Служба поддержки

Проснулась поздно, разнежилась. В домашних хлопотах прошло полдня. Мысли крутились обо всём: что приготовить на завтра, позвонить родителям, о ценах, предстоящих тратах, зарплате, о детях, о сыне. Мыла посуду, и мысли с Маруси переключились на воспоминание о сыне, когда он был маленьким.

Бывают минуты, когда что-то делаем с Марусей, и всплывают знакомые ощущения, будто я вновь молодая, а рядом не Маруся, а мой сын. До слёз иной раз сжимается сердце.

Он уже взрослый, самостоятельный...

Как ни старались люди, собравшись в одно небольшое место несколько сот тысяч, изуродовать ту землю, на которой они жались, как ни забивали камнями землю, чтоб ничего не росло на ней, как ни счищали всякую пробивающуюся травку, как ни дымили каменным углем и нефтью, как ни обрезывали деревья и ни выгоняли всех животных и птиц, – весна была весною даже и в городе.

Лев Толстой. “Воскресение”.
Не буди воспоминаний. Не волнуй меня.

Мне отраден мрак полночный. Страшен светоч дня.
Константин...

Это случилось внезапно, когда Великий князь московский, а, также, рязанский, калужский и прочая и прочая - Владимир Незаменимый, из рода Утиных, в своем кремлевском кабинете, в перерыве между работой над документами смаковал чашечку превосходного китайского чая.

Князь Владимир был пожилой, почти облысевший, небольшого росточка со спортивной фигурой и моложавым лицом. На этот раз князь Владимир попросил своего секретаря Диму приготовить чай из коллекционной лепешки пуэра, которую ему подарили...

- «Дима! Из твоего рассказа следует, что твой Вован, только за тобой и бегал! У него, как будто, не было своей семьи, либо он, со своими, вообще, не якшался?».

Зря Вы так о нём думаете.
Вован родился в последний год войны, и как он сам говорил, тогда люди были более внимательными и чуткими друг к другу.

Я с Вованом не раз беседовал на подобные темы. И, всякий раз, он убеждал меня в своей правоте, в том, что каждый человек должен нести свой вклад, свою личную лепту в дело процветания...

он, Амарант, —
сугубо сорное растение. В Сибири.
А в Италии он — злаковый!..
На стебле: сотни, тысячи семян...
И — масло амарантовое на столе.

У нас,.. весною,
тот сорняк
преплотно укрывает грядки… Иногда.
Но странно: после тяпки,..
острой или мысленной,
отсутствует и к осени
земное множество семян.
Так, иногда, ввиду присутствия
все лето …лени,
у межи иль ближе — ОН!..
Амарант —
ветвистый, плотный семенами.
В состоянии живого наслаждения...

А МЫ. Не думая...

"____________…светлые ИДЕИ были мне свыше, --- родниковые, созидающие — в добром Содружестве-соревновании: рабочих бригад строительства ГЭС и заводов-поставщиков страны; рабочих разных профессий и строительных организаций в составе одной комплексной бригады (смены) на стройке в Саянах; целевое соревнование и содружество строительных бригад на одном объекте,.." — думалось Душе. …парящей высоко над вершиной белой, Казбека.

_ Поезд, мерно постукивая колесами, увозил Мефодия на Восток, — в город...

Сон-переживание: 24.12.2011г. (сегодня рождество в Германии)

1) Снова огонь.
Мы находились в небольшом ангаре или сарае, посредине которого топилась железная печка, какой-то парень напихал в неё сверх меры дров и я ещё подумал, что это до добра не доведёт и точно, огонь яркий, ослепительно белый не замедлил явиться. Всё загудело, труба раскалилась до бела и из неё рванул в небо яркий столб белого огня, затем поверхность печи лопнула в нескольких местах и возле самой дверцы тоже, из этих...

Старая, придавленная к земле годами, Баба Настя сидела у окна и смотрела на улицу. Домик её был на самой окраине деревни, у тропинки, ведущей к лесу.

Конечно, годы давали о себе знать, и она уже не так быстро, как раньше работала по хозяйству. Вечером она усаживалась у окна. Она ничего не высматривала, никого не ждала, просто сидела у окна. Перед её глазами медленно проплывала настоящая, неподдельная жизнь.

Иногда всплывали воспоминания, прерываемые непонятными и необъяснимыми провалами...

РЕКА ВИНОМ СТРУИЛАСЬ под нашими крыльями, – темным июньским вином Висконсина. Ее глубокий пурпур перетекал из одного конца долины в другой и возвращался обратно. Дорога перепрыгивала через нее раз, другой, затем еще раз, словно отважный мячик, тянущий за собой бетонную нить.

По мере того, как мы летели, вдоль этой нити возникали поселки цвета здешней молодой травы в конце весны, с деревьями, выкупанными в чистом ветре. Все это, было узорчатой тканью начинающегося лета, а для нас – тканью...

Уже давно в деревне, в её скромном, полупотухшем бытии и без того редкие свадьбы полностью уступили свое законное место для участившихся похорон, многие дворы её податливо и почти незаметно превратились в одичалые пустыри, в беспросветные заросли кустарника.

В крепкую пасмурную погоду, когда, сколь ни своеобразны их очертания и сколь ни огненны их краски, все предметы как бы стираются, как бы блекнут и послушно смешиваются в гладкую серую массу, - в ней особенно тоскливо и скучно.

И тогда...