Сделка с Дьяволом

Водитель не успел ещё остановить машину, как сидевший рядом с ним охранник, на ходу, выскользул наружу, выхватив из наплечной кобуры пистолет. Сидевший же рядом со мной охранник, повалил меня на сиденье, и, прикрыв меня своим телом, тоже достал своё оружие. Из остановившихся рядом с нами Жигулей выскочили вооружённые автоматами люди. Жгучие брюнеты – кавказцы. Господи, им то чем я не угодил?! Защёлкали затворы, через мгновенье начнется перестрелка, исход которой был, к сожалению предельно ясен.

Придавленный здоровенной тушей своего верного защитника, я кое-как высвободил руку, чтобы взглянуть на часы. Маленькая стрелка замерла на единице, а большая, предательница, медленно подползала к двенадцати. Когда она доберётся до своей цели, со мной будет покончено. Но даже не столько смерть пугала меня, сколько то, что ждёт меня после неё, что- то более страшное, чем смерть, то, чему смерть будет только началом.

О том, что я сегодня умру, я узнал буквально пятнадцать минут назад. Знал я и точное время своей смерти. Всё это время мне с большим трудом удавалось сохранять видимость спокойствия. Точнее видимость эту мне даже совсем и не приходилось создавать, так как я совершенно оцепенел от ужаса, и потому, не смотря на охватившую меня панику, я не способен был даже пошевелится. Всю дорогу я лихорадочно соображал – откуда ждать беды, и, главное, как её избежать. Я мог ожидать чего угодно: внезапного смертельного приступа какой-нибудь не известной неизлечимой болезни, любого стихийного бедствия от землетрясения до цунами, несчастного случая – особенно несчастного случая. Но вот о самом простом – тривиальном вооружённом нападении, я почему- то не подумал. Может это и покажется странным, ведь предпринимателю в нашей стране именного этого и следует опасаться в первую очередь, но на самом деле в этом нет ничего удивительного, поскольку я достиг такого уровня, на котором о бандитских наездах лишь вспоминаешь как о давно минувшем дурном сне. Мой бизнес уже вполне легален, партнеры – солидные, уважаемые люди (во всяком случае, они предпочитают не прибегать к убийству … слишком часто), к тому же я старался всё держать под контролем, и, насколько я могу судить, у меня не было настолько серьёзных врагов, чтобы опасаться убийства. Но, видимо, что-то я всё-таки упустил из виду, а, скорее всего, просто сработала старая поговорка: "смерть причину всегда найдёт". В моём случае это было как нельзя более верно. Ибо я был приговорен к смерти, однозначно и несомненно, а уж каким именно образом приговор будет приведён в исполнение уже не столь важно, это детали.

Я видел вестника смерти. Без малого пятнадцать минут назад. Он явился, чтобы напомнить о вынесенном мне давным-давно приговоре.

Я вышел из офиса, будучи в прекрасном настроении. Ничто не предвещало беды, наоборот, дела мои шли в гору, бизнес процветал, а я становился могущественным человеком, одним из тех, кого в народе прозвали олигархами. Утром я просмотрел финансовый отчёт, который меня весьма порадовал. Из него следовало, что моё состояние перевалило за сто миллионов долларов, плюс-минус там сколько-то десятков тысяч. Более точные цифры определить было трудно, потому что ситуация менялась буквально каждый час, ибо деньги к деньгам. Деньги уже работали сами, по себе прирастая по неизменным экономическим законам, почти без моего участия. Всю работу тащила на себе многочисленная армия моих служащих, которые за ничтожную мзду вкалывали, ловчили, шустрили, добывая для меня громадные деньги. Мне оставалось лишь внимательно за ними приглядывать, держать дело под контролем, на что, надо сказать, уходила уйма времени и сил. Но это было необходимо, поскольку известно (и тому есть тьма примеров), что если не ухаживать за своим капиталом, то в один прекрасный день можно всё потерять. Миша Ходорковский мог бы многое про это рассказать. Слишком много вокруг желающих занять моё место. Но в целом жизнь моя была налажена, легка и приятна.

На сегодня с делами было покончено, и я решил устроить себе небольшой выходной, чтобы немного развеяться. В сопровождении своей многочисленной свиты, Я не спеша, направился к парковке, наслаждаясь прекрасным июньским деньком, и предвкушением вечерних развлечений.

А денёк действительно задался славный. Ночью прошёл небольшой дождик, он смыл вездесущую, назойливую городскую пыль, оставил на асфальте небольшие лужицы, парящие под горячими лучами, ярко сиявшего на чистом, уже абсолютно безоблачном небе, солнца. Молодая июньская травка и свежая листва деревьев, омытая дождём, стала ещё зеленее, ещё ярче, а на ней словно миллионы рассыпанных бриллиантов, сверкали крохотные капельки воды. Блестели и мокрые крыши домов, и тысячи мелких лужиц на асфальте, и даже щедро умытые дождём автомобили на парковке. Фонтан на площади, в первый раз в этом году пущенный в работу, врывался в небо сверкающими струями воды, разбивающихся где-то высоко на мириады крохотных осколков, добавлял блеска этому восхитительному сиянию.

Воздух был необычайно чистым после дождя, но в то же самое время теплым. Легкий ветерок, наполненный неповторимым и таким не свойственным городскому климату пьянящим ароматом распускающихся цветов и свежей зелёной травы, нежно ласкал кожу. Обалдевшие от тепла и света, птицы подняли невыразимый гвалт, который не только не мешал, а наоборот, усиливал атмосферу радостного возбуждения.

Это состояние было необычайно заразительно, и праздничное настроение, казалось, охватило всех людей на улице. Даже грязный оборванец - бомж, регулярно проверявший урны на площади на предмет пивных бутылок, не смотря на своё традиционное утреннее похмелье, не выглядел против обыкновения унылым, а улыбался, и даже что-то тихонько напевал, занимаясь своим привычным делом. Постовой ДПС тоже поддался беззаботному настроению. Сдвинув на затылок фуражку, поигрывая за спиной своей «волшебной палочкой», он с улыбкой наблюдал за резвящимися в луже воробьями, совершенно не обращая внимания на безобразия, творящиеся на проезжей части. Хмурый банкир, озабоченный своими делами, вступил в лужу, и, намочив свои безукоризненно чистые туфли, озадаченно уставился вниз, недоумевая, как могла произойти с ним такая незадача, затем растерянно огляделся, наконец заметив окружающее его великолепие, тоже заразился общим настроением, и, стряхнув капельки воды с туфель, смущённо посмеиваясь, повеселевший направился к своей машине.

Стайки неряшливых юнцов оккупировали все скамейки в сквере. Опьяневшие от обилия чистого воздуха и солнечного света, отравленные гормонами, горячащими их молодую кровь, они оживлённо беседовали, возбуждённо жестикулируя, неестественно громко хохотали, пихались, толкались, пинались и просто нервно подёргивались, будучи не в силах сдерживать распиравшую их энергию, и провожали плотоядными взглядами девчонок, небольшими группками дефилировавшими мимо них с гордым и независимым видом.

Я отметил, что молодежи сегодня что-то слишком много для столь раннего времени и как-то больно уж они нарядные. Но затем вспомнил – начало июня, время выпускных экзаменов в школах. Постояв некоторое время возле своей машины, я некоторое время с удовольствием наблюдал за этой беспечной ватагой, затем уж было собрался забраться внутрь, как нечто привлекло моё внимание.

