться на свой уровень эволюционно, то есть, нарабатывая соответствующие качества, а, с другой стороны, вначале, нарабатывая эти качества, он всё-таки пользуется не вполне адекватными своими привязанностями-накоплениями. Особенно диким и несправедливым это кажется в отношении человека.
– Да, но ведь зато гуманно, и большинство, рано или поздно, успешно проходит этот путь, – возразил толстячок.
– Но всякого рода неадекватные порождения таким образом появляются и весьма усложняют жизнь остальным.
– Ну, что же, для твоего уровня весьма достойное открытие, хотя, посмотрев на себя, ты можешь быть уверена, что для многих – это благо и даже стимул в наработке усилий преодоления, ответственности, глубины восприятия и прочего. Вот, скажи, хотела бы ты перейти в более низкую форму существования, но с большим потенциалом возможностей. По глазам вижу, что нет. Стало быть, в твоей идее что-то не учтено, и она в корне неверна, а значит – бредова. И мне кажется, что ты знала об этом заранее, просто тебе лень было напрягать части для выискивания чего-то более достойного. Но раз обещал, обещание сдержу: экзамен ты сдала. Сделаю выводы, и следующему претенденту придётся не так легко, как тебе. Все-таки правильную тактику я выбрал, начав с самого слабого. Итак, Делси представила нам некоторые трудности, то ли тепличного эксперимента, то ли усечённого восприятия, я так и не понял. Поэтому вопрос следующему отвечающему: «Какие варианты усечения восприятия существуют и как они преодолеваются»? Причём, это только первый вопрос. Отвечать будет Вера, хоть это для неё и несложно, но надеюсь, даст мне возможность сформулировать настоящие вопросы для двух следующих умников.
– Восприятие является одним из основных инструментов Дома, поскольку напрямую касается условий и скорости их преобразования, а, стало быть, имеет выход, как на огонь, так и на материю, связывает их.
– Мы же не в начальной школе, где нужна заученная теория. Веские факты, аргументы, примеры, синяки преодолений, пожалуйста.
– Хорошо, – собралась с духом Вера, сообразила, что произошло, и возожглась глубже, – восприятие селективно по своей природе, оно и есть та основа спирали развития, от жесткости или упругости которой зависят две основные функции развития – устойчивость и непрерывность, хотя и скорость тоже, тогда выходит – три. Восприятие многоопорно и практически опирается на все частности. Поэтому для живого естества бытия является аналогом нервной системы.
Толстячок сразу же уловил что-то необычное в излагаемом: идею и даже не одну, и даже не бредовую, но прерывать ответ не спешил. И Вера продолжала:
– К тому же, восприятие имеет субъективно-объективную выраженность, ярко окрашивает весь свой путь, побуждая, активируя, включая в этот творческий процесс всё, с чем соприкасается. Оно само является отправным пунктом множества процессов, матричным таксономистом, или, лучше сказать, проявителем того, что нуждается в закреплении. Единственное его слабое место – ярко выраженный внешний интерес, из чего следует, что должно существовать нечто уравновешивающее его внутри.
Так вот, наши исследования, хоть и были, в некоторой степени, тепличными, но всё же имели вполне проявленные выражения, достаточные для того, чтобы сделать несколько открытий или даже получить пару откровений.
– Всё, достаточно, достаточно, ты подтвердила свой высокий статус и приготовила массу ловушек своим последователям, напарникам. Ставлю тебе отличную оценку и перехожу к самому приятному моменту.
Толстяк потёр руки и обратился к двум оставшимся претендентам на успешную сдачу экзамена.
– Я насчитал порядка дюжины инновационных тем, в каждой из которых не меньше чем по дюжине стоящих идей, и вам сейчас в перекрёстном варианте ответа придётся их проявить, сформулировать, разъяснить, если потребуется, или опровергнуть, если получится. На всё про всё у вас час. В случае, если ваш словесный демарш иссякнет раньше, вы пойдёте на повторный круг, не наказания ради, нет, ни в коем случае, просто по горячим следам надо будет всё восстановить в деталях и записать свой бесценный опыт для возможности пользования другими. Причём, помните: не все полноценно развиваются двумя Домами. Для однодомных тоже должен быть предложен путь в лоно естества своего.
– Ничего себе задачка поставлена, – вырвалось у Боны, – не то чтобы дух захватывает, – он вдруг осознал, что первым вступил в полемику, и должен что-то выдать, – но радует возможностью исполнения такой высокой миссии. Для чело, для человека, для человечества... На гребне волны…
Монолог явно затягивался, и пришлось использовать первое, что оказалось в жерновах сфер мысли:
– Вот у меня вопрос имеется: «Возможно ль примирить непримирённых и доселе двух представителей, чертою разделённых, различною природой наделённых, вы поняли: частицу и волну»?
– Вопрос, конечно, интересный: и своевременный, и дельный, и уместный, и множество подходов у него, – мгновенно начал отвечать Эмиль, – и нет таких, чтоб веско представали приемлемо для каждой стороны. Но не напрасно ведь старались мы, когда с опасностью для жизни рисковали: из самых из глубин крупицы доставали бесценных истин...
Преподаватель не смог так долго удерживаться на столь хлипком основании и выпал из глубины восприятия, чем был явно недоволен, но молчал. А Эмиль этого и добивался: нет радости в том, чтобы кто-то ходил по пятам.
– Всё намного прозаичнее, – вдруг перешёл он на другой манер преподнесения материала, – и намного глубже, чем кажется на первый взгляд. Вот только хватит ли двенадцати вариантов для примирения столь долго противоборствующих выразителей суть одного и того же явления.
Попытка примирения
Итак, попытка примирения первая.
Когда Отцу себя явить пришло неизречённо, он осознал: «Я Есмь Отец Неизречённый», и, множеством в себе воспламенённый, искал он образ, как себя явить.
Когда же был развёрнут безупречный и явный Путь к тому – предстал Отец Предвечный и Синтез Вечности тогда собой явил, а поспешив ослабить ноши бремя, взволнованно явил собою время.
Волнение, всевышне обозримо, Отцу всё показало выразимо, и Синтез Выразимости явил Отец Всевышний, время наделив той самой функцией волнения – волны.
Так появилось первое пространство, пространство времени...
– Что значит: пространство времени, – удивился толстяк.
– А то, что это была единая среда явления всех качеств, всех Ипостасей Изначального Отца, – пояснил Эмиль, – и это первая предпосылка к примирению континуума в себе самом.
Перехожу к попытке номер два.
Во множестве волнений однородных, единородных, я бы так сказал, Творец, Теург, Ману и Вседержитель для Жизни Путь готовили, Начал искали Синтез, тот, ещё начальный, который бы процессы развивал. И вызвался то сделать Предначальный Отец.
И Время разделяя на инь и ян, Он, вечность сознавая, предзнал: не будет в разделённом постоянства, но вечная игра ян-времени и инь-пространства.
– Что значит: вечная игра? – удивился экзаменатор.
– А то и значит, что это вторая предпосылка примирения, – рассмеялся Эмиль, – игра всех примиряет, и континуум не исключение.
– И что же дальше? – в один голос спросили все.
– Тогда попытка номер три, – радостно, беззаботно произнёс Эмиль, будто читал всё с листа бумаги:
– И ясно, что для многих проявлений фиксаций частностей и скорости течений всегда во всём не будет доставать. И что же делать, как в себя вобрать и в то же время выявить свой гений? Ответ один: лишись предубеждений, и равновесно всё тогда пойдёт, иначе не перенести волнений. Не смерть, а смену мерности и мнений, позиций, качеств, свойств и всех умений со временем пространство обретёт. И счастлив тот, кто примет, кто поймёт...
– Почему-то я уже счастлив, хоть и не совсем понимаю, – признался толстяк.
– А это потому, что твоих сфер коснулось Время и примирительно потёрлось о них своими сферами за то только, что ты стал быть к нему неравнодушен. Твоё волнение сродни его волнению, и это третье условие примирения – не привязываться к определённым временным местам, по жизни плыть, как по волне, движенья радость жизнью ощущая. Привязок бойся! И это третья предпосылка примирения частиц пространства и волны времени.
– Ты действительно назовёшь двенадцать вариантов предпосылок примирения? – поинтересовалась Вера.
– Но ведь двенадцать – родное тебе число, почему бы и не удружить, – улыбнулся Эмиль. – Ладно, слушайте дальше, пока я в Синтезе, пока в Потоке.
Четвёрочка, пора, наверно, Сио привлечь нам к развернувшейся игре. Ячейки сфер и чаша накоплений, как чёткость форм, изменчивость течений, как образ сотворённого уже и сотворяемого в синтезе движений, деталей, частностей, условий и всего, что было, есть и будет. Одного он будет избавляться, словно грязи, того, что неподатливо для вязи, проверок не прошедшего, того, чему нет места в будущем. Его полёт свободный, без границ пространства, без времени невидимых границ, среди боёв, упрёков, пересуд – с настырным постоянством вечный поиск, ментальный бесконечный, тяжкий труд.
– И какой же вердикт? – нетерпеливо произнёс Бона.
– Предпосылка примирения четвёртая: пример работы синтезобраза, для которого ни пространственные, ни временные мерности не существуют как нечто отделённое друг от друга. Одно есть продолжение другого. Они не существуют по отдельности.
– Дружба всегда побеждает? – переспросила Делси.
– Всенепременно, везде и всегда, – рассмеялся Эмиль. – Итак, пятый раунд поединка за воссоединение. Кто же придёт на помощь в этот раз?
Пора искать сердечных примирений, но чувствую я зов из тех видений, в которых проявлялся братец спин. Связующий миры он смог один поведать правду: нет ведь разделений. Частица – это просто часть волны, свернувшаяся в тор своим движеньем, а он всецело служит им, двоим. Он смотрит вне себя и видит время, в себя взглянув – пространство видит в том предвечном озарении творенья, запечатлённом, всевозможном, всеодном, с тех пор до сих, и до, и после, вечно... его перетеканье бесконечно, и род занятий неопределён...
– Это что означает? – удивился преподаватель.
– А это и означает, что существует пятая предпосылка снятия вопроса с повестки дня. Ведь есть такой уровень рассмотрения, где явно видно перетекание времени в пространство и наоборот, где нет различий между частицей и волной, а есть различное звучание вития жизни. И ему, спину связующему, с его позиций это чётко видно, осязаемо и не требует специальных доказательств.
– А что по поводу рода занятий? – поинтересовался Бона.
– А это уже совсем другая история, которую придётся рассказать тебе, если останется время, – рассмеялся Эмиль.
– Лучше бы не осталось, – попросил его напарник.
– Не отвлекайтесь, – остановил их переговоры толстяк, – время и так работает на вас.
– Это в знак благодарности за то, что мы работаем на него, – заметил Эмиль, – но история ещё далеко на этом не закончилась. Мы подошли только к шестому пункту, шестой предпосылке примирения. И тут я просто не могу не предоставить слово интеллекту, тем более что он пользуется плодами работы синтезобраза, так почему бы ему не постараться подтвердить его правоту?
– Давай уже, не тяни. Я просил: чётко и лаконично, – напомнил экзаменатор.
– Не припоминаю такого, наоборот, была просьба излагать доступно пониманию всех. Вот я и стараюсь, – пояснил Эмиль. – Итак, предпосылка шестая.
Пора, мой друг, пора, судьба вершится! В процессе этом заняты они, им некогда, без них, увы, не сбыться ни чаяньям, ни снам. Увы, увы... И кто сказал: «Между собой не схожи», ведь всё у них всегда во всём сродни. Проходят дни, события, но всё же... нет мыслей дельных, все пусты они.
– Что-то хромает твой интеллект, – рассмеялся, предвкушая возможность неверной ставки на интеллект, толстяк.
– Просто ему нужен разогрев, – успокоил его Эмиль, – он слишком ценит обращённое к себе внимание. Продолжим. Иерархично сознаю и понимаю: пространство – часть его, и в нём всё то, что познано, что пройдено. И всё, что эта часть хранит – несокрушимо, твёрдо, как гранит. Она привязана к нему, их неразрывны узы. Оно – для всех его частей, его все части – для него, они вдвоём растят своих детей, и оба лишь для одного покладисты и терпеливы. Их отношения известны...
– Тайм аут, – произнёс Эмиль и расслабился.
– Что, неужели сдаёшься и добровольно идёшь на повторный круг? – удивился толстяк.
– Ещё чего, – вновь собрался Эмиль, – это вы просто посмотрели, насколько сложно интеллекту, когда он впадает в свою самость. Ведь ему трудно с чего-то начать, ему нужен разряд, молния, всплеск, максимальная концентрация внимания на чём-то конкретном. Ему надо определить исходную позицию, ячейку. Вы думаете, первые пять позиций выявились без его участия? Как бы, не так! Просто там он был простым работником, а здесь его назначили главным. Вот и снесло его огнём ответственности. Придётся помочь, задать тему. Можно даже двумя словами. Любую. Вот, например, «инь и ян». Сейчас его взорвёт изнутри, и включится вариативность, успевай только складировать.
