Из – за неплотно прикрытой двери комнаты до нас донёсся мой вдохновенный голос, тщательно выводящий слова и мелодию популярного хита тех лет:
« — Мы вместе с птицами в небо уносимся,
Мы вместе с звёздами падаем, падаем вниз!...»
« — Мы вместе с птицами в небо уносимся,
Мы вместе с звёздами падаем, падаем вниз!...»
— Ну, я пошёл! – заторопился я, повернувшись к выходу из квартиры и взявшись за ручку входной двери.
— Куда это ты пошёл? – зашипели на меня Васька и Стас, сверля меня глазами и косясь на дверь комнаты Стаса, где ещё продолжал звучать мой голос. – Пели все вместе, а отвечать будем только мы?!
Я остался, и мы все вместе «получили по мозгам» за то, что стёрли брату Стаса – Женьке часть его армейских записей, которые он привёз домой, как память о службе и о друзьях, с которыми прослужил три года на флоте.
Память памятью, но, честно говоря, жалеть было совершенно не о чем! И песни, и исполнение этих песен были совершенно дурацкие! Это я понял сразу, прослушав две или три из них, прежде, чем начать записывать поверх этих записей свой вариант исполнения песни Юрия Антонова.
Как сейчас, слышу, спустя много лет, слова одной из тех песен, спетую под гитару дурным голосом:
«Хабаик! Он валялся в туалеле – на газете… Хабарик!...»
Брат Стаса, к нашему сожалению, так не считал… Дверь открылась, и, невысокого роста, крепкий парень в тельняшке и с наколками на плечах и руках, изображающими якоря и паруса, долго орал на нас, называя урками и дебилами!…
Когда мы, наконец, вышли на улицу, то облегчённо вздохнули, а спустя пять минут Васька – высокий увалень, вечно всем завидовавший и оттого самый ядовитый из нашей тогдашней компаний, уже храбрился и говорил какие – то гадости в мой адрес, рифмуя оскорбительные слова отчитавшего нас Женьки с моей фамилией… Я в долгу не остался и после короткой перепалки, мы успокоились. Стас смеялся и тоже «сбрасывал напряжение» какими – то шутками…
Мне вспоминается, что это был как раз тот самый год, и даже то самое лето, когда умер Владимир Высоцкий…. Нам было тогда по тринадцать лет, и мы ходили в шестой класс.
Ещё это был год Олимпиады – 80, которая проходила в Москве. Никаких особых воспоминаний у меня не осталось ни о смерти Владимира Семёновича, ни об Олимпиаде, поскольку я был ещё слишком молод и не очень – то понимал масштаб тех грандиозных событий, занятый какими – то своими делами и заботами. Понимание пришло немного позже…
Вспоминаю только, что в Москве были усиленные меры безопасности!
Заговорив о Владимире Семёновиче, я бы хотел сказать, что кое – какие знания об этом незаурядном человеке у меня всё же были. Это касалось его песен, конечно же, потому что трудно было не услышать и не запомнить его голос в тех местах, где имелся в наличии катушечный магнитофон – так он был в те годы популярен!
Мой дядя – брат отца, на время оставил у нас в квартире маленький, беленький, катушечный магнитофон, и когда мы его включали, то звучали песни с концерта Владимира Семёновича. С подпольного, конечно, потому что в те годы он был запрещённым поэтом и исполнителем песен. Как я узнал позже, он был запрещён везде, где только можно, кроме работы в театре, и малого количества актёрских работ в кино.
Я вспоминаю, что в тот раз мы находились с дядей Володей в маленькой комнате нашей квартиры, на столе стоял магнитофон, а из динамиков наружу рвался голос:
«У тебя глаза, как нож,
Если прямо ты взглянёшь,
Я забываю, кто я есть и где мой дом.
А если косо ты взглянёшь,
То как будто полоснёшь,
Мне по сердцу острым, серым тесаком!»..
Когда в динамике был слышен какой – то шум, то дядя объяснял, что именно здесь кто – то задел его микрофон, через который он делал запись на концерте!...