На фоне яркого летнего дня, среди царящего вокруг беззаботного веселья, выделялась одна мрачная фигура. Это был очень высокий, невероятно худой и бледный мужчина, стоявший среди деревьев в сквере неподалёку от автостоянки. Выглядел он до несуразного нелепо и в то же самое время угрожающе. Одет он был явно не по погоде. Несмотря на жару, на нём был надет длинный чёрный плащ, наглухо застёгнутый на все пуговицы, с поднятым воротником, и черная старомодная фетровая шляпа, надвинутая на глаза. Его глаза, отливавшие желтизной, сверкали из глубоких провалов глазниц нечеловеческой злобой и ненавистью

Поймав мой взгляд, незнакомец усмехнулся улыбкой тираннозавра, обнажив длинные жёлтые зубы. Он вытащил большие карманные часы и, открыв крышку, поднял их так, что бы мне было их хорошо видно. На циферблате были только две цифры: 1 и 12. Большая и маленькая стрелки указывали именно на них. Не переставая щериться своей гнусной улыбкой, незнакомец постучал пальцем по циферблату и многозначительно кивнул головой.

В груди у меня похолодело, голова закружилась, ноги мои ослабели и я без сил опустился на сиденье. В растерянности я оглянулся на своих людей. Видимо выглядел я неважно, потому что я заметил, как выражение лиц окружающих сменяется от услужливо-подобострастного до недоумевающего и даже испуганного. Охранники инстинктивно потянулись к оружию, настороженно оглядываясь. Перепуганный секретарь запричитал надо мной:

- Вячеслав Сергеевич, что с Вами? Вам плохо?
Да, мне было плохо, очень плохо. Меня сотрясала мелкая дрожь, а в голове помутилось от ужаса. Но я не нашёлся что ответить. Я только протянул слабую трясущуюся руку, что бы показать, кто так сильно меня напугал. Охранники, как по команде, тут же повернулись в указанном направлении. Но напрасно они ощупывали цепкими, подозрительными взглядами безобидную публику на площади – незнакомец исчез! Как будто его и не было! Может быть, он мне только померещился? Как бы было хорошо и удобно списать всё увиденное на простую галлюцинацию. Но, к сожалению, я прекрасно знал, что мне не привиделось. Потому что я вспомнил. Вспомнил, что я уже встречался с этим монстром, вспомнил, когда и где, вспомнил всё, что было связанно с этой встречей. Боже, как я вообще мог забыть такое! Мною овладело отчаянье. Я вяло махнул рукой: " Поехали! ", откинулся на спинку сиденья и погрузился в воспоминания.

Когда же это всё началось? Давно…. Да, ровно двадцать лет назад. В точно такой же прекрасный июньский день. Тоже, как и сегодня, шли экзамены в школах и я как раз был тогда выпускником.

В этот день, после школы, мои приятели собрались у меня на квартире. Сегодня утром в школе прошли консультации, завтра должен был быть экзамен, но мы, со свойственной юности беспечностью даже и не думали готовиться. Мы просто коротали время до вечера. Вечером нас ожидали более серьёзные и более увлекательные дела, чем учёба. К развлечениям можно было бы приступить и немедленно, но как на грех, мать поручила мне хоть и простую, но очень нудную работёнку, которую обязательно надо было выполнить, после чего я мог быть свободен. Дело состояло в следующем. Мать собиралась продать старую стиральную машину, в связи с приобретением новой, и надо было изготовить объявления и расклеить их по городу. В советское время даже очень старые и потрепанные стиральные машины были в большой цене по причине всеохватного дефицита, и мать не хотела упустить своей выгоды. Писать сотню объявлений ручками было занятием скучным и неблагодарным и грозило затянуться надолго, к тому же всю эту кипу ещё следовало расклеить по городу. День, таким образом, мог быть для меня бездарно потерян, но друзья сжалились надо мной и взялись помогать. Я был спасён. Вчетвером мы быстро справились с работой, к тому же, работая, мы болтали, травили анекдоты и дурачились, так что это, казалось бы, скучное занятие нас даже несколько развлекло. Когда мы закончили, мне вдруг пришла в голову дурацкая идея, которая тогда почему-то показалась мне смешной. Не долго думая, я схватил очередную четвертушку бумаги, и нацарапал на ней:

" Объявление".
" Продам душу за 100.000.000 долларов".

Надо сказать, что тогда я и понятия не имел, как эти доллары выглядели, а уж тем более, сколько он стоит и что представляет собой эта сумма – сто миллионов долларов. Но на дворе бушевала перестройка, расцветали цветами чертополоха кооперативы, новые буржуи демонстрировали полуголодному советскому люду красивую жизнь, в видеосалонах крутили американские боевики, соблазняя прелестями американского образа жизни. И под влиянием всего этого у нас, у молодых, зрела уверенность, что деньги – это сила, смысл и главная цель в жизни. Причём "деньги" это, само собой, не рубли, а доллары, естественно. Понятное дело, каждый из нас мечтал обладать как можно более большим количеством этих зелёных билетов счастья. Так что шутка была на злобу дня.

Я показал бумажку друзьям. Как я и ожидал, моя выдумка имела большой успех. Приятели хохотали до упада. Тут же посыпались новые аналогичные предложения, и четвертушки бумаги заполнились другими объявлениями:

"Отдам сердце красивой девчонке".
"Отдам голову за пятёрку по математике".
"Отдам ногу за новые кроссовки".

Последнее заявление особенно всех развеселило. Посыпались комментарии:

"Как ты их носить будешь? Обе на одной, оставшейся ноге?"

"В руках! А сам в инвалидной коляске!"
"Кроссовки жать не будут?"
"Головой растопчет!", и так далее, и в том же духе. Сейчас подумаешь – и не смешно совсем, а тогда так смеялись, так веселились! Впрочем, нам тогда и не надо было особого повода для веселья. Молодость – сама по себе повод.

Надурачившись вдоволь, собрались, наконец, на улицу – расклеивать объявления, а заодно прогуляться. Так сказать, совместили приятное с полезным. Наверное, поэтому процесс расклейки оказался не только не скучным, но показался нам даже занимательным. Мы колесили по городу, вроде бы делом заняты, болтали, заглядывались на девчонок, задирали пацанов, хулиганили по мелкому – так, прикалывались. Наряду с деловыми предложениями матери о продаже стиральной машины, мы развешивали свои шутливые объявления, а потом, отойдя в сторонку, забавлялись, наблюдая за реакцией читающих. В итоге время пролетело незаметно, мы оглянуться не успели, как начало темнеть. Пора было расходиться по домам.

С Санькой мы были соседями по дому, поэтому, простившись с остальными, мы пошли вместе. Саня всю дорогу хмуро молчал, рассеянно невпопад отвечал на мои реплики, явно не желая поддерживать разговор, а уже возле самого дома вдруг огорошил меня диким предложением:

- Слушай, Славка! Давай пойдем, снимем эти дурацкие объявления, - и, помявшись немного, добавил: - как-то мутно у меня из-за них на душе. Глупость мы какую-то сотворили, ей Богу!

Перспектива шляться ночью по городу и выискивать какие-то глупые бумажки, которые я даже уже и не помню где клеили, меня совсем не вдохновляла. Да и чего ради? Повесили, повеселились от души, ну и пускай себе висят, кому они мешают. Я засыпал его насмешками, и он, смутившись, оставил эту тему. Как-то неловко попрощавшись, мы разошлись по своим квартирам.