Эмиль сделал паузу в несколько секунд, может, даже намеренно, но прорыв таки состоялся, и его понесло:
– Представляете время, разделённое на инь и ян! Ведь по закону «всё во всём» к нему это тоже применимо! Ян-время вытекает из Огня, тогда как Инь-пространство из Материи. И как любое ОМ, они живут в союзе, в единстве процессов встречных, дополнений всевозможных. Вот, например, Пространство-инь не терпит искажений, уродств и прочих нарушений, но с удовольствием локальность проявляет и всячески вниманье привлекает, то формами, то блесками, того, чем создано и что собой вмещает, материей своей. А Время-ян огнём и духом пышет, оно невидимо, но сознаёт всё, слышит.
Безумны те, кто время убивает, ведь этим временем и жизнь их просто тает. Нет, лучше время всё-таки беречь, и Инь, и Ян использовать для встреч, обменов, построений, для наработки качеств, новых свойств и проявлений. Возможность многих наших обретений дана единством общим функций их на фоне частных разделений...
Эмилю пришла очередная мысль, и он задался вопросом:
– А что, если войдя в единство времени пространства-инь возможно перетечь в пространство ян-времени? Магнит всегда диполярен. Так же и Материя не живёт монопольно, не существует без Огня. Есть лишь единство Огнематерии. Вот и время с пространством представляют собой дипольную среду обитания и развития материи путём перетекания её во временнόе, значит, огненное состояние. Поэтому и время однонаправленно, и масса материи всевозростающа, и развитие есть не что иное, как обеспечиваемый огнём и духом процесс, обусловленный этой направленностью.
А прошлое времени всегда пространственно представлено и материально. Потому и не воспринимается как время с позиции пространства. Попасть в прошлое можно, только перейдя в состояние времени, войдя в его собственное пространство.
– Всё, моя способность удерживать весь объём произведённых вариаций исчерпала свой лимит наполнения, – пожаловался Бона, – как по мне, так ответ уже исчерпывающ. Черпай из него, не перечерпаешь.
– Тогда хотелось бы услышать интеллектуальное резюме, – настаивал экзаменатор.
– Сколько душе угодно, – готов был рассыпаться в новых излияниях Эмиль, – шестая предпосылка: по закону «всё во всём» пространство несёт в себе выраженность временнýю, так же, как и время – выраженность пространственную, и рано или поздно они сливаются вновь в единстве выражений.
Седьмая предпосылка – как полюсы магнита, они в едино слиты и видимым различием своим несут потенциала разность, которая, как движущая сила, всё пробуждает к жизни, тайною своей стремление во всём рождая к познанию её в себе.
Восьмая предпосылка тоже явлена, и вот она: без пространства у времени нет прошлого, так же как без времени у пространства нет будущего. Могу напомнить, почему.
– Не надо, – остановил его экзаменатор, – уже вспомнил и уже верю, что еще четыре предпосылки ты легко представишь. Фух, даже меня в поток затянуло.
Признаю, экзамен ты выдержал без особого напряжения, хотя и притворялся пару раз, что тяжело тебе. Теперь ты вне игры. Остался лишь один участник ещё не сдававший экзамен, и вопрос ему уже был задан. Только надо бы припомнить. Вот пусть сам он и припоминает.
Приходится припоминать
– Да, и ещё одно есть правило, или стандарт, или закон, не помню, короче, все пройдут, только если пройдёт последний, а иначе – всем путёвка на повтор, – толстяк таки достал самый неожиданный свой крючок, на который подвесил всех.
– Ну, что ж, придётся всё и всем припоминать, – начал осознавать всю меру своей ответственности Бона, – как что, так я крайний! Не знаю, радоваться или огорчаться даже. Так, говоришь, вопрос ты задал мне?
Он посмотрел, прищурившись, на Эмиля и, выдержав паузу, как бы достигая нужного напряжения, продолжил:
– Спин смотрит из себя и видит время, в себя взглянув – пространство видит в том, предвечном озарении творенья, запечатлённом всевозможном, всеодном, с тех пор, до сих, и до, и после, вечно. Его перетеканье бесконечно, и род занятий неопределён... Это ты, философствуя так о спине связующем, изливался. А мне, выходит, теперь надо определить род его занятий. Хорошенькое дело, – Бона вздохнул и задумался, ещё раз посмотрел на Эмиля, потом на Веру, на Делси, и предложил, – а, может, на переподготовку?
– Дошутишься, – предупредила его Делси, лучше не трать попусту время, начинай.
– Он смотрит внутрь себя и видит всё пространство, вовне же видит времени следы, – начал Бона, – а должно быть наоборот: огонь, а значит, и время, истекающее из огня, должны быть внутри. Следовательно, он и есть портал перетекания времени вовне, или, возможно, даже тот крепёж, на котором происходит выворачивание наизнанку перед Отцом, когда всё внутреннее становится внешним. Возможно, это один из вариантов рода его занятий.
Поищем другой. Спин, как первый огнеобраз, как пионер, первооткрывающий новое пространство, как самурай, закрывающий собою кого-то более важного. Тогда он должен быть самым стойким, самым стабильным, стражником, останавливающим принцип неопределённости на пороге из микромира, обладать и свойствами времени, и свойствами материи. Он стражник.
Неопределённость не может пройти через него, она поглощается им. И в мире нашем всё в большинстве своём определено. Значит, спин ещё и организатор своего рода.
Похоже, это достойное занятие для неуловимого начала материи: отвечать за стабильность восприятия. Тогда он ещё и стабилизатор.
Пойдём дальше, вернее, вернёмся в его принадлежность к огнеобразам. Он первый огнеобраз. Это подтверждает законность предположения, что он прародительностью материи обладает, и это настолько важно, что выделяется в специфическую функцию. Другие частности, пускай даже более сложные, а может, и равнозначные, но иной природы, отведены другим огнеобразам.
Стало быть, существуют критерии, по которым можно эти функции определить, или, наоборот, сам он являет собою эти критерии, тогда и собратья его, более высокого ранга, тоже являют собою критерии, но уже свои. Какой-то генофонд проявляется, а не набор огнеобразов. Носитель критериев отдельного фонда, хранитель их.
– Как-то ты совсем по-другому излагаешь свои версии, без особых рывков, акцентов, – заметил толстяк.
– А это он пытается сознанием взять, перетекает из состояния в состояние и описывает, – объяснила Делси, – да ещё, наверно, полями, а не потоками, вот всё размытым и представляется. Если бы Эмиль начал четырёхвекторно описывать континуумные преобразования, событийным языком, у него тоже получилось бы размыто, но по-другому.
– И много ты можешь так описывать? – обратился экзаменатор к Боне.
– Вообще-то, я медленно картинку разворачиваю, так что на пару часов точно хватит, а если будет мало, войду в описание систем спин-образований, перейду к обменным взаимодействиям, синглетным и триплетным состояниям. Рассмотрю прямой, коллективный и косвенный обмен, перейду на момент импульса элементарных частиц, формирование полей тороидальными вихрями...
– Что-то мне подсказывает, что этого делать не стоит, – сдался, наконец, толстяк, – скажи-ка лучше, ведь ты и сам до этого не предполагал, что у спина может быть такая многофункциональная деятельность? Ну, завихрение да и завихрение себе. Были бы все группы так подготовлены, можно было бы аспирантуру закончить заочно: задавай интересующую тебя тему и внимательно слушай, вникай. Насколько всё-таки интереснее работать на вашем отделении! Всё, экзамен сдан. Только вынужден вас расстроить: не говорил об этом раньше никому, поскольку все уходили на второй круг. Вот вам первым сообщаю, что за первым экзаменом следует второй, правда, не знаю какой: это секрет. Не в счёт экзамена, а интереса ради, ответьте на один вопрос, думаю, вам будет это несложно. Увлёкся я не так давно релятивистской механикой и дошёл до одного момента: любая частица может обладать двумя видами углового момента: орбитальным угловым моментом и спином. В отличие от орбитального углового момента, который порождается движением частицы в пространстве, спин является внутренней, исключительно квантовой характеристикой. Теперь я понимаю, что у частицы есть внешний, пространственный угловой момент и внутренний, временной. А вот следующее разъясните. Если представить частицу, например электрон, как вращающийся шарик, а спин, как момент, связанный с этим вращением, то оказывается, что поперечная скорость движения оболочки частицы должна быть выше скорости света, что недопустимо с позиции релятивизма. Вопрос не очень сложный, но всё-таки хотелось бы получить ответ в вариативности.
– Здесь и будет несколько вариантов рассмотрения, – успокоил его Эмиль, – во-первых, ограниченность позиции релятивизма. Вряд ли она учитывает многомерность реального мира и уж тем более тот конкретный факт, что с увеличением мерности пространства, скорость света в нём возрастает в два раза на каждую дополнительную мерность. На эфире – в два раза, на астрале – в четыре и так далее. Так что частицы те быстрые осуществляют или переход с физики большей мерности в нашу физику, или участвуют в процессах многоприсутственных, требующих соответственного к ним подхода.
Во-вторых, возможно фиксируется лишь вращение внешней оболочки, и возможно этих оболочек несколько, и они скрывают, адаптируют супермерностное состояние ядра, способного перемещаться между пространствами разной мерности, сбрасывая или добавляя соответствующие оболочки. В момент перехода, когда ещё не надета очередная из них, фиксируется предшествующая, с параметрами предыдущего пространства. Я слышал, что к нам залетают ядра из пятнадцати-двадцати мерности. Соответственно и спиновый момент их – порядка двадцати. Но вряд ли кто сейчас сообразит, почему это происходит. Для этого должна быть разработана многомерная временная теория на основе цветовой, звуковой струнной, или иной частично-волновой идеи. Главное, увидеть соотносимость частицы и волны.
В-третьих, возможно именно насыщенностью такими частицами формируется константа восприятия времени. Чем больше насыщенность, тем быстрее воспринимается временное перемещение. Как следствие, многие говорят об ускорении времени, а о том, что должен существовать механизм, позволяющий это производить, регистрировать или даже просто воспринимать, говорят немногие.
Но, быстрее всего, речь идёт о механизме перевода пространства в следующее мерностное состояние – это, в-четвёртых. Представляете, какие силы должны быть и масштабы для этого задействованы? Возможно, вскоре и появится теория согласований и даст момент импульса осознания, и ускорит процесс, и снизит инертную составляющую его, но это тайна тайн. Что-то происходит при потере атомом электрона, что-то происходит при потере ядром нейтрона или протона, а что-то происходит при потере спин-оболочки или при нарушении дипольного равновесия. Одно ясно: есть бытовое восприятие времени, и есть его изначальная суть, с соответствующими характеристиками, записанными в огнеобразах, но не воспринимаемых обыденным, трёхмерным взглядом.
– Приятно было с вами поработать, – экзаменатор встал, давая понять, что у него больше вопросов нет, – скоро здесь должна проявиться следующая группа, а вам туда.
Адаптация восприятия
«Туда» оказалось совсем рядом: следующая по коридору дверь, за которой был уже не класс, и даже не кабинет, а что-то похожее на уютную гостиную. Здесь даже были окна, которые выходили на улицу. А там протекала обычная жизнь. Машины, прохожие, зеваки и торопыги.
Пасмурно.
– Что, соскучились по обыденности? – появилась неожиданно Елизавета Михайловна, – уже немного осталось: практику вы прошли успешно, первыми. Теперь предстоит выяснить, насколько сместилось ваше восприятие, каков его диапазон, какой интенсивности и длительности требуется адаптация. Теоретически всё должно плавно перетечь в реальность естественным путём. Закон монадического соответствия: любая монада, какие бы переходы она не осуществляла, непременно удерживает свой физический диапазон в границах диапазона матричного или материнского. Но всякое бывает. Вдруг вы выходили за допустимые пределы? Тогда, согласно межгалактическому договору, вы будете переведены в соответствующую галактическую матрицу. И это уже не наша компетенция.
По глазам вижу: все меня понимаете, это уже хорошо.
Мы не проходили специально тему восприятия, поэтому вам придётся из общих соображений и общей подготовки развернуть наиболее полный ответ на вопросы, которые будут возникать в ходе обсуждения. В произвольном порядке. У меня всё. Итогом будет или ваш выход, или мой уход. Что раньше произойдёт, то и произойдёт.
– Должно быть множество подходов к развёртыванию восприятия самого восприятия, – предположил Эмиль, – давайте начнём с нескольких очевидных и простых, чтобы перейти потом к сложным. ОМ-восприятие, как отражённое восприятие ОМ, то есть огнематерии, базируется на диполярности пространства, вытекающего из дипольности развёртываемой в нём материи. Две основные отправные точки. Первая: восприятие материальное, Домом Матери, природо-естествознанием, соответственно с минимальной мерной характеристикой, физично, поверхностно, внешне. Вторая: восприятие огненное, Домом Отца, его стандартами, с максимально доступной мерой, в синтезе физического и тонкого мира, мира духа и огненного мира, глубинно, внутренне.
Первое восприятие обычно связывают с физиологическими процессами и ограничениями в диапазоне работы органов восприятия, то есть субъективных характеристик, а также характеристик воспринимаемого объекта, будь то явление, предмет или его характеристика. Поэтому такое восприятие называется субъективно-объективным.
Второе восприятие имеет внутреннюю природу, многомерно и ограничено лишь развитостью частей и их близостью к эталонному выражению Частей Отца, и эти ограничения внутренне же преодолеваются в процессе разработки и совершенствования.
– При этом глубина восприятия Домом Отца автоматически становится качественно иным инструментом при каждом акте своего роста, – добавил Бона.
