Совесть

Отсутствие четкой схемы их переплетения в ее юной, ничем еще особо по настоящему не озабоченной голове, способствовало, как не парадоксально, напряженному умственному труду. Пальцы пытались ухватить за конец яркую нитку, глаза наблюдали - как нить то теряется, спускаясь в неведомой девочке глубину объемного пушистого шара, то поднимается, извиваясь между сплетенными друг с другом таких же разноцветных скруток, но только из-за яркого дневного освещения ее комнаты. Она не пыталась понять возможную причину их таинственного сплетения - ей просто нравилось это увлекательное занятие. Даже не само занятие, а ее собственная необусловленность такого, отчасти беззаботного времяпровождения. Еще рано утром, встав и увидев стелящийся по поверхности ее комнаты утренний желто-белый свет, она уже знала свою необходимость в подобном занятии. Вещи, игрушки были аккуратно разложены по полкам, стульям, они также имели свое место в шкафу. Она любила этот особый порядок. Особый - потому что это был не совсем порядок, это было своего рода грамотное распределение ее знакомых предметов по невидимой на первый взгляд своеобразной Карте пространства. Например, сидевший в статичной позе на ее письменном столе, медвежонок не сидел на привычном для себя месте. Он играл свою роль сегодняшнего дня, т.к. вчера, был посажен на это место для определенной, ведомой только девочке, цели. Старая шкатулка тоже, казалось не была подчинена какой-то определенной, общей связующей идее и поэтому не могла иметь какое-либо определенное место в комнате без этой Карты. Но девочка была не совсем обычной. В основном она занималась тем, что наделяла душой понравившиеся ей предметы. Фокус ее глаз определял кому жить, а кому нет. Некоторые, еще не живые предметы очень тихо просили, так по крайней мере она это понимала, оживить их, предлагая даже красивые объемные проекты своего будущего. Не всем везло, но даже в удачном случае попав на эту Карту, они все же не могли сказать наверняка сколько продлиться их жизнь. Некоторым, как например медведю и шкатулке, могло крупно повезти, и они становились близкими друзьями девочки, принимая участие в таинственном процессе, когда собирались в некий правленческий совет. Они могли решать сообща кто достоин жизни, а кому надлежит умереть, например завтра при пожаре. Судьба медведя достаточно сильно отличалась от остальных, по крайней мере на данный момент, когда он сидя на столе мог, ибо был достаточно долго приближенным, элитой, ни о чем не беспокоясь, есть, когда и сколько хочет, свободно передвигаться за пределами Карты и на время даже уезжать от своих прямых обязанностей в зимние базы отдыха. Путь на этот олимп был тернист и конечно же все шаги его были продиктованы в мельчайших подробностях девочкой. В какой-то момент его придуманные заслуги, достоинства набрали критическую массу, определив его дальнейшую, прямую как струна судьбу. Девочка не была жадной, наоборот, она не по годам была очень расчетливой. Уже в семь лет она устраняла неугодных ей чужими руками, созданных ею в принципе из ничего. Нельзя также назвать ее глупой, т.к. в созданной ею собственной модели жизни, все были зависимы от ценностей, которые хранились в той самой шкатулке. Ценность предметов, которые там находились, была не в самих предметах, а в интенсивности излучаемого ими света. Так что без единственного владельца, который знал в чем именно ценность, не было в каком-то смысле, ни ценности, ни интенсивности, не было даже самого света. Эта почти радужная субстанция, как ни странно, не принадлежала кому-то или чему-то. Она существовала независимо, возможно, в силу своей привлекательности. Но, в то же время, легко отдавалась рукам человека, так собственно она и попала однажды к этой девочке. Радужная субстанция, в отличие от девочки, не имела собственности, каких-либо обязанностей, присущей девочке, расчетливости и как впоследствии оказалось даже совести. Получившийся, неожиданный союз она восприняла как интересную игру и согласилась на роль, не имея ни малейшего представления о придуманном девочкой сценарии и месте в нем ее самой. Опять же, нельзя назвать это холодным расчетом - радужная субстанция просто знала, что ее свет попросту очаровывает людей, особенно детей. Так что получается роль девочки была предопределена заранее. Как бы то не было, девочке очень нравилась ее новая подруга. Связано это было скорее всего с тем, что она не подчинялась, но и не отказывалась быть в подчинении. Это было ново в жизни Светы, и она расчетливо возлагала