В то время — примерно, полтора года назад, меня научил играть на гитаре мой брат. Да и не то, чтобы научил, а показал три аккорда, сетуя на то, какой я бестолковый!… В тринадцать лет я уже играл довольно прилично, на зависть всем своим дворовым и школьным товарищам! Тогда мы уже начали собираться у кого – нибудь в квартире и на нескольких гитарах что – то совместно играли. Другие стучали палками по кастрюлям и подпевали. Записей тех лет, к сожалению, не сохранилось, но лично мои песни обрели жизнь и сейчас звучат, как и тогда – с теми же текстами и мелодиями…
Песен в репертуаре было тогда очень мало, и пели мы, в основном, песни вокадьно – инструментальных ансамблей и кое – что из «блатных»…
В том же восьмидесятом году я научил играть на гитаре Стаса. Стас заразил этой болезнью завистливого Ваську и художника Павла. О Павле хочу рассказать поподробнее…
Родители Павла – люди очень красивые и одарённые! Отец очень неплохо рисовал масляными красками, а мама хорошо пела, да и сейчас поёт в самодеятельном хоре, где они со старушками собираются…
Пашка получился у них парень красивый и талантливый! Он хорошо рисовал и очень нравился девочкам. И вот сейчас, как выяснилось, оказался ещё и очень музыкальным!
В те годы он немного играл на гитаре, научившись у Стаса, и очень хорошо стучал по кастрюлям. Впоследствии, он стал очень хорошим «удариком» в музыкальном коллективе, где Стас играл на ритм – гитаре и пел, а Васька играл на бас – гитаре.
Когда я ещё не играл на гитаре, я всегда сильно ощущал тягу к музыке!...
Я покупал виниловые диски и гибкие пластинки в бумажных конвертах, с фотографией исполнителей сверху, и мог часами слушать их, наслаждаясь музыкой и голосами. Это были и Карл Готт, и «Синяя птица», и Дин Рид, и многие – многие другие исполнители и группы музыкантов…
Слушал я их на старенькой радиоле, которая очень долго служила нашей семье верой и правдой!
Вскоре появился в доме первый магнитофон – очень тяжёлый, устрашающего вида, напоминающий машину Э.В. М в миниатюре! Сверху, под вращающимися бабинами располагался единственный зелёный глаз, служивший знаком того, что магнитофон включён и индикатором записи. Правда, как индикатором, мы им никогда не пользовались, потому, что микрофона у нас не было!
Назывался этот монстр – «Gintaras» (очевидно, какого – то прибалтийского производства), а завистливый Васька сразу же окрестил его «Бас — гитарас»ом! У него, а точнее, у его старшего брата был в то время кассетный «Романтика», если мне память не изменяет, а этот аппарат в то время котировался довольно высоко!
Радость Васьки, однако, была недолгой, потому что, на накопленные деньги, я скоро купил магнитофон «Маяк – 205», и этот красавец служил мне верой и правдой долгие – долгие годы!
При ограниченных возможностях получать информацию о музыкальных новинках, я записывал на магнитофон музыкальные передачи – например, «Утреннюю почту», а потом разучивал их играть и петь под гитару! Также, записывал у знакомых ребят песни Владимира Высоцкого, Аркадия Северного, а чуть позже, Вилли Токарева, и тоже их разучивал играть и петь. Так вот мой «багаж» пополнялся!
Но, основное внимание я уделял, конечно же, творчеству Владимира Высоцкого!
К тому времени старший брат какими – то путями достал Нью – Йоркское издание стихов и прозы этого автора. Прозы там было немного – «Роман о девочках» и что – то про дельфинов, которые разговаривали! Очень интересно было тогда почитать его стихи, его рассказы о том, как появлялись песни и предисловия Владимира Семёновича к песням с концертов, когда он объяснял, о чём он будет петь. Были в этом самиздатовском двухтомнике и редкие фотографии – с Мариной Влади, на теплоходе и другие. Эти книги и сейчас есть в моей домашней библиотеке!
==
Очень долгое время я «подражал» этому гениальному автору – исполнителю (как и всем тем, чьи песни я пел), но спустя много лет нашёл «свою» манеру исполнения и сейчас считаю, что получая богатый опыт ушедших и живых мастеров авторской песни, каждый автор должен найти свою манеру исполнения, а не подражать классикам!