– И что даёт такая констатация фактов в реальной жизни? – поинтересовалась Делси.
– Хороший вопрос, потому что на него имеется не менее хороший ответ, – предостерегающе произнёс Эмиль. – Две диаметрально разведённых точки отсчёта дают возможность, основываясь на законах всё во всём и как вверху, так и внизу, не только осуществлять перенос принципов, форм и прочих матриц на весь возможный диапазон воспринимаемого, но и постоянно расширять этот диапазон.
Теперь, что касается реальной жизни. Такой подход прямо указывает на то, что нет ничего невозможного. Есть или недоступное на данном этапе развития, или не соответствующее намерению целого, частью которого является конкретная ситуация, или наличие сопряженных элементов. В любом случае нет тупиковых ветвей развития.
– Итак, первый вывод: восприятие огнематериальное, или ом-восприятие – многоуровневая система развития, превышающая все возможные самоопределения постоянным преодолением их форм и границ. Это открытая система.
Вот, например, внешнее восприятие осуществляется по подобию, то есть срабатывает закон зеркала, отражения. Ему на помощь приходит восприятие внутреннее, основанное на Образе Отца и всех Его частностях, изначальностях. Все их принципы автоматически включают соответствующие возможности, показывают пути преодоления. В конечном счёте, восприятие Образа Отца перерастает по мере разработки частностей в Образ Отца Восприятия и переходит во внешние возможности осуществления. То же самое с восприятием Слова Отца или Души.
– Это означает, что материнское восприятие перестаёт довлеть своей ограниченностью, оставляя за собой функции операционные, расширяющие горизонтальные возможности, а непосильный подъём вверх получает всесильную руку помощи, – подключился Бона. – Остаётся только наработать навыки внутренне-внешнего переключения или синтеза соответствующих условий.
Но, с другой стороны, всевозможные наработки внешнего восприятия, с соответствующими сенсорными фильтрами, порогами, стимулами, схемами, стереотипами, форматами – это готовый план запуска механизмов внутренних. Ведь точно так же, как внешним восприятием формируется картина внешнего мира и условия существования в нём, так и условия Дома Отца могут быть проявлены и изменены восприятием внутренним.
– Даже древние знали значение восприятия и описывали его как всесильный механизм в руках намерения, который позволяет входить в непрерывный поток потенциализации, высвобождаемой из воли энергии в результате сонастройки внутренних и внешних полей.
Если в соотнесении со Словом Отца Восприятия, то это настроенность на Слово Отца, внешне выражаемое настроением.
Никто не будет возражать, что от настроения зависит и работоспособность, и радость восприятия жизни, и способность к допущению в свою жизнь, а затем и реализации идей. Это всё функции восприятия.
Следовательно, если войти в восприятие частностей Слова Отца, можно выйти на стройное управление своим настроением!
– Что-то мне подсказывает, что Образ Отца Восприятия тесно завязан на непредубеждённость, точно так же, как Слово Отца Восприятия связано с иерархичностью, – влилась в обсуждение Вера, – а самым первым препятствием на пути развития Души Восприятия окажется отчуждённость.
Елизавета Михайловна слушала молча. Она понимала, что обсуждение давно уже вышло за пределы обыденности, понимала, что никакая адаптация этой группе не нужна. Но она и видела, что не стоит лишать их возможности выговориться и расставить некоторые акценты, жизненно важные и, вместе с тем, такие, которые в иных условиях пришлось бы искать долгие годы. Считанные минуты и долгие годы.
Наступила пауза раздумий, однако, не долгая.
– Ом-восприятие имеет множественную матрицу развёртывания, но оно не может быть единственной системой отсчёта. Должно быть ещё хотя бы несколько равновеликих ему, возможно, не столь явных, – поднапряг себя Эмиль, – скажем, спин-восприятие, как элементарное, впрочем, разнообразное, или разноогнеобразное сотворение, и сотворяемое им восприятие, сопровождающее акт творения.
– Ну-ка, ну-ка, поясни, – максимально сконцентрировала своё внимание Делси.
– Спасибо, сам знаю, что требуется пояснение, – охладил её пыл Эмиль. – Надо взять некий внешний объект за основу и преобразить замеченные в нём особенности внешние во внутренние. Только не поток частей и частностей, а нечто другое, какую-то иную основу.
– Ведь Основ-то много, – раскручивал сам себя Эмиль, – вот я и предлагаю в созвучии прошлого экзамена, в отличие от частей, частиц, взять волну, витие, как некую цельность, позволяющую найти иную систему координат. Может, даже концентрическую, временную, импульсную. Здесь и волны вероятности могут проявиться, и всякие невероятности, и волнительная жажда нового получить утоление, и проективность возникнуть иного порядка, и масштаб иной.
– И к законам частностей могут присоединиться законы развёртывания или распаковки и концентрации. Надо выйти из стабильности, связки прошлого состояния, произнеся что-то экстраординарное, – предложила Делси.
– Легко, – подхватил идею Бона, – Если представить себе каплю, вытянутую и завёрнутую в тор, то можно обнаружить точку сингулярности, требующую дзенового разрешения. Но если проткнуть «хвостом голову», то можно получить самую простую модель мира. Множественный акт, соотношение бесконечно малого и бесконечно большого. Интересно, что бесконечность предстаёт в данном случае лишь результатом нулевого восприятия. Из этой модели, двигаясь охватом, следует: нельзя объять необъятное, всё повторяется иным масштабом... Вывел? – поинтересовался болтун.
– Голову опустошил, это точно, – рассмеялась Делси.
Пульсары восприятия
Волну обновления подхватил на новом её витке Эмиль:
– Вот, точно, звёзды есть такие: пульсары. Опять же пульс у человека, пульс времени, частоты всякие, вибрации. Возможно, это необычно, не физично, но кто знает, может, как раз эфирно или метагалактично. Ведь должно же что-то появляться новое со сменой меры, зачем сразу привязываться к привычному? Вот вам и проверка на непредубеждённость, и поиск иерархичности, и неотчуждённость в отношении к устремлению жажды нового выявиться вовне.
– Сюда еще можно добавить чередование фокусировки и расфокусировки, концентрации и деконцентрации. Здесь и принципы обмена, и эманации, – подхватил Бона, – в общем, всё, что может ускользнуть от матричного восприятия. Что в этой системе замечательно, так это то, что пульсар привлекает к себе внимание. Это вызов, которым напитывается восприятие и активируется на поиск нового.
Может, импульс, полученный таким вызовом, в сочетании с явной невозможностью приблизить разгадку как раз и заставляет глубже взглянуть на то, что находится рядом?!
– Это материнский посыл, а отцовский предлагает ещё устремлённее пойти вглубь. Мне кажется, что мы дошли до уровня видимости ограничений рациональности. Дальше начинается иррациональность. То есть проживание должно опережать понимание. Отдаться верою в поток текучей Живы, пойти по следу от шагов, ещё не сделанных, на звук, ещё не изданный.
– По-моему, достаточно указанного акцента. Надо дать всему пройти нулевой этап развития, – предложила Вера.
– Да, но тогда встаёт вопрос: «Возможен ли ещё вариант, выходящий хоть чем-то за пределы двух, уже обозначенных?» – задалась вопросом Делси.
– Мне кажется, что на этом уровне развития его заметить сложно, – наконец заговорила Елизавета Михайловна, – вы и так идёте достаточно быстро. Расшифровка просто-таки не поспевает осуществлять свою фиксацию во множестве пульсаций откровений, вами получаемых. А ведь только применённое знание и засчитывается, и становится действенным, проявляется действительностью. Когда я зашла, вы смотрели в окно, взгляните ещё раз и скажите, произошли ли там какие изменения?
Все подошли к окну. За короткое время жизнь улицы действительно изменилась, насытилась красками, избавилась от серости, в ней появились радостные нотки. Сознание отчётливо фиксировало это, и даже не надо было отмечать конкретные детали.
– Стало намного ярче, развиднелось что ли, – осторожно произнёс Бона.
– Это хорошо, – обрадовалась Елена Михайловна, – мы долго думали, как поступать с группами, возвращающимися из неизвестности, и решили, что лучше всего предоставлять их самим себе. Вашим экзаменом было то, что происходило там, а успешной сдачей экзаменов стало само возвращение в здравии и заряженности духа. Оставалось только дождаться деконцентрации, чтобы не опасаться за последствия несоответствия разных реальностей. Тогда мы и пригласили научного работника, который горел желанием заниматься физикой неизвестного, и сказали, чтобы он не задавал своих вопросов, а исходил только из сказанного вами и просто слушал ровно столько, сколько в состоянии будет вместить. Материала для обработки ему хватит на несколько лет вперёд. Мне же оставалось лишь вернуть ваше восприятие в обычный режим. Так что всё прошло просто великолепно. Жизнь теперь не будет угнетать вас своей серостью, а вы не будете разрушать её своей импульсивностью. Последний штрих вам предстоит сделать в этой самой обычной жизни. Мы, опять-таки, не знаем, какой. Завтра в это же время придёте и расскажете – это ваше домашнее задание, а там видно будет. Эмиль, если идёшь со мной, то пойдём.
Всё равно сброс был слишком резкий. Наступило опустошение, граничащее с апатией. Возникло некое разделение между бытием внешним, происходившим как на замедленном воспроизведении, и бытием внутренним, пульсирующим в такт сердцу и не спешащим отпускать восприятие на волю.
– Что, не хочется возвращаться? – поинтересовалась Елизавета Михайловна, – так, может, пойдёшь домой, а к нам заглянешь завтра?
– Вы же сами знаете, что одному не будет лучше, – ответил Эмиль, – а что, вся эта обычная жизнь была только вчера, а не месяц или год назад?
– Ваши тела не покидали эту землю, точно могу сказать. Какими телами и где вы пользовались, сказать не могу. Может, после обработки отчётов, а может, после сравнения с отчётами других групп, тоже не могу сказать. Само же погружение длилось часа два.
Всю оставшуюся часть пути Эмиль пытался восстановить различные детали своей жизни...
Яна увидела, как мать осторожно проталкивает Эмиля вперёд, и поняла: опять что-то произошло.
– Вот, вручаю тебе это полуинопланетное существо в целости и сохранности, Яна, – подтвердила её опасения Елизавета Михайловна, – хоть временное отслоение и не очень большое (по нашим оценкам пару недель, а может, месяцев), но, сама понимаешь, первопроходческий вариант всегда сложен, пока организм научается впитывать это и контролировать последствия. Зато остальным будет проще. Думаю, что и нас с тобой и всё, что было даже вчера, он воспринимает, как в тумане или через призму расстояния туда и оттуда. Давай, специалист по сопряжениям, восстанавливай свою драгоценность.
– Будь спокойна, – улыбнулась Яна, – всё исправлю, даже если для этого что-то сломать придётся.
Эмиль не мог пока вставить ни слова, но чувствовал, что внутри него что-то происходило: то ли оттаивало, то ли согревалось, то ли разгоралось. Одно было бесспорно: происходило это в пульсирующем варианте.
– Ну, привет, что ли, пришелец, – обратилась Яна уже к Эмилю, – много за собой ненужных связей притянул на этот раз? Наверное, опять всё серо, всё уныло видится. «Унылая пора, очей очарованье» – это о тебе и твоём восприятии, когда ты возвращаешься из очередного задания. Прошлый раз, помнишь, как Алим сказал: «И вот вам «в сём» вселенском гражданине магнитность есть неведомая та, которая песчинку задевает и звёзд скопление. На смене манвантар работа состоит его в обмене времён, материи, сознаний и пространств» – это тоже о тебе. Надеюсь, на этот раз твоя работа была не менее плодотворна? А то когда ты так успешно на диспуте выступил, тобой многие заинтересовались. Нежелательно опускать планку.
– Всё уже, всё, нормальный я, немного заряженный, правда, но нормальный, и тоже рад тебя видеть, Яна, – наконец протиснул в эфир приветственную фразу Эмиль.
– Тогда пойдём в комнату.
Яна усадила его на диван, внимательно посмотрела в глаза, затем медленно, как бы шутя, произнесла:
– Нет, ещё маленький тест на сохранность памяти, а вдруг ты – это не ты вовсе. Вопрос: «Когда метафоры и тропы его пустили в мир иной, как знать, какие катастрофы он избежал, слиясь с игрой?»
– Метафизическая фора позволила сойти с тропы непримиримости и спора, когда без всяких важных честв, от несущественных количеств и внешних, видимых различий ум первый оторваться смог, – серьёзно ответил Эмиль.
– Значит, помнишь, а как мы познакомились, помнишь?
– Ты пыталась сделать из меня генератор условий, – рассмеялся Эмиль, – и, мне кажется, у тебя это получилось.
– Вот видишь, значит, я одна могу больше сделать, чем целый институт, – Яна присела рядом, – я всегда знала, что ты – хорошее вложение для моих технологий. Чем будем фиксировать в этот раз твои наработки: семинаром, диспутом или игрой? Просто мне надо знать, скольких участников привлекать и на когда назначать мероприятие.
– А это обязательно? – изобразил усталость Эмиль.
– Извини, скользящий, дружба – дружбой, а служба – службой. Концентрат, он такой особенностью обладает: он либо перераспределяется между посвященными в его суть, а потом уже эманирует в пространство многими источниками, либо начинает пульсировать и растворяться в пространстве из самого первоисточника своих накоплений. Всё равно он рассеивается до уровня сонастраиваемости, только с большими или меньшими потерями. Ты ведь не хочешь, чтобы пропал зря твой скорбный труд?