Надо сказать, что хоть и посмеялся я над Санькой жестоко, но, признаться, в глубине души я был с ним согласен. Действительно, и мне то же было как-то не по себе. Что-то вроде дурного предчувствия, только это чувство было более сильным, ещё более тяжёлым. И только боязнь показаться смешным, да ещё лень-матушка помешали мне в полном согласии с Сашкой ринуться собирать по городу эти дурацкие бумажки. Казалось, чувство это должно бы было со временем исчезнуть, но не тут то было! Даже надежность и покой родного дома не могли избавить меня от смутного беспокойства, которое наоборот только возрастало, и к тому моменту, когда я, наконец, добрался до постели беспокойство переросло уже в какой-то безотчётный страх, прочно обосновавшийся где-то на втором плане сознания, исподволь тревожа воображение смутно-зыбкими, неясными угрожающими видениями.

Сон мой в эту ночь был тяжёл и беспокоен. Меня мучили кошмары, но смысл их ускользал от меня, оставляя лишь чувство неясного страха и тревоги. В итоге, утром я проснулся с тяжёлой головой, разбитый и больной, и, само собой, в отвратительнейшем настроении. Я был словно контуженный – вялый и слабый. Завтракать не стал (сама мысль о еде вызывала отвращение), объяснив обеспокоенной матери, отсутствие аппетита предэкзаменационным волнением, кое-как умылся, очень медленно одевался, прислушиваясь к своей больной голове, и, заметив, что опаздываю, кряхтя и вздыхая, выполз на улицу.

Обычно возле подъезда меня ждал Сашка, но сегодня его не было - я явно опаздывал, и он видимо не дождался и уже ушёл. Мне тоже следовало поторапливаться, и я, превозмогая головную боль, помчался по улицам к школе.

Я все-таки опоздал. Все ребята со скорбным видом изучали содержание экзаменационных билетов, лица их выражали тоску и обречённость. Выслушав нотацию по поводу опоздания, и смиренно попросив прощения, я вытянул экзаменационный билет и преследуемый осуждающим взглядом учителя, направился к своей парте. Только сев за парту, немного успокоившись и осмотревшись, я заметил, что Саньки нет в классе. Это меня сильно удивило, поскольку Санька был обязательным и дисциплинированным парнем, для него даже опоздание было бы невероятным, а уж для того, что бы вообще не прийти на экзамен, должно было произойти что-то из ряда вон выходящее. Это сильно меня обеспокоило. Но размышлять над этим было некогда, да и с моей больной головой трудно было сосредоточиться даже над вопросами в билете, не говоря о том, чтобы ещё параллельно размышлять над загадочным Сашкиным отсутствием.

О Сашке, вернее об его отсутствии в школе, я вспомнил только в подъезде собственного дома, когда проходил мимо дверей его квартиры, подымаясь к себе домой. Я постоял некоторое время в нерешительности, размышляя – стоит ли зайти, разузнать что произошло, но передумал. Чувствовал я себя ещё хуже, чем утром, и сейчас мечтал только о том, чтобы завалиться на тахту и положить, наконец, свою несчастную больную голову на подушку. Поэтому я решил отложить визит. Сначала надо было отдохнуть, прийти в себя, а уже потом, на свежую голову, вникать в чужие проблемы.

Я ввалился к себе домой уже едва передвигая ноги. Сбросив туфли в прихожей, я поплёлся в гостиную и развалился на тахте. Всё утро у меня было такое сильное желание спать, что, казалось, стоит мне только прилечь, как я тут же отрублюсь. Но не тут то было! Не смотря на то, что устал я как собака, как следует уснуть мне не удавалось. Тошнота и головная боль не давали мне расслабиться, и я просто провалился в какое-то беспокойное забытьё.

Это был какой то нездоровый, ненормальный сон, из тех, что в народе называют "собачьим сном". Я то и дело просыпался, но, не очнувшись окончательно, снова проваливался в дремоту. За короткое время мне приснилось, наверное, не меньше сотни снов, причём сновидения были на редкость реалистичны, так что, часто просыпаясь, я не мог отличить сон от яви. Поэтому, когда в очередной раз я открыл воспалённые глаза и увидел неясный силуэт человека, сидящего напротив меня, я даже не удивился, приняв происходящее за продолжение сна.

В голове моей словно перекатывались тяжёлые свинцовые шары то и дело взрывающиеся яркими вспышками жуткой боли. Всё тело болело, словно каждую косточку дробили десятитонным прессом, мышцы были странно расслабленны и я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, так что лежал словно парализованный. В ушах стоял какой-то равномерный непрекращающийся и неприятный гул, а перед глазами плыл туман из маленьких мельтешащих черных точек, словно рябь на экране плохо настроенного чёрно-белого телевизора. Я лежал обессиленный и беспомощный и сквозь эту призрачную пелену вглядывался в привидевшийся мне силуэт.

Постепенно зрение прояснялось и я начал осознавать, что это не сон. В моей комнате действительно находился незнакомый мне мужчина. Осознав это, я задохнулся от неожиданности и испуга. Кто он? Как попал в квартиру? Ведь я точно помню, что закрыл входную дверь! Я хотел вскочить и потребовать у незнакомца объяснений, но почувствовал, что не могу пошевелиться. Я замер от ужаса. Сердце заколотилось часто и гулко, а сам я покрылся холодным липким потом. Кое-как собравшись с духом я осмелился спросить:

- Кто вы – губы мои были словно заморожены, язык заплетался, голос был слабеньким и каким-то жалостливым. Я попытался сосредоточиться и постарался, как можно более грозно продолжить: - Как вы сюда попали!?

Незнакомец сидел возле стола спиной к окну. Он что-то держал в руках, и низко наклонил голову, видимо разглядывая этот предмет. На голове у него была какая-то архаичная широкополая шляпа, которая отбрасывала тень на его лицо, так, что его трудно было разглядеть. Незнакомец видимо был очень высок, но в то же самое время невероятно худ, его фигура была до несуразности нелепа. Не смотря на жуткую жару, одет он был в длинный чёрный плащ, застёгнутый на все пуговицы, который висел на его худых плечах как на вешалке, ниспадая вниз многочисленными безобразными складками, чёрные же шерстяные брюки, и такого же цвета ботинки внушительного размера. Но странному человеку, по-видимому, вовсе не было жарко, наоборот, судя по тому, как он время от времени зябко поводил плечами, ему было холодно.

Услышав мой голос, незнакомец медленно поднял голову. Я взглянул в его лицо и похолодел от ужаса. Это было нечеловеческое лицо! Нет, конечно же, у него не было явных изъянов, и никаких атрибутов таких присущих нежити, которые демонстрируют в голливудских ужастиках. Из его головы не торчало козлиных рогов, изо рта не высовывались клыки, нос и глаза присутствовали на положенном месте. На первый взгляд это было вполне обычное человеческое лицо. Но только на первый взгляд. Но стоило только немного приглядеться, как становилось понятно, что такого лица просто не может быть у обычного, нормального живого человека. Неестественно большой в синих прожилках нос, характерный для законченных алкоголиков, выделялся неестественно ярким пятном на бледном, сероватом лице. Тонкие бескровные губы маленького рта, странно контрастировали с массивным тяжёлым подбородком. Густые, сросшиеся у переносицы брови нависали над глазами и занимали приличную часть узкого покатого лба. Казалось, что эти части лица были взяты у разных людей и собраны, как конструктор, в один немыслимый ансамбль каким-то неумелым ребёнком. И это чудовищное лицо Франкенштейна было абсолютно безжизненно. Ни единой морщинки не было на нем, ни единого движения, ни мимики, словно лицо трупа, равнодушного ко всему. И только глаза оживляли его. В его глазах не было равнодушия. Напротив, они пылали безудержной страстью! Бесконечная ненависть пылала в них, ненависть ко всему человечеству и зависть, зависть ко всему живому, ко всему рождённому, мятущемуся, чувствующему, страдающему и радующемуся. В них отражалась неутолимая жажда зла, желание беспричинной мести. Его глаза были как два горящих адским огнём озера, пугающих, и, в тоже время, притягательных, как зрелище бездонной пропасти, которое, открываясь перед глазами, внушает ужас и тянет к себе, как магнит. Взгляд этих глаз, казалось, проникает в самые сокровенные уголки души, без труда раскрывая самые мрачные тайны, узнаёт самые гнусные и грязные мысли и желания, которые ты тщательно скрывал даже от себя самого. От него ничего не возможно скрыть, ибо это был взгляд существа древнего, как сам мир, мудрого, как сам Бог. Он знал всё, он понимал всё, он ничего не осуждал, но никому не сочувствовал и ненавидел всех.