Учёба никогда не должна заканчиваться и школу, длинною в жизнь, и выбранную дорогу осилит тот, кто искренне любит то, чем занимается! По – другому и быть не может!
Aнатолий Гуркин ©, 2017 г
— Куда это ты пошёл? – зашипели на меня Васька и Стас, сверля меня глазами и косясь на дверь комнаты Стаса, где ещё продолжал звучать мой голос. – Пели все вместе, а отвечать будем только мы?!
Я остался, и мы все вместе «получили по мозгам» за то, что стёрли брату Стаса – Женьке часть его армейских записей, которые он привёз домой, как память о службе и о друзьях, с которыми прослужил три года на флоте.
Память памятью, но, честно говоря, жалеть было совершенно не о чем! И песни, и исполнение этих песен были совершенно дурацкие! Это я понял сразу, прослушав две или три из них, прежде, чем начать записывать поверх этих записей свой вариант исполнения песни Юрия Антонова.
Как сейчас, слышу, спустя много лет, слова одной из тех песен, спетую под гитару дурным голосом:
«Хабаик! Он валялся в туалеле – на газете… Хабарик!...»
Брат Стаса, к нашему сожалению, так не считал… Дверь открылась, и, невысокого роста, крепкий парень в тельняшке и с наколками на плечах и руках, изображающими якоря и паруса, долго орал на нас, называя урками и дебилами!…
Когда мы, наконец, вышли на улицу, то облегчённо вздохнули, а спустя пять минут Васька – высокий увалень, вечно всем завидовавший и оттого самый ядовитый из нашей тогдашней компаний, уже храбрился и говорил какие – то гадости в мой адрес, рифмуя оскорбительные слова отчитавшего нас Женьки с моей фамилией… Я в долгу не остался и после короткой перепалки, мы успокоились. Стас смеялся и тоже «сбрасывал напряжение» какими – то шутками…
Мне вспоминается, что это был как раз тот самый год, и даже то самое лето, когда умер Владимир Высоцкий…. Нам было тогда по тринадцать лет, и мы ходили в шестой класс.
Ещё это был год Олимпиады – 80, которая проходила в Москве. Никаких особых воспоминаний у меня не осталось ни о смерти Владимира Семёновича, ни об Олимпиаде, поскольку я был ещё слишком молод и не очень – то понимал масштаб тех грандиозных событий, занятый какими – то своими делами и заботами. Понимание пришло немного позже…
Вспоминаю только, что в Москве были усиленные меры безопасности!
Заговорив о Владимире Семёновиче, я бы хотел сказать, что кое – какие знания об этом незаурядном человеке у меня всё же были. Это касалось его песен, конечно же, потому что трудно было не услышать и не запомнить его голос в тех местах, где имелся в наличии катушечный магнитофон – так он был в те годы популярен!
Мой дядя – брат отца, на время оставил у нас в квартире маленький, беленький, катушечный магнитофон, и когда мы его включали, то звучали песни с концерта Владимира Семёновича. С подпольного, конечно, потому что в те годы он был запрещённым поэтом и исполнителем песен. Как я узнал позже, он был запрещён везде, где только можно, кроме работы в театре, и малого количества актёрских работ в кино.
Я вспоминаю, что в тот раз мы находились с дядей Володей в маленькой комнате нашей квартиры, на столе стоял магнитофон, а из динамиков наружу рвался голос:
«У тебя глаза, как нож,
Если прямо ты взглянёшь,
Я забываю, кто я есть и где мой дом.
А если косо ты взглянёшь,
То как будто полоснёшь,
Мне по сердцу острым, серым тесаком!»..
Когда в динамике был слышен какой – то шум, то дядя объяснял, что именно здесь кто – то задел его микрофон, через который он делал запись на концерте!...