– Если всё обстоит именно так, то, пребывая в неизбежности выбора, я предпочёл бы игру, – определился Эмиль.
– В таком случае, достаточно будет и шести человек, – заключила Яна. – Два-три часа тебе хватит на то, чтобы привести себя в порядок и отдохнуть? Тогда я делаю рассылку участникам игры. Надеюсь, их снова ожидают сегодня и насыщенная работа, и сюрпризы. А ты заодно подумай, чем удивлять будешь тех, кого удивить трудно.
Никуда от неё не деться
Через три часа ровно раздался звонок в дверь. Яна открыла.
Алим, Мила, Алина и Яуда по очереди прошли в комнату и поздоровались с Эмилем. Алим приложил палец к губам и сел напротив напарника.
– Ей, как всегда, известно больше нас, – произнёс он, – вот так с наскоку не определить, в какие дали предстоит отплыть, чтобы вернуть своё, родное. Кто первым что-то может предложить?
Эмиль не мог сообразить, почему так издалека заходит Алим и какого предложения ждёт, но поскольку именно он, Эмиль, был источником, то и источать надо было на всех уровнях. Поэтому он решил предлагать первым.
– Не думаю, что ведомы законы, которые никто не мог явить из тех, кто не был там, тогда, как те, кто были, и те уже успели всё забыть.
– Так, может, не о чем теперь и волноваться, раз никому не суждено тому достаться, раз и предмета обладаний вовсе нет? – решил уточнить Алим.
– Но путь известен мне, который пройден мною, его, играючи, я вновь бы мог пройти. Мне б только игровое поле, и понимание, и спутника в пути, – сделал небольшое допущение Эмиль.
– Вот, видишь, вовсе всё не безнадёжно, – проявила понимание Яна, – за понимание не переживай, мы тебе коллективное понимание устроим.
– О полях вообще смешно говорить, – добавила Яуда, – всё вокруг напичкано ими. Выбирай – не хочу. В чём вопрос?
В пространстве появилась пульсация интереса, будто подтверждая: «В чём вопрос?»
– Вопрос в согласии на соблюдение условий и правил выборе, в модели естестве. Здесь два участника, и стороны должно быть в модель заложено, по крайней мере, равновесно, тоже две, – пояснил Алим.
– Это то, о чём я думаю? – решила уточнить Яуда. – Мы все вместе – это одна сторона, а вторая – это она, Игра?
Пространство запульсировало ещё сильнее, а Яуда чуть не свалилась со стула, посмотрела по сторонам, пересела на диван, рядом с Эмилем.
– Я что-то не то сказала? – спросила она.
– Да всё ты правильно сказала, просто вариант интересный предлагается, – ответил Алим, – Игра хочет иметь физического выразителя. Только кто же согласится на такое, когда правила ещё не установлены?
– А что, тот, кто согласится, будет вне правил? – продолжала выяснять, в чём сложность, Яуда.
– Наоборот, он будет главным участником со стороны Игры в торгах за условия, – пояснил Алим.
– Так тогда и я могу, если вы все не возражаете, ведь это же игра? – удивилась Яуда.
– В том то и дело, что это Игра, и мы с нею уже играли, – рассмеялся Эмиль, – и даже ты с нею играла и, по-моему, тоже на Её стороне. Разве не помнишь?
Сказав это, он посмотрел на Алима и понял, что тот имел в виду, когда прижимал палец к губам: Игра уже давно выбрала себе выразителя и лишь искала пути его легализации. Она решила перенести своё поле на физику. Чем же вызвана такая фора? Ах, да: «Метафизическая фора позволила сойти с тропы непримиримости и спора...».
Неужели еще с самого его прихода к Яне Игра уже строила свои дальновидные планы!? Вероятно, произойдёт что-то невероятное.
– Ну и отлично, – вошёл с ним в сопряженное состояние Алим, – мы это уже проходили у Алекса, когда наши игроки были в обеих командах. Рисую диспозицию: раз поле физическое, то и условия должны нести физичность плюс равноправность. Игре это уже известно, как «чаепитие с игрой». Тему избирает носитель источника. Итогом должно стать не меньше, чем открытие или откровение – тогда будет сохранён источник и даже приумножен на количество присутствующих. Сейчас хозяюшка обеспечит нас чаем, и начнём. Эмиль, давай сюда сервиз на шесть персон.
– Из всех далёких проживаний, в одном мне не хватило знаний, чтобы на месте уяснить, но для Игры готов на кон внести я предикат-закон.
Произнесённое возымело действие. Внутри каждого игрока пошла пульсация, а внешне все они замерли. Эмиль посмотрел на Яуду, которая сидела по часовой стрелке от него, и отпил глоток чая. Была её очередь говорить, и она это сразу поняла.
– Игра со временем в физическом пространстве: вопросов множество: текучесть, постоянство, или созвучие, или возможность жить, с ответом не хотелось бы спешить.
Далее говорили по очереди Мила, Алина и Алим.
– Я думаю, важна определённость, когда известен круг объектов, лиц – не нужно сочинять историй, выслушивать десятки небылиц, выискивая в них крупицу правды.
– А то ещё когда нагонят жути, то в тёмной комнате, то где-то за углом, то в мире, где остановилось время, то времена, когда покрыто льдом от края и до края всё пространство, а, в общем, я не против постоянства, но только, чтоб комфортно было в нём.
– Куда-то манит скрытая возможность или открытая, я что-то не пойму. Хоть макромир, хоть микро, только сложность: а где же простота, в толк не возьму?
Закрученность спирали была какой-то искусственной, это чувствовали все, но каждый понимал, что первый виток самый сложный и непонятный, главное откроется, как всегда, неожиданно. Поэтому Яна пошла наперерез течению:
– Бессвязно всё и примитивно-дико, как будто мы бессильны в суете и вечно уступаем некой силе, чем делаем сильней её вдвойне, – она посмотрела на Эмиля, отпила глоток чая и добавила, – ну, извини, запутывала, как могла.
– Это хорошо, – спокойно ответил Эмиль, – главное, идти впереди и не оглядываться. Я вот тоже подумал: ведь если капля, упавшая на сковородку, шипит, словно змея, значит, капля эта – вода, а сковородка раскалена.
– Что бы это значило? – ничего не поняла Яуда и насторожилась.
– А то и значит, что каждое явление становится понятным, когда знаешь, какие законы происходящим в нём управляют, – предположила Мила.
– Или насколько ты способен происходящее воспринимать, – добавила Алина.
– Или из множества факторов можешь выбрать только те, которые первого порядка для этого явления, не блуждая по частностям второстепенных, – высказался Алим.
– Что точно, то точно, – подытожила Яна, – законы – это главное связующее звено любых явлений, и никуда от них не деться, разве что подпасть под действие других. А разница в чём? По-моему, никакой.
Яуда начинала подозревать, что её водят за нос, но ждала. Знала, что ловушки расставляет тот, кто ведёт, а, вот, как стать ведущим в этом круговороте, понять не могла.
Эмиль тоже ждал. Ждал, пока пульсация внутри него войдёт в некий резонанс и, кажется, дождался:
– Вы правильно заметили, что время и пространство давно и терпеливо ждут, когда ж откроется секрет и станет явным и доступным их тяжёлый труд. Записывая всё в Книгу Циклов и осознавая, что нет в ней ни начала, ни конца, они всечасно и повсеместно искали и призывали способного разорвать тот круг Чтеца.
– Потенциал, который в своё время был придан Чтецу, законсервирован и ждёт только команды, так говорил Лаар, – вырвалось у Яуды.
– Интересно, а наша команда могла бы справиться с такой задачей? – спросила Мила.
– Ты предлагаешь двоякое прочтение слова использовать как импульс к развёртыванию событий? – в свою очередь поинтересовалась Алина.
– Посох может не только помочь преодолеть болото, но и змеёй обернуться, а то и неуловимым спином, – отошёл от вопросительности Алим.
– Осталось только Чтеца найти и спин связующим звеном сделать между небытием и бытием, – уточнила задачу Яна. – Видать, не дождутся труженики своего спасителя.
– Отчего же, – возразил Эмиль, – Чтец перед вами. А я-то думаю, что за незавершённость меня всё время преследует? А оказывается: всё перетекло в физическое присутствие настолько масштабно, что даже Игра не удержалась в своих привычных владениях, тоже захотела физические проживания испытать.
Чтец Книги Циклов
– Говоришь, потенциал придан Чтецу и ждёт только команды? И команда в сборе, и страница нужная открыта, чего же мы тогда ждём? Правила? Так есть одно, самое простое: если дано тебе – открывай рот, а слова вложены будут!
Из небытия в бытие
Долгая дорога из небытия в бытие была восстановлена в памяти очень быстро. Но по прошествии времени было уже трудно отличить событие от осознания, реальное от виртуального, точно так же, как нельзя было предположить, какие препятствия могут ещё возникнуть на пути, радоваться им или огорчаться.
– Многое могло бы рассказать пространство, не будь оно связано обязательствами перед временем, – направился в глубину вопроса Эмиль. – Спин времени, оказывается, как вихрь играющий, проникает в него изнутри и мгновенно выскакивает за пределы.
Почему именно такую картину нам нарисовали, почему, например, не компактифицировать всё ещё больше? Допустим, представить спин как то, в чём всё! Тогда, если восприятие его направлено на внешнюю бесконечность, он кажется себе крохотным и беззащитным, начинает сворачиваться, места себе не находит, входит в неопределённость, превращается в возбудителя всех движений и напряжений.
А вот если он обращает вовнутрь свой взгляд, то видит бесконечность внутри себя и представляется себе огромным, уверенным, всеохватным. Начинает там всё упорядочивать, организовывать по подобию того, что видит снаружи.
И, с одной стороны, ему интересно подсмотреть, как же там вне его, а с другой стороны, занимаясь внутренней организацией, он сознаёт, что сам изменяет условия существования снаружи.
– Это что ты сейчас, доклад готовишь для научной конференции? – поинтересовалась Вера.
– Нет, это я откручиваю стрелки часов на исходную позицию, – ответил Эмиль, – я от своего решения не отступаю, хотя и предоставляю событиям право развиваться вариативно, с минимальным напряжением. Я ещё не готов к поединку с регуляторами процессов энтропии.
– А зря, – рассмеялся Бона, – ведь если мы пойдём вспять, то все и эти процессы будем проходить против течения. Надо быть ко всему готовыми. Вспомни, какие профессиональные навыки надо иметь, чтобы легко и свободно перемещаться во всей этой неохватности. Сколько там работает разных управителей! И каждый будет отстаивать чистоту сферы своей ответственности, сколько там регуляторов прав, вершителей судеб, управителей света, повелителей времени, мировых держителей, владык жизни, явителей воли, аннигиляционных аматиков! И каждый из них может оказаться на нашем пути. Но самое интересное, что не все из них правильно это воспримут, я даже уверен, что большинство сочтёт, что мы возникли на их пути, как препятствие. Ну, и сам понимаешь, придётся выяснять отношения.
– Не всё так безнадёжно, как ты рисуешь, – возразил Эмиль, – слова «бесконечность», «многомерность», «вечность» ведь не предназначены для того, чтобы запугивать, а, наоборот, чтобы дать понять: всё имеет место быть. Понимаешь, места всем хватает. Только иногда ограниченность создаёт скопления, а иногда это просто акт, предшествующий синтезу и компактификации.
– Не хочешь ли ты сказать, что звёздные скопления – это следствие ограниченности? – решила уточнить Вера.
– А почему бы и нет, ведь это материальные скопления, ограниченные мерностью, скоростью преображения, инертностью, невозможностью занимать одно и то же место пространства в одно и то же время. Понятие мерности для них – как хомут на шее: что имеешь, то и несёшь.
Эмиль внимательно отслеживал все темы разговора и пытался найти в каждом вопросе новый ракурс взгляда.
– Хочешь сказать, что мы сильно отличаемся от них в этом плане? – поинтересовалась Делси. – Нет, теоретически я знаю, верю и там всё такое, а вот практически, где та точка отсчёта, за которой проживается свобода, а ещё лучше, где она явно существует?
– Примерно на восьмом уровне, где мы и находимся, – напомнил Эмиль, – только если проникся принципами аматичности и овладел соответствующими технологиями.
– Вот и я о том же, – согласилась Делси со своими же мыслями.
– Пора возвращаться, а то вы мне столько всякого напихаете в мой мысленакопительный резервуар, пока я Чтец, что мне долго потом придётся очищаться от этого, – вспомнил Эмиль, где они находятся.
– Смотри-ка, ты ещё способен шутить, значит, шансы на успех растут, – обрадовалась Вера.
Эмиль, а за ним и все остальные, покинули странную серо-пятнистую комнату и, не останавливаясь, направились ко второй двери.
– О, я думаю всем интересно, что же будет дальше, – взялся Эмиль за ручку... и ничего не произошло. Дверь оказалась запертой.
– Что, нафантазировали да не учли сиюпроявленных реалий? – расстроилась Делси.