Я был загипнотизирован магией этих глаз. Цепенея от ужаса, я снова начал погружаться в бредовое сумеречное состояние.

-Что Вам нужно? – прошептал я, всё больше слабея.
Монстр, не отрывая от меня тяжёлого взгляда своих горящих глаз, поднял руку, в которой, оказалось, была зажата четвертушка тетрадного листка – то самое пресловутое объявление. Увидев его, я почувствовал, что окончательно теряю рассудок и срываюсь в бездну кошмара и безумия.

- Это твоё? – проскрежетал незнакомец дребезжащим басом. Голос его был безжизненным, без интонаций, абсолютно равнодушным. Я только мигнул в ответ, вне себя от ужаса.

- Что ж, - продолжал незнакомец, не отводя от меня своего ужасного взгляда, - мы принимаем твоё предложение.

Тут выражение глаз незнакомца изменилось. Теперь они светились злорадным торжеством, по прежнему ненавистью, и, я не мог поверить своим глазам – отвращением. Он ещё и презирал меня!

- Ты получишь всё, что хотел, - снова заговорил незнакомец, в его голосе слышалась насмешка. – Сто миллионов долларов, если не ошибаюсь?

Я снова глупо мигнул. Монстр ощерился в ехидной улыбке, обнажив большие, жёлтые зубы.

- О времени и исполнения твоих обязательств я сообщу особо – промолвил он деловито, надвинул шляпу на глаза, встал и вышел из комнаты. Именно вышел – не исчез в клубах серного дыма, не вспыхнул огнём, не растворился в воздухе, а просто вышел, как какой-нибудь простой страховой агент, а не исчадие ада.

А я заснул. Это может показаться странным, мне и самому удивительно, как это я после такого кошмара мог ещё и спать, но, тем не менее, я заснул, на этот раз без сновидений, и проспал, как убитый, добрые два часа. А, проснувшись, посчитал всё произошедшее дурным сном.

Голова всё ещё болела, меня мутило. Пошатываясь, я подошёл к письменному столу, за которым сидел незнакомец, и застыл на месте. На столе лежал свёрнутый вдвое тетрадный листок. С бешено бьющимся сердцем я осторожно и медленно его развернул. Это было то злосчастное объявление! Значит, это был не сон! Я остервенело, порвал литок на мелкие кусочки и выбросил в окно, брезгливо отряхнув руки, словно держал в руках мерзкую гадину. Потом долго стоял, глядя в окно, наблюдая, как ветер разносит клочки по улицам, и размышлял о случившемся.

Поверить в то, что произошло, было просто невозможно. Это противоречило здравому смыслу. Мой мир ещё вчера был прост и понятен. В нём не было места ничему сверхъестественному. И это было хорошо, очень удобно. Я знал правила, по которым протекает наша жизнь, я был уверен в том, что если буду скрупулезно им следовать, то могу жить долго, а если постараться, то даже счастливо. Во всяком случае, я сам выбирал свою судьбу. В пределах правил, конечно. Мысль о том, что глупая, и вообще то невинная шутка, может привлечь ко мне какие то неведомые мне потусторонние могущественные силы, и они будут определять мою судьбу по своим неизвестным мне законам, просто не могла прийти мне в голову. Да и сейчас, я просто не мог принять подобного. Этого не может быть, потому что не может быть никогда! Нет души, которую бы можно было бы продать, нет чертей, которые их скупают, нет ни ада, ни рая, ни Страшного суда! Это вполне убедительно нам доказали в школе, которую я только что закончил. Убедительно потому, что, во-первых, подтверждение словам учителей мы видим каждый день в повседневной жизни, а вот чертей, пардон, далеко не каждый день, во-вторых, мир, описанный учителями привычен, удобен и понятен, и, в конце концов, я так живу уже семнадцать лет! Признать существование дьявола, значит, признать существование Бога, а значит учителя, которым я так доверял, а так же мои родители и все мои знакомые, которые были целиком с ними согласны, заблуждались! А, стало быть, вот уже семнадцать лет я живу неправильно! И самое страшное – если всё это так, то я уже не имею даже шанса на спасение! И всё из-за какой-то глупой шутки! Неужели у этих сверхъестественных существ нет никакого чувства юмора! Они что, не понимают что ли – пошутили ребята, зачем же относиться к этому так серьёзно. Этого просто не может быть!

Ветер разнёс клочки бумаги так, что их будто и не было. Я продолжал стоять возле окна в хмуром оцепенении, тупо вперяясь в пространство. Я уже немного успокоился, мучавшая меня весь день головная боль прошла, сознание, наконец, прояснилось, и мысли мои начали постепенно менять направление. Я уже размышлял о том, как могла повлиять эта головная боль на мою психику, и не может ли она стать причиной галлюцинаций. Может быть, я даже серьёзно болен – рак там или шизофрения. Как ни странно, но мысль, о возможной серьёзной болезни, меня даже немного успокаивала. Болезнь – это конечно плохо, но уже более понятно, к тому же хорошо объясняет произошедшее. А главное – никакого ада! Просто болезнь, просто крыша съехала – вот и чудится всякая чепуха. К тому времени, когда родители вернулись с работы, я уже утвердился в этой мысли, и даже смог поприветствовать их довольно бодро, так что они не догадались о моём состоянии. Конечно, если это болезнь (а что же ещё?), то родителей следовало поставить в известность, но на сегодня мне было достаточно неприятных переживаний, и я решил отложить разговор с ними на другое время. Во всяком случае, как я поклялся себе, я обязательно обращусь за помощью, если приступ повториться.

Когда я окончательно пришёл в себя, мне пришла мысль прогуляться. Я испытывал насущную потребность поболтать с ребятами, проветрится, развеяться. К тому же мне было любопытно, было ли с ними нетто похожее на моё сегодняшнее злоключение. Если у них всё в порядке, то значит, я однозначно сбрендил, если нет. … Ну, об этом лучше не думать.

Как всегда, я решил зайти за Сашкой (он жил этажом ниже), чтобы вместе с ним пойти на улицу. Я подошёл к дверям его квартиры я, как обычно, сначала прислушался. Сашка был шумным парнем, к тому же был поклонником тяжёлого рока, так что наличие его присутствия в квартире, как правило, можно было определить легко. Но на этот раз за дверями стояла странная тишина, и только невнятное бормотание, будто кто-то переговаривался вполголоса, давало знать, что квартира не пуста. Я вспомнил, что Сашка не был на экзаменах и забеспокоился. Определённо что-то с ним произошло. На мой звонок дверь долго не открывали, и только когда я позвонил ещё раз дверь, наконец, открыла Сашина мать. Её осунувшееся постаревшее лицо было заплакано. Из-за её плеча выглядывала Сашина сестра, она то же всхлипывала и вытирала глаза. Я уже не на шутку был встревожен.