В то время — примерно, полтора года назад, меня научил играть на гитаре мой брат. Да и не то, чтобы научил, а показал три аккорда, сетуя на то, какой я бестолковый!… В тринадцать лет я уже играл довольно прилично, на зависть всем своим дворовым и школьным товарищам! Тогда мы уже начали собираться у кого – нибудь в квартире и на нескольких гитарах что – то совместно играли. Другие стучали палками по кастрюлям и подпевали. Записей тех лет, к сожалению, не сохранилось, но лично мои песни обрели жизнь и сейчас звучат, как и тогда – с теми же текстами и мелодиями…
Песен в репертуаре было тогда очень мало, и пели мы, в основном, песни вокадьно – инструментальных ансамблей и кое – что из «блатных»…
В том же восьмидесятом году я научил играть на гитаре Стаса. Стас заразил этой болезнью завистливого Ваську и художника Павла. О Павле хочу рассказать поподробнее…
Родители Павла – люди очень красивые и одарённые! Отец очень неплохо рисовал масляными красками, а мама хорошо пела, да и сейчас поёт в самодеятельном хоре, где они со старушками собираются…
Пашка получился у них парень красивый и талантливый! Он хорошо рисовал и очень нравился девочкам. И вот сейчас, как выяснилось, оказался ещё и очень музыкальным!
В те годы он немного играл на гитаре, научившись у Стаса, и очень хорошо стучал по кастрюлям. Впоследствии, он стал очень хорошим «удариком» в музыкальном коллективе, где Стас играл на ритм – гитаре и пел, а Васька играл на бас – гитаре.
Когда я ещё не играл на гитаре, я всегда сильно ощущал тягу к музыке!...
Я покупал виниловые диски и гибкие пластинки в бумажных конвертах, с фотографией исполнителей сверху, и мог часами слушать их, наслаждаясь музыкой и голосами. Это были и Карл Готт, и «Синяя птица», и Дин Рид, и многие – многие другие исполнители и группы музыкантов…
Слушал я их на старенькой радиоле, которая очень долго служила нашей семье верой и правдой!
Вскоре появился в доме первый магнитофон – очень тяжёлый, устрашающего вида, напоминающий машину Э.В. М в миниатюре! Сверху, под вращающимися бабинами располагался единственный зелёный глаз, служивший знаком того, что магнитофон включён и индикатором записи. Правда, как индикатором, мы им никогда не пользовались, потому, что микрофона у нас не было!
Назывался этот монстр – «Gintaras» (очевидно, какого – то прибалтийского производства), а завистливый Васька сразу же окрестил его «Бас — гитарас»ом! У него, а точнее, у его старшего брата был в то время кассетный «Романтика», если мне память не изменяет, а этот аппарат в то время котировался довольно высоко!
Радость Васьки, однако, была недолгой, потому что, на накопленные деньги, я скоро купил магнитофон «Маяк – 205», и этот красавец служил мне верой и правдой долгие – долгие годы!
При ограниченных возможностях получать информацию о музыкальных новинках, я записывал на магнитофон музыкальные передачи – например, «Утреннюю почту», а потом разучивал их играть и петь под гитару! Также, записывал у знакомых ребят песни Владимира Высоцкого, Аркадия Северного, а чуть позже, Вилли Токарева, и тоже их разучивал играть и петь. Так вот мой «багаж» пополнялся!
Но, основное внимание я уделял, конечно же, творчеству Владимира Высоцкого!
К тому времени старший брат какими – то путями достал Нью – Йоркское издание стихов и прозы этого автора. Прозы там было немного – «Роман о девочках» и что – то про дельфинов, которые разговаривали! Очень интересно было тогда почитать его стихи, его рассказы о том, как появлялись песни и предисловия Владимира Семёновича к песням с концертов, когда он объяснял, о чём он будет петь. Были в этом самиздатовском двухтомнике и редкие фотографии – с Мариной Влади, на теплоходе и другие. Эти книги и сейчас есть в моей домашней библиотеке!
==
Очень долгое время я «подражал» этому гениальному автору – исполнителю (как и всем тем, чьи песни я пел), но спустя много лет нашёл «свою» манеру исполнения и сейчас считаю, что получая богатый опыт ушедших и живых мастеров авторской песни, каждый автор должен найти свою манеру исполнения, а не подражать классикам!
Учёба никогда не должна заканчиваться и школу, длинною в жизнь, и выбранную дорогу осилит тот, кто искренне любит то, чем занимается! По – другому и быть не может!
Aнатолий Гуркин ©, 2017 г
Авторская публикация. Свидетельство о публикации в СМИ № L108-19206.
Обсуждения Школа, длиной в жизнь