– Нет, это такой манёвр, – быстро сориентировался Эмиль, – наш путь из небытия в бытие гораздо прозаичнее, ведь там моя комната, комната, управляемая моими мыслями или отвечающая на них, и я уже созрел для того, чтобы замкнуть круг. Нет необходимости в том, чтобы мыкаться по закоулкам неизвестности. Не буду напрягать саму комнату, но там, с противоположной стороны её, нами осталась незамеченной ещё одна дверь. Именно она и есть искомый нами выход, возврат в ту исходную точку, где ждёт нас толстяк. Не будем искушать судьбу и наивно утверждать, что именно здесь замыкается круг. Оставим место для вариативности и неопределённости, но, вот, что именно эта комната является портом или порталом, точно не противоречит её названию.
– И то, что ты являешься ключом этого портала или начальником порта, тоже не противоречит, – подтвердил всеобщую уверенность Бона. Прошу, – указал он жестом на дверь.
– Значит, время пришло, – вздохнул Эмиль и вошёл первым. Пройдя в конец комнаты, он, как и ожидал, обнаружил там дверь, вернее, увидел её причудливые очертания в хаосе точек-пупырышек. Без твёрдой уверенности никогда бы не определил, где надо нажать. Уверенность переросла в веру (волевое естество реализации условий), как условие того, что иначе и быть не могло...
Коридор выглядел тоже иначе, чем всё предыдущее их местопребывание.
«Натурально-материальное», – отметил про себя Эмиль, подойдя к «натуральной» двери, и взялся за «натуральную» ручку...
Толстячок сидел за преподавательским столом и нервно смотрел на часы.
– Никогда бы не поверил, что можно за три часа пройти всю дистанцию без единого стирания памяти, а потом полчаса тупо не видеть последней двери. Хорошо, хоть придумали историю с порталом-портом. Сами себя доубедили, – оправдательно произнёс он, – рассаживайтесь, будем подводить итоги. Итак, с кого начнём? Пожалуй, с той части, которая большую часть времени пробыла в тени. Так будет справедливо. Первый вопрос будет такой: «На каком присутствии происходили события, соответственно, какова мерность пространства, глубина прохождения, какие допущены неточности, получены сведения, знания или опыт»? Для начала хватит. Делси, тебе слово.
– Почему Делси, если я Людмила?
– Потому что если не подтвердишь прохождение, пойдёшь на повторный круг. Отвечай коротко и по существу.
– Даже не даётся времени подумать? – удивился Бона.
– У вас было три часа времени на проработку материала с экспериментальным отслеживанием. В конце-то концов, вы на технологическом отделении завершаете своё образование или на машиностроительном? Здесь, сейчас, спонтанно, многоприсутственно, огненно – это ваше состояние, не обязательно постоянное, но в любой момент времени активируемое.
Усечённое восприятие
– Я всегда готова к ответу, – сдержано произнесла Делси. Было непонятно, с какой стороны ждать подвоха.
– Мы особо-то и не были нигде, – начала она отвечать, – на нас спустился Зал Осуществления и Реализации и он всё за нас сделал: ввёл в условия восьмого присутствия, одиннадцатой мерности, всячески оберегал нас от излишних взаимодействий и практически чуть ли не тепличные условия создал. Только благодаря удивительной способности некоторых говорунов попадать в самые невероятные ситуации мы прошли через ряд волнительных моментов.
– Я же просил коротко, – напомнил толстячок.
– Я и так коротко, – заверила Делси. – Так вот, поначалу мы занимались разборками выяснения отношений между пространством и временем, а когда, наконец, сообразили, что время находится в знаменателе, то следом же всплыло и следующее обстоятельство, что оно всякий раз перетекает в числитель при переходе в более высокую мерность, уступая место своему преемнику с большей степенью свободы. И так оно, то важно знаменует собой всё, то просто числится во всём.
Поначалу это казалось развлечением, но потом целый ряд событий показал, что в споре этом или спорте нет места для других. Поясню: когда одно перетекает в другое, объявляется всеобщий аврал, и спокойная жизнь заканчивается: материя должна следовать через переправу по условиям договора между этими двумя, которые внесены в реестр континуума. Кто не успел, называется, тот опоздал.
– Ну, и что же в этом плохого? – поинтересовался толстячок. – Вот сейчас, если сможешь подвести под это какую-нибудь идею, пусть даже бредовую, считай, что экзамен сдала.
– Да, пожалуйста, – обрадовалась Делси, – дело в том, что инертность материи была учтена континуумом своеобразно: в виде обнуления или сброса на позицию ниже, всего-то одним правилом: «Каждый новый уровень начинается на ступеньку выше». А это означает: то, что было на земле – оказывается под землёю, то, что было на небесах – опускается на землю. Или другой вариант: представитель растительного царства проявляется в царстве минералов, представитель животного царства – в царстве растений, представитель человеческого царства – в царстве животных. Таким образом, с одной стороны, каждый представитель должен вернуться на свой уровень эволюционно, то есть, нарабатывая соответствующие качества, а, с другой стороны, вначале, нарабатывая эти качества, он всё-таки пользуется не вполне адекватными своими привязанностями-накоплениями. Особенно диким и несправедливым это кажется в отношении человека.
– Да, но ведь зато гуманно, и большинство, рано или поздно, успешно проходит этот путь, – возразил толстячок.
– Но всякого рода неадекватные порождения таким образом появляются и весьма усложняют жизнь остальным.
– Ну, что же, для твоего уровня весьма достойное открытие, хотя, посмотрев на себя, ты можешь быть уверена, что для многих – это благо и даже стимул в наработке усилий преодоления, ответственности, глубины восприятия и прочего. Вот, скажи, хотела бы ты перейти в более низкую форму существования, но с большим потенциалом возможностей. По глазам вижу, что нет. Стало быть, в твоей идее что-то не учтено, и она в корне неверна, а значит – бредова. И мне кажется, что ты знала об этом заранее, просто тебе лень было напрягать части для выискивания чего-то более достойного. Но раз обещал, обещание сдержу: экзамен ты сдала. Сделаю выводы, и следующему претенденту придётся не так легко, как тебе. Все-таки правильную тактику я выбрал, начав с самого слабого. Итак, Делси представила нам некоторые трудности, то ли тепличного эксперимента, то ли усечённого восприятия, я так и не понял. Поэтому вопрос следующему отвечающему: «Какие варианты усечения восприятия существуют и как они преодолеваются»? Причём, это только первый вопрос. Отвечать будет Вера, хоть это для неё и несложно, но надеюсь, даст мне возможность сформулировать настоящие вопросы для двух следующих умников.
– Восприятие является одним из основных инструментов Дома, поскольку напрямую касается условий и скорости их преобразования, а, стало быть, имеет выход, как на огонь, так и на материю, связывает их.
– Мы же не в начальной школе, где нужна заученная теория. Веские факты, аргументы, примеры, синяки преодолений, пожалуйста.
– Хорошо, – собралась с духом Вера, сообразила, что произошло, и возожглась глубже, – восприятие селективно по своей природе, оно и есть та основа спирали развития, от жесткости или упругости которой зависят две основные функции развития – устойчивость и непрерывность, хотя и скорость тоже, тогда выходит – три. Восприятие многоопорно и практически опирается на все частности. Поэтому для живого естества бытия является аналогом нервной системы.
Толстячок сразу же уловил что-то необычное в излагаемом: идею и даже не одну, и даже не бредовую, но прерывать ответ не спешил. И Вера продолжала:
– К тому же, восприятие имеет субъективно-объективную выраженность, ярко окрашивает весь свой путь, побуждая, активируя, включая в этот творческий процесс всё, с чем соприкасается. Оно само является отправным пунктом множества процессов, матричным таксономистом, или, лучше сказать, проявителем того, что нуждается в закреплении. Единственное его слабое место – ярко выраженный внешний интерес, из чего следует, что должно существовать нечто уравновешивающее его внутри.
Так вот, наши исследования, хоть и были, в некоторой степени, тепличными, но всё же имели вполне проявленные выражения, достаточные для того, чтобы сделать несколько открытий или даже получить пару откровений.
– Всё, достаточно, достаточно, ты подтвердила свой высокий статус и приготовила массу ловушек своим последователям, напарникам. Ставлю тебе отличную оценку и перехожу к самому приятному моменту.
Толстяк потёр руки и обратился к двум оставшимся претендентам на успешную сдачу экзамена.
– Я насчитал порядка дюжины инновационных тем, в каждой из которых не меньше чем по дюжине стоящих идей, и вам сейчас в перекрёстном варианте ответа придётся их проявить, сформулировать, разъяснить, если потребуется, или опровергнуть, если получится. На всё про всё у вас час. В случае, если ваш словесный демарш иссякнет раньше, вы пойдёте на повторный круг, не наказания ради, нет, ни в коем случае, просто по горячим следам надо будет всё восстановить в деталях и записать свой бесценный опыт для возможности пользования другими. Причём, помните: не все полноценно развиваются двумя Домами. Для однодомных тоже должен быть предложен путь в лоно естества своего.
– Ничего себе задачка поставлена, – вырвалось у Боны, – не то чтобы дух захватывает, – он вдруг осознал, что первым вступил в полемику, и должен что-то выдать, – но радует возможностью исполнения такой высокой миссии. Для чело, для человека, для человечества... На гребне волны…
Монолог явно затягивался, и пришлось использовать первое, что оказалось в жерновах сфер мысли:
– Вот у меня вопрос имеется: «Возможно ль примирить непримирённых и доселе двух представителей, чертою разделённых, различною природой наделённых, вы поняли: частицу и волну»?
– Вопрос, конечно, интересный: и своевременный, и дельный, и уместный, и множество подходов у него, – мгновенно начал отвечать Эмиль, – и нет таких, чтоб веско представали приемлемо для каждой стороны. Но не напрасно ведь старались мы, когда с опасностью для жизни рисковали: из самых из глубин крупицы доставали бесценных истин...
Преподаватель не смог так долго удерживаться на столь хлипком основании и выпал из глубины восприятия, чем был явно недоволен, но молчал. А Эмиль этого и добивался: нет радости в том, чтобы кто-то ходил по пятам.
– Всё намного прозаичнее, – вдруг перешёл он на другой манер преподнесения материала, – и намного глубже, чем кажется на первый взгляд. Вот только хватит ли двенадцати вариантов для примирения столь долго противоборствующих выразителей суть одного и того же явления.
Попытка примирения
Итак, попытка примирения первая.
Когда Отцу себя явить пришло неизречённо, он осознал: «Я Есмь Отец Неизречённый», и, множеством в себе воспламенённый, искал он образ, как себя явить.
Когда же был развёрнут безупречный и явный Путь к тому – предстал Отец Предвечный и Синтез Вечности тогда собой явил, а поспешив ослабить ноши бремя, взволнованно явил собою время.
Волнение, всевышне обозримо, Отцу всё показало выразимо, и Синтез Выразимости явил Отец Всевышний, время наделив той самой функцией волнения – волны.
Так появилось первое пространство, пространство времени...
– Что значит: пространство времени, – удивился толстяк.
– А то, что это была единая среда явления всех качеств, всех Ипостасей Изначального Отца, – пояснил Эмиль, – и это первая предпосылка к примирению континуума в себе самом.
Перехожу к попытке номер два.
Во множестве волнений однородных, единородных, я бы так сказал, Творец, Теург, Ману и Вседержитель для Жизни Путь готовили, Начал искали Синтез, тот, ещё начальный, который бы процессы развивал. И вызвался то сделать Предначальный Отец.
И Время разделяя на инь и ян, Он, вечность сознавая, предзнал: не будет в разделённом постоянства, но вечная игра ян-времени и инь-пространства.
– Что значит: вечная игра? – удивился экзаменатор.
– А то и значит, что это вторая предпосылка примирения, – рассмеялся Эмиль, – игра всех примиряет, и континуум не исключение.
– И что же дальше? – в один голос спросили все.
– Тогда попытка номер три, – радостно, беззаботно произнёс Эмиль, будто читал всё с листа бумаги:
– И ясно, что для многих проявлений фиксаций частностей и скорости течений всегда во всём не будет доставать. И что же делать, как в себя вобрать и в то же время выявить свой гений? Ответ один: лишись предубеждений, и равновесно всё тогда пойдёт, иначе не перенести волнений. Не смерть, а смену мерности и мнений, позиций, качеств, свойств и всех умений со временем пространство обретёт. И счастлив тот, кто примет, кто поймёт...
– Почему-то я уже счастлив, хоть и не совсем понимаю, – признался толстяк.
– А это потому, что твоих сфер коснулось Время и примирительно потёрлось о них своими сферами за то только, что ты стал быть к нему неравнодушен. Твоё волнение сродни его волнению, и это третье условие примирения – не привязываться к определённым временным местам, по жизни плыть, как по волне, движенья радость жизнью ощущая. Привязок бойся! И это третья предпосылка примирения частиц пространства и волны времени.
– Ты действительно назовёшь двенадцать вариантов предпосылок примирения? – поинтересовалась Вера.
– Но ведь двенадцать – родное тебе число, почему бы и не удружить, – улыбнулся Эмиль. – Ладно, слушайте дальше, пока я в Синтезе, пока в Потоке.
Четвёрочка, пора, наверно, Сио привлечь нам к развернувшейся игре. Ячейки сфер и чаша накоплений, как чёткость форм, изменчивость течений, как образ сотворённого уже и сотворяемого в синтезе движений, деталей, частностей, условий и всего, что было, есть и будет. Одного он будет избавляться, словно грязи, того, что неподатливо для вязи, проверок не прошедшего, того, чему нет места в будущем. Его полёт свободный, без границ пространства, без времени невидимых границ, среди боёв, упрёков, пересуд – с настырным постоянством вечный поиск, ментальный бесконечный, тяжкий труд.