- Мария Алексеевна, Нина, здравствуйте! А-а, Сашу…, - их лица напряглись. – Что случилось!? – не выдержал я.

Тётя Маша разрыдалась. Нина, хоть и захлюпала носом, но сдержалась и ответила:

- Саша в больнице.
В который раз в груди у меня похолодело.
- Как в больнице? Ведь я вчера его видел, он был здоров и в порядке. Что с ним произошло?

Мать зарыдала вовсю и неверной походкой направилась в комнату. Нина раскрыла пошире дверь и, подвинувшись ближе, зашептала:

- Он сегодня утром под трамвай попал, когда в школу шёл. Ему всю правую ногу изорвало. Утром была операция – ногу ампутировали. Но он до сих пор в плохом состоянии в реанимации. Большая потеря крови и шок.

Дверь в квартиру была распахнута, и было хорошо видно всё, что находилось в прихожей. На обувной полке лежала яркая коробка с логотипом adidas. Явно новая. "Отдам ногу за новые кроссовки"- вдруг вспомнился мне текст Сашкиного объявления. Сашка был осторожным парнем, и попасть под трамвай могла скорей его безбашенная сестрёнка, а не он. Но он сегодня очень торопился, потому что опаздывал в школу. Из-за меня. Он ждал меня, ведь мы всегда шли в школу вместе. А я опоздал. А Саша никогда в жизни не опаздывал, потому то он и спешил и потерял бдительность. Тяжёлый груз опустился мне на плечи, заставив меня ссутулиться. Груз вины. Я был виноват в Сашиной беде.

- Лена, - я показал на коробку – это Сашино?
Она удивлённо взглянула на меня и кивнула:
- Да. Представляешь, мама только вчера вечером посылку получила, от папы. Он сейчас в Москве. Адидас! Настоящие! Не какая то кооперативная подделка. Сашка давно клянчил такие у отца. Сегодня в первый раз их надел, - она помрачнела: - Теперь уж вряд ли понадобятся.

Я был оглушён новостью. Похоже, сбывались самые худшие мои предположения. И визит мрачного незнакомца мне, вероятно, всё же не примерещился. Видимо, адский монстр явился и к Саше и потребовал обещанную ногу. Я рассеянно попрощался с Леной, попросив её держать меня в курсе дел, и уныло поплёлся на улицу.

Выходя из подъезда, я столкнулся с Андреем – ещё одним представителем нашей злополучной компании.

- О, здорово! – бодро поприветствовал меня приятель, - А я как раз к тебе! Я тебе звонил, но твоя маманька сказала, что ты только что на улицу пополз. Вот, спешу лицезреть лучшего друга, и высказать ему своё почтение. Ну, хвастай!

Я с недоумением смотрел на него.
- Чем?
Андрюха был явно в хорошем расположении духа.
- Как чем! – жизнерадостно возопил он,- Ты же сегодня сдавался, если я не ошибаюсь. И как успехи? Впрочем, я уверен, что у тебя всё ништяк. Ты всегда был законченным ботаником.

Я несколько замешкался. Надо сказать, после всех пережитых волнений, я совершенно забыл про экзамены, и теперь с большим трудом припоминал подробности. На самом деле, это ведь такая мелочь, по сравнению с вечностью!

- Да, вроде бы всё в порядке, - вяло ответил я, лишь бы отвязаться от расспросов.

- Что-то ты как-то и не рад вроде. Кислый какой-то, - Андрей скривил губы и пожал плечами. – А Сашек как? Вы вроде одноклассники. И, кстати, где он сам, чего это вы вдруг не вместе, сладкая парочка? Непорядок!

Можно было делать вывод, что с Андреем ничего необычного не произошло. Он вёл себя как обычно, то есть так, как всегда. Он не был ни напуган, ни подавлен, ни озадачен. Я кратко сообщил ему о беде, случившейся с Сашей. Андрей был явно расстроен. Он, как и я недоумевал, как Сашка мог быть так неосторожен. Я решил, что наступил подходящий момент, для того, что бы высказать свои соображения по поводу связи случившегося с Сашей и нашими объявлениями. Правда, о незнакомце рассказывать, пока не решился. Мало ли как мой приятель отнесётся к услышанному, ещё посчитает меня сумасшедшим. Андрей некоторое время размышлял над моими словами, но потом все же отрицательно покачал головой, скептически заметив:

- Конечно, странно, что это произошло практически сразу после нашего дурачества, особенно напрягает то, что Сашка потерял именно ногу, прямо как написано в объявлении, но все-таки это не более чем совпадение. Подумай сам. В стране десятки городов, где ходят сотни, если не тысячи трамваев, наверное, каждый день кто-нибудь попадает под трамвай, и травмируют в первую очередь конечности, ведь, в конце концов, ноги – это почти половина тела. Это, конечно, удивительное совпадение, но не надо на этом основании впадать в суеверие. Так ведь можно до нехорошего договориться. Всё вполне объяснимо с точки зрения здравого смысла, так что не надо тут чертовщину всякую разводить. К тому же, если действительно дело обстоит так, как ты рисуешь, то почему пострадал один лишь Сашка? Ведь мы то же всякой чепухи понаписали, а ведь нам хоть бы что, с нами-то всё в порядке. Разве это не доказательство?

Я не считал, что подобное утверждение такое уж веское доказательство, и я вовсе не был уверен, что со мной было всё в порядке. Но Андрюхина уверенность и бодрость внушали оптимизм. К тому же он был прав хотя бы в том, что с нами действительно ничего (по крайней мере, физически) не случилось. Так, что это действительно могло оказаться просто чудовищным совпадением. А мои видения - не более чем галлюцинации расстроенной психики. Я где-то читал, что выпускные экзамены так сильно якобы напрягают нервишки молодых, так сказать неокрепших организмов, что многие не выдерживают, начинают психовать, и крыша у них начинает жестоко протекать. Но как только стресс проходит, то тут же проходят и все безобразия и чердак становиться на место. Никогда бы не подумал, что эта тема может меня когда-нибудь коснуться, но видимо я льстил себе. Но сейчас, я даже хотел убедиться в том, что я псих. Уж лучше беседовать с психиатрами по поводу больной моей головы, чем с Дьяволом по поводу моей пропащей души. Но как бы там не было, посвящать Андрюху в мои проблемы не стоило, у него плохо держался язык за зубами, скажешь ему – знать будет весь город. Так что хорошо, что я вовремя остановился и не разболтал ему лишнего. Но всё же мне необходимы были дополнительные факты подтверждающие, что всё случившееся всего лишь печальное стечение обстоятельств. А для этого достаточно было, как я думал, встретиться с Сергеем – последним представителем нашей фантастической четвёрки. Я поделился этой мыслью с приятелем, и он охотно поддержал меня, хотя, подозреваю, и посмеялся про себя над моей суеверностью.

Сергея не оказалось дома. Это нам сообщила его мать. Но, насколько можно было судить, он был жив и здоров.

- Ох, ребятки! Да он гуляет уже часа два! – Серёжкина мать, была явно довольна, - Я, конечно, могу ошибаться, но кажется у него свидание с девушкой.

- Да вы что! – несколько преувеличенно восхитился Серега, состроив глуповато-удивлеённую гримасу, - Почему Вы так решили?