на радужную субстанцию большие надежды. По правде говоря она и была ее самым близким другом. Ее личный тайный советник, как считала она, не был знаком даже правленческому совету. Говоря одно Света имела ввиду друго, и со временем эта странная отдаленность между едиными в своем истоке понятиями приняла тянущуюся форму, становясь чувством, впоследствии опознанном Советом как совесть. Возможности Светы со шкатулкой, вместе с интенсивной радужной субстанцией стали безграничны. Она попросту нанимала и нанимала в свою молодую Империю все новые кадры, легко давая им имена, определяя их на всевозможные посты и должности, наделяя характером и устанавливая временные рамки срока их службы. Управленческий Совет, конечно же, помогал ей в этом и не задавал лишних вопросов, т.к. был всем доволен. Тайный Советник, хоть и был радужным светом, оставался как ни странно, все же в тени. Границы карты начали расширяться. Тенденция роста Империи шла в ногу с тенденцией замены скучных проселочных дорог высокоскоростными магистралями, где Света могла разогнать свой открытый красный Ламборджини Галлардо до скорости, при которой уже нужно было начинать притормаживать, чтобы не проскочить даже самые удаленные области. Она, уже полностью очарованная радужным светом, могла себе позволить совершенно все в полном понимании этого слова. Когда наступала осень - поло, сандали и шорты сменяли изысканные плащи, зонты и туфли. Золотистые волосы прятались под элегантной легкой шапкой, Ламборджини сменял представительный серебристый Роллс-ройс с водителем, от безумных мыслей оставалась лишь рябь на воде, понятный покой становился основным пластом в тонкой эко системе, разжигался камин и Света часто сидела перед ним созерцая огонь и о чем-то думая. В этот момент она была собой, в созданной лишь для этой цели и нагло узурпированной с последующей централизацией власти, области сознания. У ее ног дышало какое-то животное, толи заснувшее от капель дождя, падавших снаружи на узкий некрашеный подоконник, толи приятно уставшее, как и она от ярких, безумных идей. В любом случае Света в этот момент имела то, что хотела на самом деле, пусть и отражалась причудливая игра огня в камине не от ее собственного лица, а от радужной субстанции, делавшей ее теперь еще красивее. И, конечно же, в такие дождливые дни она не подозревала, что вся ее Империя освещается не солнцем, а интенсивным радужным светом, вступившим однажды с ней, по непонятным причинам, в союз. Их тесная связь стала чем-то приятным, а по тому естественным, неделимым, определенным самими небесами - в общем итогом многолетнего поиска того, что девочка нашла и не желала больше это никогда отпускать. Зима слепила Свету искрами своих фантастических кристаллов, особенно тех, что падали с бесконечно высокого неба по вечерам мимо ее любимого фонаря, создающего обособленную, по форме напоминающей гигантский рождественский колокольчик, реальность. В эти моменты ей казалось, что она сумела подчинить себе счастье, и поэтому зима выражает ей свою признательность в такой, свойственной правда лишь ей, форме. Все-таки зима влияла на Свету немного отрезвляюще: прилипший язык к сосулькам болел, пальцы кололи сильные морозы, особенно когда она их согревала, придя домой, под теплой водой. Отрезвляющий, плотно слепленный из мягкого снега круглый шар, летящий от играющих детей ей в спину или плечо, лишь сотрясал любимую интенсивность, и лишь зима действительно была ее настоящим другом, но Света этого не могла увидеть за радужно-зеркальной оболочкой своих юных глаз. Весна привносила в жизнь Светы некоторую неопределенность, лето же напротив, давало ей всё самое лучшее, не уступая в щедрости даже радужной субстанции, но с какого-то времени, оно стало лишь усиливать могущество радужной субстанции. Своя игра, которую придумала Света, постоянно, дополняясь, наполняясь, стала оживать и развиваться в собственном направлении, не ставя естественно в известность девочку. Теперь сложно сказать, что было первично - смещение центра власти, незаметный выход из игры сильного участника - радужной субстанции или уход самой игры в область, которую назовем к примеру, островом недосказанных слов. Объективно все это произошло одновременно, по независящим ни от кого причинам. И вот теперь Света, скрестив ноги, сидит в своей комнате на ковре с разбегающимся во все стороны частями большого ярко бурого ромба, держа в руках клубок разноцветных шерстяных ниток, не понимая где же теперь взять необходимую дозу интенсивной, радужной субстанции…