– И какой же вердикт? – нетерпеливо произнёс Бона.
– Предпосылка примирения четвёртая: пример работы синтезобраза, для которого ни пространственные, ни временные мерности не существуют как нечто отделённое друг от друга. Одно есть продолжение другого. Они не существуют по отдельности.
– Дружба всегда побеждает? – переспросила Делси.
– Всенепременно, везде и всегда, – рассмеялся Эмиль. – Итак, пятый раунд поединка за воссоединение. Кто же придёт на помощь в этот раз?
Пора искать сердечных примирений, но чувствую я зов из тех видений, в которых проявлялся братец спин. Связующий миры он смог один поведать правду: нет ведь разделений. Частица – это просто часть волны, свернувшаяся в тор своим движеньем, а он всецело служит им, двоим. Он смотрит вне себя и видит время, в себя взглянув – пространство видит в том предвечном озарении творенья, запечатлённом, всевозможном, всеодном, с тех пор до сих, и до, и после, вечно... его перетеканье бесконечно, и род занятий неопределён...
– Это что означает? – удивился преподаватель.
– А это и означает, что существует пятая предпосылка снятия вопроса с повестки дня. Ведь есть такой уровень рассмотрения, где явно видно перетекание времени в пространство и наоборот, где нет различий между частицей и волной, а есть различное звучание вития жизни. И ему, спину связующему, с его позиций это чётко видно, осязаемо и не требует специальных доказательств.
– А что по поводу рода занятий? – поинтересовался Бона.
– А это уже совсем другая история, которую придётся рассказать тебе, если останется время, – рассмеялся Эмиль.
– Лучше бы не осталось, – попросил его напарник.
– Не отвлекайтесь, – остановил их переговоры толстяк, – время и так работает на вас.
– Это в знак благодарности за то, что мы работаем на него, – заметил Эмиль, – но история ещё далеко на этом не закончилась. Мы подошли только к шестому пункту, шестой предпосылке примирения. И тут я просто не могу не предоставить слово интеллекту, тем более что он пользуется плодами работы синтезобраза, так почему бы ему не постараться подтвердить его правоту?
– Давай уже, не тяни. Я просил: чётко и лаконично, – напомнил экзаменатор.
– Не припоминаю такого, наоборот, была просьба излагать доступно пониманию всех. Вот я и стараюсь, – пояснил Эмиль. – Итак, предпосылка шестая.
Пора, мой друг, пора, судьба вершится! В процессе этом заняты они, им некогда, без них, увы, не сбыться ни чаяньям, ни снам. Увы, увы... И кто сказал: «Между собой не схожи», ведь всё у них всегда во всём сродни. Проходят дни, события, но всё же... нет мыслей дельных, все пусты они.
– Что-то хромает твой интеллект, – рассмеялся, предвкушая возможность неверной ставки на интеллект, толстяк.
– Просто ему нужен разогрев, – успокоил его Эмиль, – он слишком ценит обращённое к себе внимание. Продолжим. Иерархично сознаю и понимаю: пространство – часть его, и в нём всё то, что познано, что пройдено. И всё, что эта часть хранит – несокрушимо, твёрдо, как гранит. Она привязана к нему, их неразрывны узы. Оно – для всех его частей, его все части – для него, они вдвоём растят своих детей, и оба лишь для одного покладисты и терпеливы. Их отношения известны...
– Тайм аут, – произнёс Эмиль и расслабился.
– Что, неужели сдаёшься и добровольно идёшь на повторный круг? – удивился толстяк.
– Ещё чего, – вновь собрался Эмиль, – это вы просто посмотрели, насколько сложно интеллекту, когда он впадает в свою самость. Ведь ему трудно с чего-то начать, ему нужен разряд, молния, всплеск, максимальная концентрация внимания на чём-то конкретном. Ему надо определить исходную позицию, ячейку. Вы думаете, первые пять позиций выявились без его участия? Как бы, не так! Просто там он был простым работником, а здесь его назначили главным. Вот и снесло его огнём ответственности. Придётся помочь, задать тему. Можно даже двумя словами. Любую. Вот, например, «инь и ян». Сейчас его взорвёт изнутри, и включится вариативность, успевай только складировать.
Эмиль сделал паузу в несколько секунд, может, даже намеренно, но прорыв таки состоялся, и его понесло:
– Представляете время, разделённое на инь и ян! Ведь по закону «всё во всём» к нему это тоже применимо! Ян-время вытекает из Огня, тогда как Инь-пространство из Материи. И как любое ОМ, они живут в союзе, в единстве процессов встречных, дополнений всевозможных. Вот, например, Пространство-инь не терпит искажений, уродств и прочих нарушений, но с удовольствием локальность проявляет и всячески вниманье привлекает, то формами, то блесками, того, чем создано и что собой вмещает, материей своей. А Время-ян огнём и духом пышет, оно невидимо, но сознаёт всё, слышит.
Безумны те, кто время убивает, ведь этим временем и жизнь их просто тает. Нет, лучше время всё-таки беречь, и Инь, и Ян использовать для встреч, обменов, построений, для наработки качеств, новых свойств и проявлений. Возможность многих наших обретений дана единством общим функций их на фоне частных разделений...
Эмилю пришла очередная мысль, и он задался вопросом:
– А что, если войдя в единство времени пространства-инь возможно перетечь в пространство ян-времени? Магнит всегда диполярен. Так же и Материя не живёт монопольно, не существует без Огня. Есть лишь единство Огнематерии. Вот и время с пространством представляют собой дипольную среду обитания и развития материи путём перетекания её во временнόе, значит, огненное состояние. Поэтому и время однонаправленно, и масса материи всевозростающа, и развитие есть не что иное, как обеспечиваемый огнём и духом процесс, обусловленный этой направленностью.
А прошлое времени всегда пространственно представлено и материально. Потому и не воспринимается как время с позиции пространства. Попасть в прошлое можно, только перейдя в состояние времени, войдя в его собственное пространство.
– Всё, моя способность удерживать весь объём произведённых вариаций исчерпала свой лимит наполнения, – пожаловался Бона, – как по мне, так ответ уже исчерпывающ. Черпай из него, не перечерпаешь.
– Тогда хотелось бы услышать интеллектуальное резюме, – настаивал экзаменатор.
– Сколько душе угодно, – готов был рассыпаться в новых излияниях Эмиль, – шестая предпосылка: по закону «всё во всём» пространство несёт в себе выраженность временнýю, так же, как и время – выраженность пространственную, и рано или поздно они сливаются вновь в единстве выражений.
Седьмая предпосылка – как полюсы магнита, они в едино слиты и видимым различием своим несут потенциала разность, которая, как движущая сила, всё пробуждает к жизни, тайною своей стремление во всём рождая к познанию её в себе.
Восьмая предпосылка тоже явлена, и вот она: без пространства у времени нет прошлого, так же как без времени у пространства нет будущего. Могу напомнить, почему.
– Не надо, – остановил его экзаменатор, – уже вспомнил и уже верю, что еще четыре предпосылки ты легко представишь. Фух, даже меня в поток затянуло.
Признаю, экзамен ты выдержал без особого напряжения, хотя и притворялся пару раз, что тяжело тебе. Теперь ты вне игры. Остался лишь один участник ещё не сдававший экзамен, и вопрос ему уже был задан. Только надо бы припомнить. Вот пусть сам он и припоминает.
Приходится припоминать
– Да, и ещё одно есть правило, или стандарт, или закон, не помню, короче, все пройдут, только если пройдёт последний, а иначе – всем путёвка на повтор, – толстяк таки достал самый неожиданный свой крючок, на который подвесил всех.
– Ну, что ж, придётся всё и всем припоминать, – начал осознавать всю меру своей ответственности Бона, – как что, так я крайний! Не знаю, радоваться или огорчаться даже. Так, говоришь, вопрос ты задал мне?
Он посмотрел, прищурившись, на Эмиля и, выдержав паузу, как бы достигая нужного напряжения, продолжил:
– Спин смотрит из себя и видит время, в себя взглянув – пространство видит в том, предвечном озарении творенья, запечатлённом всевозможном, всеодном, с тех пор, до сих, и до, и после, вечно. Его перетеканье бесконечно, и род занятий неопределён... Это ты, философствуя так о спине связующем, изливался. А мне, выходит, теперь надо определить род его занятий. Хорошенькое дело, – Бона вздохнул и задумался, ещё раз посмотрел на Эмиля, потом на Веру, на Делси, и предложил, – а, может, на переподготовку?
– Дошутишься, – предупредила его Делси, лучше не трать попусту время, начинай.
– Он смотрит внутрь себя и видит всё пространство, вовне же видит времени следы, – начал Бона, – а должно быть наоборот: огонь, а значит, и время, истекающее из огня, должны быть внутри. Следовательно, он и есть портал перетекания времени вовне, или, возможно, даже тот крепёж, на котором происходит выворачивание наизнанку перед Отцом, когда всё внутреннее становится внешним. Возможно, это один из вариантов рода его занятий.
Поищем другой. Спин, как первый огнеобраз, как пионер, первооткрывающий новое пространство, как самурай, закрывающий собою кого-то более важного. Тогда он должен быть самым стойким, самым стабильным, стражником, останавливающим принцип неопределённости на пороге из микромира, обладать и свойствами времени, и свойствами материи. Он стражник.
Неопределённость не может пройти через него, она поглощается им. И в мире нашем всё в большинстве своём определено. Значит, спин ещё и организатор своего рода.
Похоже, это достойное занятие для неуловимого начала материи: отвечать за стабильность восприятия. Тогда он ещё и стабилизатор.
Пойдём дальше, вернее, вернёмся в его принадлежность к огнеобразам. Он первый огнеобраз. Это подтверждает законность предположения, что он прародительностью материи обладает, и это настолько важно, что выделяется в специфическую функцию. Другие частности, пускай даже более сложные, а может, и равнозначные, но иной природы, отведены другим огнеобразам.
Стало быть, существуют критерии, по которым можно эти функции определить, или, наоборот, сам он являет собою эти критерии, тогда и собратья его, более высокого ранга, тоже являют собою критерии, но уже свои. Какой-то генофонд проявляется, а не набор огнеобразов. Носитель критериев отдельного фонда, хранитель их.
– Как-то ты совсем по-другому излагаешь свои версии, без особых рывков, акцентов, – заметил толстяк.
– А это он пытается сознанием взять, перетекает из состояния в состояние и описывает, – объяснила Делси, – да ещё, наверно, полями, а не потоками, вот всё размытым и представляется. Если бы Эмиль начал четырёхвекторно описывать континуумные преобразования, событийным языком, у него тоже получилось бы размыто, но по-другому.
– И много ты можешь так описывать? – обратился экзаменатор к Боне.
– Вообще-то, я медленно картинку разворачиваю, так что на пару часов точно хватит, а если будет мало, войду в описание систем спин-образований, перейду к обменным взаимодействиям, синглетным и триплетным состояниям. Рассмотрю прямой, коллективный и косвенный обмен, перейду на момент импульса элементарных частиц, формирование полей тороидальными вихрями...
– Что-то мне подсказывает, что этого делать не стоит, – сдался, наконец, толстяк, – скажи-ка лучше, ведь ты и сам до этого не предполагал, что у спина может быть такая многофункциональная деятельность? Ну, завихрение да и завихрение себе. Были бы все группы так подготовлены, можно было бы аспирантуру закончить заочно: задавай интересующую тебя тему и внимательно слушай, вникай. Насколько всё-таки интереснее работать на вашем отделении! Всё, экзамен сдан. Только вынужден вас расстроить: не говорил об этом раньше никому, поскольку все уходили на второй круг. Вот вам первым сообщаю, что за первым экзаменом следует второй, правда, не знаю какой: это секрет. Не в счёт экзамена, а интереса ради, ответьте на один вопрос, думаю, вам будет это несложно. Увлёкся я не так давно релятивистской механикой и дошёл до одного момента: любая частица может обладать двумя видами углового момента: орбитальным угловым моментом и спином. В отличие от орбитального углового момента, который порождается движением частицы в пространстве, спин является внутренней, исключительно квантовой характеристикой. Теперь я понимаю, что у частицы есть внешний, пространственный угловой момент и внутренний, временной. А вот следующее разъясните. Если представить частицу, например электрон, как вращающийся шарик, а спин, как момент, связанный с этим вращением, то оказывается, что поперечная скорость движения оболочки частицы должна быть выше скорости света, что недопустимо с позиции релятивизма. Вопрос не очень сложный, но всё-таки хотелось бы получить ответ в вариативности.
– Здесь и будет несколько вариантов рассмотрения, – успокоил его Эмиль, – во-первых, ограниченность позиции релятивизма. Вряд ли она учитывает многомерность реального мира и уж тем более тот конкретный факт, что с увеличением мерности пространства, скорость света в нём возрастает в два раза на каждую дополнительную мерность. На эфире – в два раза, на астрале – в четыре и так далее. Так что частицы те быстрые осуществляют или переход с физики большей мерности в нашу физику, или участвуют в процессах многоприсутственных, требующих соответственного к ним подхода.