Простоватая женщина, не замечая насмешки, затараторила:

- Он задержался после школы, а как только пришел, сразу утащил телефон в свою комнату, заперся и болтал целый час, тихонько, так, что бы я не слышала. А только болтать прекратил, так сразу на улицу заторопился. Долго перед зеркалом прихорашивался, я его таким прилизанным и не видала ещё никогда. А сам всё в окно поглядывает. Потом вдруг бросил расчёску и умчался, даже не попрощался. Мне любопытно стало – чего это он так торопиться, тоже глянула в окно. Гляжу, возле подъезда девочка стоит, симпатичная такая, Серёженька к ней подошёл, они обнялись, да так в обнимку с ней и пошли куда-то.

Серёжкина мать прямо светилась от счастья. И её можно было понять. Серёжке не везло с девчонками - уж очень он был непригляден: толстый, со свисающим брюшком и складками жира на боках, огненно рыжий, с конопатым, вечно красным лицом и курносым до безобразия носом. К тому же, прекрасно осознавая недостатки своей внешности, он был ужасно застенчив, и, общаясь с представительницами прекрасной половины человечества, дико смущался, терялся, начинал суетиться, лепетать какой-то вздор и вообще вести себя нелепо. Девчонки его не любили, постоянно дразнили и зло подшучивали над ним. Но он был неплохим парнем и очень хорошим товарищем, и нам тяжело было видеть, как наш друг страдает. Мать тоже переживала за сына неудачника, и потому естественно обрадовалась Сережкиному новому знакомству, надеясь, что девчонка поможет избавиться ему от старых комплексов. Мы тоже были рады, но Андрюха, в силу вредности своего характера просто не мог отказать себе в удовольствии поёрничать. Он наклонился ко мне и прошептал на ухо:

- Девка, небось, такая же красавица, как наш Серега.

Я невольно усмехнулся, представив себе рыжую, конопатую толстуху, рядом со столь же неотразимым Серегой. Но тут мне в голову пришла одна мысль, которая тут же прогнала улыбку с моего лица. Я дернул Серёгу за рукав, кивнув в сторону выхода, предлагая убраться отсюда побыстрее.

- Ты чего сорвался как ошпаренный? – спросил меня Андрей на улице.

- Ты слышал? Серёжка познакомился с девчонкой, и мать его утверждает, что она красавица.

- Ну и что? Это с каждым рано или поздно происходит, даже с такими олухами как Серега. Что тут удивительного? Я вот с ними, почитай, каждый день знакомлюсь. А что касаемо её красоты – то это чисто субъективное мнение его мамаши. Ей сейчас любая крокодилица за красавицу сойдёт, лишь бы на её Серёженьку внимание обратила. Ты то чего так всполошился?

- Вспомни – "Отдам сердце красивой девчонке"! Это же прямо по тексту!

- Ты опять за своё! Ты, почему буквально во всём видишь происки каких-то тёмных сил?! Серёга здоровый молодой парень, почему бы ему ни встретиться с такой же молодой здоровой девкой. Или ты уже настолько пропащим его считаешь, что будто бы он сам, без помощи дьявола, этого уже и сделать не может? К тому же, как я понимаю, он жив и здоров, и, наверное, сейчас, даже доволен, как мартовский кот! Мне начинает казаться, что тебя паранойя окружила, ты начинаешь меня беспокоить, парень! У меня к тебе такое предложение – выбрось-ка ты всю эту ерунду из головы, и пойдем-ка лучше гульнем, как следует! Глядишь, у тебя мозги на место встанут. В клубе "Парус" в видеосалоне " Эммануэль" крутят, там мой знакомый командует, он пропустит. Поглазеем на порнушку, потом в клубе дискотека будет – потусуемся, "отдадим свои сердца" каким-нибудь клеевым тёлкам. У меня сегодня бабки есть, можно будет пивка взять - оттянемся!

Я не разделял легкомыслия Андрея. Наоборот, ещё одно совпадение только добавляло мне тревоги, уж больно их много набиралось, совпадений этих. Впрочем, позицию Андрея тоже можно было понять. Отказываться от здравого смысла и начать верить во всякую чертовщину, основываясь только на паре пусть странных, но всё же вполне объяснимых совпадений, да ещё на моих невнятных параноидальных бормотаниях было бы с его стороны просто глупо. Ведь, в отличие от меня у него не было видений, да и его голова (если принимать во внимание текст его объявления) твёрдо держалась на плечах. Ещё покрепче, чем у меня. Так что у него не было никаких причин печалиться. А вот я в его глазах явно выглядел полным кретином, и то, что он ещё пока открыто, не надсмехался надо мной, объяснялось лишь тем, что он уважал меня, ценил мою дружбу и не хотел меня обижать. Но развлекаться сейчас, настроения у меня не было никакого и я отклонил предложение. Андрей изрядно удивился, поскольку такое поведение было для меня исключительно ненормальным, и, даже, не удержавшись, всё-таки покрутил пальцем у виска и недоумённо пожал плечами, но уговаривать не стал, видимо решив, что я настолько плох, что какие-либо уговоры просто бесполезны. И мы разошлись в разные стороны: Андрюха в клуб - развлекаться и веселиться, а я домой – тосковать и ужасаться.

Дома я прослонялся из угла в угол весь вечер, не находя себе места, пока вымотавшись в конец от переживаний не лег спать. Проснулся я от телефонного звонка. Долго лежал, не открывая глаза и не желая просыпатся, прислушивался к настойчивой тревожной трели звонка, удивляясь, почему к телефону так долго никто не подходит. Наконец послышалось шлёпанье домашних тапочек и сонное ворчание отца. Противный звон смолк. Отец что-то тихо и недовольно говорил в трубку, а затем неожиданно позвал меня. Я с большой неохотой поднялся и посмотрел на светящееся табло электронных часов. Три часа ночи! Кому это я мог понадобиться в такое время? Я тихо спросил у отца: "Кто?", но он не ответил и молча протянул мне трубку. Выглядел он встревоженным.

Звонила мать Сережи. Она плакала. Серёжа всё ещё не вернулся домой. В голове у меня запульсировало. Я, стараясь сохранять спокойный тон, хотя хотелось кричать, отвечал, что Сережу сегодня не видел, и где он может сейчас находится, не представляю. Серёжина мама, не преставая всхлипывать, положила трубку. Я понимал её состояние. Но моё было не лучше. Сбывались самые худшие предчувствия! Стараясь не обнаружить своего страха перед отцом, я, сдерживая рвущуюся наружу панику, вернулся в свою комнату и лёг в постель. Но спать я больше уже не мог. Я ворочался весь остаток ночи, рисуя в воображении картины одна другой страшнее, и едва дождался утра.

В этот день мне следовало идти в школу на консультацию. Правда, об учёбе и думать то не хотелось. Выпускные экзамены, школа, предстоящее поступление в институт – всё это уже не казалось таким уж важным. Гораздо важнее было знать, где, черт побери, Сергей, все ли в порядке с Андрюхой, и что будет дальше… со мной. Первым делом я позвонил к Сергею домой, надеясь, что всё обойдётся, и он будет дома, довольный проведённой с красавицей ночью. Но на противоположном конце линии трубку никто не брал. Я снова и снова набирал номер, кусая губы от нетерпения, но ответом мне по прежнему были длинные гудки. Тогда я, впадая в отчаяние, взялся звонить Андрею. Но там, слава Богу, было всё в порядке. Его мать сообщила, что этот чудак (правда она выразилась покрепче) пришёл под утро, весьма нетрезвый и сейчас валяется в кровати – отсыпается. Я немного перевёл дух – всё-таки оставался шанс, что и Сергей так же загулял и скоро найдётся, во всяком случае, раз с Андрюхой всё в порядке, то значит всё не так необратимо и обречённо, как мне показалось, всё еще может оказаться просто странным стечением обстоятельств, и я забуду вскоре всё как дурной сон. Хотелось в это верить. Я немного успокоился, и начал собираться в школу. Завтракал я вместе с отцом. Он по обыкновению включил телевизор и смотрел утренние городские новости. Я меланхолично пережёвывал яичницу с колбасой, равнодушно наблюдая за экраном. Вдруг кусок колбасы застрял в голе. Я поперхнулся и закашлялся. По телевизору передавали криминальную хронику. Сейчас, как раз, шла рубрика "Срочно".

- Сегодня ночью – равнодушно и деловито вещал голос диктора – В городском парке был найден обезображенный труп неизвестного юноши. Предположительно, убийство произошло около полуночи. Ведётся расследование. Отдел внутренних дел обращается к жителям города с просьбой помочь следствию. Убедительная просьба: все кто знает или видел вчера молодого человека, чью фотографию вы видите на своих экранах, сообщить об этом по телефонам….

Я с ужасом разглядывал фотографию Сергея. Смерть настолько его изменила, что я едва узнавал его. Глаза его были закрыты, на измученном, искажённом предсмертными страданиями лице не было ни кровинки, оно было невероятно бледным, до синевы. Даже его веснушки будто исчезли. Рот был приоткрыт, на губах и даже зубах были видны следы крови, видимо, прежде чем фотографировать труп, кровь с лица смыли, но небрежно. На экране фотография убитого Сергея уже сменилась изображением самодовольной физиономии какого-то милицейского чина. Он докладывал подробности

… - убийство было совершено с особой жестокостью и цинизмом. Убийца вырезал из тела пострадавшего сердце. По-видимому, это дело рук какого-то новоявленного маньяка. В связи с происшедшим, отдел внутренних дел города обращается к гражданам с просьбой проявлять бдительность и осторожность, воздержаться от посещения парковых зон в ночное время, не оставлять детей без присмотра. Органы внутренних дел приложат все усилия для того, что бы это ужасное преступление было раскрыто, а преступник понёс заслуженное наказание.

Это была катастрофа! Все сомнения относительно реальности произошедших вчера событий отпали. Более убедительного доказательства придумать было трудно.

Я сидел, застыв, как громом поражённый, невидящим взглядом уставившись в экран. До отца то же, наконец, начала доходить суть происходящего.

-Слушай, - обратился он ко мне, - а это не твоего ли приятеля показывали там по телевизору? Как его там, Сергея, что ли? – и внимательно вглядевшись в моё застывшее лицо, сам же и ответил: - Похоже, что его.

Он обнял меня за плечи.
- Крепись, сын! Я знаю – он был твоим другом, но надо уметь держать удар! Не раскисай! А то я гляжу, что ты совсем уж бледным стал.

Отец хотел добавить что-то ещё, но я высвободился из его объятий, не став дослушивать его, и сказал, что мне надо срочно позвонить.

-Конечно, конечно! Я всё понимаю! – отец проводил меня сочувствующим взглядом.

"Да ничего ты не понимаешь!" – раздраженно подумал я, подходя к телефону. Отец видимо думал, что я так сильно переживал только из-за гибели друга, он и подумать не мог, что беспокоюсь-то я в основном о себе. Страх за собственную судьбу почти полностью вытеснил потрясение, вызванное гибелью Сережи. Правда, сейчас, набирая номер телефона Андрея, я беспокоился именно о нём. То, что написанное нами в шуточных объявлениях, сбывается, я уже не сомневался, доказательств этому было более чем достаточно, так что думать надо было уже не о том, реально или нереально происходящее, а о том, как попытаться помочь избежать смерти моему другу. Минут пять никто не брал трубку. Видимо мать Андрея уже ушла на работу. Но, наконец, когда моё терпение было уже на исходе, и я собирался, бросив всё бежать к Андрею домой, длинные гудки прекратились, и в трубке послышался сонный голос Андрея:

- Алло, я слушаю.
- Андрей! С тобой всё в порядке?!
- Да…. А кто это?
- Андрей, это Слава. Слушай внимательно! Сиди дома, никуда не выходи, никому не открывай! Я сей час приду к тебе.

- Гм… Тебе тоже не открывать?
- Андрей, постарайся быть серьёзным! Случилось страшное! Про объявление помнишь? Так вот, Сергей погиб! Ему вырвали сердце! Только что об этом передавали по городскому телевидению. Всё сбывается, Андрей, всё сбывается!

- Постой, постой, не торопись! Что-то я ничего не понимаю! – Андреи тяжело вздохнул, - Какое ещё сердце? Чего ты там опять про свои объявления лопочешь? Фу-у-ух! Кто из нас с похмелья – ты или я?

Но видимо в голове у него начало немного проясняться, потому что, после нескольких секунд молчания, пока я собирался с мыслями, думая, что бы ему ответить он спросил:

- Погоди, что ты там сказал про Сергея? Повтори, пожалуйста, и поподробнее, а то я чего-то не понял.

Я снова, уже более подробно рассказал об утренних теленовостях.

- Это точно так, ты не ошибаешься? Я имею в виду – это точно Серега? Ты не ошибся?

Я рассердился.
- Андрей! Ну, за кого ты меня принимаешь? Как можно не узнать Серегу!

- Действительно, – пробормотал Андрей, - У него специфическая внешность. Трудно с кем-либо спутать.

В его голосе слышалась тревога, он явно был напуган.

- Славка! Так это что же получается? Стало быть, ты прав! Это значит – теперь моя очередь? Господи! Что же делать то!

Андрей явно скатывался в панику. Его обычный скептицизм в это утро не работал. Видимо сказывались не выветрившиеся винные пары.

- Андрей! Ещё раз тебе говорю – сиди дома, никуда не выходи, никого не впускай, ничего не предпринимай! Ничего не делай такого, что может быть хоть немного опасным. Даже чайник на плиту не ставь! Лучше всего просто сиди смирно на стуле и жди, когда я приду. Там вместе думать будем что делать. Должен же быть какой-то выход! Просто нужно подумать и составить план действий.

- Хорошо, я жду! Не задерживайся только, приходи побыстрей.

К счастью (если вообще это слово можно употреблять при данных обстоятельствах), родителей уже не было дома, и мне не пришлось никому объяснять, куда это я намылился вместо того что бы готовиться к школе, и я быстренько собравшись, вышел. Когда я спускался по лестнице в подъезде, я встретил Марию Алексеевну и Нину, поднимающихся мне навстречу. Лица у обеих были измученные и печальные.

- Здравствуйте! – обратился я к ним, - Мария Алексеевна, как Саша?

Сашина мама прикрыла глаза, лицо её исказилось от боли.

- Саша умер, - она тяжело вздохнула. – Умер мой мальчик!

И тихонько заплакав, пошла дальше. Нина, молча, словно тень последовала за нею. Я проводил их взглядом, не в силах вымолвить ни слова. Как умер?! Разве мало того, что Саша потерял ногу?! Этому дьяволу потребовалась ещё и его жизнь?! В моей душе поднимался гнев. Не-е-ет! Дьявол забрал двух моих друзей, но больше он ничего не получит! Я буду бороться! Андрея я ему не отдам, даже если мне придётся всю оставшуюся жизнь следовать за ним тенью, быть его телохранителем и сиделкой! Да и меня он не получит! Пусть подавиться своими миллионами – не нужны они мне. Здесь проще – не возьму деньги и всё! Не на голову же упадут мне эти сто миллионов, в самом деле! Хотя … кто его знает, чёрта. Надо быть осторожным. Вот так, зарядившись боевым духом и решив быть дьявольски сильным, я отправился выручать своего друга.