Во-вторых, возможно фиксируется лишь вращение внешней оболочки, и возможно этих оболочек несколько, и они скрывают, адаптируют супермерностное состояние ядра, способного перемещаться между пространствами разной мерности, сбрасывая или добавляя соответствующие оболочки. В момент перехода, когда ещё не надета очередная из них, фиксируется предшествующая, с параметрами предыдущего пространства. Я слышал, что к нам залетают ядра из пятнадцати-двадцати мерности. Соответственно и спиновый момент их – порядка двадцати. Но вряд ли кто сейчас сообразит, почему это происходит. Для этого должна быть разработана многомерная временная теория на основе цветовой, звуковой струнной, или иной частично-волновой идеи. Главное, увидеть соотносимость частицы и волны.
В-третьих, возможно именно насыщенностью такими частицами формируется константа восприятия времени. Чем больше насыщенность, тем быстрее воспринимается временное перемещение. Как следствие, многие говорят об ускорении времени, а о том, что должен существовать механизм, позволяющий это производить, регистрировать или даже просто воспринимать, говорят немногие.
Но, быстрее всего, речь идёт о механизме перевода пространства в следующее мерностное состояние – это, в-четвёртых. Представляете, какие силы должны быть и масштабы для этого задействованы? Возможно, вскоре и появится теория согласований и даст момент импульса осознания, и ускорит процесс, и снизит инертную составляющую его, но это тайна тайн. Что-то происходит при потере атомом электрона, что-то происходит при потере ядром нейтрона или протона, а что-то происходит при потере спин-оболочки или при нарушении дипольного равновесия. Одно ясно: есть бытовое восприятие времени, и есть его изначальная суть, с соответствующими характеристиками, записанными в огнеобразах, но не воспринимаемых обыденным, трёхмерным взглядом.
– Приятно было с вами поработать, – экзаменатор встал, давая понять, что у него больше вопросов нет, – скоро здесь должна проявиться следующая группа, а вам туда.
Адаптация восприятия
«Туда» оказалось совсем рядом: следующая по коридору дверь, за которой был уже не класс, и даже не кабинет, а что-то похожее на уютную гостиную. Здесь даже были окна, которые выходили на улицу. А там протекала обычная жизнь. Машины, прохожие, зеваки и торопыги.
Пасмурно.
– Что, соскучились по обыденности? – появилась неожиданно Елизавета Михайловна, – уже немного осталось: практику вы прошли успешно, первыми. Теперь предстоит выяснить, насколько сместилось ваше восприятие, каков его диапазон, какой интенсивности и длительности требуется адаптация. Теоретически всё должно плавно перетечь в реальность естественным путём. Закон монадического соответствия: любая монада, какие бы переходы она не осуществляла, непременно удерживает свой физический диапазон в границах диапазона матричного или материнского. Но всякое бывает. Вдруг вы выходили за допустимые пределы? Тогда, согласно межгалактическому договору, вы будете переведены в соответствующую галактическую матрицу. И это уже не наша компетенция.
По глазам вижу: все меня понимаете, это уже хорошо.
Мы не проходили специально тему восприятия, поэтому вам придётся из общих соображений и общей подготовки развернуть наиболее полный ответ на вопросы, которые будут возникать в ходе обсуждения. В произвольном порядке. У меня всё. Итогом будет или ваш выход, или мой уход. Что раньше произойдёт, то и произойдёт.
– Должно быть множество подходов к развёртыванию восприятия самого восприятия, – предположил Эмиль, – давайте начнём с нескольких очевидных и простых, чтобы перейти потом к сложным. ОМ-восприятие, как отражённое восприятие ОМ, то есть огнематерии, базируется на диполярности пространства, вытекающего из дипольности развёртываемой в нём материи. Две основные отправные точки. Первая: восприятие материальное, Домом Матери, природо-естествознанием, соответственно с минимальной мерной характеристикой, физично, поверхностно, внешне. Вторая: восприятие огненное, Домом Отца, его стандартами, с максимально доступной мерой, в синтезе физического и тонкого мира, мира духа и огненного мира, глубинно, внутренне.
Первое восприятие обычно связывают с физиологическими процессами и ограничениями в диапазоне работы органов восприятия, то есть субъективных характеристик, а также характеристик воспринимаемого объекта, будь то явление, предмет или его характеристика. Поэтому такое восприятие называется субъективно-объективным.
Второе восприятие имеет внутреннюю природу, многомерно и ограничено лишь развитостью частей и их близостью к эталонному выражению Частей Отца, и эти ограничения внутренне же преодолеваются в процессе разработки и совершенствования.
– При этом глубина восприятия Домом Отца автоматически становится качественно иным инструментом при каждом акте своего роста, – добавил Бона.
– И что даёт такая констатация фактов в реальной жизни? – поинтересовалась Делси.
– Хороший вопрос, потому что на него имеется не менее хороший ответ, – предостерегающе произнёс Эмиль. – Две диаметрально разведённых точки отсчёта дают возможность, основываясь на законах всё во всём и как вверху, так и внизу, не только осуществлять перенос принципов, форм и прочих матриц на весь возможный диапазон воспринимаемого, но и постоянно расширять этот диапазон.
Теперь, что касается реальной жизни. Такой подход прямо указывает на то, что нет ничего невозможного. Есть или недоступное на данном этапе развития, или не соответствующее намерению целого, частью которого является конкретная ситуация, или наличие сопряженных элементов. В любом случае нет тупиковых ветвей развития.
– Итак, первый вывод: восприятие огнематериальное, или ом-восприятие – многоуровневая система развития, превышающая все возможные самоопределения постоянным преодолением их форм и границ. Это открытая система.
Вот, например, внешнее восприятие осуществляется по подобию, то есть срабатывает закон зеркала, отражения. Ему на помощь приходит восприятие внутреннее, основанное на Образе Отца и всех Его частностях, изначальностях. Все их принципы автоматически включают соответствующие возможности, показывают пути преодоления. В конечном счёте, восприятие Образа Отца перерастает по мере разработки частностей в Образ Отца Восприятия и переходит во внешние возможности осуществления. То же самое с восприятием Слова Отца или Души.
– Это означает, что материнское восприятие перестаёт довлеть своей ограниченностью, оставляя за собой функции операционные, расширяющие горизонтальные возможности, а непосильный подъём вверх получает всесильную руку помощи, – подключился Бона. – Остаётся только наработать навыки внутренне-внешнего переключения или синтеза соответствующих условий.
Но, с другой стороны, всевозможные наработки внешнего восприятия, с соответствующими сенсорными фильтрами, порогами, стимулами, схемами, стереотипами, форматами – это готовый план запуска механизмов внутренних. Ведь точно так же, как внешним восприятием формируется картина внешнего мира и условия существования в нём, так и условия Дома Отца могут быть проявлены и изменены восприятием внутренним.
– Даже древние знали значение восприятия и описывали его как всесильный механизм в руках намерения, который позволяет входить в непрерывный поток потенциализации, высвобождаемой из воли энергии в результате сонастройки внутренних и внешних полей.
Если в соотнесении со Словом Отца Восприятия, то это настроенность на Слово Отца, внешне выражаемое настроением.
Никто не будет возражать, что от настроения зависит и работоспособность, и радость восприятия жизни, и способность к допущению в свою жизнь, а затем и реализации идей. Это всё функции восприятия.
Следовательно, если войти в восприятие частностей Слова Отца, можно выйти на стройное управление своим настроением!
– Что-то мне подсказывает, что Образ Отца Восприятия тесно завязан на непредубеждённость, точно так же, как Слово Отца Восприятия связано с иерархичностью, – влилась в обсуждение Вера, – а самым первым препятствием на пути развития Души Восприятия окажется отчуждённость.
Елизавета Михайловна слушала молча. Она понимала, что обсуждение давно уже вышло за пределы обыденности, понимала, что никакая адаптация этой группе не нужна. Но она и видела, что не стоит лишать их возможности выговориться и расставить некоторые акценты, жизненно важные и, вместе с тем, такие, которые в иных условиях пришлось бы искать долгие годы. Считанные минуты и долгие годы.
Наступила пауза раздумий, однако, не долгая.
– Ом-восприятие имеет множественную матрицу развёртывания, но оно не может быть единственной системой отсчёта. Должно быть ещё хотя бы несколько равновеликих ему, возможно, не столь явных, – поднапряг себя Эмиль, – скажем, спин-восприятие, как элементарное, впрочем, разнообразное, или разноогнеобразное сотворение, и сотворяемое им восприятие, сопровождающее акт творения.
– Ну-ка, ну-ка, поясни, – максимально сконцентрировала своё внимание Делси.
– Спасибо, сам знаю, что требуется пояснение, – охладил её пыл Эмиль. – Надо взять некий внешний объект за основу и преобразить замеченные в нём особенности внешние во внутренние. Только не поток частей и частностей, а нечто другое, какую-то иную основу.
– Ведь Основ-то много, – раскручивал сам себя Эмиль, – вот я и предлагаю в созвучии прошлого экзамена, в отличие от частей, частиц, взять волну, витие, как некую цельность, позволяющую найти иную систему координат. Может, даже концентрическую, временную, импульсную. Здесь и волны вероятности могут проявиться, и всякие невероятности, и волнительная жажда нового получить утоление, и проективность возникнуть иного порядка, и масштаб иной.
– И к законам частностей могут присоединиться законы развёртывания или распаковки и концентрации. Надо выйти из стабильности, связки прошлого состояния, произнеся что-то экстраординарное, – предложила Делси.
– Легко, – подхватил идею Бона, – Если представить себе каплю, вытянутую и завёрнутую в тор, то можно обнаружить точку сингулярности, требующую дзенового разрешения. Но если проткнуть «хвостом голову», то можно получить самую простую модель мира. Множественный акт, соотношение бесконечно малого и бесконечно большого. Интересно, что бесконечность предстаёт в данном случае лишь результатом нулевого восприятия. Из этой модели, двигаясь охватом, следует: нельзя объять необъятное, всё повторяется иным масштабом... Вывел? – поинтересовался болтун.
– Голову опустошил, это точно, – рассмеялась Делси.
Пульсары восприятия
Волну обновления подхватил на новом её витке Эмиль:
– Вот, точно, звёзды есть такие: пульсары. Опять же пульс у человека, пульс времени, частоты всякие, вибрации. Возможно, это необычно, не физично, но кто знает, может, как раз эфирно или метагалактично. Ведь должно же что-то появляться новое со сменой меры, зачем сразу привязываться к привычному? Вот вам и проверка на непредубеждённость, и поиск иерархичности, и неотчуждённость в отношении к устремлению жажды нового выявиться вовне.
– Сюда еще можно добавить чередование фокусировки и расфокусировки, концентрации и деконцентрации. Здесь и принципы обмена, и эманации, – подхватил Бона, – в общем, всё, что может ускользнуть от матричного восприятия. Что в этой системе замечательно, так это то, что пульсар привлекает к себе внимание. Это вызов, которым напитывается восприятие и активируется на поиск нового.
Может, импульс, полученный таким вызовом, в сочетании с явной невозможностью приблизить разгадку как раз и заставляет глубже взглянуть на то, что находится рядом?!
– Это материнский посыл, а отцовский предлагает ещё устремлённее пойти вглубь. Мне кажется, что мы дошли до уровня видимости ограничений рациональности. Дальше начинается иррациональность. То есть проживание должно опережать понимание. Отдаться верою в поток текучей Живы, пойти по следу от шагов, ещё не сделанных, на звук, ещё не изданный.
– По-моему, достаточно указанного акцента. Надо дать всему пройти нулевой этап развития, – предложила Вера.
– Да, но тогда встаёт вопрос: «Возможен ли ещё вариант, выходящий хоть чем-то за пределы двух, уже обозначенных?» – задалась вопросом Делси.
– Мне кажется, что на этом уровне развития его заметить сложно, – наконец заговорила Елизавета Михайловна, – вы и так идёте достаточно быстро. Расшифровка просто-таки не поспевает осуществлять свою фиксацию во множестве пульсаций откровений, вами получаемых. А ведь только применённое знание и засчитывается, и становится действенным, проявляется действительностью. Когда я зашла, вы смотрели в окно, взгляните ещё раз и скажите, произошли ли там какие изменения?
Все подошли к окну. За короткое время жизнь улицы действительно изменилась, насытилась красками, избавилась от серости, в ней появились радостные нотки. Сознание отчётливо фиксировало это, и даже не надо было отмечать конкретные детали.
– Стало намного ярче, развиднелось что ли, – осторожно произнёс Бона.
– Это хорошо, – обрадовалась Елена Михайловна, – мы долго думали, как поступать с группами, возвращающимися из неизвестности, и решили, что лучше всего предоставлять их самим себе. Вашим экзаменом было то, что происходило там, а успешной сдачей экзаменов стало само возвращение в здравии и заряженности духа. Оставалось только дождаться деконцентрации, чтобы не опасаться за последствия несоответствия разных реальностей. Тогда мы и пригласили научного работника, который горел желанием заниматься физикой неизвестного, и сказали, чтобы он не задавал своих вопросов, а исходил только из сказанного вами и просто слушал ровно столько, сколько в состоянии будет вместить. Материала для обработки ему хватит на несколько лет вперёд. Мне же оставалось лишь вернуть ваше восприятие в обычный режим. Так что всё прошло просто великолепно. Жизнь теперь не будет угнетать вас своей серостью, а вы не будете разрушать её своей импульсивностью. Последний штрих вам предстоит сделать в этой самой обычной жизни. Мы, опять-таки, не знаем, какой. Завтра в это же время придёте и расскажете – это ваше домашнее задание, а там видно будет. Эмиль, если идёшь со мной, то пойдём.