На улице разгорался опять таки прекрасный день. Погода как будто издевалась надо мной. Абсолютно безоблачное небо, яркое солнце, яркие краски зелени травы и листвы, обилие света и тепла – всё резко контрастировало с моим мрачным настроением. Я бежал по улицам, не замечая всего этого летнего великолепия. В голове была одна лишь мысль, мерцавшая восклицательным знаком – успеть! Успеть застать Андрея живым, переломить ход событий, преодолеть силы Рока. Вот показалась старенькая, панельная пятиэтажка, в которой проживал мой друг. Я уже видел окна его квартиры на втором этаже, распахнутые настежь по случаю июньской жары. Я ещё прибавил шагу. Подъезд был уже близко. Я заметил, что из окна показалась голова Андрея. Видимо он ждал меня с большим нетерпением. Он увидел меня и замахал руками, приветствуя, радостно улыбаясь. Я тоже улыбнулся, чувствуя облегчение, и помахал рукой в ответ. Вдруг я заметил, как на пятом этаже что-то блеснуло. Не останавливаясь, я поднял голову и пригляделся. На пятом этаже маленький толстенький мужичок с одутловатым красным лицом и пивным животиком, за каким-то бесом снимал оконную раму. Получалось у него это неловко, руки у него явно росли не из положенного места. Какое то мгновение я наблюдал за его нелепыми движениями, как тут же страшная догадка озарила меня, и я заорал во всё горло:

- Андрей, уйди! Уди от окна!
Андрей непонимающе вытаращился на меня, а мужик, услышав мой дикий вопль, резко оглянулся в мою сторону, и, потеряв равновесие, скатился с подоконника в комнату, выронив из рук раму, которая повалилась на улицу. Рама с силой ударилась о карниз, и стекло раскололось на два больших осколка, которые полетели вниз, обгоняя друг друга. Андрей, услышав шум, поднял голову, и тут первый осколок ударил его плашмя по темени, разбившись на осколки, которые порезали Андрею лицо. Андрей резко опустил голову, закрывая лицо руками, и тут второй осколок, летящий вертикально врезался ему в шею. Он отделил голову Андрея от туловища аккуратно, как нож гильотины, а сам рассыпался на тысячу мелких осколков. Тело Андрея, нелепо взмахнув руками, рухнуло на подоконник, его сотрясали конвульсии. Из обрубка шеи фонтаном била кровь, орошая жёлтые панельные стены алыми брызгами. Голова в окружении ярко блестевших на солнце осколков упала на землю с глухим и влажным шлепком и, перевернувшись, подкатилась к моим ногам. Глаза на изуродованном лице Андрея выражали недоумение, я видел, как искра жизни тает в них, как их затягивает мутной поволокой, похожей на ту, что покрывает поверхность старых зеркал. Не в силах отвести взгляда я смотрел на это ужасное зрелище. Перед глазами у меня всё помутилось, всё плыло, теряя очертания и форму, всё кроме отрубленной головы, глядящей на меня мёртвыми глазами, словно укоряя. В ушах стоял всё нарастающий гул, как от приближающегося поезда, и где-то вдалеке я слышал дикий душераздирающий вопль, и, проваливаясь окончательно в спасительную темноту забвения, я понял, что этот вопль – мой крик.

Вообщем-то, можно и не описывать, что было дальше. Меня отвезли в совершенно невменяемом состоянии в соответствующее учреждение, где в течение восьми месяцев величайшие светилы советской психиатрии прочищали мне мозги. В конце концов, им если и не удалось полностью меня убедить в том, что всё происшедшее со мной и моими друзьями было лишь печальным стечением обстоятельств, целой чередой необыкновенных совпадений, то им, по крайней мере, удалось внушить мне мысль, что не стоит орать на каждом перекрёстке о своём мнении. Наградой за усвоение этой дельной мысли была выписка из психбольницы. Кстати свой последний экзамен я сдал именно там. Для меня было сделано исключение, поскольку все преподаватели (да, и, пожалуй, весь город) мне сильно сочувствовали. Конечно, было это сделано только после того, как мой врач дал официальные заверения, что я достаточно разумен, что бы написать экзаменационное сочинение, ну а мне настоятельно посоветовал не писать на тему: "Как я провёл лето". Не понимаю, как после всего пережитого я смог вернуться к нормальной жизни, но мне это всё-таки удалось. Видимо время действительно прекрасный доктор и лечит лучше всех психиатров вместе взятых. Новые дела, новые устремления, новые заботы постепенно вытеснили события прошедших лет, и к сему дню я умудрился полностью о них забыть. А забот и дел действительно появилось много. В стране происходили удивительные события, и мне повезло оказаться в их гуще. После выздоровления я скорее уступая воле родителей, чем по своему желанию поступил в институт народного хозяйства, и стал учиться на финансиста. Поначалу я относился к своей будущей профессии скептически, но по мере того как память о заключённой сделке выветривалась из головы, будущая карьера всё больше увлекала меня. К тому времени как я окончил институт, я уже твёрдо знал, что буду делать. Для начала карьеры мне сильно помогли мои дружеские связи с сокурсниками, которые, как правило, были из семей власть имущих, но больше конечно росту способствовали, безусловно, мой ум, трудолюбие и проснувшийся вдруг талант финансиста, и – удача естественно, куда же без неё. Я всегда был человеком реалистичным и практичным. Поставив перед собой какую либо цель, я делал всё для её достижения. Какие-либо моральные ограничения, если они мешали делу, я не признавал. Впрочем, окружающие меня дельцы тоже не страдали сантиментами, поэтому я всегда считал, что поступаю правильно. С волками жить – по-волчьи выть! Так, и только так можно добиться успеха! Так что, как и все я лез напролом, шёл по головам, хитрил, лгал, изворачивался, предавал, если это было выгодно. Впрочем, я никогда и не относился к этим поступкам как к предательству – это сделка. Сегодня ты мой партнёр, завтра твой враг – мой партнёр. Это бизнес, ничего личного! Со мной ведь тоже так поступали. Ну а простой рабочий люд за людей я даже и не считал. Да и в самом деле, как можно считать людьми этих безвольных, безликих, тупых животных. Это – быдло! Тягловый скот! Рабочая масса, из которой умный человек лепит все, что ему заблагорассудиться! Сколько этих несчастных я разорил, скольких погубил, отняв последнее – я даже и не считал. Ведь я рассуждал так – не будь дураком и не позволяй себя обманывать, а если тебя обманули, так значит тебе и надо – терпи, заслужил. Лох – это судьба! И я не испытывал ни малейших угрызений совести. Да и ради чего? В нашем мире – каждый сам за себя. Я и сам не заметил, как превратился из доброго чувствительного парнишки в отпетого негодяя, самодовольного мерзавца! Я думал, что проживу в довольстве, богатстве и низости весь век, но ошибся – пришёл час расплаты. Я думал, что разбогател только благодаря своему финансовому гению и невероятной удаче, а оказалось, что я только получил расчёт за свою бессмертную душу, и всё моё везение – это лишь покровительство Сатаны своему рабу! Как глупо и жалко прошла моя жизнь! И какой ужас ожидает меня после смерти!

Секундная стрелка на моих часах завершила свой роковой путь и остановилась на цифре двенадцать. Я поднял глаза и увидел нацеленный на меня ствол автомата. Я не увидел пули, пробившей мой лоб и разорвавшей мой мозг. Я увидел пропасть, разверзшуюся передо мной, полную огня, за которым скрывалось нечто, нечто злобное и жестокое и … бесконечное.