Всё равно сброс был слишком резкий. Наступило опустошение, граничащее с апатией. Возникло некое разделение между бытием внешним, происходившим как на замедленном воспроизведении, и бытием внутренним, пульсирующим в такт сердцу и не спешащим отпускать восприятие на волю.
– Что, не хочется возвращаться? – поинтересовалась Елизавета Михайловна, – так, может, пойдёшь домой, а к нам заглянешь завтра?
– Вы же сами знаете, что одному не будет лучше, – ответил Эмиль, – а что, вся эта обычная жизнь была только вчера, а не месяц или год назад?
– Ваши тела не покидали эту землю, точно могу сказать. Какими телами и где вы пользовались, сказать не могу. Может, после обработки отчётов, а может, после сравнения с отчётами других групп, тоже не могу сказать. Само же погружение длилось часа два.
Всю оставшуюся часть пути Эмиль пытался восстановить различные детали своей жизни...
Яна увидела, как мать осторожно проталкивает Эмиля вперёд, и поняла: опять что-то произошло.
– Вот, вручаю тебе это полуинопланетное существо в целости и сохранности, Яна, – подтвердила её опасения Елизавета Михайловна, – хоть временное отслоение и не очень большое (по нашим оценкам пару недель, а может, месяцев), но, сама понимаешь, первопроходческий вариант всегда сложен, пока организм научается впитывать это и контролировать последствия. Зато остальным будет проще. Думаю, что и нас с тобой и всё, что было даже вчера, он воспринимает, как в тумане или через призму расстояния туда и оттуда. Давай, специалист по сопряжениям, восстанавливай свою драгоценность.
– Будь спокойна, – улыбнулась Яна, – всё исправлю, даже если для этого что-то сломать придётся.
Эмиль не мог пока вставить ни слова, но чувствовал, что внутри него что-то происходило: то ли оттаивало, то ли согревалось, то ли разгоралось. Одно было бесспорно: происходило это в пульсирующем варианте.
– Ну, привет, что ли, пришелец, – обратилась Яна уже к Эмилю, – много за собой ненужных связей притянул на этот раз? Наверное, опять всё серо, всё уныло видится. «Унылая пора, очей очарованье» – это о тебе и твоём восприятии, когда ты возвращаешься из очередного задания. Прошлый раз, помнишь, как Алим сказал: «И вот вам «в сём» вселенском гражданине магнитность есть неведомая та, которая песчинку задевает и звёзд скопление. На смене манвантар работа состоит его в обмене времён, материи, сознаний и пространств» – это тоже о тебе. Надеюсь, на этот раз твоя работа была не менее плодотворна? А то когда ты так успешно на диспуте выступил, тобой многие заинтересовались. Нежелательно опускать планку.
– Всё уже, всё, нормальный я, немного заряженный, правда, но нормальный, и тоже рад тебя видеть, Яна, – наконец протиснул в эфир приветственную фразу Эмиль.
– Тогда пойдём в комнату.
Яна усадила его на диван, внимательно посмотрела в глаза, затем медленно, как бы шутя, произнесла:
– Нет, ещё маленький тест на сохранность памяти, а вдруг ты – это не ты вовсе. Вопрос: «Когда метафоры и тропы его пустили в мир иной, как знать, какие катастрофы он избежал, слиясь с игрой?»
– Метафизическая фора позволила сойти с тропы непримиримости и спора, когда без всяких важных честв, от несущественных количеств и внешних, видимых различий ум первый оторваться смог, – серьёзно ответил Эмиль.
– Значит, помнишь, а как мы познакомились, помнишь?
– Ты пыталась сделать из меня генератор условий, – рассмеялся Эмиль, – и, мне кажется, у тебя это получилось.
– Вот видишь, значит, я одна могу больше сделать, чем целый институт, – Яна присела рядом, – я всегда знала, что ты – хорошее вложение для моих технологий. Чем будем фиксировать в этот раз твои наработки: семинаром, диспутом или игрой? Просто мне надо знать, скольких участников привлекать и на когда назначать мероприятие.
– А это обязательно? – изобразил усталость Эмиль.
– Извини, скользящий, дружба – дружбой, а служба – службой. Концентрат, он такой особенностью обладает: он либо перераспределяется между посвященными в его суть, а потом уже эманирует в пространство многими источниками, либо начинает пульсировать и растворяться в пространстве из самого первоисточника своих накоплений. Всё равно он рассеивается до уровня сонастраиваемости, только с большими или меньшими потерями. Ты ведь не хочешь, чтобы пропал зря твой скорбный труд?
– Если всё обстоит именно так, то, пребывая в неизбежности выбора, я предпочёл бы игру, – определился Эмиль.
– В таком случае, достаточно будет и шести человек, – заключила Яна. – Два-три часа тебе хватит на то, чтобы привести себя в порядок и отдохнуть? Тогда я делаю рассылку участникам игры. Надеюсь, их снова ожидают сегодня и насыщенная работа, и сюрпризы. А ты заодно подумай, чем удивлять будешь тех, кого удивить трудно.
Никуда от неё не деться
Через три часа ровно раздался звонок в дверь. Яна открыла.
Алим, Мила, Алина и Яуда по очереди прошли в комнату и поздоровались с Эмилем. Алим приложил палец к губам и сел напротив напарника.
– Ей, как всегда, известно больше нас, – произнёс он, – вот так с наскоку не определить, в какие дали предстоит отплыть, чтобы вернуть своё, родное. Кто первым что-то может предложить?
Эмиль не мог сообразить, почему так издалека заходит Алим и какого предложения ждёт, но поскольку именно он, Эмиль, был источником, то и источать надо было на всех уровнях. Поэтому он решил предлагать первым.
– Не думаю, что ведомы законы, которые никто не мог явить из тех, кто не был там, тогда, как те, кто были, и те уже успели всё забыть.
– Так, может, не о чем теперь и волноваться, раз никому не суждено тому достаться, раз и предмета обладаний вовсе нет? – решил уточнить Алим.
– Но путь известен мне, который пройден мною, его, играючи, я вновь бы мог пройти. Мне б только игровое поле, и понимание, и спутника в пути, – сделал небольшое допущение Эмиль.
– Вот, видишь, вовсе всё не безнадёжно, – проявила понимание Яна, – за понимание не переживай, мы тебе коллективное понимание устроим.
– О полях вообще смешно говорить, – добавила Яуда, – всё вокруг напичкано ими. Выбирай – не хочу. В чём вопрос?
В пространстве появилась пульсация интереса, будто подтверждая: «В чём вопрос?»
– Вопрос в согласии на соблюдение условий и правил выборе, в модели естестве. Здесь два участника, и стороны должно быть в модель заложено, по крайней мере, равновесно, тоже две, – пояснил Алим.
– Это то, о чём я думаю? – решила уточнить Яуда. – Мы все вместе – это одна сторона, а вторая – это она, Игра?
Пространство запульсировало ещё сильнее, а Яуда чуть не свалилась со стула, посмотрела по сторонам, пересела на диван, рядом с Эмилем.
– Я что-то не то сказала? – спросила она.
– Да всё ты правильно сказала, просто вариант интересный предлагается, – ответил Алим, – Игра хочет иметь физического выразителя. Только кто же согласится на такое, когда правила ещё не установлены?
– А что, тот, кто согласится, будет вне правил? – продолжала выяснять, в чём сложность, Яуда.
– Наоборот, он будет главным участником со стороны Игры в торгах за условия, – пояснил Алим.
– Так тогда и я могу, если вы все не возражаете, ведь это же игра? – удивилась Яуда.
– В том то и дело, что это Игра, и мы с нею уже играли, – рассмеялся Эмиль, – и даже ты с нею играла и, по-моему, тоже на Её стороне. Разве не помнишь?
Сказав это, он посмотрел на Алима и понял, что тот имел в виду, когда прижимал палец к губам: Игра уже давно выбрала себе выразителя и лишь искала пути его легализации. Она решила перенести своё поле на физику. Чем же вызвана такая фора? Ах, да: «Метафизическая фора позволила сойти с тропы непримиримости и спора...».
Неужели еще с самого его прихода к Яне Игра уже строила свои дальновидные планы!? Вероятно, произойдёт что-то невероятное.
– Ну и отлично, – вошёл с ним в сопряженное состояние Алим, – мы это уже проходили у Алекса, когда наши игроки были в обеих командах. Рисую диспозицию: раз поле физическое, то и условия должны нести физичность плюс равноправность. Игре это уже известно, как «чаепитие с игрой». Тему избирает носитель источника. Итогом должно стать не меньше, чем открытие или откровение – тогда будет сохранён источник и даже приумножен на количество присутствующих. Сейчас хозяюшка обеспечит нас чаем, и начнём. Эмиль, давай сюда сервиз на шесть персон.
– Из всех далёких проживаний, в одном мне не хватило знаний, чтобы на месте уяснить, но для Игры готов на кон внести я предикат-закон.
Произнесённое возымело действие. Внутри каждого игрока пошла пульсация, а внешне все они замерли. Эмиль посмотрел на Яуду, которая сидела по часовой стрелке от него, и отпил глоток чая. Была её очередь говорить, и она это сразу поняла.
– Игра со временем в физическом пространстве: вопросов множество: текучесть, постоянство, или созвучие, или возможность жить, с ответом не хотелось бы спешить.
Далее говорили по очереди Мила, Алина и Алим.
– Я думаю, важна определённость, когда известен круг объектов, лиц – не нужно сочинять историй, выслушивать десятки небылиц, выискивая в них крупицу правды.
– А то ещё когда нагонят жути, то в тёмной комнате, то где-то за углом, то в мире, где остановилось время, то времена, когда покрыто льдом от края и до края всё пространство, а, в общем, я не против постоянства, но только, чтоб комфортно было в нём.
– Куда-то манит скрытая возможность или открытая, я что-то не пойму. Хоть макромир, хоть микро, только сложность: а где же простота, в толк не возьму?
Закрученность спирали была какой-то искусственной, это чувствовали все, но каждый понимал, что первый виток самый сложный и непонятный, главное откроется, как всегда, неожиданно. Поэтому Яна пошла наперерез течению:
– Бессвязно всё и примитивно-дико, как будто мы бессильны в суете и вечно уступаем некой силе, чем делаем сильней её вдвойне, – она посмотрела на Эмиля, отпила глоток чая и добавила, – ну, извини, запутывала, как могла.
– Это хорошо, – спокойно ответил Эмиль, – главное, идти впереди и не оглядываться. Я вот тоже подумал: ведь если капля, упавшая на сковородку, шипит, словно змея, значит, капля эта – вода, а сковородка раскалена.
– Что бы это значило? – ничего не поняла Яуда и насторожилась.
– А то и значит, что каждое явление становится понятным, когда знаешь, какие законы происходящим в нём управляют, – предположила Мила.
– Или насколько ты способен происходящее воспринимать, – добавила Алина.
– Или из множества факторов можешь выбрать только те, которые первого порядка для этого явления, не блуждая по частностям второстепенных, – высказался Алим.
– Что точно, то точно, – подытожила Яна, – законы – это главное связующее звено любых явлений, и никуда от них не деться, разве что подпасть под действие других. А разница в чём? По-моему, никакой.
Яуда начинала подозревать, что её водят за нос, но ждала. Знала, что ловушки расставляет тот, кто ведёт, а, вот, как стать ведущим в этом круговороте, понять не могла.
Эмиль тоже ждал. Ждал, пока пульсация внутри него войдёт в некий резонанс и, кажется, дождался:
– Вы правильно заметили, что время и пространство давно и терпеливо ждут, когда ж откроется секрет и станет явным и доступным их тяжёлый труд. Записывая всё в Книгу Циклов и осознавая, что нет в ней ни начала, ни конца, они всечасно и повсеместно искали и призывали способного разорвать тот круг Чтеца.
– Потенциал, который в своё время был придан Чтецу, законсервирован и ждёт только команды, так говорил Лаар, – вырвалось у Яуды.
– Интересно, а наша команда могла бы справиться с такой задачей? – спросила Мила.
– Ты предлагаешь двоякое прочтение слова использовать как импульс к развёртыванию событий? – в свою очередь поинтересовалась Алина.
– Посох может не только помочь преодолеть болото, но и змеёй обернуться, а то и неуловимым спином, – отошёл от вопросительности Алим.
– Осталось только Чтеца найти и спин связующим звеном сделать между небытием и бытием, – уточнила задачу Яна. – Видать, не дождутся труженики своего спасителя.
– Отчего же, – возразил Эмиль, – Чтец перед вами. А я-то думаю, что за незавершённость меня всё время преследует? А оказывается: всё перетекло в физическое присутствие настолько масштабно, что даже Игра не удержалась в своих привычных владениях, тоже захотела физические проживания испытать.
Чтец Книги Циклов
– Говоришь, потенциал придан Чтецу и ждёт только команды? И команда в сборе, и страница нужная открыта, чего же мы тогда ждём? Правила? Так есть одно, самое простое: если дано тебе – открывай рот, а слова вложены будут!
Обсуждения Спин связующий